Сборник драбблов с Саймоном Райли

Гоуст простоял неподвижно тридцать две секунды, стоя под открытым огнем на виду у врага. Только за одним большим деревом, которое спасло ему жизнь, Соуп оттащил его в укрытие за его тактический жилет, - Какого черта, лейтенант? - крикнул он через огонь, нахмурив брови в сторону своего лейтенанта, - А? Не обращая внимания на сержанта, Гоуст продолжал атаку с трудом. Мягко говоря, это было обескураживающе и совсем на него не похоже. Он бормотал по связи только тогда, когда это было необходимо, ограничиваясь и так уже минимальной болтовней и не слыша многочисленных просьб Газа о подкреплении. Джонни был смел в ту ночь. Ударив лейтенанта по плечу, он схватил его за маску и повернул голову Гоуста к себе. Саймон выдержал всего две секунды, прежде чем оттолкнуть его, - Да что с тобой такое, лейтенант? Ради всего святого. Ты меня пугаешь. - Сосредоточься, сержант. - Нет. Это вы сосредоточьтесь, сэр, - он положил руку на плечо Гоуста, затем встал и осмотрел окрестности, - Давайте двигаться, хорошо? Челюсть Саймона сжалась под маской, и он нехотя последовал за Соупом. В ухе у Саймона заверещали рации, и он рявкнул на них и жестом приказал Джонни продолжать идти. Это не было идеальным, но в то же время было очень странно видеть его таким другим. Ты. У тебя начались роды и ты рожала ребенка Саймона. Проблема в том, что он узнал об этом до того, как отправился на нынешнюю операцию. В его военном мозгу проносились все возможные пародии на роды. Он боялся, что ты не справишься с родами без него по непонятным причинам, он чувствовал это. Соуп не знал. Никто не знал. Он умел держать все в себе. Особенно то, что его терзало - никогда не выходило наружу, кроме тех моментов, когда Джонни заставлял его. Но и тогда это была битва. И когда они благополучно вернулись на базу, все потянулись в комнату для совещаний. Собираясь с мыслями и делясь собранной информацией, было странно, что Саймон не появился. Не просто странно, а почти даже скандально, как сказал бы Джонни. Никаких сообщений. Ничего. Никаких вестей от тебя, и в его голове это означало чертову смерть с таким успехом. На долю секунды он снял балаклаву и посмотрел на себя в линзы солнцезащитных очков, стоявших на полке рядом с ним. Оставшаяся щетина зудела о ткань, и, проведя рукой по челюсти, он опустил голову на руки. Однако меньше чем через минуту балаклава была снова надета, поскольку в подсознании возникло ощущение уязвимости. И он не ошибся, когда в дверь его кабинета постучали, так легко, что он понял, что это Соуп, еще до того, как открыл дверь. - Да, - он прочистил горло и встал перед своим столом, скрестив руки. Джонни вошел и закрыл за собой дверь, положив руки на поверхность. - Лейтенант. Вы в порядке, сэр? - то, как сузились его глаза, заставило глаза Саймона закатиться. - В полном. Впрочем, суровый фасад едва не был разрушен, когда на столе зазвонил телефон. Челюсть напряглась от этого звука, и он был уверен, что его пальцы дрогнули от потребности потянуться за ним. Соуп пристально смотрел на то, как каблук его ботинка постукивает о пол, а пальцы засунул в карманы жилета. - Проверьте,- шотландец кивнул в сторону стола. - Тебе что-то нужно? - спросил Саймон. Он посмотрел на него пронзительным мертвым взглядом, слегка наклонившись вперед от стола. Джонни указал на стол, - Звонит телефон, сэр. На мгновение Саймон подумал, не выгнать ли Джонни, но решил. Пошло оно все. Потянувшись за телефоном, он обнаружил, что это ФейсТайм от тебя, и его собственное лицо в маске смотрит на него. Возможно, это было оно. Худшая или лучшая новость в его жизни всего в одном взмахе руки. А чертов Джонни Мактавиш находился всего в нескольких футах от той реакции, которую Саймон, несомненно, подавит. И все было не так уж плохо, Соуп знал тебя. Он знал тебя хорошо. Настолько хорошо, что во время твоей беременности ты сама называла его "дядей Джонни", к ужасу Саймона. Поэтому, когда он ответил на звонок и оказался практически лицом к лицу с новорожденным, в его животе возникли... мягко говоря, хаотичные ощущения. Он упал на пол, когда ребенок громко заплакал, лепет переходящий в крик. - Шшш, шшш, - пробормотал голос в трубке, но для Саймона этого было достаточно, - Папа здесь. Смотри, детка, он здесь, - ты подставила и себя, и крошечного ребенка на своей груди, голос дрогнул на последних словах. Джонни не удержался и сделал шаг вперед, крепко ухватив Саймона за плечо и слегка встряхнув его от радости, - Поздравляю, приятель. Саймон снял балаклаву, его волосы разметались по лбу и растрепались во все стороны. Он не знал, что сказать, прижимал ткань к груди и смотрел в восхищении. - Она прекрасна, Си, - это все, что ты сказала, явно измотанная, но подтвердившая пол впервые. У Саймона подкосились колени при мысли о появлении на свет маленькой девочки, и знакомое чувство беспокойства полностью стерлось. Образ маленького человека изменил все его мысли: он больше не боялся, а напротив был готов. Готов дать своей девочке все, что она пожелает. Он все еще не мог подобрать слов, когда звонок закончился. Обещание позвонить завтра в это же время - единственное, что удержало его в сознании. Он снова натянул балаклаву и посмотрел на Джонни, который усмехнулся. - Ты чертов отец, лейтенант. Он кивнул, потер глаза, прежде чем открыть дверь для них двоих, - Могу я им рассказать? - продолжил Соуп, жестом указывая на группу, к которой они шли. - Если хочешь, - Саймон позволил себе небольшую улыбку на лице, довольствуясь тем, что она была хорошо скрыта. - Эй! - воскликнул он, опередив лейтенанта и хлопнув руками по информационному столу, отчего многие бумаги разлетелись в разные стороны, - Лейтенант стал отцом. Мужчины разразились громкими возгласами, лишь бы подбодрить своего лейтенанта, все трясли его за плечи и тем самым привлекли к себе внимание всего этого гребаного лагеря. Впервые за несколько месяцев он почувствовал, что улыбается как следует. Его уши окрасились в насыщенный красный цвет, хотя этого и не было видно, шея тоже. Это было отцовство.

***

Ребенок, спящий у него на груди, не входил в число бинго-карт Саймона Райли на этот год. Тем более его собственный ребенок. По иронии судьбы, это было все равно что учиться ходить заново. Рождение маленького человека, полностью зависящего от тебя, было для него чем-то совершенно немыслимым, пока не пришло время. И оно наступило прямиком в глубокую пропасть. Все началось с того, что он стоял на пороге собственного дома с опозданием на два дня, глубоко дышал и ворошил волосы, пытаясь унять кипящее беспокойство. Он мысленно корил себя за чертову карьеру, которую выбрал, и трудности, которые пришли со временем. Время, которого не вернуть. - Да чтоб тебя, Саймон, - пробормотал он про себя, похлопав одной рукой по щеке, а другой потянувшись, чтобы повернуть ручку. Снаружи послышался детский плач, от которого у него свело челюсти. Он не был дома уже две недели. Много раз он ругался, чтобы получить отгул, но это было просто невозможно. Заставить жену рожать в одиночестве в кругу семьи. Господи. Он тихо вошел в дом, словно подсознательно вел чертову слежку. Прислонившись к стене, он с дрожью вздохнул, бросил сумку и закрыл за собой дверь. Слишком уж много всего, а он еще даже не познакомился с ней. Его дочь. Чувство вины кольнуло его в груди и заставило сделать шаг в сторону гостиной. Его широкие плечи заполнили дверной проем, что совершенно не соответствовало крошечному ребенку, лежащему у тебя на руках. Его холодное сердце попыталось зажечь искру при виде этого зрелища, запустив тепло, но не успело. Пока ты не увидела его и не прослезилась. В его груди словно разразился ад, и он испытал эмоции, которых давно не испытывал. Он все еще не мог ни говорить, ни двигаться. Ты привела ее к нему, встав и прижавшись лбом к его груди, - Тебе не нужно ничего говорить, - он молча кивнул, глядя на ребенка на твоих руках. Уголки его бровей приподнялись, челюсть напрягалась и разжималась в течение секунд. Можно было практически видеть, как мысли проносятся в его голове. Хорошие и плохие. - Хватит волноваться, ты уже дома, - на его рубашке было мокрое пятно от твоих беззвучных слез. Ты не собиралась рассказывать ему о том, какой это был ад, как ужасно, что его не было рядом, и как сильно ты плакала в ту ночь, когда вернулась домой с ней. Пустой дом и темнота. - Саймон, - слабо сказала ты, подняв на него глаза и поймав блеск его темных глаз. Он тоже был подавлен всем этим, - Не думай об этом. Все кончено. Она у нас, она в безопасности, я в безопасности. Он медленно кивнул, не отрывая взгляда от ребенка, лежащего под ним, - Ты хочешь подержать ее? - твой голос прозвучал как шепот, зная о его беспокойстве. - Я не знаю, как, - он прочистил горло и снова посмотрел на тебя. В его глазах все еще стояла твердость, но сквозь нее проступал блеск грусти, которая грозила вот-вот пролиться. Ты никогда не видела, чтобы он плакал. Ни разу за семь лет совместной жизни. Ты слегка улыбнулась ему - дрожащей улыбкой, - Ты просто должен поддерживать ее голову, - твои руки поднялись к нему, слегка подправляя его положение, прежде чем передать дочь отцу. И, блядь, как же тебя тогда пробрало. Отступив назад, ты попытался мысленно сфотографировать происходящее перед тобой. Его взгляд упал на малышку, которую он держал на руках так, словно она могла в любую секунду разбиться. Большая ладонь, его руки были больше, чем все ее тело, он поддерживал ее рукой, хотя она едва занимала место предплечья. Ее маленькие ручки были подняты вверх, она была полностью расслаблена в его объятиях, по сравнению с тем, как она плакала, когда он вошел. Его энергия полностью успокоила ее. - Как ты себя чувствуешь? - ты втянула губы внутрь, положив обе руки на голову, чтобы успокоить безумное количество эмоций, проносящихся в твоем желудке. Его глаза не отрывались от дочери, все еще застывшей в том положении, в которое ты его поставила, - Не знаю, - он признался, голос был как всегда глубоким, но в нем слышалось напряжение. Ты кивнула, - Все в порядке. Вы двое молчали минуту или две, полностью отдаваясь своей дочери и ее тихому лепету, который она время от времени издавала. Единственным постоянным звуком было ее дыхание, которое было слышно только в мертвой тишине в доме. Он шевельнулся, - Ты в порядке? Потирая руку, ты подняла на него глаза и увидела, что он уже смотрит на тебя, - Ммм... - это была правда, хотя он явно искал другого ответа, - Просто рада, что ты дома. - Ты много спишь? - Не очень. Но это нормально, - от сладкого тона твоего голоса его плечи опустились, руки расслабились, а глаза смягчились. Ну, пока ребенок не начал плакать, и он снова напрягся, молча паникуя, глядя на тебя, - Расслабься, Си. Он скривил лицо, позволив ее маленькой руке слабо обхватить его палец в надежде, что она перестанет плакать, - Она в порядке. Ты в порядке, - теплый смех вырывается из твоих уст, и легкая улыбка играет на его губах, - Она просто устала. Он протянул к тебе руки, жестом предлагая взять ее обратно. Он устал. Это было видно по его глазам, - она все еще плачет. - Я слышу, - ты язвишь и он цокает, вытягивая руки чуть дальше, - Сядь с ней, тебе будет легче, - тебе хотелось, чтобы он как можно чаще брал ее на руки и не пугался. Он бросил на тебя ожидаемо неуверенный взгляд, прежде чем переместиться на диван. Каждый его шаг был осторожным, чтобы не потревожить ее еще больше, и он медленно сел. Облокотившись на обеденный стол, ты смотрела на него из другого конца комнаты, пока он бормотал слова, которые ты не могла расслышать, обращаясь к ребенку на руках. Когда он расслабился, она тоже успокоилась. Ровное дыхание его груди создавало ритм, который усыплял ее, а маленькие пальчики все еще обхватывали его, как могли. - Ты не против, если я приму душ? Он посмотрел в твою сторону, и на его лице мелькнула паника, - Что мне делать, если она проснется? - его взгляд вернулся вниз, к младенцу на руках, который не представлял угрозы. - Просто поговорите с ней, как только что сделал, - ты подошла и, наклонившись над спинкой дивана, поцеловала его в щеку, - Я знаю, что это трудно, но не думай об этом так часто, - руки легли ему на плечи, массируя ключицы. Он хмыкнул в ответ. - Я буду через десять минут. Саймон продержался всего три. Три минуты он смотрел на свою дочь, в одиночестве, переполненный чувствами к ней, но они пока не хотели выходить наружу. Усталость взяла свое, и к тому времени, когда ты вернулась, готовая уложить ее в кроватку, она уже глубоко спала вместе с отцом. Она лежала у него на груди, подняв руку к шее, где ее крошечные пальчики касались его кожи. Его голова откинулась на спинку дивана, две руки поддерживали ее, пока он тихонько похрапывал. Отцовство.