Тёмный и Сестра

С тобой мы мечтали…

Вечер на Янусе стоял прохладный. Сестра стояла на коленях, розовея в лучах заходящего солнца. Оно медленно опускалось в кристальные воды океана, и последние лучи отбрасывали тепло на непокорённые джунгли планеты. Бледное тело Маражая тоже стало розовым в цветах заката. Каждые несколько секунд, подпирая голову рукой, он украдкой бросал взгляды на Ардженту. Беззвучно двигая губами, она шептала Его имя, как и всегда, стоя ли на коленях перед алтарём, освещённым свечами сводом священных законов или перед началом покаянного песнопения в корабельном святилище. Всё же, её мысли явно блуждали где-то далеко… Тёмный поправил белоснежные волосы за ушко. Лёгкое дуновение ветра повторило за ним этот жест, перекинув длинные локоны за плечо. — Сладкая, — Маражай прильнул к девушке, — с каким святым я должен состязаться за твои помыслы? Волны набежали на берег. Арджента как будто очнулась и отстранила нелюдя от себя и развернулась лицом к нему. — Ни с одним, — ответила она. — Если только сражаться за наши жизни, как ты знаешь. Ничуть не удивлённый, горевший одним необъяснимым, но сильным желанием — рискнуть своей головой за неё, — Маражай всегда знал, что они станут никем, и уйдут ни с чем из своих прошлых жизней, до того не в силах сделать правильный выбор на перекрёстке путей. — Я ушла из Ордена, — удручённо покачав головой, девушка наклонила голову к плечу нелюдя. — Это конец. Маражай усмехнулся. «Ах, сладкая, — подумал он, — если бы нас могли легко отпустить…» — Идём со мной, Арджента — вслух же сказал Тёмный. Девушка посмотрела на него удивлённо, будто он проклял солнце упасть на землю и, ярко горя, сжечь их плоть с костей. — Что? Сестра не отрицала приближение собственного рока, и не бежала от него только потому, что к этому принуждал страх. Война с Империумом в Просторе раскручивалась виток за витком. Смерть шептала тихо, как шорох листьев, что она погибнет на Салис Прайм, вновь вернувшись туда, чтобы пробудить спящий во льдах древний корабль. Маражай запустил ладонь ей на шею, погладил красные, постепенно синеющие следы от рук на шее. — Моя банда — безмозглые ублюдки, мерзавцы, уроды и стяжатели, — нелюдь тонко улыбнулся. — Ещё одним больше или меньше, что с того? — Только не говори, что равняешь меня с этими… Тёмный засмеялся, но ответил — серьёзнее, и на лице его не дрогнула ни одна черта: — Я предлагаю только один раз: ты всегда смотрела в лицо смерти и смеялась над ней — так давай смеяться вместе. — Это признание в любви? — заметила Арджента почти беспечно. Она никогда не думала, что даже мечты услышать это признание утешат её. — Называй как хочешь, — девушка точно увидела, как Маражай закатил глаза к небу. — Но куда бы ты не отправилась одна, прошлое не оставит тебя в покое, палачи не прекратят своё преследование. Этому не будет конца. Когда-то их тайные свидания составляли странную картину, где дикость теневого Простора сочеталась с изысканностью светской жизни столичных миров и праведным огнём Орденов Сестёр Битвы, преследующих отступников веры. Теперь же почти все краски с картины стёрлись, их мало осталось. Серый, как корабельная обшивка. Чёрный, как шпили Тёмного города. Красный, как кровь на клинке. Золотой, каким сияла душа Ардженты. Зелёный, как фантомы гибнущего мира, что тянут за собой в бездонный провал, но руки нелюдя удерживают девушку на краю пропасти. Маражай — не человек, грешник в глазах Человечества, мерзость; но если Арджента потеряет и эту опору, то упадёт во тьму. — Эзирраеш, — позвала Арджента. Он посмотрел на неё своими тёмными глазами, за которыми пряталось напряжённое ожидание. Арджента взяла его руку, сомкнула прохладные и тонкие пальцы, больше всего не похожие на человеческие, в своих. Странное безмолвие возникло между ними, настолько сильное, что они слышали крики птиц. Девушке ничего не надо было объяснять ему. Маражай всё понял сам. В их руках начать другую жизнь. Никто не будет им судьёй. Никто другой не властен выбирать за них... Золотой свет солнца в последний раз засиял в воздухе, обжёг их обнажённые лица. Застыл. А затем упал во тьму.