Сборник драбблов с Саймоном Райли

В доме было тихо. Настолько тихо, чтобы Саймон мог осмыслить то, что произошло за последние 48 часов, но не настолько, что в ушах звенело от постоянной стрельбы. Это была золотая середина, в одиночестве, без старшей, которая бегала вверх и вниз по лестнице с рекордной скоростью. Гостиная перевернулась вверх дном, и куча чистого белья на нижней ступеньке была сброшена на пол в отчаянной попытке найти свою рубашку. Он сидел на диване, откинув голову назад и закрыв глаза, и только слышал ее возню, - Где моя рубашка? - она нарушила его блаженную тишину и встала перед ним с руками, опущенными к бокам в подростковом раздражении, - Куда ты ее дел? Саймон издал нечто среднее между вздохом и хмыканьем , повернув шею, чтобы посмотреть на нее, - Что? - он невольно вспылил, его обычный тон голоса был таким же острым, как и всегда, - Я не трогал твою рубашку, - глаза его были устремлены на груду недавно выглаженной одежды, брошенной на пол у лестницы, - Они лежат в той гребаной куче, которую ты разбросала и мимо которой прошла десять раз. - Ну, очевидно, что там нету, - она застонала. Саймон пожал плечами и встал, чтобы сложить в кучу утреннюю посуду с завтрака, - Что ты хочешь, чтобы я сделал? - покачав головой, он отнес тарелки на кухню, а она последовала за ним, - Я не умею колдовать, так? Она там, где ты ее оставила. - Нет. В этом-то и дело. Ты ее убрал, - она генетически переняла его хмурый взгляд и направила его прямо на него, когда он повернулся, чтобы взять что-то со стола. - О, правда? - бесстрастно пробормотал он, с громким звоном убирая посуду в раковину, - Возьми кружки из своей комнаты. - Нет, я ищу рубашку, - ее тон совпал с его, она упрямо стукнула ногой по ножке стула, чтобы привлечь его внимание, - Ты можешь проверить мамины вещи? - Ты можешь, - он повернулся, зажав в руке полотенце для мытья посуды, и кивнул в сторону лестницы. Настроение Саймона было трудно определить. Главная причина - он всегда был в каком-то дисбалансе. Даже когда он возвращался с особенно сложного задания, которое требовало от него слишком многое или прошло ужасающе плохо, он почти всегда оставался таким, каким был обычно. Грубым, язвительным и, казалось, безразличным. Ты научилась различать их, но твои дочери не знали об этом. Это приводило к неосознанным провокационным, но вполне обоснованным вопросам вроде, - Что с тобой не так? - Ничего. Возьми кружки. - Ты никогда не помогаешь ни в чем, - с насмешкой она повернулась на пятках, чтобы потопать наверх, и у Саймона свело челюсть. Он наклонил голову в сторону, оперся ладонями о раковину и отступил на шаг назад, чтобы спрятать голову между плеч. Наличие девочки-подростка стало для Саймона причиной многих головных болей. Не столько из-за нее, сколько из-за того, что в течение долгих лет все крутится вокруг них. Все вызывает смущение, а то и считается бесполезным. Что до Саймона, то в ее понимании он находился где-то между ними. - Не начинай с этого, - сказал он, когда она поставила кружки на стол за его спиной, но он все еще стоял к ней спиной. - Ну это же чертов… - Я серьезно. - Это правда, что тебя никогда здесь нет! - прокричала она, - Ты ничего не делаешь, всегда злишься и никогда не помогаешь, - пауза, - Ты даже не разговариваешь с нами, папа, - она сделала паузу, явно ожидая от него какой-либо реакции, - Это херня, ты херня. Он повернулся, чтобы взять кружки, не глядя на нее, хотя его челюсть была напряжена, - И ты даже не можешь поговорить, - она рассмеялась, хотя в ее смехе не было ничего смешного, - Просто сорвешься, как всегда. - Я срываюсь, потому что трудно переключаться между работой и домом, - он обернулся, и дочь попятилась от его крупной фигуры и низкого голоса. Не спрашивать о работе Саймона - это единственное, что ты запретила делать всем троим своим детям. Но, естественно, это стало поводом для споров с ним. Настоящий удар ниже пояса, лучший и самый критичный удар, который ты смогла нанести ему - это его отсутствие дома из-за работы. Бонусные очки, если добавить все, что он пропустил - первые шаги, первые слова. Многое. Но это не для того, чтобы бросить ему это в лицо, в любом случае не так часто, - Ты даже не хочешь быть здесь. Он сместился в своем положении, заложив руки за голову на ее конфронтацию, - Все это из-за этой рубашки, - его слова напрямую противостояли ее словам, отбивая их назад и не давая приземлиться рядом с ним. Эффективно избегая ее слов. - Когда ты в последний раз обнимал меня, папа? - она сказала это спокойно, но громко, буквально разбив стекло у него над головой. Прошли недели, в худшем случае месяцы. Он молчал, опустив руки к бокам в знак поражения. Как обычно, он не мог найти слов, поэтому она подскочила к нему и еще раз нанесла удар. - Я ненавижу тебя. Я ненавижу тебя за это, так сильно, - слова прозвучали как шепот, и к этому моменту на кухне тоже стало тихо. Она изредка шмыгала носом, протирая красный глаза от слез, а Саймон прочистил горло. Это только подчеркнуло ее правоту, поскольку он стоял неподвижно. И все же было несправедливо указывать на него пальцем и говорить, что он сам виноват в том, что стал таким - душевное тепло и прикосновения просто не входили в круг его умений. Его большой палец рисовал неровные круги на кухонной стойке, глядя на нее с любыми извинениями, на которые он только был способен. - Я не это имела в виду, - первой пробормотала она, неловко переместив вес на другую ногу и глядя в потолок, глаза метались влево-вправо, словно пытаясь сдержать еще большее недовольство. В этом она была очень похожа на Саймона, хотя и не во всем. - Знаю, - тихо ответил он, делая шаг к ней и кладя руку ей на затылок, чтобы притянуть ее к своей груди, - Я не хотел быть таким, ты же знаешь, - в тишине он опустил взгляд, чтобы увидеть кивок в ответ, а ее взгляд устремился к кухонному окну, пока он приглаживал ее волосы. Саймон не умел выражать свои мысли словами, поэтому он всегда прибегал к действиям, которые казались ему еще более чуждыми, но они хотя бы позволяли заменить его заверения, - Прости, что нагрубила тебе, - пробормотала она, прижимаясь к его широкой груди. - Кто-то должен привести меня в чувство, - вибрация от этих слов отдалась в его груди, и она отстранилась, только чтобы посмотреть на пол, - Знаешь, ты очень похожа на меня, - он ткнул пальцем в ее ребра, вызвав невольный смех, который затем превратился в улыбку, - Очень. Она пожала плечами, отталкивая его руки, после того как они стерли слезы с ее щек, - Да, конечно, - она притворно нахмурилась. - Клянусь тебе, - он повернулся, чтобы помыть посуду, и снова посмотрел на нее через плечо, - И твоя рубашка на проволоке, - кивнув в сторону окна, он наблюдал, как она ахнула и выбежала на улицу, словно он нашел золото.