Пределы бесстрастия неисследимы

      — Луис, спать пора примерно через час… ты же сам не любишь ничего делать на витающую в облаках голову. Или всё дело в этом, потому делаешь вид, что никак не закончишь?       Так-то оленье ухо приподнялось, рефлекторно не могло не оживиться на слова, устремившись ввысь. Но спустя секунды опустилось обратно — похоже, говорящая Луису эти слова была полностью права, что он притворяется, хоть и в самом деле дописывал свой доклад. Но что бы изменили её жалобные моления… ведь настойчивость не всегда работает на пользу. Возможно, добьётся своего, как и полного нежелания заниматься тем, что было оговорено устно, и с несколько неудачных попыток ему, или им обоим совсем расхочется возвращаться к этому.       Но рано или поздно, до того самого всё же дойдёт… по контракту, лик благополучия всё ещё поддерживает их обоих, и им это не может не нравиться. Но всё же он, генеральный директор экспорта автомобилей в прочие точки мира, занимающий и пост в кафедре советника государственной безопасности под его покровительством, никогда не чувствовал острой необходимости в исправлении рукописных ошибок и допущении большего количества пометок на листе, как сейчас. Да, именно так, когда ему так сильно сегодня ночью не хотелось спариваться с женой по контрактному браку — особенно остро, пусть и без недовольств на повышенных тонах, он сегодня реагировал на такое. Просто потому, что это ещё большее обязательство, чем ровно похожая ситуация у женившихся по любви, впоследствии установив правила даже в сексе.       — Сегодня пятница, дорогой, если вдруг забыл. Хоть у тебя феноменальная память, но… ты же, когда тебе удобно, не можешь не помнить, что мы с тобой супруги.       Этот отличительный «женский» вздох, будто её игра эмоциями реальна… Эти полунамёки с ожидаемым проницательным взором, к которым редко может привыкнуть партнёр, если сам не таков… И, безусловно, это умение подбирать тон нейтральным обычным словам так, что в них вмиг закрадывается скрытый смысл… как же гениально и часто бессердечно слабый пол этим пользуется! В данном случае заметен факт, что от пассивной взаимности, которую можно обыграть в пользу для двух «влюблённых» молодожёнов, где никто бы не ушёл обиженным, но и не побеждённым, оставляло желать лучшего в крупных размерах! Этот «дорогой», произнесённый ей, «счастливой» женой ученика главного советника, в руках которого абсолютная власть над горожанами может не заставить себя долго ждать… настолько притворен, что на самом деле звучащий вместо него «болван» действовал бы также тепло, привлекательно и уважительно, по-настоящему.       — Не надо продолжать, умоляю… я в курсе, что пятница. Можем хоть раз в этот день недели не делать намёков друг другу о том, что она предписана в договоре… точнее, брачная ночь. Так будет гораздо проще нам обоим получать удовольствие, не находишь?       Но как это вообще можно представить самцу, не особо давно окончившему обучение и посидевшему на кресле главы самых могущественных мафиози, что он стал бы вздрагивать об упоминании секса, как об обязательстве? Ему, словно секунду назад бывшему юнцом при полном половом расцвете вместе со всеми остальными, но давно уже при авторитете белой и чёрной стороны сущности его города… что он так сильно стал бояться, мать их, пятниц? Все нормальные звери, а может и инопланетные существа до одури шарахаются от понедельников, как от демонов! Это ведь так логично, если ненавистна работа, однако приятны деньги, способные решить многие вопросы и проблемы — вот только для их добычи «белое» официальное ремесло всегда начинается с этого дня недели.       — Э-э-эх, и то верно, ты прав… вот только как знал, что значит эта ночь на неделе до моего напоминания, так и я прекрасно понимаю, о чём говоришь. Хочу добавить, что согласна с этим… поэтому ещё подожду, когда ты поймешь, что некоторые вещи лучше делать, а не думать.       Вот же проницательная молодая самка, также недавно бывшая невинной телом… хотя кто мог знать о её весёлых связях до замужества, если она не захочет поговорить об этом, чтобы ничего не скрывать друг от друга, как якобы положено супругам. В чём-то бывшая, но ещё до этого оставшаяся с предрешённой судьбой вместе с богатством, и положением без единой нужды, кроме искренней любви! Стоило бы восхититься тем, что её не проведёшь, и она без выпытывания признаний распознала его притворство с докладом. А неизбежно становясь старше и, как назло, опытнее, пред ней вовсе будет бессмысленно врать, и ещё невыносимо стыдно изменять!       Забояться последнего дня перед выходными, позволяющего расслабиться как угодно, куда больше этого… Осознать сей факт дорогого стоит, но когда узнаётся причина, запутанная мозаика складывается — супружеский долг с тем, кто нелюбим и кто был навязан бумагой с подписями, либо ничто не помешало самому убедить себя в отсутствии симпатий к такому партнёру, сойдёт за основание не заниматься им. Тем не менее не имея права торопиться рушить брак, покуда точки соприкосновения всегда можно отыскать, всерьёз занявшись этим. Итак, разговоры коллег и подчинённых Луиса о пятнице, и возможностях отрываться по полной, да так увлекательно, о чём не настрочат в печатных журналах из-за их медийных персон, должны прекратить его смущать и сыпать соль на рану. Почему бы уже не начинать пытаться искать способы получать удовольствие от секса с самкой благородного оленя Азуки не только ради наследника с целью, что чем он скорее появится — тем всё это закончится?       Наивный Бэмби, как его когда-то любили называть все молоденькие самочки академии Черритон, с которыми он переспал по доброй воле, либо близко общался. А им такое было в радость, чтобы главная гордость и красота этого учебного заведения уделял время плебейкам вроде них. Ну и что, что пятница была оговорена разделённой духом парой как вечер секса, а он даже не заметил, как такое произошло! Был бы выбран иной день при иных обстоятельствах, что бы это изменило, включая тяжёлое восприятие?       — Отлично, я закончил… смерть как подустал от всего этого.       До того, как Луис сказал это с неслышимой горечью, он теперь боялся не сдержать себя в руках от нависшей гробовой тишины и этих гипнотизирующих персиковых глаз напротив, пока Азуки просто на него смотрела. Еле сдержавшись не вздохнуть слишком характерно, просто так поправляя воротник, дабы коже дышалось свободнее… вместо того откашлялся и поправил галстук! И всё это выглядело перед ней так, что лучше бы дражайший муженёк перед проверкой на верность контракту и благосостоянию горожан допустил первое. Это бы позабавило её гораздо больше, и была бы воля несдержанности смешка на этот счёт. Но пусть лучше думает, что сейчас предпримет попытки справиться хотя бы со стабильностью в блаженстве от жарких ночей, умудрявшихся быть такими холодными даже среди постельного белья…       — Только умоляю не курить перед тем, как оседлаешь меня — а вот после сколько в тебя влезет. То есть в твои легкие, они же у тебя молодые и огромные?       — Да, да, дорогая, я и так с этого не начинаю без твоих напоминаний… Знаешь, ты сейчас…       А сейчас, собственно, что именно? Слова любви к ней начинали звучать от него, и она была бы рада им поверить… в чём же ещё могло быть дело? Естественно, когда оленья самка догадывалась, тотчас навострив ушки, показавший кубики пресса самец при снятии длинной рубашки думал о своём, но в той же плоскости. Пока ждала, что он сделает комплимент ей о том, как она выглядит в подаренной им ночной одежде, Луис-сэмпай думал, что за фигню купил ей с ценником в пять тысяч долларов. И тем более с биркой Gucci… позволил ей выбрать, ну и пожалуйста! Или внутренние придирки, постоянно устраивающие борьбу со здравым смыслом, так сильно одолевали его, что он не в состоянии мыслить прямо и последовательно о личной жизни, тогда как с рабочими обязанностями и моментами было всё в порядке?       — Ничего, прости, Азуки… стараюсь наконец не связывать работу с тобой.       — Мало ли, Луис… э-эх, пропущу слова, что я выгляжу для тебя тоже работой, даже не её частью, а просто другой. Однажды вдруг захочется, но… пусть ребёнок не будет знать запах табака ещё в утробе. Но то, что мы пытались любить друг друга, пока он был бы зачат.       Умна и всевидяща не по годам, но почему кажется, что с ней в браке можно делать всё взрослое и свободно говорить о нём с ней и при ней? От одного вида её поблёскивающих прямых глазок внутри глазниц с острыми концами, типичными для оленей, но заманчивыми при изобретательном пользовании взглядом… Луис хотя бы признал, что придирается. Чёрт с этой шёлковой розовой рубашкой, которая не заслужила «клеветы», не вышедшей за пределы его уст — ещё и цветочный узор на плечах, будто погоны! А она тогда — солдат-разведчик истинной любви, которой лучше бы оставаться образом в соответствующих мыльных сериалах, таки не лишённых очарования и страсти. Ох, ещё бы согласился с тем, что хочет больно многого от неё сейчас. Азуки, конечно, согласна на что-то кроме максимально удобной миссионерской и властной наездницы, даже связанной быть не против. Но как сказать об этом, чтобы она поняла правильно… и посодействовала, а не озвучила рубящий с плеча вывод, что «любимому» от неё нужен только эротичный вихревый экстрим. И потворствуя, она ещё будет ему интересна, тогда как без желания этого — бревно с глазами.       Неважно, сейчас они просто потрахаются, как обычно в пятницу, но будет ли Луису этого достаточно? Особенно при том, что, подходя к ней, и видя её вызывающую умиление при убеждении не верить, был бы рад представить её в другом наряде. Это ничего не стоило — вместо рубашки с короткими шортами почти на уровне паха латексное БДСМ-одеяние или мусорный мешок, но дало бы это охоту грубо подмять её под себя и начать путь к единому оргазму? Да будь даже Азуки голой — на обычно недолго разворачивающемся и большом друге Луиса это бы не сработало! И дело не в её практически плоских грудях, не считающихся среди благородных оленей проклятием непривлекательности, когда их род берёт ровным изяществом и вёрткостью тела — брак по расчёту настолько уничтожает любую возможность для либидо выйти наружу и показать себя во всей красе? Эх, а сработает ли самочья академическая форма со свободной, часто больно короткой юбкой до колен… нет никакой уверенности.       Вздохи Азуки в его сторону не казались разочаровывающими или полными обыденности. Да и стало плевать на то, были ли они такими, раз она понимает плохо скрываемую несговорчивость своего мужа отдаться интимной близости не только ради скорой беременности. А вот ему оставалось для полного счастья и взрыва фейерверков эмоций чувствовать вину перед ней, что он не может жарко слиться с ней вовсе не из-за потенции… в возрасте двадцати лет с хвостиком, прямо как у него дрожащим. Стоит ли дальше убеждать себя в невзаимности любви, когда она, казалось бы, всё время даёт ему шанс быть вместе в одной лодке, в одной постели, и едиными в мыслях? Спасибо Господу за то, что любой смертный не обладает возможностью читать мысли… его творения мало того, что пользовались бы ей в крайне «грешных» целях, но и заставляли всё исполнять тех, кто думал об таком в их отношении.       — О, какой же ты всё-таки сильный, Луис-сан… Всё стройнее меня… и такой гото-овый.       Его рубашка, чуть не вымазанная чернилами от ручки во время притворства с целью растягивания времени, не имевшего никакого смысла, была снята ей. И тут же пальчики чуткой «газели» стали гладить его грудь и пресс… он проиграл битву, не считая нужным чувствовать себя сломленным, потому пусть она старается, раз может. Муженёк, плохо объясняющий позицию так, чтобы не обидеть сердце своей дамы, которая вряд ли была бы нужна даже задаром, а ведь отчасти так и стало, теперь захотел не обесценить перед женой свои умения пальцами. Но больше подходящими для распаления воображения словами во время работы языком у клитора всех самок, с которым был настолько близок!       Из пятницы в пятницу с каждым разом потихоньку взбирающаяся на ступени размаха повторяющаяся битва полов при некомфортной жизненной позиции. А ночь ещё даже не началась, пока вечер в самый раз, чтобы засыпать малышам перед школой… м-да, когда-нибудь он наконец перестанет считать секс с почти нелюбимой именно сражением или бременем. Особенно когда супруга плавно наглаживала его грудь у сосков примерно с такими незаметными ощущениями от движений, будто хотела оттолкнуть его. А не крепко-накрепко прижать к себе, чтобы он жадно поцеловал её глубоко и без предупреждения вошёл резко, намеренно дразня нежные самочьи бёдра натираниями от линейки тонких трусиков либо колготочного пояса, будь он на ней надет.       Ему было просто тупо наплевать на то, довольна ли она его действиями или будет брать на себя инициативу, чтобы… если не исправить на ходу, то хотя бы скрасить получавшееся «убожество» познающих интимную страсть девственных старшеклассников. И всегда… всегда, когда Луис ловил себя на этой мысли о ненависти к близости с той, которую ему навязали, и с которой был бы по-честному рад быть влюблённым, ухаживать за ней, заниматься с ней именно соитием с большой буквы и наконец, допустить создание семьи вместе с ней… вдвойне ненавидел себя за такую слабохарактерность из-за боли от чувств. Ну что со всем этим не так даже без обращения внимания на фальшь такой любви, но только на, как водится, первоклассной бумаге с водяной печатью… а не в настоящих мыслях и искреннем личном отношении! А ведь первый поцелуй с ней, названной женой, надеявшейся на интересную личность без шокирующих скелетов в шкафу, состоявший, предположительно, по её инициативе… был вполне медовым. И в то же время перечным, словно он добавлял сладости, а не острил. Стоп, похоже они соизволили поцеловаться друг с другом почти одновременно, ведь если характер и привычки не особо важны для ознакомления, то половой опыт и симпатии будут кстати, как бы мерзко и эгоистично это могло выглядеть.       — Ты так тепла, Азуки, ох… но только телом? И то когда мы обнимаемся, чтобы заняться любовью? Сколько не обнимал за плечо или брал за руку — от тебя нет подобного эффекта.       — Почему нет, Луис… должно быть хорошо нам обоим. Если тебе нравится моё тепло, то… ласкай дальше, и его будет больше. Я люблю быть тёплой, если хорошо попросить, и так будет неважно, что мы друг от друга в замешательстве.       Ну как же он хотел сейчас придумать и изложить нечто между «будучи такой хитрой, ты меня впечатляешь» и «как же от твоего пророческого взора можно скрыть даже самый незаметный косяк»… Но имели ли слова силу и власть, чтобы руководить действиями влюблённых сердец, когда не лучше ли последовать невидимому внутреннему зову природы? Пусть и в обычное время этот клич, как обычно, будет охарактеризован бредом сумасшедшего или больно стукнутого теорией Дарвина. Но любая похвала и любое замечание в положительном ключе в провод к высшему экстазу были испытываемы чувствами от нежеланного поцелуя перед нежеланным совокуплением… и всё хорошее внутри разума моментально хоронилось заживо. Заставляя мешкать уже на подводе губ для соприкосновения — кто будет искать углы и какие-то обходы, чтобы губы для поцелуя просто состыковались и увлажнились от пробы той самой сладости поцелуя? Которая при таком осязаемом напряжении вмиг сменяется на противоположный вкус, обязательно заставляющий оттолкнуть «влюблённых» друг от друга… кто же? Только смущающиеся от познаний физиологии подростки, и переполненные любовью вместе с ненавистью пары любого возраста.       Поцелуй произошёл… но разве стоило думать о нём методично, как о неком бездушном роботизированном алгоритме? Ведь он случился, и она хотела его, но, ждав так долго, была достойна его в лучшем виде. Однако Луис понимал свою вину в том, что происходило всё из рук вон плохо, и счастье, что пока ещё не дошло языком у клитора и, собственно, половым актом, где любой хочет дубового, длинного и толстого, а любая будет поощрять максимальную продолжительность. Так как думал обо всём подряд — об отчёте на столе, о жареной цветной капусте на прошедшем ужине, о поиске нового садовника — но никак не о поцелуе с женой. И о том, какое пламя в этот миг должно было разгореться, сопровождаемое устойчивой эрекцией, а не нытьём про себя, что всё происходящее неправильно изначально. Ведь он взял и оттолкнул её руки от себя и пробормотал немного несвязное себе под нос, не открывая глаз.       — Я не… я, я… чёрт бы побрал, я не хочу целоваться, Азуки… и всего этого.       Скрестившиеся руки на груди и опустившиеся ушки жёнушки могли говорить о многом… о буре при затишье, не ставшей ждать очереди. В том числе о том, что она не прочь развлечься с мужем сексом, естественно, ради наследника, так что ему опять не нравится? Даже не беря во внимание принуждение к этому, о котором чаще обычного думает именно он. А разочарованный взгляд неважно от чего подначивал на оправдания, пусть никому из этих двоих не желалось слышать и часть их.       — Луис, не суетись уже и давай продолжим… от подписанного нами соглашения так просто не отказываются. Даже если предположить такое, все усилия до этого будут насмарку. Тебе разве хочется допустить, чтоб постоянно в твоём разуме будто бродила огромная толпа мыслей о будущем без этого контракта?       Ох, ну не могла бы она тоже показывать намёками ненависть к контракту, как он сейчас… что она тоже совсем не рада его обязательствам, желая другой жизни! Или по жизни она легко привыкает ко всему, что ей уготовано… развод она также воспримет со спокойной душой? Неужели внутри неё не было ни единой обиды, что они оба живут не своей жизнью. Будто разочарованность обязана быть также к тому, что соглашение заставляет… заниматься сексом с нелюбимой, вот же беда! Так в чём же состояла острая сложность узнать получше согласившуюся на эксперимент по средневековым женитьбам? На самом деле имеющий вес не много не мало в отношении стабильности экономики города и ключевых его отраслей… но неужели бумага, от которой зависели жизни и рабочие места, убедила и Азуки, что ничего не может быть важнее её? А потому пытающаяся проклюнуться сквозь асфальтовый пласт принуждения любовь с успешным концом не имела никакого смысла?       — Да я знаю, я всё прекрасно знаю, просто… задумался кое о чём.       Вот оно, это замечательное зрелище, которое заставляло прирастать к земле как вкопанный… эти постукивающие по рукам и локтям самочьи пальцы, часто выражающие спектр противоречивых эмоций! Уж сейчас точно было бы неплохо нормализовать тёплую от горения со стыда обстановку так, чтобы жена была спокойна насчёт запланированного. В любом случае смилуется и подождёт его, но смерть как не хотелось представать перед ней в замешкавшемся виде, будто в эту счастливую пятницу точно не сможет!       — Не было похоже, дорогой, на то, что ты болен. Слушай, это всего лишь секс — один раз и всё до следующего раза. Ну согласись, что не любя друг друга ещё и вот здесь, у нас точно может крыша поехать от сдержанности.       Но как объяснить то, что преспокойно мог раньше со всеми, с кем был близок? Пусть и с таким же пересиливанием через себя, что даже с безотказной во многих услугах проституткой было бы проще… Ни себе, ни тем более ей не объяснил бы того, почему хотел избежать и в самом деле убежать в стрип-клуб, чтобы отвести душу, будто Азуки, его жена, словно прокажённая и потому в неё нельзя. Возможно, жизнь вместе без любви и взаимопонимания таким образом даёт о себе знать… но если уважение друг к другу всё же есть, он теперь очень надеялся, что она поймёт его правильно и не прогонит. Итак, Луис быстро подошёл обратно к жене, сразу видно, что на нервах, и обхватил её запястья ладонями, надеясь на её своевременную мягкость характера до и после того, что услышит.       — У меня появилась одна идея, но сначала порасспрашиваю тебя, это не будет долго. Что ж, ты ведь согласна с тем, что наши с тобой пятничные вечера чудовищны? Можно было бы заменить их кино где угодно или походом на спектакль, но мы хотим наследника. А ещё я был бы рад полюбить тебя, как ту, в которую мог быть влюблён, что ради неё пожертвовал бы своими достижениями в академии и среди совета директоров.       Эх, любая дама будет выглядеть эффектно только лишь при одном единственном жесте скрещивания руки, или расположения их ладоней в кулаки по бокам. Даже если она не права в своей точке зрения, может преспокойно выйти победителем со спора комбинацией из позы и повышения голоса. Хорошо, что на денежные вопросы эта работающая фигня не распространяется, здесь иной и куда более мощный принцип выживания и просто добычи своего. Но даже если руки и голос не возымеют эффекта, когда с ними имеет дело опытный в полу-шутливом облапошивании ради сохранения любовных отношений самец… «осуждающий» взгляд его самки сыграет решающую роль, есть ли в его теле сердце. И какое оно — кремниевое непреклонное или глиняное сговорчивое, чтобы он всё же слушался здравого смысла, а не был используем.       — Да, у нас странная, какая-то конченая и обречённая любовь, а трансформируется она слишком часто. То мы не против общества друг друга скрепленными кольцами, то нам невыносимо заниматься ею ради цели… когда так охота сделать это по любви. И родить того, кто это почувствует и не будет потерян в этом мире… чёрт, будто мы с тобой такие, Луис.       Но обсуждение шло весело, и не хотелось пойти и ментально повеситься, когда повода для этого на самом деле не было. Отголоски взаимопонимания были среди знаменитой пары благородных оленей, и они знали это, неплохо настраивая разговор как струну для нормального зверского звучания серенады. Каждому из двух присутствующих в огромной спальне с круглой кроватью, с которой явно не свалишься, если в редчайших порывах страсти при полном позволении им вести страстное дело дойдёт до кувырканий, по крайней мере хотелось бежать друг от друга значительно реже с каждой чумовой пятницей. Тогда как будет кстати избавиться от преувеличений и методично делать должное, не без творческого подхода — неужто он сейчас прозвучит из уст Луиса?       — Хорошо, я перейду к делу — Азуки, нам нужно сделать вечер пятницы периодом не суицидальных мыслей, а романтических с горем пополам. Чтобы мы могли обмениваться ими и не чувствовать себя, как ни в чём не сговорчивые звери. А идея на этот счёт у меня пока только одна, и я понятия не имею, станет она дельной или нет. Я о-очень тебя прошу, любимая… не кидать в меня тяжёлыми предметами и не бить сервизы.       Да как же ей, не фригидной, не требовательной и тем более не склонной к скандалам, почти благочестивой своим пониманием высказать культурным языком, что он будто бы дуреет от пикантных деталей хищниц? И задницы их больше, и круглые сиськи явно мягче, а о клыках с когтями вообще излишне говорить, раз Луис ещё с обучения в академии не то чтобы мечтал, но был бы впечатлён быть съеденным красивой прожорливой тварью. А как от них веяло опасностью, которую при приручении можно использовать, стоит стать тем, кто предан и предался сам доверию почти любой убийственной дамы… раз травоядные в основном живут, едят и боятся.       — Ву-у-ух, ладно, я слушаю, Луис, что уж тут ещё скажешь… Обычно такие просьбы интригуют, и супруги либо дети начинают говорить правду после таких слов. Нет у меня, наверное, никаких эмоций, чтобы на что-то там обижаться, чего по факту нет. Так что… короче, что бы, дорогой, ты ни предложил, это может попытаться быть лучше того, как мы вели себя хуже столбов последние пару минут.       Пожалеет ли сейчас самка благородного оленя о том, что позволит тому, кого когда-то называли образцом для подражания, высвободить потешную оленью сторону, которая может повергнуть в шок так, будто у него склонность к поеданию детей? Ей будет неважно, что объяснения и признания будут будто сочинены на ходу, что в основном и происходит среди большинства пар, ставящих во главу отношений извлечение выгоды. Логично, когда допущение «оправдашек» и предложений способов кажется неплохой действенной маскировкой, где очень стыдно заявить о расставании из-за отсутствия искр и маяков для половой прыти в сложившихся отношениях между двумя. Судя по всему, ей стоило ценить все попытки не обидеть её лучше обычного… но, скорее, «любовный» вечер сейчас точно превратится в хаос среди пары чистокровной породы с впечатляющим умом. А то сейчас он, вероятно, неспроста потирал шею сзади и посмеивался с того, что уже обязано быть озвученным… так ли серьёзна его идея, раз Луис своим видом показывает, что сейчас предложит какой-то бред? Не отводя при этом взгляда, как бы не хотел отвернуться со стыда перед ней за себя… что ну никак не мог то что подмять под себя с любовью, но не быть при этом сильно сдавшим назад!       — Отлично, я долго избегал разговора на эту тему с тонкостью её объяснений… видя тебя, когда совокупляюсь сверху на тебе, я представляю плотоядных хищниц. Это даже может показаться тебе комплиментом, но не суть. Она в том, что я нашёл ответ в интернете, и он дельный, хотя не каждый взрослый, из старшего поколения, может его выдержать.       Честно, лучше бы он так брошюру о самостоятельной сборке холодильника пересказывал ей слово в слово, тренируя феноменальную память. А не разжигать холодное шаткое единство таким огнём, что ещё повезёт, если ничего вокруг не обуглится до черноты от намеренно разгорающегося пожара вместе с участниками. Конечно, стоит не любившим позволить пламени желания друг друга разгореться — по крайней мере мир перестанет быть прежним, полным «импотенции» и уговоров, когда необходимо брать и делать. Похоже, глаза не расширились, дрожь не овладела телом самки, и она раскрестила руки, положив ладонь на колено правой ноги, но эмоции ещё впереди?       — Ещё я впервые признаюсь тебе в том, дорогая Азуки… прости, что это услышишь. Перед почти каждым нашим сексом в пятницу, когда я понимал, что мне был остро нужен прилив, я… э-эх, я с планшетом забегал в ванную, чтобы там, ну… дергать, да?       — Вау, смело ты так… продолжай, я не маленькая, чтоб падать в обморок от тем о сексе.       На этом чуточку съёжившаяся оленья самка могла бы поколотить чокнутого самца всё ещё в своём уме за то, во что он без зазрения совести превращает джакузи… как бы теперь такое веселье не оказалось под запретом. И как бы честность опять не аукнулась, раз за искренность вечно выпадает доля, которая больше тяготит, а не успокаивает. И уж точно олень не скажет словами для пущего эффекта восприятия то, что Азуки в постели остаётся Азуки, а не представленной на её месте шиба-ину с прелестной полнотой бёдер и чудесным плотным мехом.       — О-о-ох, блядь, извини… л-ладно, я хочу попросить тебя о том, что… Чёрт, я выгляжу так убого… хорошо, предлагаю включить телек и посмотреть там порно, чтобы оно помогло нам настроиться на секс, как нам нужно и как мы бы хотели!       И всё равно как бы то ни было, вероятно, Луис смирился с тем, что сейчас ему может быть нечего терять… вроде прилетевшего ему на морду обручального кольца от возмущения, которое не произошло за несколько секунд. Стала бы молодая жена делать это от взвинченности — ей хватило бы и одной доли времени. Но пусть он пока видит её отстранённость, когда она отвернулась в бок, пытаясь проще относиться к его оправданиям. И всё же Азуки повернулась сама, стоило ей такое услышать, расслушать и пытаться принять… успела до того, как Луис сам участливо подошёл, чтоб попытаться легко взять её за плечи и обнять.       — Оу, вот оно что, муж… ты, значит, мастурбируешь на фотки плотоядных... перед тем, как меня… Предлагаешь смотреть через плазму на обнажённых собачек-моделей, ещё и со звуком их сладких стонов с громкими хищными выкриками? Пока будем заниматься любовью и начнём лучше наполняться вожделением по твоим прогнозам… они развлекутся параллельно с нами? Интересно, конечно… то, что ты думал, какая реакция последует от меня с осознанием этого.       Провалиться под землю перед самкой, будучи генеральным директором-мультимиллионером, когда она не случайная знакомая, не давняя знакомая, не подруга и не любовница, с которой порой можно проводить столько же времени, сколько с мамой в детстве. Провалиться под пол, чтобы рухнуть ниже и под конец успеть сколотить земельный гроб, спрятавшись в него, пока есть силы дышать и что-то делать… когда самка является женой? Якобы в нормальных семьях могут такое не предлагать, просто занимаясь сексом, когда захочется… И должно быть плевать, что могут не любить друг друга так же, как из романчиков и всяких комедий с одним и тем же концом — свадьбой? Она-то случилась, а, как оказалось, нужно много чего дальше неё… и так ли это выбешивало, когда специально могло быть неясно, что нужно ещё?       «Во что, чёрт бы побрал и подрал меня… в какой цирк превращается мой брак, ё-моё! Во что я его превращаю, а ещё еблом постоянно мелькаю на обложках…».       Хоть Азуки ещё не подавала вида, что сейчас сорвётся, морда в ожидании вечной кары ревности всё ещё не менялась у Луиса. Но всё же секунды спустя ему хватило сил поднять голову, чтобы вести себя, как самец, хотя бы принимая свои слова себе в ответ. Да, они довольно молоды, чтобы удивляться с непониманием многим вещам для сохранности брака, как это бывает и у старших… будто так просто брать и заниматься любовью, используя её как лучшее лекарство от нежелания друг друга к возврату обожания. Когда даже смысл слова «любовь» в отношении этой пары казался призрачным, ложным и ущербным. Никак не тем, от чего сердце горит, глаза разбегаются и руки хотят затискать, частенько заходя дальше дозволенного.       И если с Луисом всё становилось ясно, раз он начал понимать, что вообще предложил и это стало бить ему молотком по рогатой голове, то Азуки оказалась более сдержана в отношении тишины, чем он. Показывая ли мудрость или знатную воспитанную невозмутимость по отношению к этому… она просто уставилась в пол, выдохнув, что было видно по её вздымающейся груди. Может, и была не против видеть мужа, у которого множество причин, чтоб не стоял, и способов, как вернуть самцовую силу, как сейчас в поту и бреду в пределах ума он мог смотреть на неё потерянным для не последнего медиа-магната взглядом.       — Знаешь что, Луис, я согласна, блядь, похую… о-па, почти прозвучало, как я согласна на твоё предложение руки и…       Вновь скрещенные руки дамы на груди выглядят так двойственно и обманчиво… не оттого ли ещё сексуальнее, чем предполагалось и представлялось? Она была готова наброситься, как коршун на труп или какой-нибудь серийник к горлу жертвы почти как кровосос, но так ли это? Если думать в этом ключе, то по идее такую роль должен был выполнять он со своими думами, взвешиваниями пользы своего брака, подобными будоражащие ум предложениями смотреть порно будучи в браке. Но неужто она ещё и будет исполнять все его мысли подходящими эмоциями на морде и соответствующими делами? А он продолжит находиться в остолбенении с того, в чём женушка может ещё быть с ним согласна из тех вещей, какие редко предлагают друг другу женатые, и с детьми?       — Че-чего ты… вот так просто? Как это ж… я думал… ты сейчас не шутишь, Азуки? Я думал, ты меня взглядом сожжёшь, подливая бензина, не раз видел такой…       Ну уж нет, на сегодня хватит одной такой заманчивой детали сохранности брака, остальные же от Луиса в самом деле могут от него мокрого места не оставить… даже намочить мотню смазкой не успеет! Не успеет ничего сделать, пока согласная на такой шаг Азуки смотрела с ещё большим прищуром на тщетно пытавшегося успокоиться мужа, следом фыркнув и развернувшись в сторону огромной кровати.       — Ещё тебе не хватало про своих любовниц до меня разговаривать, как они на тебя смотрели! Если не хочешь, чтобы я передумала, быстро включай… это я даже ради себя желаю сделать, а ты выпалил такое предложение как своё предсмертное желание.       Какое слово и какой намёк заставил Луиса выйти с оцепенения, чтобы начать суету к просмотру голых «девочек» с выбритыми вульвами и большими сиськами, чтобы его жена видела это и смогла испытать что-нибудь… Во всяком случае Азуки всё же позволила ему прикоснуться к её плечам, чтобы проводить к кровати, а он мог почувствовать поразительно сдержанную разъярённость, вероятно, ревнивой самки, всего лишь коснувшись её. Вот только вряд ли такая позволила бы этому оленю трогать себя дальше сейчас, раз он смотрел бы на неё с тяжёлым взглядом, даже если это объятие или смыкание ладоней… а Азуки пока что хоть бы хны! Будет выгодным счесть, что в ней пробудился интерес с того, на что по сих пор, и будучи давным-давно женатые самцы могли обращаться к порно с разными целями. Ни он, ни даже она не могли сложить последовательную, трезвую, впечатляющую картину с того, что сейчас начнут делать и как могут к такому относиться — благо, что была обоюдная увлечённость.       — Всё, я н-ни слова больше, д-дорогая! На кровать и за просмотр, сейчас… Да, да, посмотрим сейчас порнуху с тобой, я тако-о-ое знаю… ой, прости. Я не должен хвалиться тем, о чём не хотел, чтоб ты узнала… я вк-ключаю, Азуки.       Экран всё ещё был чёрным, когда оленья пара быстро забралась на кровать и улягшись на живот, устремила взор к ничему. Пока ещё ничего не шло в телевизоре, и Луису за сегодня было почти не до него не от никуда не девшейся мысли должного секса с нелюбимой по расписанию. А так ли она нелюбима, как он мог вбить себе в голову, всё ещё пребывая без ума от хищниц? И дело почти не в его любимой преданной… однокласснице-волчице Джуно, раз на то пошло. Тем временем Луис знал, что совсем скоро последует за заставкой Hornhub.com и входом в режиме инкогнито — как раз не хватало того, чтобы жена могла увидеть его частые поисковые запросы, среди которых могло быть и гомосексуальное БДСМ с натуральным огоньком по волосатым спинам партнёров в тройничках. Он, конечно, же неловко усмехнулся про себя, что сейчас предстояло увидеть неподвижной бедненькой Азуки после загрузки меню. Что предстояло видеть молодой оленьей даме, которая сама могла смотреть совокупления на камеру… но могло сойти за оправдание её негодованию из-за брака то, что она делала это лет сто назад, не считая такое не то что за средство высвобождения вожделения, но за хобби.       — Ох ты Боже, тут столько… смотрела я однажды, смотрела. Но разрекламированный в ночных блоках сайт… выглядит так подробно и на весь экран… о Господи…       Её хватка за его плечо, как зачинщика торжества разврата, могла говорить о многом… но судя по удивлению, за которым вряд ли бы последовала ревнивая агрессия в сторону играющих роли актёров, огонёк заинтересованности всё же виднелся в расширившихся глазах жены. Луису сейчас жуть как не хотелось ошибаться в подобном, да и необъяснимая уверенность появилась в отношении того, что сейчас Азуки может быть увлечена. И пока что ему не нужно экстренно готовить себе гроб за эту великолепную идею для серьёзной проблемы — трахать нелюбимую, но связанную обстоятельствами, и вообще изменить уже к ней отношение, она не заслуживает игнорирования!       — Пхе-хе, извини, милая… а ты думала, что… что порно-сайт может выглядеть как-то… по-другому, наверное?       — Ну вот… ты понимаешь… что… вот это вот всё… та-а-ак подробно выглядит.       Пульт в липкой руке сойдёт за первый шаг к провалу, если как-то быстро не разрядить обстановку. Хотя для Луиса сейчас такое было выше его сил из-за того, что он достаточно показал себя клоуном перед женой… если такое предусматривалось и если она правда так думала о нём. Потому ему не следовало бы удивляться ошарашенности в выражении мордочки Азуки, когда она, похоже, стала внимательно рассматривать почти однотипные названия о том, кто кого трахнул на камеру из актёров. О, а уж как стали гореть от противоречивого любопытства её глаза на недосмотренных и просмотренных видео, которыми были почти все! В другой раз несчастная кобылка без рогов отчитает муженька, что порно с играющими роль в нём возбуждает его сильнее того, что он спит вообще-то не один в одной своей постели!       — Да… да, порно таким и должно… ой, блядь, что я несу… якобы порно не должно вообще существовать, если тебя это утешит… но оно есть, и в нём есть…       — Понятно, почему… это тоже бизнес с большими деньгами вокруг него… Но такая полнота картин… так, я слишком давно не имела с этим делом, просто в шоке.       О смысле существования порнухи Луису пока что лучше не говорить Азуки, хотя они взрослые, пусть ещё не особо давно окончившие обучение, и могут принять легко всё то, что касается интимного близкого общения. Всё же оленю стоило быть готовым к неоднозначной реакции его жены на предложение смотреть, как партнёры будут обрызгивать жидкостями снимающую камеру — и всё это на высококачественной огромной HD-плазме! Как и не забывать то, что её растерянность всё ещё без отказа от этой затеи — та же самая сущая непредсказуемость. И её челюсть, полуоткрытая не то от восхищения или сильного смущения с того, что на экране так свободно размещено… по всему этому тоже было невозможно понять конкретную эмоцию. Достаточно счесть, что сейчас Азуки оказалась увлечена этой идеей, но не решалась на первый шаг прямо как девственница… ушки прикрылись и щёки залились румянцем с того, что и как увлечённо они сейчас будут смотреть чужие горячие совокупления!       — Ага, значит, это правда, что смотрела… но не хотела возвращаться к этому, я понимаю. Это ничего… если хочешь, можем что-то полегче для восприятия выбрать… удивлён я, конечно, тому, что ты такая смелая, оказывается.       — Я просто позабыла, что время за порно… это можно иногда посмотреть, и не особо-то это постыдное занятие. Но да, я не желала к нему притрагиваться, чтобы быть занятой собой… и тобой, стоило нам пожениться, как же так получилось-то?       Похоже, занятное дело стало принимать форму готовности после фазы принятия. И счастье, что оно длилось недолго, особенно без оплеух самцу и импульсивное намерение съехать от него к матери за такое сумасбродное для достойной самки занятие с предложением увлечься порно вместе… считать «женщину» за кусок мяса с дыркой. Румянец у Азуки всё ещё оставался на её щеках теперь уже от предвкушения старого нового знакомства со всеми богатствами порно-индустрии… уже не с факта того, что она будет это смотреть, и попытается со всем вниманием!       — Думаю, Азуки, мы хорошо повеселимся! Наверное, как никогда прежде, сколько мы вместе с тобой живём… и хотим вырастить нашего ребёнка. Всё будет ништяк… вот там, в поиске, моя любимая буква «С» — что означает собачий.       Теперь он пожелал прикоснуться к ней за её ровный небольшой подбородок немного побольше, чем сейчас показывать все прелести перепиха, от которого саму не требуется кончать внутрь и несуществующая в реальности партнёрша не залетает — но можно испытать едва ли не всё то же самое, что может быть при совершающемся сексе. Она позволила ему взять его и поцеловать себя в щёку за свою сдержанность при неловкости и готовности идти навстречу во время лихорадочной неопределённости, стоило ли делать такое. Но разве может быть так, что женатой паре позволено меньше, чем обоюдно свободной от брака, но живущей вместе?       Тем временем Луис не терял ни секунды также ради сопротивления своему смущению от полчищ превью, ещё и сразу меняющихся на изображение полового органа крупным планом… что Азуки от такого может хватить удар. Даже если она очень юна для молодой «женщины», и показала свою готовность смотреть порнуху, ища в ней источник вдохновения — всё ещё могла не справиться с контролем восприятия. Всё равно оставаясь в выигрыше, как та, которую должны любить также, как всех этих нанятых играть роли сук, не считая позором то, чтобы выглядеть и чувствовать себя выше их.       — Вот эти твои словечки, благородный олень, пахнущий дешёвым табаком и одеколоном из спирта по совету отца… о-ох, ты уже достаточно меня удивил своими словами на сегод… Погоди, какой собачий… это поза, что ли, такая? А, с чего это я о такой не знаю… ни хуя себе сколько тут вариантов, Луис, ты во-о-обще норма-а-альный? О-о, вот этот один из первых… что значит «мил… фа», что за слово такое?       — Э-э-э, да так сразу и не…       Азуки было сейчас позволительно вести себя как сильно увлёкшийся чем-то ребёнок, где её болтавшиеся взад-вперёд согнутые в колени ножки дополняли образ любопытной мелкой пакости, которой ещё рано знать кое-о-чём конкретном. Луис уже был не в силах приобнимать жену за плечи, если сейчас же не выхватит пульт, не найдя то, что ему нужно по его усмотрению. Или скорее по её, чтобы она могла легче воспринимать реальность, где порно-сайты и огромные горы тематических видео в порядке вещей.       — А вот Д.П. — это что такое? И вот это ещё… держатель для члена, я что-то не пойму… ещё и няня есть! А причём тут траханье сучек и няня, объясни?       — Та-а-ак, вот мы и на месте, дорогая, тебе это должно понравиться больше!