Соловей в золотой клетке

Он нёс меня и ребёнка по той же тропе, где я когда-то бежала в надежде спастись, спрятаться, забыть. Я чувствовала, как напряжено всё его тело с головы до ног. Вокруг шли несколько слуг, и все, включая меня и Иллуми, молчали. Правой рукой он прижимал сына к своей груди. Я молилась, чтобы мой ребёнок не пострадал, чтобы даже слезинка не упала с его глаз. Но, на удивление, мой сын не кричал и не плакал — он, закутанный в мягкий плед, мирно спал в руке своего отца. Путь был недолгим. Как только мы зашли на территорию поместья, меня отпустили, и я смогла встать босыми ногами на землю. Обессиленная, измазанная в крови, я почти падала. — Дай мне сына, — почти задыхаясь, твёрдо сказала я. — Сейчас. Он обернулся ко мне, и его холодное лицо теперь выражало безумную ярость. — Ты смеешь что-то говорить после того, что сделала? Холод его голоса ударил по мне. Я боялась, что ещё чуть-чуть — и он сорвётся, а мой ребёнок всё ещё был у него на руках. — Это не только твой сын. Теперь он наследник, и я собираюсь воспитать его так, как положено нашей семье, — продолжал он. — Я не позволю, чтобы мой сын был убийцей! Он не будет таким, как вы! Меня переполняла ненависть. Моего сына забирают у меня на глазах, а я не могу этому помешать. Но вместо ответа он лишь отдал мне ребенка. Я осторожно, с нежностью взяла малыша в руки и прижала к груди. В следующее мгновение я почувствовала, как меня взяли за запястье и грубо повели в поместье. Одной рукой я пыталась удержать сына, пока мы поднимались в покои. Иллуми распахнул дверь своих покоев и, не сбавляя шага, грубо втолкнул меня внутрь. Я споткнулась, едва не упав, но удержалась на ногах — только ради сына, которого сжимала в руках так крепко, что пальцы онемели. Дверь за нами с грохотом захлопнулась, и от этого звука у меня задрожали колени. Он молчал. Я тоже молчала, боясь даже дышать слишком громко. Иллуми медленно снял окровавленные перчатки, бросил их на стол и, повернувшись, посмотрел на меня — взглядом, в котором не было ничего, кроме ледяного безразличия. — Сядь. — Его голос был ровным, но от этого мне стало только страшнее. Я не шевелилась. Он сделал шаг вперёд. — Сядь, — повторил он, и я почувствовала, как сердце сжалось в панике. Села, осторожно опускаясь на край кровати. Сын дышал ровно, спал, не понимая, в каком кошмаре мы оказались. Я прижала его ближе, будто это могло нас защитить. Иллуми подошёл ко мне. Нагнулся, упираясь руками в матрас по обе стороны от моего тела, и замер так близко, что я чувствовала холод его кожи. — Если бы он не был моим наследником, — прошептал он, и этот шёпот врезался в меня острее ножа, — я бы убил тебя здесь и сейчас. Я задрожала, крепче сжимая ребёнка. — Ты поставила под угрозу мою кровь. Мою семью. — Его глаза не моргали, они вгрызались в мою душу, разрывая её изнутри. — Ты думала, что сможешь сбежать? Спрятаться? Я попыталась ответить, но губы не слушались. — Если ты ещё раз попробуешь, — он медленно выпрямился, глядя на меня сверху вниз, как на насекомое, — я сломаю тебе ноги. Я сжалась, чувствуя, как внутри всё рушится. — С этого момента ты будешь жить здесь. В моих покоях. — Он развернулся, направляясь к двери. — И если я замечу, что ты снова смотришь на выход… Он не закончил фразу — просто вышел, заперев дверь снаружи. Я осталась в этой комнате, с ребёнком на руках, в тишине, которая давила, как бетонные стены.

***

Прошла ночь. Я не спала — не могла. Всё моё тело ныло от напряжения, но даже когда веки тяжелели, страх не давал мне закрыть глаза. Иллуми не вернулся. Никто не пришёл. Я была заперта в его покоях, словно птица в клетке. Сын спал спокойно, будто не чувствовал, какой ужас творится вокруг. Я гладила его крошечную ладонь, пытаясь хоть так успокоить себя, но внутри уже затаилась паника. И когда я наконец задремала, дверь с грохотом распахнулась. Я вздрогнула, тут же крепче прижав ребёнка. В комнату вошли двое слуг в чёрном. За ними — мать Иллуми, Кикё, с её вечной натянутой улыбкой. — Какое утро, невестка, — её голос был сладким, но в нём таилась отрава. — Ты уже знаешь, что за ошибки в нашей семье полагается наказание? Я почувствовала, как холод пробежался по спине. — Иллуми… — Я хотела спросить, знает ли он об этом, но Кикё лишь хихикнула. — О, конечно, знает. Это было его решение. Она сделала знак рукой, и слуги двинулись ко мне. — Нет! — Я вжалась в кровать, крепко обхватив ребёнка. — Не трогайте его! — О, не бойся, — Кикё встала передо мной, глядя мне прямо в глаза. — Сыну ничего не будет. А вот тебя придётся проучить. Я замерла, не в силах пошевелиться, когда чьи-то сильные руки грубо вырвали у меня сына. Он закричал — и я тоже. — Нет! — Я рванулась вперёд, но кто-то ударил меня по лицу. Сонное оцепенение исчезло — осталась только паника. Меня схватили, выдернули из постели и поволокли по полу. Ребёнок всё ещё кричал, но его звуки становились всё дальше. — Оставьте его… пожалуйста… — Я пыталась сопротивляться, но силы были неравны. Кикё улыбнулась. — Успокойся, невестка. Просто будь послушной…

***

Боль была как удар молнии — резкая, обжигающая. Я упала на пол, задыхаясь, но даже не успела перевести дыхание, как хлыст опустился снова. И снова. Слуги держали меня за руки, вдавливая в холодный мрамор, а Кикё спокойно наблюдала, склонив голову набок, словно оценивая произведение искусства. — Ты должна понять, Лорелай, — проговорила она, когда хлыст на мгновение замер. — В этой семье слабость не прощается. Я не могла ответить. Кровь капала с губы, тело горело, но хуже всего было то, что я не слышала плача сына. Где он? Что они с ним сделали? — Не останавливайтесь, — махнула рукой Кикё. — Она должна запомнить это. Но внезапно дверь распахнулась. Мой муж вошёл в комнату так же бесшумно, как всегда, но воздух будто сгустился. Его глаза скользнули по мне, лежащей на полу в крови, потом — на мать, которая всё ещё улыбалась. — Этого достаточно, — сказал он ровным голосом. Слуги сразу отпустили меня, а Кикё лишь приподняла брови. — Дорогой, ты же сам сказал, что она заслужила наказание, — напомнила она с притворной нежностью. — Мы должны… — Я сказал достаточно. Он посмотрел на неё так, что даже она замолчала. Иллуми подошёл ко мне, взял за руку и, не обращая внимания на мою дрожь, просто поднял на ноги. Я не могла стоять — он держал меня, как куклу. — Где ребёнок? — его голос был холоден, как лёд. — В соседней комнате, — ответила Кикё, сложив руки на груди. Иллуми не сказал больше ни слова. Он просто развернулся и потащил меня за собой, игнорируя мою слабость и кровь, оставляющую след на полу. Когда мы вошли в другую комнату, я увидела его — моего сына. Он лежал в колыбели, спокойно спал, будто ничего не случилось. Я сорвалась с места, упав перед кроваткой на колени, и, плача, обняла малыша. А Иллуми стоял рядом, глядя на нас с таким непроницаемым выражением лица, что меня пробила дрожь сильнее, чем от ударов. — Если ты попробуешь сбежать ещё раз, — прошептал он, наклонившись ко мне, — в следующий раз я позволю им убить тебя. Он развернулся и ушёл, оставив меня на полу, сломанную, с ребёнком на руках, в комнате, где воздух был пропитан страхом.