Лечит или калечит?

      Багровые глаза застыли в пустом взгляде. Веки остались широко открытыми в последнем всплеске страха и горючей обиды. Рот замер, не успев договорить. Последнее, что слышал Дзета — отдаленные всхлипы на фоне угасающих мольб младших клонов. Единственный, кому страшно не было — Омеге, позволившему себе решать судьбу двадцати трех срезов и несчетное количество часов, потраченных на их создание.       Альфа, самый младший, был отключен последним.       Мальчонка лет десяти, с копной светло-голубых волос и одетый в рубашку и шорты, метался от бездыханного тела старшего сегмента до застывшего в ужасе подростка. По пунцовым щекам катились слезы, детские беспомощные всхлипы разносились по стенам комнаты, моторчик бился все медленнее и медленнее. Ручки тряслись от холода. Он упал рядом с отключенными телами, доползя до сидящего на полу Пси, отчаянно хватаясь слабыми пальцами за рубашку старшего и свернувшись под боком, чувствуя, как он засыпает против своей воли. Большие красные глаза потухли вслед за остальными.       Все сегменты были отключены.       Амира сидела над телом Дзеты, мастерская разрывала тишину выхлопами пара и гулом, продавливая густоту воздуха. Туман в голове становился плотнее, почти такой же, как пелена перед глазом. Она не понимала, совсем не понимала, что произошло. Вот несколько минут назад он как всегда проводил свои махинации с инъекциями, а до этого они разговаривали, по-настоящему разговаривали, почти как друзья. Всего несколько минут назад.       Теперь Дзета лежит перед ней, как поломанная машина. Но так же быть не может, правильно? Сейчас он перезапустится, или как именно работают клоны, загрузится, и накричит за то, что она сидит так близко. Сейчас, сейчас.       — Дзета… Вставай п-пожалуйста… Это совсем не- не смешно… — Промямлила Амира, шмыгая носом и утирая слезы основанием ладони. Вторая рука дрожала в воздухе, повиснув над грудью среза.       Она боялась его касаться. Боялась сделать еще хуже, и надеялась, что он все еще в сознании, просто в спящем режиме — поэтому узнает, что она его трогала и разозлится.       Сделав глубокий вдох, она отложила карту памяти на пол и еле координированными движениями смогла подтянуть ноги к себе, положив подбородок на колени. Чуть-чуть подождет, и он очнется. Ее дыхание все так же было сбивчивым, но она очень старалась не думать о том, как он трясся и говорил сквозь тремор. Это так, просто чтобы ее лишний раз поддеть. Потом очнется и будет ее за это дразнить, точно-точно.       Амира огляделась, нарочито избегая столкновение взглядом с пустыми багровыми сферами. Все начало смотреть на нее в ответ, становилось больше и злее. Словно каждый предмет начал оживать и снисходительно таращиться на разноглазую, гадко перешептываясь между собой и насмехаясь над ее пустыми попытками обнадежить себя. Вон гаечный ключ, выкручивался и обретал метафорические очертания ворчливого механика, так и твердил что-то себе в серебряные усы и переглядывался с отверткой, худой и скверной дамой, которая добавляла к каждому предложение заключение.       Углы зрения начали размываться, все больше и больше предметов обретало сознание. По коже поползли мурашки, пробираясь под одежду и по спине, дыхание снова стало рваным. Грудь будто кто-то сжал и кислород в голове начал заменяться мутной и липкой жижей, заливаясь в уши и рот. Объекты стали смешиваться в какофонию цветов и форм, медленно покрываясь копотью. Амира знала, что сейчас будет, и от этого ее пробрал измученный всхлип, как бы умоляя свой же разум прекратить. Но процесс уже был запущен, все-таки всегда существует «хуже».       Из-за потрясения, активного отрицания и эмоциональной борозды, оставленной отключением Дзеты, все те недели, которые Амира провела без «видений» в бодрствующем состоянии, пошли под хвост. Если бы она еще знала, какие побочные эффекты были в тех измельченных препаратах, которыми ее пичкали… то от шока ее организм бы пожалел и просто упал в обморок.       Но нет, нет-нет-нет, мало будет. Уже начались шорохи и размазня из человеческих голосов, пусть мучается до конца.       Амира зажмурилась и закрыла уши ладонями, стараясь ограничить хотя бы часть уже обугленных столешниц и теней, волочащих босые ноги с вытянутыми руками. Она сжала волосы и согнулась от проникающих отголосков воплей и стонов, ее тело начало неконтролируемо трястись, и сама того не заметив, пальцы сползли вниз, впиваясь мертвой хваткой в жилет Дзеты. Челюсть сомкнулась до скрежета зубов, глаза медленно открылись.       В ухо прополз шепот, обвивающий барабанные перепонки и проникая глубже в мозг.       «Мертв уже, мертв. Ревешь как посмешище. Посмотри, посмотри ближе…»       «Мертв.»       Дзета мертв. Не очнется.       Сотни голосов подхватили, окружая ее дрожащее тело. Разнобойные слова медленно сливались в один ужасающий, до тошноты знакомый и надрывающий шрамы голос, сотрясая ее остатки самоконтроля.       «Мертв.»       Амира дернулась, наклоняясь ближе затаив затрудненное дыхание. Да, он прав. Он прав, он прав, он прав, он прав, он прав, всегда прав, даже сейчас прав, да, прав, опять, опять прав.       Нижняя челюсть съехала вниз в немом крике, рваный выдох прорвался через сжатое горло, а ромбовидные зрачки сжались до тонких полосок. Костяшки тонких пальцев побелели, нити держащие пуговицы на голубом жилете треснули.       Воздух мастерской разорвал истошный вопль, острый и остужающий, как раскол посреди озерного льда. За ним еще один, и еще. Амира не отвечала ни за что, ни за свое тело, на за то что она видела, ни за то что она слышала. Она могла только наблюдать и подчиняться истерике, которая рвала ее горло с каждым всхлипом и вскриком. Ее трясло так сильно, что голова и шея дергались в разнобой. Руки с нечеловеческой силой тормошили бездыханное тело среза, били по груди и животу, смешиваясь с надорванными и неразборчивыми завываниями.       — Как ты посмел?! Ты- не- не имел права! Ненавижу тебя! Ненавижу! Паршивый, никчемный металлолом! Ты не имел права умирать! — Кричала в пустое место Амира, не слыша свой голос в потоке шептаний.       В ее глазах тело Дзеты начало медленно чернеть, одежда трескалась от жара, а маска плавилась и сливалась с лицом. Она приподнялась на трясущихся ногах, опираясь о кипящую столешницу и начала наносить удары пяткой в его бок и руку, отчего срез покачивался, словно тряпичная кукла.       Из-за слез и соплей дышать стало тяжелее и ей пришлось опустить голову, грузно облокачиваясь об опору. Ее глаза были пустыми, несмотря на неуправляемые эмоции внутри. Темно-бирюзовые волосы взлохматились, челка перекрывала взор и назойливо терлась о лицо. Она медленно перевела взгляд на Дзету, на его беспомощное и отключенное тело, и на помятую ей одежду. Боги… Не могла же она… Ну почему…       Один его вид будто сменил полярность ее эмоций, разворачивая на сто восемьдесят градусов. Видение начало угасать, сменяясь действительностью.       Амира не верила. Нет, нет, не может такого быть, она бы никогда не стала поднимать руку на мертвого, нет, ну нет…       Ей тут же стало паршивее, от своих действий и слов затошнило. Окружение приходило в норму, но лишь визуально. Голоса в ушах стихли, уходя на второй план, уступая место ее же внутреннему монологу:       «Нет, нет… Какая же я мерзкая, боже… Да что со мной не так… Дзета, Дзета… Прости меня, пожалуйста прости, я не хотела, правда, я клянусь что не хотела…»       — Честно, я за себя не отвечала, совсем не отвечала… Я умоляю тебя, прости… — дрожащим голосом пролепетала разноглазая, садясь на колени и разглаживая почти порванный жилет и рубашку, — сейчас я все поправлю, извини… Я никогда бы такого не сказала, я тебя не ненавижу, просто мне стало так плохо…       Она понимала, что он ее не слышит, но надеялась, что осталась хотя бы крупица его сознания, которая поймет ее искренне сожаление и стыд. Приведя в порядок одежду по мере возможности, Амира жалобно посмотрела на его закрытое маской лицо. Желание последний раз взглянуть на него без закрывающего куска, было подавлено в пользу совести и кощунского подтекста. Разноглазая придвинулась ближе к его голове и слабой рукой, по которой теперь бегали спазмы, закрыла его веки, темные ресницы щекотали кожу ладони.       Пальцы перебирали вьющиеся голубые локоны, перекладывая их в упорядоченный вид, еле-еле черпая оставшиеся силы, чтобы подкрутить кончики в стороны. Как же он красив. Даже отключенный, с маской на лице и с закрытыми глазами. Наверное, это панихидная красота — флер небытия и безвременности.       Самый тяжелый этап припадка прошел, и остался только осадок, покрывающий внутренности патокой горечи. У нее совсем не осталось слез, рукава мокрые, а осунувшееся лицо слегка припухло. Амира медленно повернулась влево, поднимая с пола карту памяти и заторможенными движениям легла на правый бок, прижимая ее к груди. Перед ней лежала груда сломанного механизма, но для нее это был труп, ведь он был живее половины тех, чье тело из плоти и крови.       Сделав глубокий вдох, Амира закрыла глаза и почти сразу же от изнеможения впала в дрему. Чернота перед глазами медленно переливалась калейдоскопом синего и красного цветов, будто ее мозг решил приличия ради сгладить ущерб. Холодная плитка охлаждала правую сторону лица, которая начинала слегка побаливать. Хватка вокруг карты памяти ослабла, предмет лежал в открытой ладони Амиры. Она смогла поспать не больше пары часов — видимо столько понадобилось ее организму, чтобы мало-мальски прийти в себя.       Из безмятежного сна ее вырвал паровой выхлоп бойлера, тело дрогнуло и она сделала быстрый вдох, распахивая веки и осматриваясь по сторонам. Дзета также неподвижно лежал справа от нее, мастерская периодически издавала звуки местной «экосистемы». Реальность начала перевешивать дымку психоза и осознание того, где именно она находится, окатило ее холодной водой.       Приподнявшись на колени, Амира свободной рукой провела по темно-бирюзовым волосам в попытке привести их в порядок, параллельно сортируя мысли в последовательный ряд. Она понимала, что от долгого сидения на месте толку не будет, и задерживаться тоже не стоит — вдруг войдет кто-то, чьи полномочия превышают весь персонал вместе взятый? В таком случае последствия явно будут не из приятных.       Ей хотелось подольше побыть с Дзетой, попрощаться с ним как следует, и просто оставить его в поле зрения. Но на трезвую голову Амира понимала, что будучи на территории мастерской, которая находится в секции на порядок выше «жилой», меры пресечения неугодного возрастают соответственно. И шестым чувством она ощущала, что одно ее присутствие здесь — сплошное нарушение.       В первую очередь надо найти, куда бы спрятать карту памяти, потом уже все остальное.       Амира закусила губу и нахмурила брови, размышляя о том, как оставить карту памяти при себе. Но ни одна из идей, пришедших ей в голову, не была надежной. Спрятать под языком? Слишком долго, и слюна ее испортит. Под рубашкой? Нет лифчика. За поясом брюк? Нижнего белья нет, а резинка недостаточно тугая, чтобы удержать карту на месте.       Раздосадованная, казалось бы, невыполнимой задачей, она встала и пошла к противоположному краю мастерской, посматривая на Дзету через плечо, а затем обратив внимание на множество материалов и инструментов перед собой. Глаза разбегались от разнообразия, но определиться с тем, как ей поступить, так и не выходило. Пока ей не попался футляр с гаечными ключами. По своей сути это был просто тканевой чехол, который сворачивался и разворачивался в «рулет», с инструментами разных граней внутри.       Пристально рассматривая и щупая вещицу, стала формироваться логическая цепочка, перескакивая с одного звена на другое, делая где-то по дороге петлю, и вновь возвращаясь к изначальной мысли. Что если попробовать сделать из резинки штанов подобный «чехол»? В теории задумка хорошая, но на практике… Амира совсем не умела шить.       С иглой шприца управиться она могла — в вену ткнуть и все, но с ниткой всегда были проблемы. Альтернатив на данный момент, увы, отсутсвовали, поэтому разноглазая решительно взяла первую попавшуюся под руку пилу, не особо большую, но достаточно острую, чтобы распороть ткань.       Приспустив и оттянув штаны от себя, чтобы случайно не сделать из живота чехол номер два, Амира начала резать внутреннюю часть пояса. После данных махинаций, первые слои разошлись и виднелась белая полоска, удерживающая штаны на теле. Она отложила инструмент и взяла карту памяти, просовывая ее в образовавшийся «карман». Конечно здорово, что она поместилась, но осталось как-то зашить прореху, иначе слишком заметно будет. А лишние свидетели сейчас вообще ни к месту.       Стуча пальцами по столешнице, Амира нервно бегала глазами в поиске хоть чего-то, чем можно будет заштопать, или в крайнем случае заклеить, рваную дыру. Ближе к дальней стене, где валялся автоматон, стоял черный степлер для латунных листов. Ну, зато шить не придется. Не то чтобы в мастерской валялась игла с тоненьким ушком, но тем не менее.       Она добежала до другой стороны и, не долго думая, расположила на стойке место надреза. Зажать его так, чтобы дополнительно не прикрепить пальцы было затруднительно, учитывая неугомонный тремор в руках. Поджав губы и напрягая мышцы изо всех сил, чтобы немного утихомирить тряску, разноглазая второй рукой потянулась к рычагу и с достаточным усилием потянула вниз. Механизм схлопнулся с громким щелчком пружины, толстая скоба прошла насквозь внутренней ткани штанов, и сделала свою работу без лишних казусов. Только вот теперь выглядело это куда подозрительнее, чем пару выдранных ниток — на месте крепления образовалось натяжение, заметное даже на дальнем расстоянии.       Амира попыталась расправить складки, но безуспешно. Белый цвет штанов усугублял ситуацию, ведь они были прекрасно видны из-за теней. Если бы она так сильно не спешила, то, может быть, учла данное свойство ткани и потратила лишние пару минут на более надежное решение. Но стальная уверенность в том, что вот-вот за ней придут и осадок от припадка, держали ее в натяжении похлеще, чем всяка скоба.       Она еще раз прошлась по волосам рукой и скользнула ниже к затылку, как бы поглаживая себя, чтобы ее рассуждения не скатывались в канавы худших сценариев. Хотя, после того как Дзета на ровном месте… ну, умер, за неимением другого слова, все могло произойти. И даже хуже, чем она могла себе представить. Честно говоря, ее подбитая нервная система не смогла бы выдержать нечто подобное, произойди оно в ближайшее время.       Оперевшись о столешницу, Амира тяжело вздохнула и сложила руки на груди, покусывая губу и мысленно метаясь от одного предмета к другому, не в состоянии решить, что ей теперь делать. Она нарочно избегала взглядом Дзету, не желая провоцировать себя в итак уязвимом состоянии. Ей точно надо было что-нибудь взять с собой, пронести пару-тройку вещей. Нельзя упускать такую возможность, и пока очевидных признаков опасности нет, следует шустро обнести все, что можно спрятать.       Но, все-таки сперва можно и на Дзету посмотреть, еще чуть-чуть. Ладно, может и не краем глаза. Амира тоскливо нахмурилась, подходя ближе к неорганическому телу и присаживаясь на корточки, складывая руки на колени. Как же так вышло…       Ее пальцы аккуратно дотронулись до маски, проходясь по гладкой белой поверхности и мимикрируя поглаживающие движения. Разноглазая не могла даже предположить причину отключения, и это незнание понемногу грызло остатки ее совести — вдруг она могла вовремя вмешаться и остановить процесс, к примеру замкнуть ток или отсоединить повредившийся компонент? Даже если и есть шанс «починить» срез — придется его разобрать, а она не могла найти в себе силы даже снять с него маску, не то чтобы ковыряться во внутренностях.       Зато Амира все еще помнила, как Дзета выглядел с открытым лицом, пусть и смутно. Такое красивое зрелище быстро не забывается, и это чуть-чуть утешало.       Вырывая себя из печальных размышлений, она проморгала выступившую влагу на глазах и выпрямилась, доходя до угла, прямо слева от двери. Бумаги, бумаги, и еще бумаги. Среди различных блокнотов и записных книжек валялся дырокол и три ручки, одна с погнутым пером и одна с протекшими чернилами. Амира взяла самую целую из них и повернула кончиком вверх, чтобы не вылить содержимое, затем открутила его и «вставила» за скобу на штанах, цепляя ткань острием для лучшего крепления.       Когда она собиралась продолжать поиск, звук распахнувшейся двери заставил ее сердце провалиться в желудок, а мозг замкнуться. За ним последовал топотм нескольких пар тяжелых сапогов. Трое солдат и один мужчина в белой униформе с планшетом в руках появились в проеме. Заметив Амиру, командующий рваным движением руки указал на нее, а сам пошел в сторону Дзеты. Трое подопечных без лишних слов сократили дистанцию и почти было взяли ее под локти, но она быстро подняла руки вверх и зашаркала назад, упираясь о поверхность с волокитой. Разноглазая чувствовала, как тремор начал расползаться с новой силой, а контроль над телом и разумом ускользать.       — Нет, вам нельзя- меня нельзя трогать, я вас заражу. — Быстро отрезала Амира, глаза метались от одного солдата к другому, потом к третьему. Ее голос дрожал и хрипел, но благодаря адреналину, стремительно наполняющему кровь, он был достаточно громким.       — А мы и не спрашивали, что у тебя за букет. — Гавкнул один из мужчин, хватая за руку и удерживая ее на месте, пока второй доставал наручники.       Сердце панически трепыхалось о грудную клетку, в голове зашумело и действия казались замедленными. Но пока она могла управлять своим же языком, значит могла выкрутиться. В теории.       — Подождите, подождите, зачем н-наручники? Я же ничего не делала, мне просто в палату н-нужно. — Она выкрутила плечо и старалась всеми силами выдернуть себя из хватки охранника, но совсем не получалось.       — Давай мозги нам не пудри и кабину не разевай, заразная. — С издевкой гаркнул солдат с наручниками, которые вот-вот и защелкнутся вокруг ее запястья.       — Сегмент номер шесть… так, а с крышкой что… — Прогундел под нос командующий, но достаточно громко, что она его услышала.       Амира дернулась, будто перемкнуло. Она слишком быстро смогла сконструировать все самое ужасное, что с ней могли сделать сейчас, и что с ней сделают, если найдут карту. По правой стороне прошел острый зуд, заканчивающийся за правым глазом и сползая спазмом по шее.       Пока ее правая рука была свободна, она нащупала за собой покрытую чернилами ручку. Одним метким движением, брызгающий жидкостью инструмент насильно прошел сквозь рот солдата, удерживающего ее левую руку, проходясь кончиком прямо по язычку под небом.       Мужчина закашлялся и его чуть не стошнило, плотная синяя субстанция покрыла заднюю стенку горла, и хватка на момент ослабла. Секундное замешательство длилось недолго. Амира им вопспользовалась и освободила левую руку, заряжая ногой в пах солдата с наручниками, ускользая вправо и срываясь в сторону двери.       Увы, она не заметила, что третий мужчина стоял с дубинкой. Электрически напряженной дубинкой.       Не успев выбежать в коридор, по спине прошелся разряд, охватывая каждую мышцу и откликаясь сердечными сокращениями под ребрами. Амира свалилась лицом в пол с глухим стуком, завывая от боли и головокружения. Скоба терлась о кожу живота, но ощущение потерялось на фоне тока, курсирующего по ее телу, и отголосков удара по хребту. Охранник занес оружие еще раз и ударил прямо по кости бедра, на всякий случай, отчего у Амиры перехватило дыхание и задергались ноги, словно у подбитой животины. Ее скулеж был влажный и еле слышный, в глазах темнело, но из-за адреналина тело настырно оставалось в сознании.       — Тварь… С-сука… Я убью тебя… Руки оторву… — Слабо прошипела сквозь слезы разноглазая, переворачиваясь на бок и стискивая зубы до щелчка в челюсти.       Охранник проигнорировал ее жалкий вид, и, не церемонясь, наклонился и завел трясущиеся руки за спину, сковывая их своей парой широких наручников. Хватая ее за шкирку, он начал волочь ее по полу в сторону палаты, нарочно оттягивая ворот так, чтобы тот давил на ее глотку.

***

      Тем временем, командующий тщательно осматривал мастерскую, пока солдат с чернилами в горле и солдат с подбитым достоинством неловко стояли в стороне, не комментируя ситуацию. Не то что бы вообще хотелось говорить, в их то положении.       — Чего стоите как неприкаянные? Быстро ищите карту. — Отдал приказ мужчина в белом мундире, выделяющийся на фоне серых и черных форм.       Ему и еще нескольким лицам его чина было поручено оперативно провести учет сегментов, но вот совать свой нос куда не надо, в задание не входило. Командующий понятия не имел, как были устроены срезы и сколько у них должно быть деталей, но понимал, что в разъеме для двух комплектующих, должно быть больше одной карты.       Двое солдат копошились по разным углам и переворачивали все с ног на голову под пристальным надзором старшего по званию, процесс замедляли ноющий пах и горькие чернила в желудке. Но сколько они не рыскали, черную пластину они так и не нашли.       — Здесь нет. — Глухо констатировал первый.       — Тут тоже отсутствует. — Сдавленным голосом подтвердил второй.       — А теперь верните все на свои места, я за вас не собираюсь выговор получать. Быстро! — Командующий раздраженно выдохнул и потер лоб, растерянно пялясь в никуда. Он пока не допускал, что эта пришибленная могла держать у себя карту, ее же положить некуда. Да и не его это дело, что она здесь забыла. Доложит лорду и все.       В его обязанности расследования не входят, и пытаться извернуться — гиблое дело, лучше сказать как есть, от греха подальше.       — На выход и в следующее помещение. — Буркнул командующий и поставил печать на планшете, стремительно удаляясь. Солдаты беспрекословно последовали за ним, настороженно поглядывая на лежачего Дзету, будто это какая-то голограмма. Уж слишком неестественно это выглядело, и как-то запретно.

***

      В каждой комнате, в которой находился срез, будь то это основная лаборатория, или исследовательский комплекс, или база в Нод-Крае, был проведен досмотр и учет. Тела «Дотторе», и старые и совсем детские, были помещены в герметичные пакеты и расфасованы по криогенным камерам до принятия Праймом решения об их утилизации.       Все-таки речи о восстановлении и не шло. Для понимания процесса будет проще объяснить, как работает сеть механизмов, подключенных к единому питанию: если повредить отдельный механизм, его всегда будет можно «достать» из цепочки и заменить, так как индивидуальные поломки чинятся в изоляции от источника энергии. Но если повредится само питание, то, во-первых — есть шанс что каждый из механизмов коротнет и замкнется, и придется перенастраивать компоненты и наложить новую прошивку, и во-вторых — надо будет устанавливать новый источник энергии и подключать уже его.       К сожалению или к счастью, Дотторе еще не нашел альтернативы Ирминсулю по вместимости и функциональности. Но и избавляться от срезов он пока не мог, не столько из сентиментальности, сколько из понимания, что сейчас не лучшее время для принятия глобальных решений. И может самую малость из-за притупленных чувств досады и тихой ярости, которая была усмирена и послушно сидела на поводке за багровыми глазами. Только иногда глухо рычала и давала о себе знать в виде сжатых рук и нервных покручиваний серьги.       В момент отключения сегментов, Прайм находился в своем кабинете, поэтому ущерб имуществу был не так высок, как мог бы быть. Никто об этом знать не должен, в глазах подопечных он обязан занимать недостижимую и исключительно рациональную позицию, лишенной всякого мирского отягощения вроде эмоций. Пострадал в первую очередь кусок стола, стоявшего у противоположной от двери стены, и почти все документы, находившееся на нем. Еще стул. И темно-синие обои с серой полоской и серебряной каймой. Продолговатый книжный шкаф в половину правой стороны также лишился одной стенки, и на прямоугольный ковер сумерского пошива наверняка попало достаточное количество содержимого пробирок, чтобы безвозвратно его испортить. Общая сумма вреда составила чуть больше девятнадцати миллионов моры, основной массив составили стол и ковер.       Дотторе не волновался о вопросах материальных, в данной ситуации ему вообще на них было глубоко плевать. Ни одна валюта в мире не может сравниться с самой дорогой из них, и ничто не в силах компенсировать потерю этой бесценной единицы. Время, потраченное на конструирование и сборку каждого из сегментов, по одной команде превратилось в прах, который нельзя измерить. Даже утекающие частицы в песочных часах можно пересыпать и расфасовать, дать другое применение, а со временем такое провернуть не получится, как бы ему этого не хотелось.       Стоя у окна и наблюдая за падающими снежинками, которые почему-то нервировали своей легкостью и неторопливостью, Прайм ментально собирал остатки последних мыслей каждого из срезов в своеобразную таблицу, которую потом обязательно перенесет на бумагу. Как подведение итогов крайне продолжительного эксперимента. Потом в вышеуказанную таблицу надо занести все те обязанности, прикрепленные к каждому из них, чтобы прикинуть количество работы, упавшее на него и будь-он-проклят Омегу. Прайм не хотел даже представлять, какой пласт времени, выделенного на проекты его личного интереса и дел дипломатических, ему придется пожертвовать в угоду квартального плана по фармацевтике, военному вооружению, исследовательскому прогрессу, инфраструктурной инженерии и, всеми любимой, документации.       Взъерошенные голубые волосы, отличавшиеся более нейтральным оттенком, блестели в свете закатного солнца и отражали бледный свет на углах хмурого, и покрытого шрамами, лица Предвестника. Маска лежала на столе без одного угла, играя роль временного веса для уцелевших бумаг. Дотторе так простоял около часа, со сложенными за спиной руками и бесцельным взглядом вперед. Ворот синей рубашки был откинут, ремни портупеи ослаблены, отчего та почти висела на его силуэте и добавляла некое ощущение тяжести.       В таком виде Дотторе и не думал появляться перед кем-либо, но ему нужно было немного времени, прежде чем он начал сам решать возникшую катастрофу — во избежание потерь персонала по причине раздражения и попадания на глаза.       Тяжело вздохнув, Прайм отодвинул ногой стул-инвалид с глухим скрипом и направился в правую сторону кабинета, где находился ему подобный, только целый. Он взял темную мебель с резьбой и дотащил его до стола и присел, слегка наклоняясь вниз, чтобы открыть высокий ящик. В нем хранилась нетронутая бутылка вина, которой уже, наверное, перевалило за триста лет. Она покупалась с мыслью «на всякий случай», но до сих пор не происходило ничего такого, что требовало вмешательства спиртных напитков. Поставив ее на стол, Дотторе достал из верхнего ящика пачку сигарет и блестящую зажигалку, автоматически кладя меж губ плотно набитый сверток и поджигая его.       Он глубоко вдохнул, один, два, три раза, задерживая никотиновый дым внутри легких и медленно выдыхая через нос, задумчиво смотря на потолок. Сложно сказать наверняка, насколько высокая у него толерантность к никотину, но акт курения имел исключительно терапевтический эффект, так как вещество в его организме было уже как родное. Переведя взгляд на бутылку, Дотторе сощурился, и после недолгих размышлений цокнул языком, убирая ее обратно в дальний ящик. И не такое пережил. Тем более, у него нет роскоши рассиживаться и траурно выпивать на фоне уходящего солнца, пока сиреневый свет драматично играется в его локонах и сплетается с табачным дымом, ох и ах.       Пока было время, Прайм закурил еще одну сигарету, закидывая ногу на ногу и откидываясь на спинку стула. Его настораживал тот факт, что Дзета как всегда отличился от остальных, и во время отключения разговаривал с Амирой… Амира, Амира, Амира… Точно, которая А-2. Несмотря на выдающийся интеллект, Дотторе не помнил имя каждого субъекта, да и надобности в этом не видел. В основном в документации указываются только порядковые номера и буквы, для простоты работы и чтобы не захламлять мозг. Кому надо — откроет медицинскую карту и посмотрит имя там.       Затушив окурок об стол, который все равно надо менять, Дотторе поднялся и развернулся к окну, смотря в свое полупрозрачное отражение. Он фыркнул и надел черно-голубую маску, защелкивая крепления у висков и укладывая волосы по мере возможности, проходясь пальцами сквозь пряди. Разгладив рубашку и затянув портупею, Прайм еще раз удостоверился в презентабельности своего вида, прежде чем покинуть кабинет в сопровождении стука латунной подошвы.

***

      Амира очнулась в своей палате, глаза слиплись от слез и изнеможения, назойливый шум в ушах становился лишь громче с каждой секундой пребывания в сознании. Она не чувствовала тело, только давление и потрескивания в местах, где располагались пальцы ног и рук. Чем дальше отходил принудительный сон, тем легче становилось дышать. Вместе с постепенным «размерзанием» конечностей и груди, вернулась боль от ударов и электрического разряда, опережая последовательное пробуждение.       Тихо промычав и оторвав друг от друга веки, разноглазая сжала онемевшие губы и осмотрелась сквозь плотную пелену. На штативе висела капельница с чем-то. Пустая. Нахмурившись и медленно повернув голову влево, она увидела силуэт мужчины, стоящего над ней. Из-за тени было сложно разобрать черты и формы, отличимы только бляшка ремня и рефлекс на портупее.       Спутав его с очередным видением, Амира хотела отпрыгнуть в сторону, но заторможенные мышцы не слушались команд, поэтому вышло только сощуриться и отвернуть гудящую голову.       — С пробуждением, мисс Альберих. Надеюсь, вы в состоянии вести диалог. Где карта памяти? — Голос Дотторе был нейтрален и лаконичен, но подтекст отклонялся в сторону допроса.       — Чего… Какая еще карта… — На выдохе промямлила разноглазая, будучи в полу-трезвом состоянии. Присмотревшись к загадочному силуэту, она узнала в нем Омегу. Или того, кто уж очень сильно был на него похож. — Омега? А… Дзета… Почему он.?       Дотторе внутренне перекосило от сотого упоминания злополучного среза за день. Он первый раз видел и слышал Амиру вживую, и единственное, что его заботило — это куда она умудрилась спрятать деталь.       — Это не должно вас волновать. Сосредоточьтесь и потрудитесь вменяемо ответить, куда вы положили карту.       — Никуда я ее не клала… У меня даже трусов нет, о чем речь вообще. — Раздраженно ответив, она медленно протерла левый глаз рукой, уже в состоянии рассмотреть темную маску со слегка светящимся синим узором. — Подождите… а вы какой?       — Понятно. Давайте так: вы понимаете, что совершили кражу или намеренное утаивание моей собственности? Судя по вашим данным, вы не настолько глупа, чтобы рассчитывать на то, что сможете меня обмануть, и смысла от карты в ваших руках никакого. Поэтому сейчас я даю вам шанс избавить себя от крайне плачевных последствий, и по-хорошему отдать мне карту памяти. — Прайм перешел на переговорной тон, с еле завуалированной угрозой.       Амира нахмурилась и аккуратно приподнялась на локтях, чувствуя, как препарат в ее организме начал ослабевать. Она прекрасно знала, где сейчас находилась карта, и как же повезло, что подозрительные складки на штанах были прикрыты рубашкой.       — А давайте мы примем во внимание то, что меня во-первых избили ни за что, и во-вторых умер Дзета. Вам вообще на это все равно? Он же, ну, ваш клон? — С искренним непониманием спросила она, слегка кривя губы.       — Мисс Альберих, я же ясно выразился — это не вашего ума дело. Но если вам настолько любопытно, то да, меня сейчас озадачивает только факт отсутствия комплектующей, и я знаю, что вы ее доставали. — Низкий тембр с каждым словом набирал в громкости, Дотторе шагнул ближе, почти закрывая собой лампу на потолке. — Я даю вам выбор. Либо вы сейчас же отдаете мне карту, либо я заберу ее сам.       — У меня. Нет. Карты. Думаете я настолько недалекая, чтобы в себе ее прятать? Я без понятия, какой именно информацией обо мне вы обладаете, но вы точно должны знать, что я училась в Кшахреваре и знаю о правилах хранения тех или иных механизмов. — Почти оскорбленно выпалила Амира, рефлекторно выпрямляя спину и задирая подбородок.       Она не знала, какой именно это был из «Дотторе», но он уже ей очень сильно не нравился, особенно на фоне последних событий. Выдохнув, разноглазая прищурилась и сложила руки на груди.       — Скажите что случилось с Дзетой, тогда я скажу куда положила карту.       — Вы не в том положении, чтобы торговаться со мной.       — А вы, очередной клон или что вообще, стоите надо мной после того как при мне умер Дзета, после чего меня ударили током два раза, и теперь требуете от меня того, чего у меня даже на руках нет? — Чем больше она говорила о Дзете, тем сильнее сжимало горло, а глаза еле заметно намокли.       — Рекомендую следить за словами и аккуратнее подбирать выражения. Дзета был отключен, и если он по юношеской халатности позвалял так с собой разговаривать, то со мной стоит думать, прежде чем открывать рот. Больше предупреждений не будет. — Раздраженно указал Дотторе, морщась от непробиваемости разноглазой.       — Почему его отключили? За что?       — Где карта.       — Тц… Это значит вы его отключили, да? Вы его убили? — Амира чувствовала как зияющая борозда внутри начала кровоточить горечью. Почему-то ее воспаленный разум решил, что именно он ответственен за смерть Дзеты, а отсутствие ответа она трактовала как подтверждение.       — Если вы сейчас же не скажете где карта памяти, я буду вынужден принять соответсвующие меры. Не тратье мое время и окажите себе услугу. — Невозмутимо продолжил повторять одно и то же Дотторе, понижая тон до угрожающего.       — И все? Вас прадва волнует только эта карта? — Почти ошолемленно выдавила она, отодвигаясь от нависающего силуэта. В разноцветных глазах забурлело отвращение, и фыркнув, она всплеснула руками, указывая на дверь. — Я без понятия, где она сейчас. Дзета просил меня ее вытащить и что-то с ней сделать, но не успел договорить, знаете, потому что умер. Я оставила ее в мастерской, не помню где.       — Я понял, что вы крайне эмоциональная особа, не кладите мне слова в рот. Чтож, очень жаль, я надеялся потратить куда меньше сил. — Дотторе снисходительно цокнул языком и медленно зашагал к двери, за темной маской было не разобрать, куда он смотрит. Прежде чем уйти, он развернулся и медленно добавил, намеренно понижая голос. — Не пытайтесь меня перехитрить, мисс Альберих, вам это ни к чему. Надейтесь, что я найду деталь, иначе мы с вами совсем по другому заговорим.       С этими словами Прайм удалился, закрывая за собой дверь с резким щелчком. Амира осталась наедине с собой, и если бы не капельница с раствором кетодексала, то ее ждала бы очередная истерика из-за страха и тахикардия. Сжав деталь, надежно спрятанную в резинке штанов, она легла обратно и уставилась в потолок, проигрывая в голове образ мертвого среза.       Как же ей хотелось к маме.

***

      С того дня Амире начали ставить капельницы с препаратами и витаминами, так-как из-за инъекций в линии, теперь уже вписанные в ее процедуры, вернулись физические симптомы, а ментальные усилились. Галлюцинации, и визуальные и слуховые, кошмары, видения катастроф повторялись с каждым днем словно заевшая пленка. Она стала чаще нажимать кнопку, просить большие дозы, или таблетки, или инъекции — что угодно, чтобы стало легче. Вес снова начал падать. Медсестрам приходилось следить за Амирой во время приема пищи, и сопровождать в туалет до самых кабинок, чтобы еда не выходила откуда не надо.       Из-за одновременного вкачивания ассорти из препаратов, ее мысли начали путаться в жесткие колтуны, формируя кривые и непоследовательные цепочки. И она могла поклясться, что иногда видела Дзету краем глаза. И еще кого-то.       Ее психическое состояние вернулось на дно, в котором она надеялась никогда больше не оказаться. Увы, нет никого, кто бы мог на это повлиять. А с другой стороны и не надо. В этом что-то есть. Быть худшей версией себя, самой отвратительной и мерзкой, чтобы одно упоминание имени заставляло людей кривить рожи. Да, определенно. Если ей паршиво, то надо испортить жизнь всем и каждому. Особенно Дотторе. Она больше его не видела, и предположила, что он специально над ней издевается, чтобы она каждый день думала о том, что сейчас он поймет, где на самом деле карта памяти, и сделает с ней нечто ужасное и неописуемое: превратит в полу-животное или отрубит все конечности, кто знает.       Сначала Амира только срывалась на медсестер, и то, ограничивалась колкими комментариями об их комплекции и внешности, затем о возрасте. Те, кто не останавливал ее словесный понос вовремя, выслушивали о том, какие они ничтожные и несостоявшиеся женщины, у которых еще и матка наверное ссохлась, а кожа не может выбрать, где образовать новую растяжку от жировой складки.       Так продолжалось целую неделю, пока в ее лечение не добавили двойную дозу измельченных седативов. Только толку от них — дырка от бублика. Пусть раздражительность ее и поубавилась, но вот тормоз, пресекающий ее от импульсивных действий, вернуть не получилось. В купе с шептаниями и красными силуэтами, ей начали мерещиться ожоги и царапины. Амира хотела довести все до крайности. Уж больно любопытно, где та граница, за которую ей категорически нельзя переступать.       В периоды ясного ума, которые бывали крайне редко, она надеялась попасть на знакомых солдат, и пару раз в неделю ей везло. Больше всего разноглазой симпатизировал Станислав, речь у него умная была. Она расспрашивала у него про Фатуи, очень аккуратно балансируя на линии между общедоступным и внутренним. С каждой новой крупицей информации в ее голове формировался план, но чтобы его осуществить, надо было прийти в себя, хотя бы капельку. Роль подопытной ей совсем перестала нравиться, усиленный контроль и ожесточенное отношение персонала, в котором она по сути виновата, вынуждали ее в срочном порядке думать о смене квалификации.       Например, занять чье-нибудь место. И на порядок ступеней выше. И лучше.       В очередной раз ее сопроводили до душа, там она сняла штаны и рубашку, складывая так, чтобы не заметили вшитую карту, пихнула в сторону медсестер и зашла в ряды кабин. Она видела, как до нее отсюда выводили женщину, слабо напоминающую человека из-за нарывов. Включив воду и набрав в руки безвкусный гель, она прищурилась, смотря себе под ноги. Хм. А почему нет? Вдруг так быстрее сдохнет. Медленно присев на корточки, она наклонилась еще ниже и уперлась лбом в пол, смотря на слив. Ей было ужасно противно, но голосок внутри ее подбадривал, уверял в правильности каждого порыва, неважно насколько аморального.       Мокрые волосы липли к плитке, вода била по выпирающим позвонкам. Она высунула язык, слизывая пенную воду на металлическом круге и залезая внутрь, чувствуя холодный воздух канализации на влажной мышце. Ее скрутило. Вовремя выпрямившись, она глубоко вдохнула и прокашлялась, подавляя рвотный позыв. Потом опять накатило. Вода из душа смешивалась со слезами, Амира оперлась спиной о полу-стенку душа, притягивая колени к груди и с ужасом слушая насмешки голосочка, царапающего уши изнутри.       То хотелось, чтобы кто-нибудь утешил и помог, заверил, что все будет хорошо, то наоборот — чтобы все смотрели на нее с отвращением, обсуждали и ненавидели, может даже хотели убить. Слишком долго сидеть в одиночестве ей не дали, внутрь зашла медсестра и силой дернула ее на ноги, сжимая тонкую руку до красных пятен.       С каждой подвернувшейся возможностью, Амира старалась нанести как можно больше вреда окружению. Как-то медсестра пыталась ее привязать к койке, но разноглазая оперативно харкнула ей в лицо и пиналась ногами. Если бы не подоспели охранники, то в ход пошел бы погнутый штатив для капельниц. А когда ее водили на процедуры — лезла к солдатам, проводя пальцам по их рукам и кидая игривые взгляды через плечо, задирая рубашку почти до ребер. Если те оборачивались, то она издевательски хохотала на весь коридор и продолжала идти как ни в чем ни бывало.       Но надо было держаться, мертвой хваткой цепляться за проблески разума. Еще чуть-чуть, дней десять хотя бы. Она уже знала, что есть директор, и что Дотторе — второй предвестник. И еще выманила у Станислава, что скоро этот директор должен был приехать.

***

      Помимо гор из документации, на стол Прайма стабильно сваливались жалобы на Амиру. Он знал, что карта памяти у нее, но посчитал, что она захочет ей воспользоваться по назначению, или же держать при себе как «сувенир». Конечно, ни того ни другого он ей не позволит, просто пока не видел необходимости в срочном изъятии. Его крайне раздражало, что против воли в окружавшем его информационном поле постоянно проскакивала эта разноглазая. Доходило даже до того, что он обращался к Пьеро с незатейливыми предложениями, например все-таки сделать ей лоботомию, или хотя бы на время второй фазы ввести в искусственную кому, потому что это уже переходило все грани.       «Дотторе,»       «Я понимаю, что сейчас из-за отягчающих обстоятельств, которые являются последствием выгодного решения вашего сегмента, график плотнее обычного и это усложняет работу, но я вынужден напомнить, что ваша зона юрисдикции заканчивается там, где начинается моя. Субъект должна пребывать в сознании по мере возможности, и пока у вас в наличии только одна Альберих с эйе Воглинды, настоятельно рекомендую воздержаться от радикальных решений. Дальнейшие распоряжения и процедурные действия касательно данного проекта, напоминаю, в первую очередь проходят через меня. После отказа или одобрения вы либо продолжаете с минимальными отклонениями от задачи, либо предлагаете альтернативу. В случае ухудшения ситуации, прошу меня известить.»       «Также считаю нужным упомянуть, что за успешное выполнение миссии тебе поручена премия за этот и следующий квартал вперед. Если время позволит, я могу подписать указ о начале в течении следующих пяти рабочих дней.»       «С уважением,»       «Шут.»       — Мгм, с превеликим… — Проворчал Прайм и отложил письмо в предназначенный для них ящик, уже нового стола из такого же темного дерева, как и его покалеченный предшественник.       Лишний раз покидать кабинет и заниматься ей лично у него не то что не было желания — у него банально не было на это времени. И уж слишком много чести, чтобы с какой-то подопытной сам «оригинал» второго предвестника возился. Альберих или нет, это такой же материал, как и остальные, просто с некоторыми особенностями.       Но с каждым днем, с каждым новым известием о ее выходках, становилось труднее отодвигать ее существование на второй план. Он предполагал, что она может это делать назло, но старался игнорировать.       В злополучную дату «Х» сам Директор лично приехал посетить комплекс для совещания с Праймом, так как Омега разгребал беспорядок в Нод-Крае. Об этом свидетельствовали образцово показательные сотрудники и вылизанные до блеска помещения, даже лишний раз подопытных не выводили из палат, чтобы не портить их больным видом созданную стерильность.       Как полагается, Дотторе встретил Пьеро согласно этикету: с парой высокопоставленных солдат, выстроенных по линейке, и без чрезмерной шумихи. Проходясь по белоснежным коридорам, величавый образ Директора будто занимал собой все пространство, и Второй Предвестник на его фоне привлекал куда меньше внимания. Прядь темно-синих волос визуально сливалась с острой маской, закрывающую правую половину почтенного лица. Седые волосы переходили в белоснежный фрак с темным жилетом и плащом с вышивкой, подобной видам Бездны. Морщинистые руки закрывали перчатки с золотой каймой, на пиджаке и туфлях также присутствовали обозначающие былой статус узоры.       Их разговор ограничился формальностями, пока они проходили в сторону закрытой от посторонних секции. В окружении уже высоких потолков и колонн с орнаментом, Пьеро позволил себе пару комментариев по поводу сегментов, и выразил свои соболезнования. Конечно, Дотторе отмахнулся и попросил перейти к делам насущным. Он все-таки уже сотни лет как взрослый мужчина, а не какой-то потерявшийся подросток.       Зайдя в кабинет Прайма, Директор первым делом отметил новый книжный шкаф, подозрительно свежо выглядящий стол, и новый ковер. Хмыкнув, он присел за стол, почти по хозяйски перебирая документы и рассматривая цифры и графики. Дотторе последовал его примеру и сел напротив, закидывая ногу на ногу. Растянулась тишина, прерываемая шумом бумаг и покашливаниями. Второй Предвестник ждал, когда заговорит Пьеро.       — Я все-таки настаиваю на увеличении штата. Ты же понимаешь, что не справишься с таким объемом работы? — Вдруг риторически промычал Пьеро, изучая таблицу обязанностей сегментов и постукивая по ней пальцами.       — А я повторяю, что это более чем реализуемо. Я не собираюсь подпускать к деликатным проектам и высококлассным экспериментам неучей, которые мыслят в рамках методичек. — Настырно отрезал Дотторе, скрещивая руки и склоняя голову в сторону. — Даже если повышать уже имеющийся персонал, то рисков куда больше, чем если бы я сам делал все одновременно.       — Если ты найдешь способ работать в одном помещении с полярными смесями, выпускающие газ и требующие разные температуры, я дам тебе отпуск на месяц. — На лице Директора расплылась надменная ухмылка, и он прищурил небесно-голубые глаза. — Раз ты так неисправимо уверен в своей продуктивности, то я готов всерьез предложить тебе такое условие.       — Очень велика вероятность, что я уже это делал.       — Ну конечно. — Скептически ответил Директор и перелистнул документ. — Насчет Альберих…       Дотторе заметно скривило и он шумно выдохнул, разводя руками.       — Ничего хорошего. Упростить работу мне категорически нельзя, следовательно она в сознании, а пока она в сознании, то мешает планомерной работе персонала.       — М-да. И насколько глобальные проблемы она создает?       — Цитируя недавнее обращение от переведенной: «Расцарапала себе лицо, вымазала пальцы в синей жиже и в рот мне пыталась засунуть и в глаза.» Я искренне не понимаю, почему вам так важно, инвалид она или нет. Будь моя воля, она бы как шелковая уже в кресле-каталке сидела.       Пьеро задумчиво вздохнул и сцепил пальцы на столе, всматриваясь в черно-синюю маску Дотторе. Отчасти из-за любопытства, частично из сомнений в словах Второго Предвестника, Директор многозначительно кивнул и сделал характерный жест рукой.       — Приведи ее сюда. Если все действительно настолько плохо, то может дам добро на пару манипуляций.       Дотторе сомнительно дернул головой, скрывая внутреннее ликование от возможности избавиться от двух зайцев разом — и головные боли себе уменьшить, и без истерик вернуть карту памяти. Не то чтобы последнее он не мог сделать в любое время, опять же, исключительный расчет и приоритезация более прессующих задач.       — Конечно.       Второй Предвестник чуть ли не подскочил и скорым шагом удалился из кабинета, направляясь в сторону «жилого» крыла. Игнорируя шугающихся работников, он открыл палату А-2, стоя в проеме со сложенными на груди руками. Он уже чувствовал этот вкус ликования на кончике языка, вот бы еще припадок прямо при Пьеро начился… Эх, маленькие радости.       Амира медленно повернула в его сторону голову, щурясь и кривя губы. От одного его вида одновременно прошелся липкий страх и кипящая ненависть. Она была в довольно стабильном состоянии после приема пищи вместе с коктейлем из измельченных туда препаратов, поэтому не стала кидаться с порога.       — Что надо? Карточку не можете найти? Не видите? — Едко спросила она, мимикрируя его позу и принимая положение сидя.       — Оу, я то прекрасно все вижу, в отличии от вас. Вы, несмотря на мои детальные рекомендации, продолжаете испытывать мое терпение.       — Ну, что поделать, я просто вас за человека не считаю. — Мозгом она понимала, что потенциально роет свою же могилу, но этот знакомый азарт подначивал ее повышать ставки.       Дотторе снисходительно ухмыльнулся и шагнул глубже, медленно сокращая дистанцию.       — Интересно, с чего вы взяли, что ваше оценочное суждение имеет для меня какой-либо вес?       — А с того… — Амира протянула, ожидая, когда он подойдет чуть ближе, чтобы потом продолжить беспечным полу-шепотом, — что вы даже не сотая от того, чем был ваш клон. Просто оболочка из мяса, или нет. Вы так и не сказали, что вы. Вот я и предположила, что вам будет интересно сравнение.       Дотторе непроизвольно дернул головой. Не то чтобы она задела его самолюбие, скорее совсем границ перестала видеть.       — Вот как… Ты, видимо, совсем не понимаешь, что я могу с тобой сделать, если продолжишь испытывать мое терпение. — Процедил Прайм, делая пару шагов ближе. Он намеренно перешел на «ты», своего рода предупредительный знак.       — Очень даже понимаю. А что? Не можете? Неужели кто-то запрещает? — Продолжала провоцировать Амира, слегка откидывая голову, чтобы она могла смотреть в маску.       — Конечно могу. Просто это был вопрос времени, когда ты потеряешь умение формировать причинно-следственные связи.       — Тогда вперед. Если вас ничего не останавливает, то давайте, сделайте со мной что-нибудь.       — О, с удовольствием. Ты и представить не можешь, как я жду решения этого вопроса. — Протянул Дотторе, хватая ее за шкирку и легким движением вырывая из кровати. Если Дзета таскал ее за плечо и руку, то Прайм держал заднюю часть шеи, и пальцы у него были длиннее и чуть ли не передавливали артерии.       Зашипев, Амира попыталась вырваться и отодрать его руку от себя, за что ее чуть не впечатали лицом в колонну, ограничиваясь парой сантиметров. Зрачки сузились и лицо исказилось в свирепой неприязни, но как только перед ней почти нараспашку открылась дверь, бурлящая злоба внутри начала медленно остывать, превращаясь в желчный яд.              Дотторе толкнул ее внутрь кабинета, почти прямо говоря — на ковер к Директору. И пока Прайм надеялся, что из нее наконец можно будет сделать овоща, у Амиры очень удачно сложился кусочек пазла. Она стояла, как вкопанная, избегая встречи взглядом с Пьеро. Она догадалась, что человек в возрасте и с чересчур важным видом, должно быть той самой персоной, о чьем приезде ей любезно проговорился солдат. Еще ее внимание сразу же привлек зрачок в виде звезды. Пьеро же, в свою очередь, разглядывал ее с расчетливым интересом, будто сопоставляя ее с некими деталями в его седой голове.       — Мисс Альберих, полагаю. — Протянул Директор, выпрямляя спину. Амира лишь кивнула. — Должен сказать, я рад видеть, что гены продолжают брать свое. Чего не могу сказать о вашем, прямо говоря, противоправном поведении. Вы можете объясниться?       — Могу… — Пролепетала она после недолгой паузы, поднимая глаза. — Просто… Я не выдерживаю. Мне тяжело без деятельности, я чувствую будто мой мозг каждый день превращается в кашу, потом восстанавливается, и так по кругу. Я… Я стараюсь держать себя в руках, правда, но мне нечем себя занять, негде найти отдушину…       Если бы не маска, то Пьеро бы видел, с насколько округленными глазами Дотторе таращился на резко вменяемую Амиру, и что под черно-синими перчатками его костяшки уже побелели. Не может быть. То есть эта разноглазая, больная стерва, мало того что могла вести себя адекватно, так еще и специально довела все до крайности, чтобы добраться до Пьеро? Пф, бред. Просто случайность и ошибка вероятности.       — Она абсолютно невменяема и отчеты с жалобами тому подтверждение. — Прайм очень старался сохранить беспричастный тон голоса, но вышел пассивно-агрессивный, граничащий со зловещим.       Пьеро переглядывался между Амирой, перебиравшей пальцы и с дергающейся ногой, и Дотторе, который внешне не выдавал шока и брызжущего гнева, медленно но верно переходящего в замешательство и от подбитого эго. Ну не могла она намеренно попасть именно в этот день. Он отказывался это даже рассматривать, как истину.       — Мисс Альберих, вы — ценный субъект, но вы не защищены от последствий своих действий. Пока что вас не защищают ни закон, ни персонал — следовательно, развязывает руки во всех смыслах, нарушь вы еще одно правило.       — Да, да, я понимаю… Просто если есть способ, или может альтернатива… Ну, знаете, как общественные работы… Я бы взялась за любую, может инженером, — Амира замялась, сдерживая язвительную ухмылку, — ассистенткой например. Правда, я неприхотливая, и опыт есть, как видите в медицине тоже. — Она неловко усмехнулась, задирая рукава и показывая лунки от игл на внутренней стороне локтя.       Директор вскинул бровь, наклоняясь чуть ближе в стуле чтобы лучше рассмотреть свежие синяки и старые шрамы. Затем посмотрел на статичного Дотторе, и он знал, что скорее всего он чем-то ошарашен. Судя по тому, как он на тонком уровне чувствовал абсолютно испепеляющий взгляд, которым он прожег кратер в Амире — она умудрилось сделать нечто, ускользнувшее из-под всеоблемьющего гения Второго Предвестника.       — Вы выглядите разумно, но просто так на такие должности не берут.       — Конечно, я понимаю, я смогла продержаться в Академии довольно долго, — «наверняка дольше некоторых» прошипел голосочек, но она закусила губу и продолжила, — я готова пройти любые нужные тесты и сдать требуемые экзамены, даже на Снежном языке могу попробовать.       — Это абсурд. Вы что, серьезно допустите это недужное подобие функционирующего человека к какой-либо работе в Фатуи? — Искренне недоумевающе возразил Дотторе, разводя руками и указывая на разноглазую, как на неодушевленный объект.       — Если вы, мисс Альберих, готовы подписать контракт и пройти нужный набор процедур и бюрократических процессов, то я не вижу в этом проблемы, особенно учитывая климат ситуации.       Да! Боже, Да! Как же удачно все сложилось! Этот момент стоил всех тех бессонных ночей и долбежкой головой о стену, чтобы оставаться в ясном сознании.       — Конечно готова! Спасибо вам большое, спасибо! — Амира возгласила с искренним восторгом, складывая руки в благодарственном жесте и кланяясь чуть ли не макушкой в пол.       Дотторе, опять же, пребывал в неописуемом цензурными словами состоянии. На данный момент, пока он наблюдал как Пьеро кивнул в ответ темно-бирюзовой суке, и как она смотрела на него искоса с этой злорадной лыбой во всю рожу, он убедил себя, что это все просто недосып.       Конечно недосып. Сто процентов.