Сборник драбблов с Саймоном Райли

Саймон наконец-то вернулся в свое безопасное место, свое убежище, свой дом, с нетерпением ожидая возможности провести время с семьей. Он отправился на задание, последнее на некоторое время, чтобы убедиться, что все в порядке. Ему и так не хотелось оставлять тебя, но теперь, когда у вас обоих появился ребенок, это было тяжело. Ни секунды не было потрачено на поле, где образы вас двоих проносились в его голове, едва не стоившие ему руки и ноги из-за того, что он слишком отвлекался. Это был ад, мягко говоря. Но день наконец настал, он наконец-то возвращался после напряженного месяца. Саймон увидел тебя первой, заключил в свои крепкие объятия, наслаждаясь твоим смехом, который срывался с твоих губ. Снял балаклаву, нежно поцеловал тебя в щеки, а затем в губы, его мягкая улыбка росла от того, как он был рад вернуться. - Где она, любимая? Я так скучал по ней, я принес ей маленькую безделушку из места, куда мы были направлены, надеюсь, она ей понравится, - тихонько усмехнулся он, открывая один из карманов, чтобы показать подарок, когда он застал свою малышку на ковре, играющую с игрушками и лепечущую что-то. Его сердце практически разрывалось по швам, он сбросил свой жилет и снаряжение, чтобы убедиться, что ничто не может причинить ей вреда, прежде чем осторожно подойти к ней. Он представлял, как сложится вечер, но он не ожидал этого. Он не ожидал, что его встретит пустой взгляд в ответ. Сердце упало, когда он взял девочку на руки, она была слишком занята игрой со своими любимыми игрушками, чтобы даже отреагировать на него. Он не ожидал, что она посмотрит на него как на незнакомца. Он мог бы заплакать от того, как она вырывалась из его рук и хотела, чтобы ее отпустили, как будто он был каким-то врагом. Как будто вместо защитника он был тем самым, кого он поклялся держать подальше от своего ребенка, чужим человеком. Его лицо, как у побитого щенка, когда он смотрел на тебя с чистым шоком и болью, оглядываясь на ребенка, который нетерпеливо полз к тебе, не желая иметь с ним ничего общего, несмотря на его попытки подойти ближе. Ты могла видеть, как все счастье, которое он имел раньше, практически исчезло из его тела, его плечи опустились от печали и боли. Она не могла его узнать, она больше не была папиной дочкой. - Дорогая, это я, папа. Папа здесь. Давай, давай, милая, - попытался он хихикнуть, опускаясь на колени и раскрывая свои мускулистые руки, но она лишь моргнула, а затем снова посмотрела на свои игрушки. - Любимая.... что происходит? - его голос такой мягкий от боли и шока, он смотрит на тебя огромными сияющими глазами, как будто он столкнулся с самой страшной потерей на сегодняшний день. Внезапно миссия, которую он только что проходил, стала ничем, груз того, что его ребенок предпочел тебя ему, разбил его сердце на куски, из которых он не думал, что сможет вернуться. Он готов выполнить любое задание в десять раз лучше, если это означает, что его ребенок, его сокровище снова полюбит его. И так продолжалось всю следующую неделю. Он старался изо всех сил, но ей этого было недостаточно. Ты пыталась утешить его, но он оставался подавленным. Она постоянно хотела бежать к тебе, чтобы ты утешила ее и обняла. Каждый раз, когда он пытался уложить ее, его усилия оказывались безрезультатно. Она плакала и плакала, пока ты не возвращалась, а он смотрел со стороны, не чувствуя, что еще никогда в жизни так сильно не ошибался. Это было больнее, чем все те раны, которые он получал в бою, больнее, чем все те разы, когда он попадал под перекрестный огонь, на смертном одре. И это только еще больше ввергло его в отчаяние, когда он совершил ошибку, погуглив и поняв, что эта стадия вполне может длиться годами. Ты могла видеть, как он срывается каждый день, сомневаясь в себе как в отце и муже, обвиняя себя и позволяя сомнениям терзать его сердце и разум. Казалось, ничто не могло утешить его, кроме ребенка, который не хотел иметь с ним ничего общего. Ему совсем не удавалось обнять ее, он скучал по возможности часами прижиматься к ее мягкой коже. И мысль о том, что он никогда не сможет обнимать ее без криков, была для него невыносима, она причиняла больше боли, чем все, что он пережил. Так было до тех пор, пока однажды ночью он устало не пошел в ванную и не остановился у детской. Он не хотел, но заглянул туда и увидел, что она лежит в своей кроватке полусонная. Ее большие и карие глаза, точно такие же, как у него, медленно моргали, глядя на лейтенанта. Она была тихой, не считая небольших звуков, издаваемых ею при сосании соски, мягкого зайчика в ее руке, когда она оглядывалась на своего отца. - Привет малышка....,- прошептал он так тихо, что даже не подумал, что она услышала. Но ее голова наклонилась в любопытстве, и он захихикал, положив руки на стенки кроватки, отчаянно желая почувствовать ее мягкую кожу, но слишком нервничая, чтобы взволновать ее. - Это я, милая, твой папа. Я очень скучаю по тебе, - он прервался, его сердце было таким тяжелым, когда чувство вины снова нахлынуло на него. Это он виноват в том, что оставил ее на месяц, он не должен был так удивляться, когда вернулся и она предпочла тебя. Ты была рядом, когда он не мог, она привязалась к тебе, а не к нему. - Мне так жаль, что я оставил тебя на месяц, дорогая. если бы я знал... если бы я хоть на секунду подумал, что ты меня возненавидишь... - у него не хватило духу закончить слова, чувство вины взяло верх над чувствами. Тихо вздохнув, он на мгновение прислонился лбом к ладони. Его собственный ребенок не любил его, он давно не чувствовал себя так низко. Он обещал, что никогда не будет воспитывать ее в такой же нестабильной обстановке, в какой вырос сам, но и сам оказался не лучше. Он оставил ее на месяц, вернувшись, чтобы увидеть, как она отдает предпочтение тебе и это было нелегко для вас обоих, он знал это. Он знал, что вел себя неразумно, но это жгло сильнее всяких порезов, тот факт, что если бы он не принял решение отправиться на миссию, его ребенок не вел бы себя так странно рядом с ним. Саймон не ожидал ничего большего сегодня вечером, он боялся прикоснуться к ней, если она начнет плакать, поэтому он просто накрыл ее одеялом и с тяжелым сердцем отправился в постель. Чего он не ожидал, так это воркования с ее губ и крошечного кулачка, обхватившего его указательный палец. Его сердце заколотилось, глаза расширились от этого зрелища, когда он снова посмотрел на ее милое невинное лицо. - Я? Ты хочешь меня? - его голос был таким нежным, он боялся говорить громко, как будто все это было прекрасным сном, от которого он проснется. Нерешительно он потянулся вниз, затаив дыхание, когда его большие руки обхватили ребенка так нежно, как будто она могла рассыпаться под его пальцами. Медленно сел на кресло-качалку, лунный свет, льющийся через окно, освещал ее черты. Все моменты, которые они разделяли, пронеслись в его голове, как монтаж, и она наклонила свою маленькую головку к нему, нежное хихиканье сорвалось с ее губ, прежде чем она прислонила свою усталую голову к его теплой груди. Он мог бы заплакать, и он заплакал, нежно, но крепко держа ее тело между своими руками. Он благодарил все хорошее, что было в его жизни, за то, что она вернулась, его ребенок вернулся. И она любила его, как прежде. Она узнала его, она желала его. Этого было достаточно, чтобы вывести его из того состояния, в котором он находился, отчаянно пытаясь не разрыдаться от счастья после долгих изнурительных двух недель. Проснувшись на следующее утро, ты увидела, что Саймон лежит на кресле-качалке, одной рукой обнимая ее маленькую спинку, а другой обхватив ее маленькие ножки, и они оба мирно спят. Его щека прислонилась к ее лбу, когда они прижались друг к другу на кресле-качалке, и оба сделали одинаковое сонное лицо, заставив тебя спрятать свою растущую улыбку и сфотографировать этот нежный момент. Она действительно была его маленькой мини.