Arlequin

Ви целует его со всей дури, вжимая тело в панорамное стекло. Они познакомились летом, жарким, душным летом, когда пот стекал по шее, под футболкой, по спине и пояснице, спускался в трусы. Сейчас – зима, сбитый климат хоть и поганил частенько погоду, но уже несколько дней они любовались неспешно падающим снегом и припорошенными тротуарами. Новогодний подарок, мать его через ногу, от этого прекрасного и невероятного города. Керри сейчас душно и жарко, будто он снова оказался на грёбаной яхте, среди дыма и огня, с образно горящим в руках Ви, с его порывистыми прикосновениями и жёсткими поцелуями. Но сейчас за окном сыпет снег, у его нового менеджера нет яхты (он прописал это условие в контракте), а Ви пережил слишком многое, чтобы оставаться тем же самым человеком. Ви хватает его за подбородок, и Керри стонет, когда его голову задирают, заставляя смотреть в глаза. – Умоляй, – тянет Ви, неспешно, с похабной улыбкой. – Поцелуй меня, – выражение лица Ви не меняется ни на грамм, и Кер закатывает глаза, замечая краем, что улыбка ожесточается, становится более мудаческой, – пожа-а-алуйста. Ви впечатывается в губы, целует мокро, всё так же удерживая за подбородок, контролируя. Керри нравится, Керри тащится, Керри кайфует. Будто дозу «блестяшек» вшатал в гримёрке клуба после выступления, любуясь смазливой мордочкой молодого мальчика, который чуть позже стопроцентно отсосёт ему. Под его пальцами сейчас не мальчик, мужчина, и Керри думает, что сам бы отсосал ему первым с превеликим удовольствием. Ви заглядывает в глаза, наверняка расширенные, возбуждённые. Мозг Керри плывёт, в голове мыслей много сразу и будто ни одной вообще. Хочет что-то сказать, но затыкает сам себя ещё одним поцелуем, чуть более нежным. – Пожалуйста, – более искренне тянет Керри в чужой рот. Его пальцы под футболкой Ви нажимают на кожу спины, оставляют следы от ногтей, когда тянут на себя, стараясь вплавить кожа в кожу, – в постель, Ви, пожалуйста. Мгновение, и он смеётся, утыкаясь лицом в чужую жопу, перекинутый через плечо и удерживаемый за свои ягодицы и бёдра уверенными руками. Смеётся, вцепившись в чужую спину, когда его на второй этаж поднимают, смеётся так же, когда как мешок с овощами скидывают на матрас, валятся сверху всем весом. – Ух, бля, тебе бы есть поменьше, – дыхание от тяжести перехватывает, а в голове истории, рассказанные так давно: про детство в Пустошах, про тяжести с едой, которые наступали при длительных переездах, про первое убийство. Ноги Керри раздвигаются сами собой, чтобы Ви ощущался правильнее, естественнее. Тот его ноги себе на бёдра закидывает, садясь, оглядывает всего Керри с ног до головы: его блядски узкие джинсы, белую обтягивающую майку, подрагивающую глянцевую хромированную шею, топорщящиеся сейчас во все стороны волосы. Наклоняется над Керри, расставив руки по бокам от его головы, впечатывается пахом в пах, так, через ткань, тереться начинает, а ощущения – будто трахает уже, и нет между ними никакой одежды. Керри стонет, отвернув голову в сторону, пытаясь уткнуться лицом в подушку, но Ви перехватывает его опять за подбородок, жестоко, больно тянет, чтобы смотреть глаза в глаза. Керри смотрит. Стонет ещё громче, когда Ви останавливается, отпускает его на миг, быстро вытягивает ремень из крепления, расстёгивает пуговицу на штанах и запускает одну руку в трусы. И двигать начинает – вверх-вниз. Вторую возвращает на лицо, удерживает, контролирует. Керри стонет во весь голос, а Ви смотрит так, будто это самая красивая песня, которую он когда-либо слышал. – Пожал… ах… пжаласта, – Керри умоляет искренне и выгибается всем телом, когда слышит шёпот любимого голоса на ухо: «Хороший мальчик». Ви не нежничает, вытаскивает быстро руку, стягивает штаны с нижним бельём с ног, задержавшись у самых ступней, потому что джинса предательски собралась и не желала расставаться с прекрасными лодыжками Керри Евродина. А Керри футболку свою в этот момент через голову снимает, ещё больше взлохамтив волосы, бросает её куда-то, да похуй куда, сейчас его вообще не волновало ничего, кроме желания ощутить Ви. Ви пыхтит тяжело, на вкус Керри немного зло из-за чёртовых джинс, и он всё ещё предательски одет. Керри и подумать не успевает, как переворачивает их местами. Быть мужиком с хорошей спортивной формой иногда бывает очень даже полезно. На Ви сейчас рубашка, на которой чертовски много пуговиц, но Керри изо всех сил держит себя в руках, расстёгивает их одна за одной, хотя ещё после первых двух хотелось рвануть ткань в разные стороны. Зато он отвлекает себя поцелуями, которые оставляет на каждом освобождённом из плена ткани кусочке кожи. Расстегнул – поцеловал, расстегнул ещё – облизал кожу рядом с соском, расстегнул в третий раз – оставил засос у сердца. Ви в потолок смотрит, заложив руки за голову, но грудина поднимается неровно, а тело под пальцами дрожит, когда Керри поцелуй за поцелуем у кромки брюк оказывается. Керри не думал, той самой затхлой, удушливой ночью, когда стоял в собственной ванной комнате, глядел на своё никчёмное отражение и пытался не схватить с кромки раковины оставленный там лежать пистолет, что ровно через несколько минут он повстречает лучшего человека в своей жизни. Ну, если уж быть таким точным, то только его тело. Но всё равно, Керри не мог и подумать, что вляпается в этого щенка по самые уши, что сейчас, спустя столько времени будет боготворить его, вылизывая член, заглатывая почти до самого основания, расслабляя горло. Он выпускает его, когда задыхаться начинает, откашливается слегка, продолжая рукой по своей слюне ласкать Ви, смотрит на то, как тот губу закусывает и руки сжал, лишь бы не схватить его за волосы и не насадить до боли. Спускается языком к яйцам, перекатывает сначала одно, затем другое, а рукой – вверх-вниз, с яиц не отрывая языка по основанию, длине, уздечке, с пошлым хлюпом опять пустить до горла сразу, легче чем до этого. Керри отрывается лишь тогда, когда у Ви яйца уже поджимаются, перехватывает у основания, сжимает, смотрит в раскрасневшееся лицо, тянется поцеловать, но наёмник отворачивается, дышит слишком тяжело. Керри переваливается через Ви, затем через край кровати, тянется к прикроватной тумбочке, на которой смазка где-то должна быть припаркована. Забирает почти опустевший бутылёк, садится обратно Ви в ноги, почти на пах. Двумя пальцами в смазке себе за спину тянется, смазывает растраханную дырку: секс он любит, хороший и регулярный. Стонет, когда пальцы без особого сопротивления оказываются внутри, сразу оба, запрокидывает голову, второй рукой лаская соски, шею, сжимая пальцы на горле. Устраивает Ви шоу. Тот приподнимается на локтях, смотрит пристально, и Керри через полуприкрытые веки видит, как Ви тяжело сглатывает. А затем он тянется своими пальцами к нему, сталкивается с его пальцами, свой один проталкивает рядом под аккомпанемент из стонов. Керри толкает его в грудь, чтобы Ви опять на подушки опустился, дрожащими руками выдавливает последнюю порцию смазки, растирает по члену наёмника и садится сверху, придерживая рукой. Стонет, раскачиваясь взад-вперёд, привыкая несколько мгновений к чужой горячей плоти внутри. А потом как в тумане – насаживается, поднимается, почти выпуская головку из себя, насаживается снова, до основания. Чужие руки на талии тянут вниз раз за разом, вжимая в себя, усиливая ощущения. Ягодицы трёт ткань брюк Ви, которые он так и не стянул полностью, лишь приспустил. У Керри хлюпает от смазки, эти звуки – самое пошлое, самое прекрасное, что только можно услышать. Керри склоняется над ним, двигаясь взад-вперёд, кайфует до одури, почти перестаёт себя контролировать. Одна рука Ви на спину перемещается, наглаживает кожу между лопаток, царапает ногтями чуть ниже, поднимается наверх, на затылок. Керри жалеет, что сейчас у него не длинные волосы, в которые тот мог бы запустить свою ладонь, потянуть, обласкать. – Я люблю тебя, Ви, я люблю Ви… – стонет он между фрикциями, насаживаясь, массируя членом свою простату раз за разом. Керри не надо много времени, ему даже прикасаться к себе не надо, он кончает незаметно, без предвестников, просто в одно мгновение насаживается как обычно до упора, а в другое – течёт остаточной спермой, уже забрызгав Ви живот, опирается лбом в чужое плечо. Ви хлопает Керри по ягодице, и тот тяжело поднимается, ноги слабые и не держат его. Он валится рядом на живот, лишь голову повернул, чтобы не задохнуться в подушках. Ви снова входит, сам это делает более осторожно, хотя затем двигается отрывисто, жёстко. Берёт, дерёт, трахает, ебёт, пользуется… Керри мог бы придумать ещё десяток слов и два десятка таких же нелепых эвфемизмов, но сейчас думать – это последнее, на что он способен. Он стонет, когда уставший и наконец-то кончивший Ви валится на него сверху всей тушей, придавливая, и Керри пихает его в бок, заставляет перекатится на постель рядом. Они молчат несколько минут, переводя дыхания и каждый думая о своём. Керри – о блаженной пустоте в мыслях, Ви… да хрен его знает, о чём он думал. И Ви первым нарушает посторгазменное молчание, перед тем как затянуться сигаретой прямо в постели, лишь подтягивая пепельницу ближе к себе по прикроватной тумбочке: – Блять, чувак, это был последний раз. Отпусти уже его. И сходи к мозгоправу. Ви никогда не курил. И Керри плачет.