Осколки, что искрятся на солнце

      – Отлично, – прокомментировала мой ответ куратор, поворачивая ручку на окне, чтобы открыть его. – Назови, пожалуйста, все ветви брюшной артерии.       Я старательно тыкала пинцетом с закругленными кончиками во вскрытый труп, выполняя озвученную просьбу. Милая уставшая девушка едва заметно улыбалась, шагая ко мне.       – Ты просто золотко! – получаю похвалу со слабовыраженной эмоциональной окраской. – Думаю, и патологию знаешь на отлично.       – Спасибо, – дергаю плечом, поднимая взгляд от несчастного мертвого мужчины. – Я, если честно, ожидала какой-то более сложной демонстрации навыков.       – Ну, всё впереди, – наставница хлопнула в ладоши и потянулась к столику с инструментами, схватила пару из них и вручила мне. – С этой секунды ты полноценный работник сего прекрасного заведения. Проведи осмотр грудной и брюшной полости, постарайся установить причину смерти. Как видишь, с головой, – она кивнула на кашицу мозга у трепанированного черепа, – у него всё в порядке. Обратную технику пока не используй. Ну, я ушла!       – Иэйри-сан...       – И документы заполняй сразу, – прозвучал приказ из коридорчика перед шлюзом перед тем, как входная дверь захлопнулась. – Скоро вернусь!       Я занервничала. Выполнять такие серьёзные манипуляции без чьего-либо присмотра было в новинку. Конечности немного похолодели, но отступать было некуда. Я решительно сжала рëберные ножницы и корцанг, врученные мне минуту назад, и двинулась вперёд, стоически нахмурив брови. Поскольку стояла я и так у самого края стола, ноге пришлось испытать на себе всё давление моей тупости, и это немного отрезвило. Я выдохнула, собираясь с мыслями. Мне ведь хорошо известна теория и последовательность действий, нужно просто сосредоточиться и держать все под контролем.       – Сосредоточиться... – бубню под нос, фиксируя ребро зажимом. – И держать... – сильно сжимаю кость, стараясь дозировать давление, чтобы не размозжить её и не повредить структуры ниже. – Всё... под...       – Бу!       Ребро отломилось по не прямой линии, как это должно было быть, а лопнуло из-за слишком сильного и резкого сжатия. Я повредила стенку восходящей части аорты зазубренным инструментом, и кусок свернувшейся крови радостно влетел мне прямо в глаз.       – Святой Будда!       – О, тут и фейерверки пускают, – продолжал издеваться мужской голос над ухом. – Какое жизнерадостное место!       Медленно разворачиваюсь к нарушителю спокойствия и личных границ. Незванный гость стоит прямо за моей спиной, нас разделяет один метр. Я знаю, что Иэйри-сан –единственный врач здесь, поэтому уверена, что человек проник на территорию морга без разрешения – все обычно приходят к приëмному кабинету.       – А я вот ношу повязку на глазах, – тыкает указательный палец на бинты. – Как раз ради защиты от таких случаев!       Мужчина в тёмно-синей форме, с серебристыми волосами выглядит немного старше меня, но ведёт себя, словно ребёнок. Я ловлю медленно стекающий комок крови у подбородка, ограждая халат от загрязнений, и обхожу виновника сего происшествия сбоку. Не знаю кто это, пусть хоть сам начальник начальников директора, первое впечатлением выносит вердикт «придурок».       – Ты чего, обиделась? Я же не хотел! – он повернулся ко мне лицом и замахал руками перед собой. – Кто б знал, что ты такая пугливая!       – Ничего страшного, – вру, смывая с лица багровые разводы до омерзения холодной водой из-под крана. Даже пальцы сводит. На руке оседают комочки туши для ресниц. – Вы пришли к Иэйри-сан?       Мужчина рассмеялся.       – Какая деловая! Требует, чтоб её госпожой звали, – покачивает головой, насмехаясь над выдуманной важностью моей наставницы. – Она ж мелочь, ей двадцать два всего...       – Как и тебе, Сатору, – отозвалась почти беззвучно вошедшая Иэйри-сан. – Чего припёрся?       Значит, они старше меня лишь на два года? Просто поразительно.       – Я и не настаиваю, чтоб мои ученики меня по уважительным суффиксам кликали, – проигнорировал вопрос молодой человек. – А их у меня явно побольше, чем у тебя...       – Тебя на «ты» зовут, потому что идиотом считают, – лениво протянула девушка, в одно движение нацепив на руку перчатку. – И она не ученица мне, а коллега, так что будь повежливее.       Сатору развернулся ко мне, по-военному приставляя носочек к пятке, и резко, одним махом, поклонился. Я покраснела. Дурдом какой-то.       – Говори, чего надо, или уматывай, – Иэйри-сан легко сломала четыре ребра и теперь подрезала сосуды органов грудной клетки. Мне стало стыдно за то, что она принялась выполнять мою работу. – Дел по горло.       – Я отмечать твоё повышение пришёл, – мужчина засунул руки в карманы брюк и опëрся бёдрами о стол. – Ты же теперь большая начальница, раз у тебя люди в подчинении есть.       – Средостение цело, – сообщила мне врач, смотря исподлобья. – На, в воду засунь.       Кажется, игнорировать приставучего гостя – её любимая тактика. Я бережно опустила переданное мне сердце в ёмкость и осмотрела сквозь стеклянные стенки.       – Эмболии нет, – докладываю, стараясь ни на кого не смотреть. Своим приходом этот Сатору разрушил нашу с Иэйри-сан установившуюся лёгкую атмосферу и теперь повсюду витала неловкость, по-крайней мере, вокруг меня.       – Я же вижу конфеты и пирожные вооон на том столе, – не унимался молодой человек. – У вас тут сабантуй намечается! И без меня!       Иэйри-сан проследила за его рукой.       – Ты принесла еду в морг?       Я смутилась.       – Ну... тут прохладно, и она не испортится. Мы всегда так делали. Я подумала, если будет свободное время, может быть, выпьем чаю... за знакомство.       – Я не люблю сладкое, – улыбнулась девушка. – Но идея хорошая, правда.       – А...       – А вот я — очень люблю! – влез Сатору, подходя к нам ближе. – А Сёко у нас алкашка...       – Я и вино купила, – спешно бормочу, пряча глаза. Чувствую себя невероятно глупо.       Сёко улыбнулась шире.       – Не слушай его, это наш местный дурачок, – она пихнула его ладонью прямо в лицо, когда тот поднёс его слишком близко к её плечу. – Его тут держат только потому, что маг он не самый посредственный. А вино-то где?       – В шкафу...       – Тогда, может быть, удастся посидеть, поболтать около девяти? Если такого счастья, – она кивнула на труп, – больше не привалит.       – Девять — моё счастливое число! – Мужчина хлопнул в ладоши и чуть поклонился. – Спасибо за приглашение, милые дамы, до встречи!       Сатору вылез через окно. Я не смогла сдержать смешок — всё происходящее казалось каким-то сюром.       – Он неплохой, – сказала наставница, доставая сердце из банки. – Если он тебе сказал что-то неприятное, не воспринимай на свой счёт. Сатору много болтает, но достаточно добродушен. И у него, как и у меня, обычно очень много работы, поэтому видеться вам придется редко.       – Он меня не обидел, – поспешила заверить я, хотя, на самом деле, немного злилась на этого человека. – Просто напугал.       – Сатору один из сильнейших ныне живущих магов, – перчатка на тонкой руке порвалась, и девушка досадливо вздохнула. Достала сигарету и засунула её в рот. – И кое в чем он прав. Тебе действительно не следует обращаться ко мне на вы...       – Простите... Ой, прости... Эээ... Сёко.       Врач улыбнулась.       – Мне ведь и правда всего двадцать два.       – Но у вас... Тебя уже столько опыта... Стой. А как ты получила лицензию так рано? Мне сказали, ты четыре года работаешь.       – Возможно, я намухлевала с документами на право сдачи экзамена, – девушка затянулась и тут же выпустила дым из лёгких. В этой ауре ее лицо приобрело загадочное выражение. – Но сам экзамен правда сама сдавала.       – Не сомневаюсь, – лёгкость опять возвращалась ко мне, и настроение поползло в гору. – Слушай, а этот... Сатору, – почему-то захотелось перейти на шёпот. – Он что, инвалид? Зачем ему повязка на глаза?       Сёко расхохоталась, обхватив себя за пояс руками. Её трясло так сильно, что пепел с сигареты сыпался на пол. Вечерние сумерки плавно проникали в комнату.       – Инвалид... Ха-ха-ха... Разве что на голову только... ***       – Спасибо, – Утахиме крутила головой перед зеркалом, болтая свешенными с кушетки ногами. – Ты ничуть не хуже Сёко!       – Надеюсь, когда нибудь это станет правдой, – я встряхнула дрожащие руки и обняла себя за плечи. Применять обратную технику в шестой раз за полдня было сложновато. – Была рада тебе помочь.       Утахиме влетела в кабинет десять минут назад, завывая имя моей наставницы разными интонациями. Сёко теперь дëргали то туда, то сюда чаще, чем раньше — оправдание «у меня и здесь куча работы» из-за присутствия меня больше не срабатывало — и мне пришлось лечить бедняжку самой. У нее на ухе вырос огромный уродливый нос, который фыркался бирюзовыми соплями на десять метров вперёд. Интересные нынче проклятия пошли.       – А вот и я, мои дорогие, – распахнул сразу обе входные двери Годжо Сатору, торжественно представляя публике самого себя. – Не переживайте, со мной все в полном порядке. Я лишь пришел повидаться.       – Ты тут никому не сдался, – фыркнула моя пациентка, прикрывая волосами спасённую раковину. – Свали пожалуйста, раздражаешь. Мне нервничать нельзя.       Сатору растянул губы в улыбке, как чеширский кот. В совокупности с его позой и распростёртыми руками это выглядело так, будто он сошёл с ума.       – Ты беременна! – непередаваемый восторг скользил в каждом растягиваемом слоге. – Поздравляю, Утахиме! Кто же этот счастливчик, что разделил с тобой ложе? Наверняка у него мозгов не...       – Годжо! – не выдержала я. – Помолчи, пожалуйста. У Иори кровь плохо останавливается. Если рана вновь откроется, мне будет сложно её закрыть.       Я работала в больнице при техникуме уже четыре месяца, и могла себе позволить немного позатыкать этого молодого человека. Мы поладили достаточно быстро – виделись не особо часто, но все встречи отмечали чаепитием со сладостями. Он порой подкалывал меня, периодически бросая что-нибудь в глаз, а я делала вид, что не обижаюсь, хотя мне было жутко неловко вспоминать нашу первую встречу и мой глупый внешний вид. Вместо просьб прекратить я, как правило, наступала ему на носок ботинка изо всех сил и клялась, что это случайно. Так постепенно мы становились неплохими приятелями.       – Прости, прости, – мужчина подошёл ко мне и бесцеремонно вытащил из кармана медицинской формы горькую шоколадку. – Бэ, ну и что это за гадость? – от возмущения аж язык высунул, словно у него сейчас начнутся рвотные позывы.       – Не нравится — не ешь, но и не лезь в мою тарелку, – защищала я гостинец, хотя и сама не очень любила данное кондитерское изделие. – Это меня угостили. Меня, а не тебя.       Годжо покрутил шоколадку в кончиках пальцев, словно хвастаясь.       – И кто же это таскает тебе сладости? – преувеличено-ласково спросил маг. – Чья доброта настолько чиста и безгранична?       – Нанами принес, – пожимаю плечами без задней мысли. – С медиками часто стараются дружить.       Клычок Сатору сверкнул меж растянутых губ, как звезда Бетельгейзе. Плод деятельности фабрики по переработке какао-бобов отправился в мусорку.       – Вечером я угощаю, – утвердительно протянул молодой человек, качая головой с права налево. – Покормлю тебя нормальной едой, так уж и быть.       – Боюсь, не смогу сегодня. Работы...       – Смоги, – интонации мужчины были непривычными – твёрдыми, безапелляционными. Возможно, мне показалось, потому что эти характеристики быстро улетучились. – Ой, что это?       Годжо склонился над лотком, в котором стремительно чернел ампутированный проклятый нос. Я хотела показать его Иэйри-сан, поэтому сделала все, чтобы его сохранить.       – Суешь нос не в свои дела, У-та-хи-ме? – пропел голос, не пытающийся скрыть злорадство. – Так сильно всех замучила, что пришлось отрезать?       – Заткнись, мерзкий Годжо! – вибрировала от гнева девушка. Её лицо раскраснелось и теперь неплохо сочеталось с юбкой. – Проваливай!       – Не могу, – Сатору уселся на кушетку, забрасывая ногу на ногу. – Очень уж хочется посмотреть, как ты ревёшь.       – Тогда я сама уйду! – пальцы воинственно отбросили прядки со лба. – Счастливо оставаться!       – Утахиме... – попыталась отговорить я, но она уже почти ушла.       – Пока, – бросила, судя по дружелюбной интонации, уже мне. Дверь с автодоводчиком бахнула слишком громко, на грани срыва с петель.       Я поджала губы, делая вид, что не одобряю деятельность, разведённую тут Годжо, но, на самом деле, она меня немного забавляла. Думаю, они очень хорошо общаются с Иори, когда не злятся друг на друга, и, скорее всего, днём и ночью готовы придти на помощь по первому зову. Мужчина опёрся на ладонь, беззаботно свесил голову набок и теперь следил за моими действиями.       – Что? – спрашиваю, неожиданно смущаясь от взгляда.       – Ничего. Ты красивая просто.       – Спасибо, – подняла я уголок рта. – До тебя мне далеко, конечно.       Сатору хмыкнул. Поболтал головой туда-сюда, медленно описывая дугу, и снова заговорил.       – И ещё я жду, когда ты освободишься и сможешь полечить мой небольшой ожог, – молодой человек принялся расстёгивать воротник верхней одежды, оголяя грудь и плечо. Часть кожи снялась вместе с тканью.       – Сатору! – подлетаю к нему, вскидывая руки. – Ты идиот! Святой Будда, сидит и молчит!       – Я просто очень вежливый ...       – Угу, оно и видно, – вспоминаю я Утахиме. Пытаюсь раздеть его как можно более бережно, чтобы не причинять сильной боли – кожу-то я восстановлю. Годжо смотрит на меня сверху вниз, и я чувствую его сверлящий взгляд через повязку. – Зачем форму надевал?       – Ну как зачем, – чуть шипит раненый. – Представь, что будет, если я пойду по улице без верха? Меня же просто изнасилуют!       – Смешно, – я восстановила кожу и теперь могу положить руку на голую грудь, чтобы позаботиться о более глубоких структурах.       – А если я ещё и без повязки буду? – продолжал рассуждать мужчина. – Все попадают замертво от красоты моих глаз!       Годжо неожиданно накрывает мою ладонь своей, чуть не сбивая поток и без того сложно контролируемой энергии. Опять дурачится, он любит это делать.       – Сатору, аккуратнее...       – Мы теперь выглядим, как влюбленная парочка, – тихо, как-то глубоко говорит он. Потом быстро возвращаются ребяческие беззаботные нотки, и я не успеваю даже испугаться этому внезапному порыву. – Ну или я пытаюсь понять, как ты это делаешь, чтоб самому хоть немного научиться. Одно из двух.       – Лучше бы второе, конечно, –капельку нервничаю; думаю, из-за того, что поток чуть было не прервался.       – Почему это? – забавно отклянчивает нижнюю губу. – Я что, тебе не нравлюсь?       – Конечно, нравишься, – пробегаю кончиками пальцев по мышцам туда-сюда, чтобы убедиться, что дело сделано. – Но в ближайшие пять лет – только как друг, потому что я хочу стать профессионалом и у меня нет времени на отношения. А потом уже ты станешь старым, брюзжащим дедом...       Я отхожу, обозначая, что закончила лечение. Нужно открыть окно – не хватает воздуха.       – Ну здорово, – притворно возмутился Годжо. Он спрыгнул с кушетки и по-хозяйски подошёл к шкафчику, где хранились чашки, электрический чайник и разные вкусности. – И кого же ты тогда выберешь, если не меня? В любом случае прогадаешь.       Я посмеиваюсь, прислоняясь виском к раме форточки, ощущая, как щеки чуть начинают подмерзать от свежего ветра с улицы. Мне очень нравится подставлять своё лицом таким прохладным потокам – появляется какое-то чувство свободы и единения с природой.       – Не знаю. Нанами, например. Он на целый год моложе тебя!       Ложка, насыпающая заварку, недовольно брякнула о керамические стенки.       – Тебе что, правда нравится этот чудик? Весь день про него говоришь!       – Второй раз всего!       – А, то есть ты ещё и считала? – в тон разговора Гождо впрыснул добрую порцию едкого сарказма. – Каждое слово, связанное с ним, запоминаешь?       – Конечно, – принимаю игру я. – Это, кстати, его чашка. Возьми другую.       Слова, конечно, являлись наглой ложью. Личные чашки здесь были только у меня и у Сёко, и то она завела себе в качестве ёмкости для питья нечто, напоминающее стакан под бренди — и по виду и, порой, по содержимому. Остальные довольствовались случайным набором случайных кружек, которые переходили в неполную собственность гостей лишь на одну чайно-кофейную паузу.       Сатору, уже отмеривший для себя оптимальную дозу чайных листьев и сахара, развернулся ко мне, как по команде «кругом». На его лице сияла широкая, радостная улыбка. На секунду мне показалось, что если бы я могла увидеть его глаза сейчас, то они непременно предстали либо холодными, либо чересчур довольными. Рука согнулась в локте, поднося стакан без жидкости на уровень рта; пальцы картинно разжались, и красивая чашка с мордочкой кота на донышке разлетелась на осколки.       – Ой. Я уберу, прости.       Мой взгляд отупело прилип к россыпи чаинок и кристалликов сахара, рассыпавшихся по всему полу вперемешку с кусками керамики. Я явственно видела, что мужчина сделал это специально, и это очень озадачивало. Иногда Сатору перегибает палку в своих шутках.       – Хорошо, – я закрыла окно и направились в другое помещение. – Наведи здесь порядок и уходи. В другой раз почаевничаем, мне некогда.       Я ушла стремительно, почти убежала. Может быть, у Годжо что-то случилось сегодня, и поэтому он совершает такие глупые поступки, но мог бы сказать об этом честно, как мы договорились не так давно. У меня нет настроения разбираться, действительно ли произошло какое-то событие или Сатору в очередной раз захотел привлечь внимание. Если последнее моё предположение правда, лучше всего и впрямь будет оставить его наедине, чтоб перепсиховал.       И чашку новую пусть мне купит. Придурок. ***       Сейчас, по прошествии времени, я точно могла сказать, что Сатору Годжо мне нравился. В самые первые недели нашего общения я относилась к нему предвзято, так как он ставил из себя звезду мирового уровня и воровал мои сладости. Сёко сказала, что дар, позволяющий называть его сильнейшим, достался Годжо с самого рождения. «Такие персонажи не вызывают уважения, ведь им не приходится ничем жертвовать ради становления собственной личности», – думала я, но, Слава Будде, быстро поняла, как ошибалась. Остаться хорошим человеком, когда с детства тебя превозносят на пьедестал, не самая простая задача, да и чтобы удержать обретëнное, нужно всё время совершенствоваться. Вскоре пришло и осознание наличия жертвы Сатору Годжо, а так же её сути. Мужчина заведомо воспринимался как сильнейший, и, хоть навряд ли было что-то, с чем он не справился бы, психологическое давлением на него было постоянным. Он никогда не жаловался (разве что только на свою ослепительную красоту) и не делился своими проблемами, ведь наверняка столкнулся бы с обесцениванием. Ему нельзя было показывать слабость, ведь магический мир надеется на него, и в случае критической ситуации дух большинства упадёт, стоит им завидеть нервничающего сильнейшего. Люди не отдавали должного внимания его работе и результатам, ведь считали, что ему все достается слишком легко. Я почему-то начала часто думать об этом, и в моей душе зародились сочувствие и эмпатия к Сатору Годжо.       Больше возражений с моей стороны по поводу хищения сладостей не возникало; более того, я начала приглашать Годжо на тиа-брейк и сама покупала его любимые вкусняшки. Медленно, но верно, он избавлялся от наигранной весёлости, когда мы оставались наедине, и постепенно его проявления чувств стали более искренними. Как-то раз, когда мы сидели на балконе дома у Сёко и попивали глинтвейн, я поблагодарила его за это доверие и сказала, что всегда поддержу его, даже если он будет захлёбываться в злости или гневе к чему-либо. Мы пообещали друг другу, что будем стараться говорить прямо о своих мыслях или ощущениях. Тогда Годжо обнял меня, уткнулся лбом в моё плечо и сидел так достаточно долго, а я перебирала его волосы и почему-то рассказывала историю о том, как отравилась, попив воды, что капала из кондиционера. В тот вечер, наверное, и зародилась наша связь.       Не знаю, почему я вспоминала Сатору, сбегая по каменным ступенькам. Наверное, давно его не видела — он уехал в длительную командировку. Из больницы я выходила с чистой совестью. Текущий квартальный отчёт был выполнен полностью мной, и, с одной стороны, это очень утомило, с другой — являлось поводом для гордости. Завтра у меня внеочередной выходной, в честь дня рождения, и я уже предвкушала, как сладко высплюсь, а вечером поеду гулять, куда захочу, и пусть это останется загадкой даже для меня. Люблю спонтанные поездки и решения.       Друзья из медицинской академии сделали мне сюрприз и встретили у дверей дома с шариками, шампанским и свечками в торте. Это было достаточно неожиданно, потому что уже почти год, с момента сдачи экзаменов и начала моей работы в магическом техникуме, мы практически не общались. Здорово оказалось окунуться в теплые воспоминания, пошутить понятные только нам шутки, обсудить свежие сплетни про общих знакомых. Бутылка игристого требовала компании, поэтому, быстренько её распив, мы переместились в бар через две улицы. То ли мой организм запустил компенсаторные механизмы, то ли усталость деактивировалась алкоголем, но я чувствовала невероятный прилив силы и веселилась, используя каждый её Ньютон. Ноги пускались в пляс, даже когда мы сидели за столом или выходили покурить. Не хотелось, чтобы эта ночь заканчивалась, но утро неумолимо наступило, украдкой засылая на безмятежную территорию первых гонцов в виде солнечных лучей. Моим отважным компаньонам совсем скоро предстояло отправится на работу, поэтому провожать меня не стали. Я брела по сонным переулкам, чуть спотыкаясь, слушала ранних птиц и размышляла над тем, чтобы перекусить каким-нибудь фастфудом или лапшой быстрого приготовления. Никакого подвоха и предположить нельзя было, поэтому, когда голос Сатору тихо позвал меня с лавочки у подъезда, я чуть не заорала.       – Я бы выбрал лапшу, – буднично сказал он, поднимаясь со скамьи. Рука сжимала цветы, перевязанные голубой лентой. – Всё равно ты в таком состоянии ничего, кроме бульона, не переваришь.       – Святой Будда...       – Он-то да, – почему-то обвинительно бросил мужчина. – Не пугайся, я твои мысли не читаю. Просто ты вслух разговаривала.       – А, – растерялась я. – Не заметила... Ты чего здесь? На работе что-то?       Годжо стянул повязку из бинтов. Я видела его глаза всего три раза, и не могла сейчас оторваться от этого зрелища. Лицо молодого человека выражало безмятежность и одновременно горечь, но сложно концентрироваться на таком, когда на тебя, казалось, смотрит само небо.       – Как-то обидно... Мы, вроде как, друзья, а ты думаешь, что я пришёл тебя не поздравить, а беспокоить по работе. В твой день.       – Просто это то, чего я боюсь больше всего сейчас, – отшучиваюсь, интуитивно понимая, что Сатору сейчас особенно ранимый, по неясной причине.       – Ну да, – светловолосая голова склонилась набок. – Хорошо повеселилась? Так отплясывала, что искры летели.       – Ага, неплохо... Стой, что? Отплясывала? Откуда ты знаешь?       – Я переживал за тебя, – сделал шаг вперёд маг. – Вернулся в Токио чуть позже двенадцати, приехал сюда, а ты пропала. Трубку не берешь. Вот и пришлось немного поискать.       – А чего не подошёл, раз узнал, где я? – совсем теряюсь от такой близости. – Почему здесь ждёшь?       – Не хотел мешать. Ты была такая весёлая...       – Я и тебе была бы рада, – улыбаюсь, стараясь делать это не слишком нервно. Сатору понять сейчас особенно сложно, а у меня, плюс ко всему, ещё и кружится голова – от алкоголя и запрокинутого вверх затылка.       – Правда?       – Конечно, Сатору.       Я обнимаю его за пояс только руками, не прислоняясь к телу, быстро, мимолётно. Хочу отстраниться, но он не даёт – больно перехватывает шею согнутым локтем, заставляет качнуться обратно. Я возмущённо пыхчу; нос встречает грудь в белой футболке. Вестибулярный аппарат явно против таких изменений в положении тела.       – Правда? Тогда почему ты проводишь время не со мной, а? Почему тогда крутишь бёдрами перед какими-то неотëсаными слизняками? – голос тихий, но раздражëнный; вибрирующий, как загнанный в дерево по рукоятку нож. – Почему я должен ждать, чтобы пригласить тебя на ужин, раз так тебе нравлюсь? Скажи, почему?       – Сатору, мне больно, – бодаюсь, пытаясь высвободиться из захвата. Букет, зажатый в его кулаке, тревожно шуршит листвой. – Пожалуйста, отпусти.       Я не чувствую какой-либо опасности, но происходящее мне неприятно. Мы с Годжо находимся в достаточно тесных приятельских отношениях; он показывает мне свои эмоции чаще, чем остальным, и, видимо, сейчас непроизвольно выплёскивает скопившийся негатив. На шутку это не похоже – его эмоции острые, как края заточенной бритвы.       Мужчина расслабляет руку так резко, что я немного отшатываюсь назад. К горлу подкатывает тошнота; хорошее настроение улетучилось, как не бывало.       – Так ты согласишься провести вечер со мной сегодня? – легко улыбается, будто сейчас ничего и не произошло.       – Сатору, ты, наверное, устал после миссии, – всё ещё пытаюсь найти логичное объяснение его поведению. – Давай мы оба отдохнём и проведем время вместе как-нибудь в другой раз?       Он запрокидывает голову, глубоко, медленно вдыхает прохладный утренний воздух. Пения птиц больше не слышно, будто Годжо подавляет всё живое своей безумной энергией. Мужчина оказывается возле меня как-то неожиданно, не делая никаких движений. Моё сердце колотится, как пришпоренная лошадь. Волосы на затылке чуть приподнимаются, подчиняются тянушему движению мужской ладони. Почему-то появляется ощущение, что кто-то разбил о темечко яйцо.       – Ты бредишь, красавица. Поспи...       Веки притянулись друг к другу, будто намагниченные. Лучи рассветного солнца стали мягкими, уютными. Они приобняли меня за плечи, окутали нежностью, нашептали, что всё будет хорошо. Я поверила, потому что ни единой возможности хоть немного поспорить с ними у меня не имелось. Пахло свежестью, терпким чаем, луговыми цветами. Только сердце всё еще тревожно влетало раз за разом в рёбра, пытаясь разбудить меня, спасти из лап похитителя, но было поздно.       Вот так, в свой двадцать первый день рождения, я оказалась в полной и безоговорочной власти Сатору Годжо.