И мы вошли в эту воду однажды, в которую нельзя войти дважды

— Приятно познакомиться, Сергей. — мама улыбнулась. — Юля рассказывала про вас, но не сильно много. И вижу вы сильно цените искусство... — Разумеется, — он одарил её ответной улыбкой. Мы стояли втроём на кухне. В полной тишине. Мама на удивление ничего не спрашивала у Сергея, а мы с ним не находили слов друг для друга. Не решались заговорить. Горячий шоколад как назло готовился долго. В конце концов мама оставила нас одних. — Юля, скажи честно... — начал мужчина, затем замолчал. Прикусив губу, он взглянул на меня. — Ты абсолютно уверена в том, что наговорила мне в ресторане? — Абсолютно. — голос не дрогнул, хотя в глубине души бушевала буря эмоций. Но вот именно, что в глубине... — Хорошо. Я тебя услышал. Оставим это в прошлом. Сегодня первое января, всё с чистого листа. Да? — он слабо улыбнулся. — Ага, — кивнула я. — разлив в кружки горячий напиток из молока, шоколада и маршмеллоу, я протянула одну из кружек Разумовскому. — Спасибо. — И что же за картина, Серёж? — я подошла к нему ближе, желая обнять. — Ты же прекрасно понимаешь, что никакой картины нет. — он обнимает меня. — Я хотел увидеть тебя. — шепчет Разумовский. — Если не терпится порисовать, то поехали ко мне в офис, дорисуешь недоделанные заказы или начнёшь не начатые. Но вообще-то я хотел предложить съездить на каток... — Прям сейчас? — Давай ты для начала позавтракаешь, а потом поедем. Если ты не против конечно. — добавил он. — Я... не против. — сказала я после недолгого раздумия. — Замечательно. Спасибо... — Слушай, а поехали вот, ну, прям сейчас? Позавтракать можно в другом месте, — предложила я после ещё минуты раздумий. — И что же заставило тебя принять такое решение? — Тебе честно сказать? Соскучилась. — когда этот простой, лаконичный ответ прозвучал, я пошла собираться.

***

Мы уже позавтракали кофе и круассанами, и Разумовский решил затащить меня на каток. К счастью большинство людей решили отсыпаться или объедается оливье у себя дома, поэтому смотреть на то как я падаю никто не собирался. — Разумовский, а может это и к счастью, что мы решили наконец встретиться именно сейчас, а не раньше? — с едва заметным сарказмом сказала я. — Это ещё почему? — удивлённо говорит Сергей. — Тогда бы я набила бы себе гораздо больше синяков. Вот почему ты выбрал именно каток для прогулки?.. — Так вот что ты хочешь до меня донести. Юль, спорт это норма жизни. Давай шнурки завязывай. — А я ненормальная. Сергей Викторович, ты издеваешься. Вот серьёзно. — Давай-давай. — Окей, — наконец согласилась я, завязывая шнурки. — Но ты ведь тоже будешь кататься? Разумовский посмотрел на меня, как на врага народа. — Ну конечно. Иначе бы не стал тебя вести на каток. После недолгой паузы, он продолжил: — Подожди, пожалуйста. Себе коньки возьму. Когда он вернулся, уже в коньках, до меня долетела его тихо сказанная фраза: — Падать вместе будем... — Серёжа, ты меня удивляешь, — со смешком ответила я. — Я не фигурист, а программист, к твоему сведению. Да и детство, сама знаешь, у меня не в любящей семье было. С детдомом на каток не ходили. — Сергей хмыкнул, пожал плечами, затем взяв меня под руку, повёл ко льду. Кроме нас у катка стояла семья, состоящая из четырёх человек. Выскользнула из хватки Разумовского, я осторожно ступила на лёд, чуть не упав в результате. Но потом, сама удивившись своим действиям, я покатилась к самому центру. Ни разу не упав при этом. Сергей, оставшийся у бортика ошпаренно на меня посмотрел. — Ты же говорила, что падать собираешься! А я передумала! — Удивлен!.. — Я тоже!.. Давай ко мне!

***

После полчаса на катке, ибо больше не выдержали, мы поехали в его «башню». Весь город засыпан снегом, а тут он словно и не выпадал; все дорожки расчищены. Здание встречает нас тишиной. Все на каникулах. В холле стоит небольшая ёлочка, на окнах гирлянды. — Украсил и холл значит? — Ага, — как-то грустно ответил Сергей, а я вспомнила мои уговоры украсить офис как следует. — Юлия, здравствуйте! — перед нами появляется голограмма. — Вы давно не появлялись в офисе. — Марго, привет! Буду исправляться... Мы зашли в лифт. Воцарилось какое-то неловкое молчание. О чём нам вообще говорить?.. Сергей начал копаться у себя в телефоне. — Слушай, может у тебя... — Что у меня? — Разумовский поднял на меня свой взгляд и облегченно выдохнул, что я прервала молчание. — Может у тебя действительно была идея для картины? — А тебе рисовать нечего, Петровская? — усмехнулся он, а я чуть смутилась. — Не было идеи. Но если хочешь, я обязательно придумаю. — Давай. — Окей. Первого июня скажу, ладно? Я неуверенно кивнула, а потом поняла, что первое это слишком поздно... Он не заметил моей неуверенности. Лифт приехал.

***

Всё обрело как-то спокойный вид. И природа: наступила весна, капель тихо стучала по окнам. И отношения. Такие же как в первые недели. Какая-то дистанция но иногда сердце предательски бьётся, готовясь выпрыгнуть, когда его глаза смотрят на меня лучезарной улыбкой. Под таким наплывом эмоций картины пишутся быстрее. Печалит лишь одно: я уеду. Осталась одна весна, и всё будет конечно. И теперь тяжёлые мысли на холсте в виде «людей-грехов», что граничат с «благодетелями», но на сердце не легче. Уже несколько раз я ездила в детдом «Радуга». Преподавателем становиться не решила, но они без проблем и другого нашли. Я там появлялась из-за маленькой Лизы Макаровой. Хочется подарить ей, да и другим детям тепло. Мне как единственному ребёнку в семье, всегда хотелось сестрёнку. Ну вот можно сказать, нашла. Ненадолго только. Боюсь, что не вынесу расставание с Серёжей если уеду после экзаменов в июне. Поэтому не тяну время — сдам их досрочно и покину Петербург в конце мая. Или в начале июня? Квартира не найдена, денег на переезд не сильно много. Но для меня главное — не дать произойти тому, что может удержать меня здесь. По идее без проблем можно учиться и здесь. Но в целом, роман с такой известной личностью не является долгосрочной перспективой, разве нет? Ну или я так решила и слишком упряма сейчас. Но я уже всё решила. Два раза я встречалась с Даниилом. Этого хватило, чтобы закончить картину. У меня с ним сложились очень даже хорошие взаимоотношения, но к чему они? Ему я не колеблясь сказала, что уеду из города. На его лице появилась грустное выражение. Мне тогда захотелось, чтобы Разумовский это увидел. Чтобы Сергей ревновал. Я дура?

***

Когда сдала Разумовскому аж три картины (к слову осталось всего одна, если не считать эти) за раз, он удивлённо посмотрел на меня. — Это ещё не все... — я немного смущенно на него посмотрела. — Не против, если поработаю у тебя? У тебя свет хороший да и вообще... — Ну ладно, — он слегка подозрительно взглянул на меня. — А материалы где у тебя? — Внизу оставила. В холле. — Ты обычно не так сильно в мою компанию напрашиваешся. — после недолгого молчания продолжил: — Всё в порядке?.. — Да, — как-то даже резко ответила я, а он снова взглянул на меня с подозрением. — Юль, скажи мне, — с нотками недовольства пробурчал Сергей. — Не сегодня. Не будем портить день. — Я надеюсь, то что ты пытаешься скрывать не закончиться тем же, что было... на том мероприятии. — Не парься. Не закончится. «По крайней мере, не сейчас» — подумала я. Сергей хмыкнул, а я, убедившись, что он больше ничего не собирается говорить, пошла вниз за этюдником, холстом и прочими вещами. Не торопясь прошла по залитому светом коридору к лифту. Спустилась, снова поднялась на верхний этаж. На мгновение замерла у входа. «А может сказать ему о переезде?..» Но не сказала. Я села на диван, поставили перед собой этюдник и начала допрашивать картину. — Знаешь, у меня какое-то ощущение, что ты скидываешь что-то. И не просто что-то. А что-то важное. Ты конечно уже дала знать, что не скажешь, но, Юль. — А у меня ощущение, что ты не должен лезть в мои дела и мысли. — Как грубо, — он усмехнулся. — Мы же друзья. Я волнуюсь... — Разрешаю не волноваться, — тихо отозвалась я. Затем погрузилась в картину. Остались мелкие детали. Серёжа устроился рядом со мной с ноутбуком в руках. Снова какой-то код наверное. Но бросив взгляд на экран, я заметила, что он разбирает почту. Прошло три часа. Он уже успел уйти другую комнату, вернуться с кружкой кофе для себя, взять в руки книгу и начать читать. — Я всё. Жду оценку, Сергей Викторович, — я показала ему картину. После нескольких часов тишины мой голос показался мне каким-то глухим эхом. — Замечательно. Это ведь всё, да? — он закрыл книгу и улыбнулся. — Да, все заказанные картины написаны — выдохнув с облегчением, ответила я. — По такому поводу хочу пригласить тебя в свой особняк, развесить картины, а потом в ресторан, отпраздновать. Только боюсь, это случится в конце мая. В особняке ещё не всё готово... — Хорошо. А я к тому времени как раз экзамены сдам. — Ну тогда договорились. Я напишу. У меня кстати тоже до этого времени работа наряженная будет. Стала собирать вещи в этюдник. — Чая не хочешь? — Хочу... — в груди появилось неприятное чувство, а в голове мысль, что мы вряд-ли увидимся в ближайшее время. Разумовский ушёл на свою небольшую кухню, после вернулся с двумя чашками черного ароматного чая. Мы стояли у его панорамных окон, просто наслаждаясь тихим обществом друг друга. Весеннее закатное солнце заливало всё вокруг. Волосы Серёжи казались теперь прям огненными... — Что за чай? — Секрет. Понравился? — Ага. — Тогда подарю, когда встретимся в ресторане. — Ну спасибо... — я слегка улыбнулась и он тоже в ответ. Допив чай, я сказала, что мне пора. Картину аккуратно положила на его рабочий стол и забрала свои вещи. Он решил проводить меня и вызвать такси. Перед тем как я села в машину, он сказал: — Я не помню, чтоб говорил такого, так что скажу. Я рад, что встретил тебя. Не из-за картин, конечно, — он рассмеялся. — Но они прекрасны, несомненно. В общем надеюсь, что в будущем нашего общения меньше не станет. И за шедевральные полотна благодарю. До встречи, mon étoile. — До встречи, Сергей... Я села и уехала. Этим же вечером увидела перевод денег. Большого количества денег. Сергей один из самых лучших клиентов. Нет. Он лучший. Найти новых заказчиков будет не легко... Но это не так грустно, если сравнивать с будущим переездом. Вот переезд — это уже грустное событие... Тогда я потеряю не только самого лучшего заказчика, но и друга, который если бы не я, мог бы быть для меня больше чем друг.