Чертовски хорошо

… с помощью той способности быстрого осознания, которая дана тем, чьи души едины, он понял, что она знает, за какой дверью притаился тигр, а за какой стоит невеста. Он ожидал, что она знает. … Он понимал её натуру, и его душа была уверена, что она не успокоится, пока не уяснит себе то, что скрыто ото всех…

Невеста или тигр Фрэнк Ричард Стоктон 1882

      — Ты выглядишь так, будто у тебя была тяжелая ночь, Куп, — говорит Ястреб агенту, когда Гарри заходит в комнату отдыха. Помощник шерифа предлагает Куперу дымящуюся кружку горячего кофе. Он поворачивается и протягивает другую шерифу.       — Весьма признателен, Ястреб, — говорит агент, беря кружку. — Это был продуктивный вечер, но долгий, мне совершенно не хватило должного отдыха.       — Премного благодарен, — говорит Гарри помощнику, хватая другую. — У меня нет никаких витиеватых оправданий тому, что мне он нужен. Просто кофеиновая зависимость. Я спал как младенец.       Купер ухмыляется, совсем немного наклоняя голову в сторону Гарри и ловя взгляд шерифа.       Кожа агента практически сияет, персиково-кремовая, и на его неизменном чёрном костюме нет ни волоска, ни складочки. Мимические морщинки под глазами более заметны, эта область немного тёмная. Судя по его виду, Куп не погрузился в мирный сон так быстро, как Гарри, а может и вовсе не уснул. Вероятно, начал читать о трансцендентальной медитации или о чём-то таком после того, как у него открылось второе дыхание. Такой секс либо вырубает тебя, либо адски заряжает энергией — какими бы противоположностями они ни были, имеет смысл, что у них была совершенно разная реакция на их бурную ночь.       Гарри понимает, что немного слишком долго смотрел на Купа, и отводит взгляд. Ястреб переводит взгляд между ними, выражение его лица нейтральное, слишком нейтральное. Гарри слегка прочищает горло, внезапно занервничав, и, не задумываясь, отходит на несколько шагов от Купа. Чтобы скрыть свою рефлекторную реакцию, он поворачивается, чтобы добавить в кофе сливки и сахар, хотя обычно пьёт без всего. Глаза его заместителя подозрительно следят за ним.       — Пробуешь что-то новенькое, Гар? — спрашивает Ястреб, и Гарри уверен на пятьдесят процентов, что тот говорит не о том, что происходит в его кружке.       — Приятно пробовать что-то новенькое время от времени, — отвечает он, подходя обратно, чтобы встать близко (но не слишком близко) к Куперу, и размешивая белые завитушки в своём кофе тонкой деревянной палочкой. — Это не значит, что я меняю свои привычки навсегда.       Ухмылка сходит с лица Купа через секунду, когда шериф снова смотрит в его сторону, как будто слова Гарри стёрли её. Возможно, это было его подсознательным намерением, таким же, как и его попытка заткнуть Ястреба. Гарри чувствует укол вины, но подавляет его. Куп был немного очевиден со своими комментариями, своими взглядами, возможно, не для обычных горожан, но его заместитель чертовски проницателен, и агент знает это.       Происходящее между ними — временное отклонение от нормы, ничто не указывает на большие изменения предпочтений шерифа. Он не знает, почему хочет Купера так сильно, тогда как никогда прежде не хотел другого мужчину, но он знает, что не захочет другого мужчину после того, как агент неизбежно поедет обратно домой (если о таком мобильном человеке, как Куп, можно сказать, что у него есть дом) или на своё следующее дело.       — Разнообразие — это пикантность жизни, Гар, — говорит Ястреб. — Иногда приятно просто осознавать, что у тебя есть другой выбор.       Гарри не совсем понимает, что, блядь, это должно означать.       — Если ты так говоришь, мужик, — он пожимает плечами и потягивает кофе.       Он осознаёт, что снова чувствует страх, что люди подумают, что он из тех самых, и противится идее о том, что это так. Хотя разумно предположить, что это так, по крайней мере, совсем чуть-чуть, иначе ему бы не понравилось трахать Купера так сильно. Один раз, напившись, могло быть случайностью. Но второй раз, почти трезвый? Не то чтобы другой мужчина надел платье с оборками, кружевные трусики и парик прошлой ночью, чтобы Гарри мог трахнуть его сзади, притворяясь, что тот — женщина, не кладя руки близко к груди Купа или его причиндалами.       Гарри нравилось видеть Купера обнажённым, его стройную, гибкую, великолепную, своего рода эльфийскую версию маскулинности во всей красе, и ему понравилось трогать его член. Это не значит, что то, кто он есть или что-то ещё, поменялось, потому что ему нравятся такие вещи: он всё тот же парень из родного городка, каким был всегда, так почему же это так важно для Гарри?       Может быть, потому что он знает, что так было бы с любым другим, может быть, даже с Ястребом. Может сбить с толку, что ему нравится исключительно Куп, а раньше только женщины, — людям было бы легче понять, если бы Гарри на самом деле был геем. Такое ощущение, будто он просто озабоченный старый неудачник с разбитым сердцем, который возьмет всё, что может получить от жизни (читай, жопы), после того как был предан своей женщиной, и так, в некотором роде, и происходит, полагает он. Это довольно жалко.       Сколько вообще лет Купу? Отбрасывая всю чепуху, связанную с работой, с профессионализмом, этично ли то, что Гарри делает с ним? Он пользуется кем-то моложе и менее опытным, возможно, мимолетно увлечённым, на что Гарри не отвечает взаимностью? Он пьёт кофе и пытается отпустить свои тревоги, сосредоточиться на работе.       Всё по-прежнему не так, как прежде, между двумя мужчинами, особенно после неловкого происшествия в комнате отдыха, но лучше, чем было после больницы, гораздо менее напряженно. Преимущественно потому, что Гарри не проводит каждый момент бодрствования, мечтая о том, как трахнет его. Мысли все ещё приходят, — в частности, несколько воспоминаний о прошлой ночи — но они менее навязчивые и насыщенные и не вызывают сопротивления, наполненного яростью, с которым он пытался справиться, блокируя предыдущие их вариации раньше. Он позволяет им порхать в его голове, как бабочки во сне, иногда приземляясь, а иногда улетая в глубины подсознания.       Не с чем бороться, не из-за чего расстраиваться, нечего слишком пристально изучать. Он знает, что планирует предаваться этому так часто, как они с Купом захотят, чтобы снять напряжение, кончить, и ничего более.       Поздно тем же вечером, только принявший душ — судя по влажным волосам, на которых, что поразительно, нет геля, — Купер заявляется к нему домой. Он сразу говорит Гарри, что не может переспать с ним. На лице шерифа, вероятно, появляется гримаса полного замешательства и разочарования, и грубого намёка: почему тогда ты здесь в такой час, выглядя так дразняще в какой-то нерабочей очень обтягивающей одежде, которую я никогда раньше не видел, но Куп довольно быстро говорит, что у него просто ещё немного побаливает после прошлой ночи.       Гарри внезапно чувствует себя виноватым за жёсткое порево, что он устроил ему, и открыл рот, чтобы спросить, был ли он слишком груб, причинил ли ему боль. Агент быстро прерывает его, классическим жестом подняв руки вверх ладонями вперёд, сообщая Гарри, что это совершенно нормально после такой энергичной деятельности в этой области, и он совсем не расстроен этим, просто не хочет раздражать своё тело более того, что безопасно и благоразумно. Дискомфорт достаточно скоро пройдёт, и он с нетерпением ждёт следующего раза.       О, и они всё ещё могут заняться многим другим.       Гарри удивленно поднимает на это брови, несколько идей мелькает в его голове, например, воспоминание о Купере на коленях перед ним в гостиничном номере. Шериф мычит в знак согласия, идёт к нему, как крадущийся лев, медленно надвигаясь, набрасываясь, добираясь руками и ртом до всего, чего только может, в том числе впервые пробегая пальцами по его волосам. Агент разворачивает их и движется спиной к дивану вместе с Гарри, — шериф посасывает его шею и лапает задницу, пока идёт, — мягко отталкивает его, как только они доходят.       Достав из кармана куртки бутылочку смазки, он ставит её на кофейный столик, прежде чем сбрасывает короткую чёрную кожанку, затем обтягивающую футболку с закатанными рукавами, следом за ней — ботинки и джинсы, тоже черные, как замечает Гарри. Возможно, Куп заметил, как хорошо этот цвет смотрится на его бледной коже, с его тёмными волосами. Этот образ сильно отличается от его обычного: профессионального, элегантного, но немного устаревшего и серьёзного для него.       Голый, за исключением носков, Куп растянулся на спине. Он выглядит как чёртова картина, даже на фоне определённо несексуальной старой обивки древнего дивана. Когда он жестом приглашает Гарри присоединиться к нему, шерифу не нужно повторять дважды. Он подходит, снимает носки с Купа по одному, что заставляет агента немного похихикать, а затем рассматривает его, как ужасно голодный человек — шведский стол, пока сам быстро расправляется со своей одеждой.       Гарри был бы более нервным из-за того, как он выглядит, если бы в комнате не было так темно, свет над кухонной раковиной и камин — всё, что освещает его. Он лежал в полудрёме в пижаме и с книгой в руке, когда приехал агент, его шевелюра в беспорядке, а волосы на теле всё ещё явно неухоженные. Он просто был слишком вымотан, чтобы думать об этом во время быстрого душа. Гарри знает, что он до сих пор в довольно хорошей форме, но что-то в том, какой хорошей и гладкой выглядит кожа Купера, а лицо — юным при таком свете, заставляет его комплексовать из-за своего возраста.       Расположив колено между ног агента и руку над его плечом, Гарри перелезает через него. Свободной рукой он берёт лицо Купа, обхватывает его подбородок и челюсть, поворачивает его туда-сюда — агент ухмыляется.       — Сколько тебе лет, Куп?       — Я родился 19 апреля 1954 года. А ты?       — О, — тупо произносит Гарри в ответ. — Ээ, 13 мая 1950 года. Я не… Я думал, что ты намного моложе меня. — осознание, что фактически они довольно близки по возрасту, шокирует.       — Я часто слышу подобное мнение, — отвечает Купер. — Тебя беспокоит, что это не так?       — Нет! Нет. Наоборот. Я… волновался, что ты можешь быть каким-то зеленым мальчишкой, которым я воспользовался.       — Гарри, нельзя сказать об использовании кого-то, когда этот человек так невероятно хочет, чтобы тот им воспользовался.       — Иисус, — выдыхает Гарри и наклоняется, покусывая вокруг соска Купа. — Продолжай говорить подобную хрень, и я скоро смогу только реально быстро спустить на тебя.       — Прекрасно, пока ты проводишь со мной больше времени, — Купер — охренительный — игриво подкалывает. На этот раз Гарри прикусывает сам сосок, недостаточно сильно, чтобы навредить, но чтобы по-настоящему ущипнуть. Агент шипит, но его член дёргается между ними. Боже, ему действительно нравится погрубее. — У меня есть кое-что другое на уме, если ты не против.       — Да? — Гарри хрипит, затем ласкает языком набухшую бусину. — Покажи мне.       Куп хватает смазку, наносит на них обоих, затем тянет Гарри ближе, положив сухую руку на бедро шерифа. Его скользкая рука выравнивает их вместе, затем другая скользит к заднице шерифа, побуждая того двигаться. Гарри несколько раз осторожно качает телом, пытаясь понять, как ему следует это делать, чтобы держать их друг над другом. Он опускается ниже, фактически зажимая член Купера между своим и его животом.       — Так нормально? — спрашивает Гарри, касаясь пальцами повязки Купа в том месте, где она покрывает его бок.       — Вполне, — соглашается он. — Но не сильнее.       Сохраняя это давление, Гарри трётся о него как дикарь. Обе руки агента ложатся на задницу шерифа и сжимают её, но в остальном он такой же расслабленный и податливый, как и раньше, позволяя Гарри задавать скорость и угол. Ощущения приятные, действительно чертовски приятные, и мысль, как они оба изливаются на молочную кожу Купа, такая… боже. Когда он и впрямь начинает двигаться даже быстрее, их яйца ударяются друг о друга. Ему не должно это нравиться, но это так. Это так странно и непристойно.       Купер издаёт высокие хриплые звуки большую часть времени, запрокинув голову, позволяя Гарри облизывать и посасывать его длинную шею. Как только слышно, что он близко, Гарри наклоняется и обхватывает их обоих рукой. Он поглаживает их вместе, и как только агент вскрикивает и выгибается, Гарри позволяет себе перейти грань с ним. Ему удаётся держать глаза открытыми достаточно долго, чтобы увидеть, как они вместе расчерчивают грудь Купа, впадинку между ключицами, попадают в низ подбородка.       Гарри довольно легко очищает себя, вытеревшись своей футболкой, но Купер в полном беспорядке. Он предлагает агенту по-быстрому принять душ, а когда у его гостя громко урчит живот, пока тот встает с дивана и потягивается, Гарри говорит, что приготовит несколько бутербродов. Они едят свою скудную трапезу: ветчину, листья салата и помидоры, толстым слоем положенные на картофельный хлеб, с соусом и большими стаканами непастеризованного молока с местной фермы, чтобы запить, — довольно неторопливо. Гарри продолжает читать свой роман, а Куп, впечатляюще и раздражающе ручкой разгадывает кроссворд из вчерашней газеты примерно за десять минут. Гарри за завтраком этим утром едва ли продвинулся с этим.       Волосы Купера почти высохли, когда он съел половину бутерброда, и он начинает постоянно убирать их назад, так как большая прядь — густая и упругая — продолжает возвращаться ему на лицо. Гарри хочется протянуть руку и снова прикоснуться к ним, сказать, что он такой милый, когда они падают ему на лоб, но он этого не делает. Это кажется слишком домашним и интимным теперь, когда секс давно закончился.       — Вот это прикид, — комментирует Гарри, поднимая глаза от своего романа, стакан молока в его свободной руке, пока Куп надевает кожаную куртку.       — Я какое-то время работал под прикрытием в гей-барах Сан-Франциско, пытаясь поймать серийного убийцу. Этот наряд никогда не подводил в привлечении внимания, — рассказывает агент. — Готический стиль довольно популярен, и было похоже, что он один из тех, за которыми убийца часто охотился. Я подумал, что он отвечал требованиям, и в то же время являлся более классическим, что мне по нраву и позволяло чувствовать себя более естественно и уверенно и, следовательно, играть более достоверно.       Играть. Гарри снова чувствует жгучий острый укол при мысли о том, что Купер показывает свою задницу кучке возбужденных чуваков в одном из тех клубов, о которых он наслышан, тех, где парни уходят на задворки и… Он не ревнует. Это тупо. Мучительно тупо. Это… беспокойство. Да. Куп милый, в какой-то степени нежный человек, не привыкший говорить «нет». Ему не нравится мысль о том, что какой-то придурок может переступить черту, может не заботиться, хорошо ли агенту, кувыркаясь с ним.       — Тебе идёт, — говорит Гарри так небрежно, как только может, возвращая взгляд к своему роману. — Что-то типа… «стиль Элвиса 50-х, но в современности».       — Снял с языка! — отвечает Купер со своим фирменным энтузиазмом.       — Хорошо тебе добраться, Куп, — добавляет Гарри, прежде чем отхлебнуть молока, чтобы не брякнуть что-нибудь ещё своим глупым ртом.       Им довольно комфортно друг с другом даже в непосредственной близости следующие несколько дней, но у них нет времени и сил, чтобы снова ненадолго встретиться. Большую часть следующего дня после готико-элвисовского визита агента к Гарри, они с Купом проводят, выясняя подробности дела Жака Рено, в том числе допрашивая чертовски странного доктора Джейкоби, который находился в той же палате, что и Рено, после нападения на него неизвестных в парке. Когда становится вероятным, что Рено — который был застрелен, кто бы мог подумать, Энди при сопротивлении аресту из-за его причастности к убийству Лоры, — был убит Лиландом Палмером, они задерживают его для допроса. Его волосы стали совершенно белыми, как будто его тело не может вынести стыда за совершённое; рыдающий мужчина сознаётся.       Хорошо, что после всего, с чем им пришлось иметь дело, этот эпизод прошёл легко, но бедная Сара. Как будто ей было недостаточно того, с чем приходится справляться. Дочь мертва. Муж близок к тому, чтобы отправиться в тюрьму. Лиланд думал, что Рено напал на его дочь и убил её — в самом деле, кто бы мог упрекнуть его за убийство этого сукина сына? Гарри говорит то же самое, когда разъездной судья и окружной прокурор наконец появляются на следующий день, намереваясь только разобраться с Джози. Из уважения Стернвуд сначала занимается ситуацией Лиланда: Палмер — юрист, они с судьёй знакомы, даже дружат. Возможно, это незаконно в том или ином смысле или, по крайней мере, неэтично, но Гарри это не особо заботит. Он даже даёт показания в его защиту и помогает Лиланду получить освобождение под залог. Палмер — скорбящий отец, а не психопат.       Позже судья предъявляет Джози обвинение. Ей было отказано в освобождении под залог, как Гарри и думал, или как-то так Энди — по приказу Ястреба — говорит ему приглушенным шепотом. Шериф держался подальше от разбирательства, но всё ещё немного ошарашен, когда она идёт обратно из конференц-зала, который служил кабинетом судьи, в свою камеру через несколько секунд после того, как помощник шерифа передал сообщение. Она пристально смотрит на Гарри умоляющим и горестным взглядом. Энди встаёт между ними, и даже со спины Гарри понимает, как он выпячивает грудь. Миниатюрная Люси семенит из-за стойки регистрации, где она болтала с шерифом, и делает то же самое. Это даже мило. Гарри — невезучий сукин сын во многих аспектах, но удачливый счастливчик во многих других.       Например, Ястреб продолжает разбираться со всем, что касается вдовы Пэккард, не рассказывает Гарри ничего без необходимости, прерывает вопросы и комментарии других людей, если Гарри поблизости. Он — тот, кто сейчас ведёт её за наручники и тонкую, изящную руку по участку. Гарри почему-то чувствует облегчение, и в то же время ему становится хуже от осознания того, что она скоро покинет Твин Пикс.       Та его часть, что всё ещё думает, что она всё тот же нежный, беспомощный цветочек, беспокоится о ней вместе с закоренелыми преступниками в тюрьме. Та его часть, которая пришла к осознанию, что большая часть или же всё было лишь игрой, призванной сыграть на его и всех остальных горожан предубеждениях, думает, что это другим женщинам придётся остерегаться её.       Сразу после слушания Ястреб звонит в полицию штата, чтобы назначить дату её перевода в окружной суд, а затем помощник шерифа звонит федералам, чтобы ввести их в курс дела. С кислой миной Ястреб сообщает Гарри, что ФБР посылает Альберта — грёбанного Альберта — всё проверить перед её переводом, и предоставить бюро своё экспертное заключение по вещественным доказательствам. Сюда явится какой-то другой агент ФБР, чтобы допросить её в последний раз и изучить детали дела, убедиться, что деревенщины расставили все точки над »i», — невесело шутит помощник шерифа.       Купер странно молчалив по поводу предстоящего приезда обоих из гостей из ФБР: Ястреб, конечно же, пригласил его в кабинет Гарри для обсуждения. Гарри думает, что странно, что у агента нет комментариев; такое бывает чертовски редко, и Куп обычно взволнован встречей с Альбертом, которого, кажется, давно знает.       Не то чтобы федеральный судмедэксперт и шериф были лучшими друганами: на самом деле в какой-то момент Гарри ударил его по лицу, и Куп, надо отдать ему должное, принял сторону шерифа вместо Альберта. Насколько Гарри известно, со вторым федералом Куп никогда не работал. Однако, когда было упомянуто имя вскоре прибывающего агента (Тодд Карсон), лицо Купера приняло выражение, будто он чует отвратительный запах. Оно появилось и исчезло, но заставило Гарри захотеть спросить об этом, как только Ястреб ушёл заполнять ещё кучу бумаг, — бедолага — оставив шерифа и агента наедине.       Куп закрывает за собой дверь, запирает её на ключ, методично опускает все жалюзи. Рот Гарри открывается от удивления, но захлопывается, когда Купер стремительно подходит к нему. Агент отодвигает стул Гарри — вместе с ним самим — от стола, падает на колени, приспускает его брюки, без комментариев и колебаний вытаскивает его из нижнего белья и заглатывает. Гарри засовывает часть кулака в рот, чтобы заглушить стон, который вырывается из него, и становится твёрдым ровно через двадцать секунд.       Агент отсасывает Гарри, как настоящий профессионал, не то чтобы шериф когда-либо был с людьми, работающими в сфере секс услуг, но, серьезно, это лучший минет, который у него когда-либо, когда-либо был. Другой рукой Гарри обхватывает шею Купа сзади, боясь оставить вмятины от пальцев в его пропитанной гелем укладке, и когда Купер берёт его ещё глубже, шериф начинает нажимать по-настоящему, жёстко притягивая его ниже и толкая бёдра вверх. Куп легко принимает это, горло едва сжимается, он тяжело вдыхает и выдыхает через нос (когда Гарри не слишком глубоко, чтобы остановить его вдохи), тихо постанывая вокруг твёрдого члена у себя во рту и горле, массируя бедра Гарри. Неудивительно, но Купу, похоже, действительно нравится такое грубое обращение.       Гарри немного пододвигается вперёд, стискивает зубы, чтобы и дальше быть тихим, убирает руку ото рта, чтобы схватить Купера за плечо, — он толкается глубже, дёргая Купера ближе. Он начинает трахать агента прямо в охотно принимающий рот, притягивая его к себе снова и снова. Губы, язык и горло Купа продолжают ласкать его, пока его руки сжимают верхнюю часть бёдер Гарри словно изо всех сил, горло вибрирует из-за стонов.       — Сейчас… сейчас взорвусь, Куп, — тихо хрипит Гарри, его голос такой глубокий, хриплый и дрожащий, что он его не узнаёт.       — Мммммм, — отвечает Купер, смотря на него снизу вверх, ни на йоту не меняя ритма.       Гарри кончает ему в рот, вниз по горлу, впиваясь зубами в собственное прикрытое тканью плечо, чтобы заткнуть себя. Блядь, это хорошо. Это так хорошо. Он забывает обо всём на несколько долгих мгновений. Забывает, что даже существует. Агент глотает, как грёбанный чемпион по выпивке, его горло расширяется и сжимается снова и снова, высасывая Гарри в наполненную блаженством реальность, — он ни капли не упускает.       Куп отодвигается с невероятно грязным, влажным, хлопающим звуком, начисто облизывает кончик члена Гарри и встаёт. Он выглядит гораздо более спокойным, выражение его лица радостное, даже сытое. Он промокает блестящий от слюны рот салфеткой со стола Гарри и изящно выбрасывает её в мусорное ведро, отряхивает колени своих брюк, делает большой глоток кофе Гарри, перекатывает его во рту, полощет рот, затем проглатывает.       — Шериф, я думаю, мне пора уходить. Моё нынешнее место жительства гораздо ближе, чем твоё, и у меня до сих пор нет соседей. Если ты согласен, увидимся там через тридцать минут, — говорит Куп так профессионально, словно они назначают деловую встречу.       Гарри — размякший член всё ещё наружу — изумленно глядит на него и кивает, а затем просто смотрит, как тот покидает кабинет (оставив дверь приоткрытой), в ошеломленном молчании. Его грудь вздымается, и он просто тёпленький, мягонький клубочек с ничем внутри, пока не осознаёт, что кто-нибудь может пройти мимо, и торопится поправить свою одежду. И правда снятие стресса. Он чувствует себя невероятно расслабленным, но также хочет гораздо, гораздо большего.       Следующие полчаса между завершением дел в участке и поездкой тянутся медленно, как патока, но затем он в гостиничном номере Купера, касается его. Он опускается на корточки, чтобы развязать ботинки, а Купер начинает снимать костюм и галстук. После невероятного минета ранее, он был не в состоянии много думать, за исключением того, чтобы заставить Купера кончить, — он твёрд как камень в штанах, но всё же не настолько рассеян, чтобы не заметить что-то странное под кроватью Купера. Он выуживает то, что оказывается запиской, любопытствуя с уколом какого-то смутного чувства, а не какой-нибудь ли любовник подсунул её под дверь агента.       Это от Одри Хорн.       Девушка пропала ещё до того, как агент был подстрелен, хотя они не уверены, с каких именно пор; Бен Хорн, конечно же, не заметил отсутствия своей дочери, пока её уже не было некоторое время. Он быстро понимает, что её записка указывает, что девушка –болезненно сильно и, по-видимому, совершенно безответно влюблённая в Купера — отправилась в Одноглазый Джек, чтобы опрометчиво попытаться поработать под прикрытием.       Сами Купер и Гарри были там под прикрытием для Парней из Читальни, совершенно независимо от каждого из их соответствующего правоохранительного ведомства, вместе с Большим Эдом Хёрли. Иногда законных средств было недостаточно, чтобы остановить преступность, особенно поток наркотиков в их маленький сонный городок. Гарри не может не задаваться вопросом, было ли то, что девушка не вернулась, возмездием за то, что менеджер (ы) борделя/казино обнаружил (и) вмешательство в их бизнес его и агента.       Само собой разумеется, что их с Купом интерлюдия резко прерывается, когда они, в стиле истинных Парней из Читальни, бросаются туда, чтобы спасти её. Он помнит тот день, когда впервые привёл Купера в их маленький тайный клуб, который давным-давно был создан с другим названием разбираться с преступностью и другими проблемами, когда полиция не могла. Со временем иное немного отошло на задний план, и некоторые люди, включая Гарри, менее охотно приписывают сверхъестественное происхождение тьме, что время от времени поражала Твин Пикс.       Поначалу Гарри беспокоился, что честный служитель закона мог найти их действия попытками обхода надлежащей процедуры, в некоторых случаях даже незаконными, но Купер, казалось, понимал, что в мире есть зло, которое закон зачастую не способен сдержать или покарать. Агент сиял, когда они пригласили его в свой круг единомышленников, и Купер, как и Ястреб, был вполне готов поверить в иное.       Купер не сиял в ту ночь, когда развернулась вся эта катавасия во время вызволения Одри, когда мало того, что они нашли её, накачанную героином, так им ещё и пришлось с боем прорываться с её едва находящимся в сознании телом. Как только она была в безопасности, цела и невредима, нужно было со многим разобраться. В последнее время всегда много. Их вечер провалился, Гарри, прихрамывая, вернулся домой один в предрассветные часы, чтобы поспать около трёх часов на своём диване, прежде чем встать и отправиться обратно в участок.       Их бесконечная загруженность работой не останавливает Гарри от того, чтобы попросить Купера помочь ему кое с чем в хранилище вещественных доказательств на следующий день, а затем неуклюже попытаться вернуть ему услугу, полученную тогда в его кабинете. У него нет ни одной чёртовой идеи, как отсосать парню, он думает, что это будет отвратительно, но чувство справедливости вынуждает его (как и любопытство, если он будет честен, — если ему это будет омерзительно, он может остановиться и больше никогда не делать этого).       Купер пахнет там так чисто и даже приятно, — мускус лёг тонким слоем поверх нотки дорогого мыла — и он такой ухоженный, такой мягкий как шёлк, что на самом деле это не так уж странно, как только Гарри привыкает к мысли и новому ощущению, беря в рот что-то подобное.       Он уверен, что действует топорно, потому что другой мужчина тихо стоит над ним — Гарри прилагает все силы, чтобы воспринимать это как вызов, а не впадать в уныние. В отличие от агента, у него чертовски сильный рвотный рефлекс, и он не может засунуть такой длинный член очень глубоко, но он соображает и обхватывает основание одной из своих больших рук, чтобы поглаживать его вместе с движениями рта, находя какой-то медлительный ритм. Приглушенные звуки побуждают Гарри посмотреть вверх, и он видит, что Куп крепко зажал свой рот рукой, что объясняло отсутствие звуков. Боже, это горячо. Но он хочет услышать его, хотя бы на мгновение, или заставить его изо всех сил стараться вести себя тихо.       Гарри тянется вверх и опускает руку Купера, открывая красный след на его лице там, где ладонь и пальцы давили так крепко. Купер скулит и прикусывает губу, чтобы сдержать стоны. Шериф немного мучит его, посасывая сильнее, используя палец, чтобы подразнить его дырочку, но агенту действительно трудно оставаться тихим — в участке наверху полно народу, и любой может спуститься сюда, услышать их и войти в комнату, если знает верный код. Гарри достаёт чистый носовой платок из кармана, снова тянется и засовывает его Купу в рот. Долгий и низкий стон вырывается из горла Купера от этого, он наклоняет голову вперёд и открывает рот шире, позволяя Гарри двумя пальцами протолкнуть ткань глубже.       Их взгляды встречаются, и, несмотря на его смущение от того, что во время этого за ним наблюдают, — даже в тусклом свете не всех включённых ламп на потолке, — Гарри становится чертовски твёрдым. Он наклоняет бёдра в сторону, прижимая свой налитый член к ноге Купа. Агент кончает почти мгновенно. Гарри давится, слюни текут повсюду, и ему приходится выплюнуть остатки в ладонь, чтобы не устраивать беспорядок. Куп, потянув носовой платок наружу, предлагает ему, будто прося прощения. Гарри вытирает лицо, держа другую ладонь чашечкой чуть в стороне — она похожа на маленькую ванночку для птиц, наполненную спермой.       — На меня накатило совершенно внезапно. Приношу свои самые искренние извинения за то, что не предупредил, — говорит агент.       Гарри сейчас твёрдый как чёртов камень. Он встаёт и подносит пропитанный спермой кусок ткани ко рту Купа. Он открывается, беря его, — Гарри снова засовывает его внутрь двумя своими крупными пальцами. Ему удаётся одной рукой расстегнуть свои ремень и ширинку, он разворачивает агента и заставляет его прислониться к стене. Гарри полностью стягивает с Купа штаны и бельё с его задницы, затем до середины бедра.       — Гарри, — как ему кажется, Куп говорит, потому что его голос настолько заглушает самодельный кляп, что невозможно точно сказать, но его тон звучит умоляюще, почти неприятно. Он думает, что Гарри попытается трахнуть его без подготовки.       Шериф хорошенько смазывает собственный член спермой Купа, и ему очень хочется засунуть его в него и взять так чертовски сильно, но он никогда бы не смог получить удовольствие, причиняя кому-то боль, особенно этим самым интимным из способов. Вместо этого он скользит своим твердым членом между этими бледными, стройными, мягкими бедрами и трахает Купера об низ его яиц и щёлочку. Купер издаёт низкий, дрожащий стон. Гарри ставит ноги по бокам от ног агента насколько может в таком неудобном положении, пока они в брюках, и прижимает их ближе друг к другу.       — Какой же ты, блядь, плохой мальчик, — хрипло говорит Гарри ему на ухо, и Куп хнычет, на этот раз явно от удовольствия. — Вот так кончаешь мне в рот без разрешения.       Скользкой рукой он хватает наполовину твердый член агента, а сухой — его горло. У Купера больше полностью не встанет, несмотря на любые усилия Гарри, но, когда шериф со стоном кончает Купу на причиндалы и на стену, в которую упираются руки агента, Купер издаёт булькающий приглушенный крик. Шериф чувствует вибрацию ладоню, прижатой к его трахее, когда член агента пульсирует в другой его руке, и ещё раз слабо брызжет.       — Вечером, — запыхавшись говорит Гарри. — Ты можешь заехать ко мне вечером, и я смогу трахнуть тебя как следует. Ты бы хотел этого?       Куп, рот которого все ещё заткнут пропитанным спермой Гарри платком, энергично кивает. Гарри слегка шлёпает его по голой заднице.       — Я так и думал.       Гарри осторожно вытаскивает носовой платок, вытирает руку и член, а затем отдаёт его агенту, чтобы тот воспользовался им, пока шериф поправляет свою одежду. Он идёт в сторону умывальников в душевых дальше по коридору и возвращается с пачкой бумажных полотенец. После того, как Купер, стены и пол вытерты, они относят весь этот бардак обратно и засовывают в большую наполовину заполненную мусорку. Гарри подкидывает ещё и свой носовой платок, не желая класть в карман липкую и промокшую вещь, а затем начинает энергично мыть руки.       Когда он идёт за ещё одним бумажным полотенцем из диспенсера над мусорной корзиной, то видит, что платок пропал. Он не спрашивает. Может быть, Куп просто запихнул его поглубже, чтобы никто не заметил, но, может быть… может быть… Гарри раздумывает, что Купер может с ним сделать, пока ещё раз игриво шлёпает агента по заднице. Какой же он чертовски грязный ублюдок.       Куп сам сейчас моет руки, и их взгляды ненадолго встречаются в зеркале над раковиной перед ним — он дарит Гарри тёплую улыбку, которая заставляет что-то трепетать у него в груди. Шериф застенчиво улыбается в ответ, прежде чем поспешить прочь. Он старается не думать об этом, направляясь наверх.       Никто на первом этаже ничего не замечает. Их реакция на него обычная. Гарри испытывает облегчение, но также весело иметь секрет. Особенно такой грязный. Даже если это вызывает у Гарри больше, чем лёгкую изжогу, при мысли о том, как легко их могли поймать. Несмотря на его настрой в подсобке, у них не будет ни шанса в ближайшее время встретиться. На деле, оба мужчины проводят несколько дней, работая почти без сна, Гарри даже как-то ночью слегка задрёмывает в своём рабочем кресле.       И это всё начинается из-за того, что Донна Хейворд — дочь Дока и лучшая подруга Лоры Палмер — ждёт встречи с Гарри, когда он поднимается наверх из подвала полицейского участка. После того, как их с Купом проказы расслабили его (и оставили всё ещё готовым к большему позже), это, по меньшей мере, раздражающе и неловко, но он добр и терпелив с ней, как и всегда. Она рассказывает, что во владении некоего Гарольда Смита есть секретный дневник Лоры Палмер.       Смит — странный парень, милый, но замкнутый, несмотря на свой относительно юный возраст. Гарри слышал, что он собирает истории людей об их жизни. Он добавляет заполучение дневника в свой огроменный список дел и предупреждает Донну, что ей и её друзьям следует оставить этого человека в покое.       Помимо этого, у них снова складывается причудливая ситуация с Филиппом Жераром. У них уже было несколько странных неприятных встреч к этому времени с одноруким продавцом обуви, но эта действительно бьёт все рекорды. Они приходят к тому, что даже вовлекают дока Хейворда, потому что тот в таком плохом состоянии после того, как они не дали ему принять лекарство. Его отсутствие заставляет Жерара потерять контроль над «Майком». Гарри не может решить, действительно ли старик одержим или просто шизофреник. В этот момент он согласен на любую зацепку, и не важно, каким странным образом полученную, особенно когда Купер, кажется, так уверен, что этот мужчина обладает ценной информацией.       Довольно скоро Ястреб выясняет, что Смит повесился, а дневник теперь их. Донна может никогда не оправиться от своей роли в его самоубийстве. Во время их встречи она поведала Гарри, как манипулировала Гарольдом, чтобы он подпустил её ближе, пыталась отвлечь его, чтобы Мэдди Фергюсон — двоюродная сестра Лоры, выглядящая почти точь-в-точь, которая после убийства кузины жила у своих тёти и дяди и играла в детектива-любителя с Донной и Джеймсом Хёрли — украла у него книгу. Смит поймал девочек и психанул, порезав своё лицо, напугав их до смерти, прежде чем ворвался Джеймс и выволок их обеих оттуда. Маленький мирок Смита — его чувство безопасности — был непоправимо нарушен; Гарри знал это чувство.       Эти чёртовы дети. Он жалеет их и завидует им, но это сменяется как безумной злостью из-за их вмешательства (например, тот инцидент, который привёл Джакоби в парк, где на него напали), так и благодарностью за их помощь, когда они действительно кое что обнаруживают. Дневник раскрывает грязные подробности о Бене Хорне, даже имеет намеки на то, что он может быть ответственным, если с Лорой что-нибудь случится. Гарри бы не сомневался в этом. Этот человек был более скользким, чем угорь в грязи, и с тем же успехом мог убить вас электрическим током, если вы окажетесь слишком близко к его территории. Он был подонком, сколько Гарри его помнит, даже до того, как шериф играл в футбол с его даже более отвратным братом Джерри.       Жерар в каком-то психотическом состоянии, ещё худшем, чем до этого, снова называет себя «Майком», утверждает, что знает БОБА, говорит, что БОБ живёт внутри кого-то в Твин Пиксе. Гарри не знает, как понимать что-либо из этого или из странных видений или снов, о которых Купер и другие рассказывали ему после убийства королевы бала, но после своего собственного сна о БОБЕ он пиздецки напуган. Он просто соглашается с агентом, когда тот хочет отвезти Жерара/Майка в Грейт Нотерн, чтобы разнюхать, кто является носителем этой предполагаемой сверхъестественной сущности.       У продавца обуви начинается приступ, когда Бен Хорн заходит в комнату, и в сочетании с дневником они истолковывают это так, что он, вероятно, виновен в убийстве Лоры (а для тех, кто верит, он также, вероятно, является носителем Боба). Хорн не помогает себе, пытаясь сбежать, когда от него требуют явиться на допрос, действуя иррационально и враждебно. Им приходится арестовать его, вместо того чтобы он сам пришёл для вежливой беседы. Он задержан, а позже официально обвинён.       Бедный Лиланд. Они просят его прижаться к обочине и остановиться за неосторожную езду вскоре после этого, и он ведёт себя как абсолютно ополоумевший. Он убил Жака, потому что Гарри и другие подозревали его в убийстве Лоры, а в итоге выяснилось, что он был, вероятно, невиновен, а человек, которому Лиланд годами предоставлял юридические услуги и которого считает близким другом, может быть её убийцей. Всё это… тяжело. Гарри снова начинает чувствовать, будто он разваливается на части.       Всё становится ещё хуже, когда Жерар, все ещё называющий себя Майком, появляется снова и говорит, что Бен Хорн невиновен, на что Купер говорит Гарри, что верит этому. Гарри просто так изнурён и не может этого слушать прямо сейчас, поэтому они немного ссорятся. С Гарри довольно грёбанных предчувствий и херни Купа, и он так и говорит ему. По правде говоря, если он поверит во всю эту белиберду, ему придётся задаться вопросом, что значил его собственный сон, что означали другие сны и то, что он эпизодически переживал на протяжении многих лет, а он ни с чем таким не готов столкнуться. Однако остаток дня он корит себя за то, что был таким мудилой.       Куп верит в то, во что верит, и, хотя это странно и трудно переварить, этот человек не псих, и пока что он почти никогда не направлял их по неверному пути. Может быть, идеи, предложенные Купером, основаны скорее на собственной интуиции агента, чем на чем-то сверхъестественном, но, видит бог, расследование заходило бы в тупик за тупиком без его таинственного вмешательства. Всё же, Гарри понятия не имел, как сказать, что он сожалеет. Он в этом в принципе плох, да ум за разум уже зашёл со всем этим.       Каким-то образом всё умудряется ещё больше полететь ко всем чертям. Той же ночью Мэдди найдена мертвой почти один в один, как дочка Палмеров: избитой, завёрнутой в пластик и выброшенной. На её теле имеются улики, которые совпадают как с убийством Лоры, так и с другими, предположительно совершёнными одним и тем же человеком в других местах.       Куп на месте происшествия бледен, как призрак. Гарри может чувствовать, как от агента волнами исходит чувство вины, его глаза кричат: Почему я не остановил это?       Он не пытается пойти к Куперу той ночью и не приглашает его к себе, когда у него наконец есть такая возможность. Ему не кажется, что появлиться или позвонить, чтобы извиниться или даже предложить утешение и поддержку, приемлемо, когда это в его личных интересах. Пытаться трахнуть его прямо сейчас или даже выглядеть так, будто он этого добивается, — это грубо и безвкусно. Гарри не уверен, что может остаться наедине с Купером или даже поговорить с ним по телефону в этот час, и их никто не подслушает, и не источать вайбы, будто он отчаянно хочет засадить ему. Так что он остаётся дома, держа руки подальше от телефонной трубки, слишком напряженный, вымотанный и раздражённый, даже чтобы подрочить.       Купер звонит ему, шокируя его до усрачки, и просит приехать. Он не произносит ни слова, когда впускает Гарри в свой гостиничный номер. Шериф неловко пытается завязать светскую беседу, затем извиниться за то, что сорвался на него ранее, но агент обрывает его, неспешно входя в его личное пространство и прижимая их рты друг к другу. Это не мягко и не сладко — это требование. Это мольба. Это Купер, которому необходимо снять стресс на этот раз, которому необходимо не думать, забыть.       — Заткнись и трахни меня, — настаивает он.       Гарри поднимает его, несёт на кровать, бросает и грубо раздевает. Он подготавливает его так быстро, как только может, затем рывком поднимает, переносит к стене и свирепо вколачивает в неё, ноги Купера обхватывают его талию. После того, как агент сильно кончает внутри, крича и извиваясь, Гарри не может сдержаться и заканчивает. Он надеялся показать себя лучше, заставить Купа переступить грань больше одного раза как в прошлый раз, но агент не упоминает об этом, вообще не произносит ни слова. Он просто крепко прижимается к Гарри, зарывшись лицом ему в шею. Он дрожит как осиновый лист, и шериф не может не задуматься, что это не только из-за оргазма.       Совесть Гарри не позволяет ему отпустить его. Подойдя к кровати, он садится на край, его член всё ещё внутри, агент всё ещё обхватывает его. Он держит Купа, пока его дрожь не утихает, затем относит его в ванную, залезает с ним в душ и, наконец, освобождается. Гарри быстро ополаскивается под горячими струями, затем тянется, чтобы взять мочалку и подставляет её под воду. Он моет Купера медленно и методично, начиная с его потного лица и двигаясь вниз к его покрытым спермой бедрам.       Агент совершенно неподвижен, глаза пустые. Телом он здесь, но мыслями витает где-то очень далеко. Это немного пугает Гарри. Он никогда не видел его таким. Гарри перемещает его под воду, ополаскивает, моет за него волосы, наносит на них кондиционер.       — Тебе нужно, чтобы я остался ненадолго? — спонтанно спрашивает он, пробегая пальцами сквозь вязкие от средства пряди, чтобы убедиться, что он всё смыл, — они такие густые. Купер, отведя глаза и глядя куда-то вдаль, качает головой. — Ну, у тебя есть мой номер, если что-нибудь понадобится, Куп. В любое время.       Купер, так и не смотря на Гарри, кивает. Гарри снова споласкивает волосы агента, его тело, закрывает кран, выходит и вытирается насухо. После того, как он заканчивает, Купер просто стоит в душе безучастный, потерянный. Гарри вытаскивает его, сажает на край раковины и тоже вытирает. Он меняет бинты и повязку под ними — по крайней мере, ранение заживает вполне хорошо — и относит его в кровать. Он осторожно кладёт его, укрывает, затем долго сидит на краю, пытаясь разговорить его буквально о чём угодно. Агент не смотрит на него и не отвечает на его безобидные вопросы. Наконец, вздохнув, Гарри встаёт, чтобы одеться.       Он уже в дверях и вот-вот выйдет, когда Купер хрипло говорит:       — Я говорил тебе. — шериф останавливается. — Я говорил тебе, что это не Бен Хорн, Гарри.       — Мы пока не знаем всех деталей. Временные рамки. Это все ещё может быть он.       — Это не так. Я знаю, что это не так.       — Ты не экстрасенс, Купер. Каждый хочет верить, что его интуиция и сны что-то значат. Каждый. Иногда мне снятся безумные сны. На днях пиздец что приснилось. Они ничего не значат.       Купер отвечает довольно лаконично, по мнению Гарри:       — Вот почему мне больше не нравится состоять в отношениях.       — Тогда хорошо, что мы не в отношениях, — выплёвывает Гарри, решив воспринять слова Купа как своего рода издёвку, а затем закрывает за собой дверь гостиничного номера.       В ту ночь Гарри снятся подвал, мальчик и бабочки. Они роем окружают мальчика. Он радостно смеётся, паря в их облаке. Здесь чёрно-белая женщина, которая смотрит на него, не видя. Раздаётся стук в чёрную дверь. Гарри переводит взгляд на неё, а она поворачивается к ней. Всё стихает, и они оба заметно расслабляются.       — Кто ты? — спрашивает Гарри.       — Я больше не знаю своего имени. Я отказался и от него.       — Что ты знаешь?       — Что он — мой сын. Что я сделаю для него всё, что угодно. Даже брошу людей, которых люблю. Даже пожертвую своей жизнью. Своей возможностью снова увидеть его. Чтобы он увидел меня. Что я пожертвую вечным покоем, чтобы стоять на страже у двери. Что он хочет войти, жаждет этого с того самого момента, как мой сын сделал свой первый вдох в этим мире. Что он сделает всё, чтобы достичь этого в реальности.       — Почему? Почему он хочет…? — Гарри замолкает, не зная, как зовут мальчика.       Чёрно-белая женщина улыбается.       — Дейла, — в её голосе, похожем на сломанный блендер, звучит что-то похожее на любовь. — Мне удалось сохранить его имя. Это Дейл.       Гарри с трудом сглатывает. Конечно, это он. Конечно, это, блядь, он.       — Что такого особенного в Дейле?       Чёрно-белая женщина поворачивается к нему так внезапно, что он на шаг отступает. Её пустые глазницы вглядываются в него.       — Он мой сын. Этого достаточно. Может быть, ты недостаточно много значил для своей матери, чтобы она платила свои долги вовремя, но мой сын достаточно значил для меня. Каждый раз, когда наступал мой срок платить — я платила. Я платила, и платила, и платила.       — Леди, я не знаю, кто или что вы на самом деле, но вы, блядь, никогда не говорите так о моей матери.       — Она призналась в этом, когда мы разговаривали после твоего последнего визита сюда, Гарри С. Трумен. Она заключила сделку, договорённость, обмен. Она пыталась аннулировать её. Она бы аннулировала её сейчас, если бы могла.       Гарри отходит от неё, идёт к белой двери, тянется к ручке — останавливается.       — Что за ней?       — Невеста или тигр? — черно-белая женщина отвечает как-то насмешливо. — Гарри помнит эту историю, как незнание её финала сводило его с ума. Какой выбор правильный? А есть ли вообще выбор? Он открывает белую дверь, и там стоит его мать, или, вернее… парит там.       Гарри с криком дёргается, просыпаясь в своей спальне.       Долгое мгновение он видит её в углу, сияющую в темноте его спальни. Она выглядит точно так же, какой он видел её за белой дверью: парящие длинные кудри, растянувшиеся, будто были мокрыми, и развевающиеся вокруг её головы в разные стороны, как гигантский нимб, глаза закатаны назад внутрь головы, кожа бледная и синюшная. Маленькие штучки заплывают в её одежду и выплывают из неё, ткань колышется, будто всё ещё находится в воде, и появляются из её рта. Одежда нараспашку самым неловким образом, язык слегка высунут — всё точно так же, как было, когда он вытащил её из бассейна с родниковой водой.       Гарри сильно зажмурился и трясёт головой из стороны в сторону. Когда он открывает их, её там нет. Он громко вздыхает. Господи Иисусе, Гарри. Невозможно даже различить, спишь ты или нет, после проведённого времени со всеми этими чудаками-толкователями снов.       Движение и свет привлекают его внимание. Он смотрит вверх и видит, что его мать парит прямо над ним, параллельно потолку. Её голова свисает вперёд, радужки выкатываются обратно и застывают на нём. Пузырь воды резко проталкивается через её горло, из её рта, он плывёт вверх и в сторону.       — Гарррииииии… Гдееее тыыыы быыыыыл? — булькает она.       Затем пропадает.       Гарри кричит и кричит, пока его глотку не раздирает, а затем неистово рыдает, уткнувшись лицом в ладони, пока не выбивается из сил, пока в нём не остаётся ни слезинки, что мог бы пролить. Он перемещается на диван, разжигает камин и засыпает со всем включённым светом.