Тёмный и Сестра

Для Маражая Имперский закон не писан, но, напротив, он сам установил свой для мон-кай. Сильные пользуются слабыми, а слабые — теми, кто ещё слабее. У него было полное право совершать насилие над всеми. — Я желаю высадиться на планете. — Корабль нависает над бесплодной планетой, где развернулось зверское сражение выживших воинов Опустошительной Бури с другими кабалами, жаждущими их смерти. Тёмный эльдар также потребовал, чтобы лучшие бойцы Лорд-капитана сопровождали его в битву. Маражай улыбается: ему эта идея явно нравится. — Вольный Торговец, могу я отправиться вместе с ним? — спрашивает Арджента, пряча лицо за волосами. Лорд-капитан заинтересованно смотрел то на Сестру Битвы, то на тёмного эльдара, ожидая дальнейших объяснений. Но ответом было лишь молчание: оба не сказали ни слова больше. Вольный Торговец, хмурясь, всё же выразил жестом согласие, отпустив их со своими людьми на планету. Сестра заговорила с Тёмным перед посадкой. — Ну? — осведомился Маражай. — Слова мои предназначены только для тебя. — Девушка посмотрела прямо на тёмного эльдара, прекрасно зная, какое будет на его лице написано раздражение. — Я вижу твои мотивы насквозь, нелюдь. Это не твои люди. Ты не имеешь права распоряжаться их жизнями. Чтобы ты ни задумал сделать с ними — одно неверное движение, и… — Не указывай мне, сладкоголосая мон-кай, — закричал Маражай в ответ, когда ночной воздух бесплодной планеты ринулся им в лица. Губы его сжались и скривились в улыбке: — Если только… ты не хочешь присоединиться к моему веселью... — Свои гнусные фантазии оставь себе! — Взгляд Ардженты сделался напряжённым и сосредоточенным. — Я здесь только для того, чтобы следить за каждым твоим шагом, нечисть. — Тогда следи за мной хорошенько, Сестра. — Узкие глаза Тёмного сузились ещё больше и зубы сверкнули, но не в улыбке. — А то я могу не сдержаться и кого-нибудь сломать. Хорохорясь, с шутовски подчёркнутой важностью, Маражай спрыгнул с шаттла. Он всегда начинал с такого прыжка, ощущая на себе пристальные взгляды наблюдающих за каждым его движением, и издеваясь над ними, позволял себе ещё больше шалостей. Маражай Эзирраеш — воин в павлиньих перьях, нуждающийся в восхищении, как голодающий в еде. Вместе с выжившими бойцами Вольного Торговца Маражай поверг в прах представителей другого кабала. Ветер до сих пор разносил по полю боя его голос, хриплый от смеха и ненависти. Арджента следила за ним в битве, как он бесцеремонно вторгся в сражение с кабалитами со смеющимся лицом, по-юношески открытым, однако это же выражение исчезало под приветственные крики воинов Опустошительной Бури. Казалось, его должно радовать, что битва наконец закончилась, а противник убран с дороги. Но в истощённых телах убитых кабалитов не было и толики желаемых эмоций, в отличие от людей Вольного Торговца. Маражай был рассержен на Ардженту. Рассержен, потому что она мешала его насыщению. Но девушка отозвалась не словом, а делом. Тёмный эльдар и Сестра Битвы рассекали ночной ветер. Кровь играла в их жилах. Наполовину во власти друг у друга, они танцевали по орошённой кровью земле. Понимая, что для наследника великих покорителей звёзд она всего лишь жалкий человек, — нечто такое, что надо подавить и подчинить, — Арджента не отступала, отвечая на каждый удар нелюдя. Но одного адреналина и отточенных умений Сестре Битвы было недостаточно, ей не хватало проворства. Сперва уверенный, танец ядовитого клинка и цепного меча становился всё более и более отступающим, более отчаянным и угрожающим. Всего одно неверное движение — и танец оборвался. На несколько секунд потеряв сознание, Арджента открыла глаза, небо над ней закрыли длинные волосы Тёмного. Сестра лежала под ним, охваченная неподвижным и бездыханным оцепенением. Холодное лезвие ядовитого клинка, воткнутое в землю, пело так близко к её шее… На лице Маражая появилась своего рода задумчивость, или он просто поддался интимности момента. Тёмный мог легко покончить с жизнью девушки: достаточно просто перерезать горло. Но его рука скользнула по её телу, по невидимым линиям вен к левой груди, где девичье сердце, готовое выпрыгнуть и лечь в колыбель его ладоней, беспокойной птицей трепыхалось в клетке из плоти. Нет, смерть нельзя распробовать словно сладость на кончике языка, раствориться в странном чувстве ожидания оказаться в чужих руках, пережить унижения, боль или удовольствия — только бы они исходили от него. И Арджента сдаётся смутным очертаниям этого незнакомого ощущения, утратив последнюю оборону перед неизбежным. Она тянется вперёд и прижимает губы к одеревеневшим губам тёмного эльдара. Но она не смогла воззвать к нему в своём желании. Дыхание с шипением вышло из уст Маражая. Его прижатое к ней тело стало холоднее, он дёрнулся от девушки как от ожога. — Нет, — заявил Маражай. У него был такой вид, словно Арджента его оскорбила. — Ты ожидала, что я буду скроен, как и ваши мужчины? — По телу нелюдя прошла судорога сдержанного смеха: — Избавь меня от этих мон-кайских нелепостей, Арджента. Его руки покинули девушку, а тело поднялось. В левой груди Ардженты образовался невидимый шрам. Трепетавшее под ним сердце запнулось, потом сжалось в комок. Маражай будто снял с Сестры одежду и оставил совершенно нагой, чтобы все увидели её унижение… Если бы застать случившийся поцелуй никто не мог — всё сложилось бы иначе?