Sound of da police

В Рио-де-Жанейро никогда не бывает спокойно. Юнги знает это не по наслышке, девятый год работая в ФСБ. Он каждую ночь по несколько раз видит смерть, здоровается с ней лично, и невольно выдыхает, когда та рядом с ним не задерживается. Давно стало привычным на фоне шума ночного города стоять рядом с трупом человека, небрежно выкинутого на дорогу. Мертвым телом здесь никого не удивишь, особенно местных жителей, которые даже не оглядываются на машины с мегалками около жилых домов. В Рио-де-Жанейро никогда не бывает спокойно. Горячее бразильское солнце купает в своих лучах днём. Оно, страстное и приветливое, манит за собой на пляж, где такие же горячие, как солнце, парни и девушки загорают на берегу шумного атлантического океана. Бразилия двулична. В этом убежден каждый человек, пусть некоторые закрывают глаза на ужасы, происходящие здесь. Кто-то просто пропускает мимо глаз, затыкает уши, не обращает внимание. Иногда и Юнги хотелось забыть. Не знать. Сбежать. Вечером здесь кипит жизнь. Люди сливаются в толпу и подпевают уличным музыкантам. Они танцуют, не разбирая, где , чьи руки и веселятся. Чонгук знает это не по наслышке, четвертый год работая репортёром. Он живёт такой жизнью, любит ее всем сердцем, но ему всегда было мало. Чон видит противоположную сторону Рио. Там, в фавелах, где жизнь идет совсем по-другим законам, и не подчиняется власти, нет беззаботной и красочной жизни. Единственные цвета – красный и чёрный, и даже горячее бразильское солнце не способно изменить этих людей. Каждую ночь, вместе с машинами ФСБ, обязательно выезжает и Чонгук, собирая самую интересную, но в то же время и пугающую информацию. Его уже не удивить телом, лежащим на дороге в крови. В каком-то смысле он просто выполняет свою работу : собирает материалы, делает фото и выпускает, но вот его сердце все ещё разрывается от историй семей погибших людей. Он знает, что многие сами были убийцами и вели нелегальный образ жизни, но понимает – пойти по другому пути здесь очень трудно, особенно, если с самого детства видишь всю жестокость этого мира. У людей здесь выбор небольшой, а соблаз слишком велик. Они хотят другой жизни, лучшей жизни. Пытаясь вырваться из опасных хищных лап, они наступают на ядовитых змей. Деньги решают все, они же и становятся причиной смерти, угроз, обмана. Молодой репортёр своим присутствием Юнги раздражает и напрягает. Чонгук всегда активный, лезет с вопросами напролом и не понимает слово «опасно». Мужчина понимает, что это его работа, но бесстрашие и постоянное рвение узнать все о деле слишком нервируют и без того нервного Мина, у которого уже дёргается глаз. Не раз уже мимо головы Чона пролетала пуля в перестрелке, но его, кажется, это сильнее заводило на работу. Юнги Чонгука не понимает, и даже пытался сам говорить с парнем. Тот в ответ радостно улыбался и спрашивал, берет ли Мин взятки за наркотики. – Ты точно когда-нибудь нарвешься на неприятности, – шипит Мин, оттягивая зеваку за рукав от трупа мужчины. – Говорит мне это человек, который работает в ФСБ и трупов видит больше, чем живых людей, – язвит Чонгук, но послушно отходит за мужчиной, – что о нем известно? Он смотрит прямо на труп, отмечая наличие следов на шее : обычно так избавляются от крыс, которые доносили информацию из клана людям других семей. Предателей вычисляли быстро и особо с ними не нянчились – каждый, кто жил здесь, должен был знать, понимать, что любой необдуманный поступок или слово, брошенное в тени улиц, обязательно будет услышанно, донесено. – У него на спине тату клоуна, – как бы Юнги не сопротивлялся, информацию всю репортёру он докладывает сразу же. Не хватало ещё тут всяких ворон рядом с собой держать. – Я не уверен, но наши говорят, что это он убил Кан Даниэля год назад. Чонгук замирает, а после оборачивается к трупу. Он ничего не увидит больше, потому что его накрыли белой простыню, но от чего-то он все же хочет убедиться в этом. Кан Даниэль – один из людей Юнги, который погиб, защищая паренька от людей «северной семьи». Он помнит тот день, потому что остался жив только благодаря Юнги. Помнит, сколько тел вывозили под белой тканью на скорой. Чонгук об этом не писал. Пережив ту страшную ночь, он думал, что больше никогда не вернётся к своей работе, но быстро понял, что без этого не сможет. Он тогда осознал, как близка к нему, ко всем им, смерть. Она не их подружка, безжалостная, без разбора забирает людей. Чонгук знает, что в любую ночь он может стать жертвой перестрелки или случайно, сам того не поняв, перейти дорогу какому-нибудь из кланов, и быть повешенным. Его работа – риск, но журналистика для него не просто профессия – это дело всей жизни. Узнавать истории семей погибших, иметь возможность лично утешить и рассказать всему миру про них. Он не раз добивался компенсации, не раз помогал этим людям из собственного кармана. В фавелах его многие знают как «Босс Чон». Его так прозвали детишки, и он не стал с ними спорить. Есть кое-что, что скрашивает этот мрак. Тьма здесь не рассеивается с рассветом, не исчезает по праздникам, она лишь становится бледнее рядом с хорошими людьми. Дети, наивные и ещё совсем юные, до конца не осознают, в каком мире им выпала судьба жить. Поэтому им проще всего улыбаться, веселиться, и рядом с ними невольно становится проще. Забывается плохое, пусть не на долго. Чонгук хочет всех детей спрятать, увезти туда, где безопасно. Где они смогут прожить счастливое и беззаботное детство, вырасти достойными людьми с достойными целями и мечтами. Увы, он может лишь исписывать страницу за страницей в попытках добиться справедливости. – Чонгук.– Парень вздрагивает, когда его зовёт Мин. Мужчина сам выглядит напряжённым, но состояние Чона его настораживает больше.– Ты в норме? Юнги встревоженно оглядывает побледневшее лицо перед собой. Каким бы бесстрашным и безбашенным он не казался, Мин знает о том, что может выбить парня из колеи. Чонгук говорить о своих страхах не любит, ту зловещую ночь даже не вспоминает. / – Ты должен остановиться прямо сейчас! – кричит Мин, пытаясь оттащить Чонгука подальше от опасного места. Парень, спотыкаясь, бежит за агентом, оглядываясь по сторонам. – Льюис, прикрой нас! Рон, за тобой левый периметр. Юнги отстреливается, внимательно оглядываясь по сторонам. Его парни тут же выполняют поручения, пытаясь увести мирных подальше отсюда. – Чонгук, ты сейчас садишься в машину и уезжаешь, понял ? Ровный тон, пронзительный взгляд, такой, что ослушаться просто не хватает смелости. У Чонгука нервы сдают, руки трясутся, это несомненно чувствует и Юнги. Хочется показаться сильным, стойким, хочет сказать, что останется здесь, но слова в горле застревают, перебиваемые хрипом. Чонгук вот-вот заплачет, ощущает, как в уголках глаз собираются слезы. Медлить нельзя, не в такой обстановке, расклеиваться нельзя, только не перед Юнги, который не может не успокоить. Сердце Чона с ума сходит, пробивая грудину ударами, в голове шум выстрелов, и кричащий со своей дури голос : « Убирайся отсюда!» Юнги встряхивает его, зовёт по имени, обхватывая руками за лицо. Все бестолку, Чонгук уставился прямо туда, где сейчас по земле растекается кровь ребенка, так не вовремя вышедшего на улицу. – Юнги...Юнги, – парень пытается развернуть мужчину туда, где сейчас собираются все агенты, крича о чем-то. Люди из клана, кажется, скрылись, наведя беспорядок, и Чонгук видит, как фсбешники начинают осматривать территорию. Он видит знакомые лица группы Юнги, едва улавливает их переговоры. Чонгук невольно переводит взгляд на землю, практически рядом с собой и видит Даниэля с перерезанной глоткой. Даниэля, который ещё сегодня угощал Чона чашкой горячего кофе после бессонной ночи над статьей. На выходных они хотели собраться всем отделом и отметить поимку главаря крупной банды. Похоже, на выходных они соберутся, чтобы похоронить лучшего друга Юнги, Кан Даниэля. Вдруг снова разносятся крики и выстрелы. Они заставляют Чонгука вздророгнуть и попытаться оглянуться, чтобы понять причину. Он самому себе напоминает потерянного котенка, пытающегося найти маму в толпе обезумевших животных. Люди Юнги вновь кричат, уже обращаясь к агенту, и мужчина, поняв, что происходит, со всей силы цепляется за ладонь Чонгука, оттаскивая в сторону. Все происходит быстрее, чем Чонгук успевает сделать следующий рваный вдох. Он так и остаётся на выдохе, глядя перед собой стеклянными глазами. Юнги резко замирает, прижимая его лицо к своей груди, уворачивая их от очередного выстрела. Последнего выстрела на сегодня. Чонгук колотится всем телом, чувствуя, как вздрагивает сильная грудь под руками. Прерывистый выдох доносится сверху, и Чонгук понимает, что что-то случилось. Неужели кого-то еще подстрелили? – Юнги, – шепчет парень, боясь оторвать голову от крепкой груди, как от спасательного щита. – Боже, скажи мне, что больше никто не пострадал. –Тише, – низко хрипит мужчина, не двигаясь в кольце рук Чонгука. Тот пытается оторваться на секунду, но Юнги рывком притягивает к себе, не позволяя этого сделать. – Нет, не отпускай меня. – Я не ... не отпущу, только скажи мне, что все хорошо, – Это мольба. Пропитанная страхом, отчаянным нежеланием принимать смерть, даже слышать о ней. Достаточно того, что они знают, помнят изо дня в день. – Юнги. В оглохшей от шума улице имя агента раздается слишком громко. Голос Чонгука сиплый, словно не его вовсе. На грани истерики, парень поднимает голову, пытаясь заглянуть в лицо Юнги. Побледневшее, испачканное в чужой крови, по которому скатываются холодные капли пота – Юнги не выглядит здоровым, он словно умирает. Так и есть, Чонгук тоже чувствует себя именно так – умирающим. После пережитого ужаса нет других мыслей, есть только страх, боль, слезы. Чонгук с ужасом понимает, что Юнги действительно умирает в его руках. Не из-за душевной боли, не из-за страха за чужие жизни, а от пули, вероятно, пронзившей его вместо Чона. – Юнги! Не пойми откуда у Чонгука прорезается голос, и его отчаянный крик привлекает внимание. Возможно, все думали, что выстрел был холостым, но он пронзил сразу двух людей. – Нет, нет, нет, нет. – Чонгук отклоняет тело Юнги от себя, но тот все ещё пытается удержать равновесие. – Чшш, я держу тебя, Юнги, не бойся. – Хорошо, хорошо, – едва слышно произносит мужчина. Он смотрит на Чонгука, и парень видит, что привычной стойкости и непоколебимости в его взгляде нет.– Ты в порядке, Чонгук? Чон мотает головой, нащупывая след от пули на спине мужчины. Горячая кровь пачкает его ладони, и парень безудержно роняет слезы на плечо Юнги. – Эй, – шепчет Мин, привлекая внимание парня мягкими поглаживаниями по предплечью. – Зачем, Юнги? – Мотает головой, отказываясь верить в происходящее. – Мне не больно, – уверяет, но серое лицо мужчины говорит об обратном. – Ты только не плачь. – Зачем ты врешь? Чонгук не дожидается ответа – Юнги у него из рук забирают врачи. Он боится, что останется без ответа навсегда. Он так бы и остался сидеть на пропитанном кровью асфальте, если бы его тоже не утащили медики. Мельтешащие из стороны в сторону, от одного тела к другому, они надолго не задерживаются рядом с Чоном. Парень бы очень хотел помочь, хоть чем-нибудь, но ощущает собственную слабость, когда на плечи укладывают теплый плед посреди жаркого лета. Руки Чонгука действительно ледяные, как меткая о том, что он встречался со смертью сегодня. И предупреждение – в следующий раз она может не смиловаться. Но неужели забрать Юнги вместо него будет справедливым? / –... Ты в норме? – Настолько, насколько человек, который вспомнил, как чуть не помер, – и Чонгук не выглядит весёлым, даже без намека на шутку. Тогда он отделался испугом и ходил заикался два дня. Нечто более ужасное висело на его плечах неподъемным грузом. – Я отвезу тебя домой. И это то, что между ними происходит : язвительные комментарии и смешки, закатывающиеся недовольно глаза, вызывающие лишь улыбку, и никак не раздражение. Явное, обоим понятное желание заботиться, помогать. Быть рядом, имея возможность поддержать, отвлечь, угостить кофе. Юнги звучит так, будто не ждёт отказа. Это в мужчине и нравится Чонгуку – стойкий волевой характер. Юнги невозможно ослушаться, когда он говорит что-то сделать. Своим людям он отдает приказы громко и четко даже в самых опасных ситуациях. Чонгук видел его за работой не раз, и по-настоящему восхищается старшим. Его работой нельзя не восхищаться. Юнги нельзя не восхищаться. Он храбрый, добрейшей души человек, и не все с такой работой могут позволить себе быть добряками. Не все способны сохранить рассудок, оставаться человечными и небезразличными к чужому горю. – Будешь кофе? Чон приходит в себя, когда они останавливаются на светофоре. Видимо, Мин почувствовал его напряжённое состояние. – Не откажусь от горячего шоколада. Они оказываются в квартире Чонгука и тишина между ними кажется неловкой. Чон мнется на входе прежде, чем пройти в гостиную. Юнги заходит за ним, расстегивая свой жилет. Это обычное действие для него, но Чонгук отчего-то вздрагивает. У Мина есть раны от пуль. Чон помнит одну, которая едва не стала смертельной. – Присаживайся. Чон указывает на угловой диванчик, куда следом за старшим плюхается и сам. Они молчат, не зная, о чем можно поговорить. Юнги приехал сюда с одной единственной целью – выговориться. Обсудить то, что произошло той ночью, вспомнить, разворошить, расковырять старые раны. – Ты напуган, верно? Мужчина подводит к главному, мучающему не его одного вот уже год. Внутри него сидят чувства, крепко накрепко закрепившись в сердце, и растущие с каждым днём всё больше. Их уже невозможно удерживать в себе, потому что больно. Потому что Чонгук заслуживает знать правду. Заслуживает быть любимым. – Нет, я просто благодарен тебе, Юнги, ну, знаешь, за ту ночь. Ты спас мне жизнь, – будто сам Мин не знает про это, Чонгук хочет донести все, – спасибо. – Я бы мог сказать, что это моя работа, – усмехается Юнги, без намека на веселье, – я защищаю этот город, страну, в конце концов, но, – мужчина делает паузу, чтобы набрать воздуха в лёгкие, – ты не просто часть работы, Чонгук. И защитил я тебя тогда потому, что, будь я даже парнем с улицы, все равно бы пожертвовал собой ради тебя, понимаешь? Вот, что действительно опасно, думает Чонгук. – Я понимаю, – теперь Чон смотрит только на Юнги, – понимаю, что умри ты на моих руках, я бы себя не простил именно потому, что это ты, Юнги. Твою боль я себе до сих пор не простил. Чонгук смотрит из-под челки, пытаясь прикрыть слезящиеся глаза. Ему тяжело говорить об этом, тяжело вспоминать, душу свою настежь раскрывать страшно. Чонгук все ещё не хочет показаться слабым, немощным, хотя Юнги видел его во всех состояниях. Только сейчас Мин понимает, как тяжело было парню все это время. Он смотрит на него, рассматривая вдоль и поперек, не скрываясь. Чонгук взвалил на свои хрупкие плечи груз вины, хотя лично Юнги его ни в чем не винил. Это их жизнь. Возможно, они никогда не смогут жить спокойно. Жизнь, вдали отсюда, вдали от солнца и обжигающей страсти. Юнги хочется спокойствия. Он не рвется к закату, который встречает шумной пьяной толпой, танцующей на темных улицах. Ему хочется встретить тихий рассвет и пойти к нему навстречу, оставляя позади все темное и опасное. Чонгуку хотелось бы тишины. Отсутствия тех воспоминаний, которые заставляют руки дрожать. Их жизнь не была обязанностью – она стала целью. Причиной бороться, идти до конца. Чонгук жаждал той жизни, которой сейчас живет, но порой ему хочется отойти от всех волнующих дел. – Это был мой выбор, – говорит громко и четко, – я выбрал твою жизнь и ни разу не пожалел об этом. – Юнги, – Чон больше не знает, что сказать. На него вывалили правду, искренние чувства, но может ли он их принять? Как он может их принять? Что будет дальше, если он решится на это? Есть ли вообще будущее у искренних чувств здесь, в этом городе разврата и пьяных случайных встреч? Видимо, Юнги тоже об этом задумывается. Его лицо вытягивается, будто он сказал глупость. Он так себя и чувствует. Становится непонятно из-за чего страшно : отказ парня, непринятие чувств, или же наоборот – жажда того же, о чем сам себе мечтать позволяет. – Прости...– Мин поднимается резко, понимая, что сказал лишнего. – Юнги, – Чонгук его не останавливает - сил нет. Руки опускаются, так и не потянувшись навстречу. Он провожает мужчину взглядом до коридора, готовый с головой окунуться в истерику, но Мин возвращается к нему, садясь перед диваном на колени. Юнги даёт понять все взглядом своих внимательных глаз, в которых забота так и плещет. Она вся принадлежит Чонгуку, но он боится ее сейчас принимать. Вдруг он сделает хуже, обрекая их на страдания? – Нет, я так не уйду, – он берет ладони Чонгука в свои, желая забрать смертельный холод, который преследует парня. Понимает, что у него этого холода в несколько раз больше, но он привык, сможет вытерпеть, а вот Чонгуку он терпеть не позволит. Все сделает, чтобы он больше не испытывал подобное.–Прости, если я делаю тебе больно своими чувствами, но я не могу уйти от тебя вот так, правда? Юнги ищет одобрения в глазах напротив, но видит лишь слезы и, не сдерживаясь, хрипит : – Пожалуйста, ответь мне, поговори со мной, Чонгук. Он требует слишком много, просит невозможное. Но Юнги имеет право быть счастливым, пусть это и эгоистично с его стороны. Чонгук дрожит и тянется к Мину. Заставляет себя отпустить страх, казалось, навечно затаившийся рядом, и окунается с головой в Юнги. В его чувства, руки, запах. В его глаза, дающие понять, что все будет хорошо, внушающие уверенность. – Прости, Юнги, прости, – сам не понимает, за что извиняется, к рукам мужчины льнет, роняя на них горячие слезы. – За что ты извиняешься? – За все. Плакать друг для друга, не скрывая истинных чувств, словно освобождение. Чонгука потряхивает от переизбытка чувств, но Юнги его не опускает, обеспечивает защиту. Чон тоже хочет его защитить. Всегда хотел, готовый закрыть собой. Но мужчина никогда не позволял ему жертвовать собой, всегда вовремя оттаскивая от опасности. – Юнги, все хорошо, – шепчет парень тому в макушку. – Ты нравишься мне. Юнги смеётся тихим грудным смехом, заставляя Чонгука расслабить плечи. Этот мужчина источает уверенность и безопасность. И не пистолет в кобуре является причиной этого. – Тогда я точно не смогу оставить тебя сегодня. – Мин обвивает ещё дрожащее тело своими руками, пряча заплаканное лицо у себя в груди. Скрывает, огораживает от неизведанного и опасного, закрывая своей спиной вид на город. Он сейчас не нужен, не важен. Юнги оставляет его за собой, повернутый на встречу своему рассвету. Чонгук даже не видит его огни, во все глаза уставляясь на мужчину. – Не оставляй, – просит Чонгук, поднимая голову Мина за щеки, – никогда не оставляй. Непонятно сколько продлится их «никогда». И хотелось бы вечно, но именно вечность может стать для них «никогда». Оставайся со мной так долго, сколько можешь себе позволить, на сколько у тебя хватит сил и терпения. На сколько хватит слез, пролитых не за один вечер, когда я вновь приду после очередной опасной операции. Я не прошу, хотя хотелось бы умолять,но просто будь со мной, пока тебе хорошо. Пока ты чувствуешь, что можешь положиться на меня. Я буду рядом, я всегда рядом, я всегда прикрою, так что не бойся. Не оглядывайся по сторонам, не вглядывайся в лица людей – смотри только на меня, верь мне. Клянусь, ничто не заставит меня задуматься над тем «ты» или «я». Ты, Чонгук, всегда будешь ты, навсегда ты.

Так долго «ты», сколько позволишь.

Чонгук и Юнги предпочитают не говорить об этом, не сейчас. – Не оставлю. Пусть мне и страшно, я буду стараться быть таким же смелым, как ты. Обещаю верить твоим глазам, ища в них спокойствие, находя тепло в твоих руках. Я не скрою от тебя ни одной слезинки, ни одного переживания, ничего, что могло бы нас рассорить, разделить. Буду бороться с самим собой, со своими недостатками и демонами, чтобы стать лучше для тебя. Я не позволю тебе кинуться под пулю в следующий раз, оттащу следом за собой. Тебе больше не будет больно из-за меня, Юнги, я обещаю. Они смотрят друг на друга и понимают все без слов :

Пусть этот мир опасен,

Ты в нем для меня спасение.