Другая душа

Клуб Романтики: Песнь о Красном Ниле
Гет
В процессе
NC-17
Другая душа
Рен Рен
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Я поняла одну истину - если хочешь выжить в древнем Египте, ты должна делать всё что можешь. Тут тебя могут изнасиловать, покалечить, ограбить и убить, и всем будет плевать. С самого детства я это поняла. И теперь нет ни дня, когда я могу отдохнуть.
Примечания
Я подумала добавить в эту историю реализма. Вот, получайте.
Посвящение
Спасибо создателями клуба романтики!
Поделиться
Содержание Вперед

Часть 2

С момента разговора с тем неизвестным прошло пару лет. За это время много чего изменилось, наверное, больше всего изменилось моё место жительства. Нет… изменилось больше всего то, что я убила своего отчима, который пытался меня изнасиловать, а мать умерла следом. Она опрокинула свечку, дом загорелся, я едва смогла унести ноги, с подпаленными волосами вышла. Едва затушить смогла. Хорошо, что ни одного ожога, кроме одного маленького на руке, не получила. Ноги сами привели меня к дому Исмана и его родителей. Стоило мне прийти в себя, как я уже была помыта и ела вкусные лепёшки с овощами. Родители Исмана и сам он приняли меня как родную. Мне было неудобно, так что я стала работать на ещё одной работе. Мои деньги с лихвой окупали всё, что они для меня делали, я сама настояла на том, чтобы платить им. Они эти деньги собирали и мне на учёбу в храме, и Исману. Энирифа родила замечательную девочку, к сожалению, не с первого раза. Первый ребёнок умер, у неё случился выкидыш, она стала увядать на глазах, а когда знала о второй беременности, сильно захворала. Она скоро должна родить, она бредит девочкой. Я серьёзно волнуюсь за неё, ведь второе дитя вышло из-за изнасилования. Её муж её недавно бросил. Теперь у неё есть только рынок, ребёнок и я. Она медленно увядает, и я искренне боюсь что до родов она не протянет… Будет чудо, если она переживёт роды. С дочкой Адджо я подружилась, также как и с его новой женой, они очень добрые и милые барыни, любят поговорить и пообсуждать. Я чаще всего слушаю, пока продаю. Но и это мне в радость. Я делала всё, чтобы продажи шли хорошо, помогала чем могла. Исман стал для меня отдушиной и настоящим братом. Я ни с кем так не сближалась как с ним. Я искренне полюбила этого солнечного мальчика. Я волновалась когда он ранился, я думала о нём, когда выбирала что бы съесть на обед, я правда полюбила этого мальченка за то, что он, словно солнце, грел и освещал меня. Он будто снимал с меня скверну. Я отвечала ему тем же. День мой начинался так, я вставала с рассветом, где-то в 4 утра, готовила на всю семью еду, делала зарядку, отжималась, приседала и всё такое, шла к Энирифе, помогала чем могла, кормила её, поила, делала массаж, всячески помогала, когда солнце было ровно над головой шла к Адджо, помогала ему по дому, обедала у него, продавала, торговала, иногда шила и дошивала если за этим приходили. Ближе к закату шла домой, там встречалась с Исманом, ела, отдыхала и шла в дома любви, там готовила для жриц любви, убирала помогала чем могла, кому красила брови кому волосы зачёсывала. Сама я там жрицей любви не отрабатывала, работала помощницей. Там у меня появились подружки, они были на удивление веселы, некоторых наоборот, страдали и смотрели на меня как на последний шанс не сойти с ума. Уходила уже после захода солнца, чтобы не видеть того, что мне не понравится и шла домой. Да, не безопасно, но платят мне на последней работе больше всех. Приходил домой, мылась в бочке (которую тоже я купила) и шла спать свои заслуженные 3 часа. Исман очень беспокоился, чем мог помогал, но у меня на это не было времени. Я старалась делать всё, чтобы не доставлять неудобств. На мои мешки под глазами уже стали коситься, так что, во избежание, я создала график. Три дня я работаю в таком ритме, один отсыпаюсь, и следующие три дня вновь работаю. Меня поняли, приняли и одобрили, никто против слова не высказал и я смогла спокойно работать. Я стала подумывать про ещё одну подработку, и тогда поняла, что нужно вести финансовый план. Я купила пергамента на накопленные деньги — иногда хорошо, что есть такая штука как накопления — слепила из него себе этакий блокнот и стала вписывать туда все свои доходы, расходы и так далее. Вела финансовые отчёты так сказать. Я писала возможную сумму на месяц: возможные и самые вероятные траты типа еды; нити; вода; одежда или что-то, что закончилось. Отнимала от всей зарплаты в конце месяца, отнимала сумму, которую платила родителям Исмана и у меня появлялись «лишние» деньги на чёрный день. Так и жила. Вскоре Энирифа родила, чудесная девочка, красивая и очень необычная. У неё голубые глаза матери и немного рыжеватые волосы. Пока непонятно, какого оттенка, также и с глазами, ведь ребёнок только родился. К сожалению, состояние Энири ухудшилось, я думала ей лучше станет, но её здоровье подкосилось, она вся будто крошилась, часто звала меня к себе, хотя знала, что для этого мне нужно закрывать магазин, чтобы не стащили чего, кормила малыша она нехотя. Я стала покупать молоко, оно дорогое, но у матери его почти нет из-за недоедания. Она потребовала с меня клятву, что если не выживет, чтобы ребёнка на себя взяла и вырастила как своего… Я успокоила её и поклялась, что если в случае чего — воспитаю… Вернулась на следующий день в магазин — а она повесилась. Я тогда от шока упала и сидела на полу до тех пор, пока ребёнок не заплакал. Я взяла малышку на руки и побежала просить помощи. Дальше всё было очень смазано, я почти ничего не помню, кроме редких моментов когда я выплывала из своего смазанного мирка и глядела на Исмана или малышку. Для меня было большим шоком найти свою близкую подругу… повешенной. Видимо, во мне есть что-то детское, ведь моя психика этого просто не выдержала и я… ну, забыла. Просто забыла как выглядит повешенная. Её будто просто выжгли из памяти. Всё вокруг предполагаемого места трупа было, а вот её. она будто выцветшее пятно на фотографии. Её просто не было. — Эме, — Исман сжал мою руку, глядя прямо в глаза. Точно, мы ведь рассказали друг другу свои вторые имена… В Египте была традиция, у каждого есть два имени, то, что знают все и то, что знает только тот, кто давал имя ребёнку, преемущественно мать. У меня был отец, но он умер после того как дал мне первое имя, Эвтида. Мать же дала мне имя Нефтида. Эфтида — дарующая жизнь, Нефтида — несущая смерть. Иронично, отец хотел, чтобы я жила, мать наоборот, чтобы я умерла. Или чтобы была несчастна. — Исман, я устала… Она всё время плачет, — У меня стали сдавать нервы, от стресса я просто заплакала. — Я уже не могу, она меня измотала… — Давай её мне, — Он взял на руки ребёнка и мягко погладила меня по голове. — Иди поешь, помойся и ложись спать, я за ней присмотрю. Я знаю что делать, — До того, как я начала инструктаж перебил меня Исман, смешливо улыбнувшись. — Я всё сделаю, иди. Я с секунду поколебалась, но усталость во мне завопила чтобы я не смела упускать шанс. Я кивнула и улыбнулась брату. Тяжело встав, пошла в погреб доставать еду. Я поела что-то не ощущая вкуса, на скорую руку обтёрлась мокрыми тряпками и в конце концов ушла в комнату, падая на матрас и с блаженством прикрывая глаза. Я вырубилась в ту же секунду, и проспала не известно сколько времени. Проснулась я ранним утром, полностью отдохнувшая, с лёгкостью в теле, без головной боли и с лёгким сердцем. Я открыла глаза и огляделась. Ни Исмана, ни малышки, ни родителей я не обнаружила. Поднялась, переоделась и умылась, после чего пошла на разведку, искать, где жители сего дома. Мама Исмана сидела и тихо пела спавшей малышке, Исман готовил завтрак, а отец Исмана, как я полагаю, уже на работе. — Доброе утро, — Голос хриплый и очень слабый, горло болело. — Доброе, милая. Ты отдохнула? — Приветливо улыбнулась женщина, чуть покачивая малышку. — Да, — Я села рядом. — Впервые за этот месяц… Или сколько времени прошло? — Мама Исмана подошла ко мне и приобняла. — Ешь и иди прогуляйся, тебе полезно. — Нет, я пойду на работу… У меня стало побольше свободного времени, как оказалось, последней волей госпожи Энирифы было чтобы я получила всё что у неё было, вплоть до дома… — Я тяжко вздохнула, благодарно глянув на Исмана, насыпавшего мне каши с огурцами. Мои любимые. Люблю огурцы. — Что будешь делать? — Продам. Я не потяну торговлю, много вещей ещё на складе. Дом продам, всё внутри тоже, всё с лавки тоже продам. — Большая сумма будет, — Взволновано и немного тревожно сказала Ива. — Да, но что поделать? — Украдут ведь… — Я нахмурилась. И в правду… — Может лучше… — Она улыбнулась. — У меня нет идей. — Может там жить будешь? — Да куда мне, район шумный, дом тухлый, уже давно пора ремонт делать, — Я хмыкнула. Хм, а ведь можно с денег с товаров сделать там ремонт и за дом заплатят в два, а то и в три раза больше, если продать без ремонта. Район-то хороший, единственный минус — базар рядом, шумно. Но это минус только для меня. — Я знаю что сделаю. Со всех проданных товаров соскребу денег, немного добавлю своих и сделаю ремонт в том доме. Его можно продать, тогда в два а то и в три раза больше получится в итоге. — Идея не плохая, — Кивнул Исман. — Но у тебя будет время на это? Ты же ещё работаешь да двух работах да и теперь у тебя прибавилось проблем. — Исман! — Прикрикнула на него мать. — Нельзя так говорить про детей! Не слушай его, дочка, о ребёночке я позабочусь, мне не сложно, Исмана воспитала и ещё одного не сложно будет. Жаль что тебя воспитать не вышло… — Она вздохнула и мягко погладила меня по щеке. Я улыбнулась и прильнула к ласке. Добрая она женщина, люблю её почти как мать. — Спасибо вам за добро, госпожа, — Она нежно улыбнулась. — Ну что ты. Мне ты уже как дочь давно, — Тихо посмеялась Ива. Я шокировано глянула на неё. Дочь? Я? Это… странно… Прошло ещё четыре года прежде чем я смогла смирится с тем, что хрен мне а не простая жизнь. Может у меня и были надежды, но теперь они мертвы. Малышку я назвала Санура, первое имя известное всем. А тайное, то, что известно только мне и ей — Захра. Захара означает цветочек. Санура означает котёнок. Кстати, кошки очень уважаемые в древнем Египте из-за богини Баст, богиня любви, деторождения, беременности и защита от заразы и болезней. Я хоть и в древнем Египте, с богами у меня не заладилось, не могу всех выучить, слишком много. Реально много, за свои 15 лет я насчитала более четырёхсот. — Мама! — Ах да, ещё одна деталь. Она думает, что я её мама… Ей только 4, а она уже очень умная и смышлёная. Когда я сделала ремонт в этом доме, как и планировала, я подумала о том, что слишком как-то мало места в доме родителей Исмана… Уже и моих. Я приняла их как своих, они приняли меня как своего ребёнка. Отец Исмана даже признался, что изначально хотел дочь. В итоге мы переехали в отремонтированный дом. В основном переехала я и моя дочь, родители Исмана сказали, что свою халупку не покинут, и сказали, что будут часто навещать. Вот так и вышло, один этот дом наш с Санурой. — Цветочек, что такое? — Я открыла свою маленькую лавку с обедами. Много кто на базаре не может открыть свои лавочки возле дома, места мало или налоги слишком большие, так что много кто идут далеко, и пообедать не могут нормально дома. А всё время что-то покупать не только дорого, а и голодно. Еды хватает всего на нечего, а хочется и сытно, и вкусно, и чтобы горяченькое. Вот я и решила сделать пока это основной своей работой. Заготовки делаю с вечера, утром готовлю, ближе к середине дня открываюсь, в этому времени и малышка просыпается. Это, кстати, очень выгодно, платят много, знакомств у меня много всяких, а если есть хорошие знакомства и красть у тебя никто не посмеет. Не такие тут тупые воры, чтобы идти против той, которая даже патруль часто кормит. В общем, обжилась. — Где дядя Исман? — Исман всё также часто заглядывает, но он стал усерднее учится, родители наконец смогли позволить ему школу. Я, говоря что ни времени ни желания на это у меня нет, выбрала работу и дом вместо учёбы. Конечно, я и так смогу пойти в храм, там не проверяют, где и как ты учился. Там берут по уму и статусу. Ум у меня хороший, статус компенсирует. — Дядя Исман вечером зайдёт, — Она улыбнулась и подбежала ближе, обнимая за ногу. Я мягко пригладила её волосы и налила ещё одну миску супа. За миску идёт отдельная цена, так что многие уже имеют свою, с дома или ту же, которую брали в первый раз. — Милая, а налей мне немного, — Я улыбнулась усатому мужчине и кивнула, наливая. — Вот, дочка, возьми, — Он протянул мне три уте́на. — Господин, куда мне столько! — Я аж глаза вылупила. Тут одна миска стоит один уте́н, а тут целых три! — Или вы у меня в долг брали? — Я глянула в папирус, на котором записала всех должников. — Да нет, дочка. Я это, за жену принёс отдать долг и за сына, — Я нахмурилась и глянула на него внимательнее. — Поищи, вчера ведь были. — А, так вы муж Мануры! — Я аж с облегчением вздохнула. Уже испугалась что хочет от меня чего-то не того. — Сейчас, — Я взяла уголь и зачеркнула долг женщины и её сына. Я открыла тумбу и кинула туда три уте́на. — Вот, держите. Наслаждайтесь! Он принял свою порцию и благодарно кивнул. Уходил он довольный, ел и не отрывался. Да, готовить я научилась что нужно. — Мама-мама! — Я обернулась к дочери и глянула на протянутый пергамент. — Красиво написала? — Я глянула внимательнее. Да, пишет она отлично, лучше меня в её годы. Я стараюсь дать ей всё возможное и научить всему что могу. — Да, правильно, но поработай над почерком, нужно изменить третий иероглиф, он не похож на сову. Если сложно, пиши их больше, так и наловчишься и быстрее выйдет. — Ладно! — Ну смотрю я на тебя, — Послышалось рядом. Я вздрогнула и глянула на подошедшего. Торговка, Инафия, вроде продаёт хлопок. — А всё никак понять не могу, тебя боги прокляли или наградили? — О чём вы, госпожа, — Она усмехнулась и дала мне одну утену. — Одна порция? — Да, будь добра. — Конечно, — Я открыла крышку чана, взяла половник и налила в протянутую емкость. — Вот! Она улыбнулась и села рядом. Я обустроила три стула и столик рядом, чтобы если у тебя перерыв, ты мог присесть и поесть не стоя. Глянув на меня с улыбкой, вздохнула. — Тяжела твоя жизнь. Тебе всего пятнадцать, а ты вон сколько всего пережила. А я всё ещё помню как ты в вон том углу пряталась, — Я усмехнулась. Так и знала, что она меня заметила. — Но сколько у тебя есть. Своя работа, ребёнок, семья… Сильная ты. — Да будет вам, — Я улыбнулась и погладила подошедшую Сануру по волосам. — Что такое? — Я гулять хочу… — Грустно сказала она. Я вздохнула и потрепала рыжую голову. — Иди одевайся, бери сумку и спускайся, — Она радостно взвизгнула и побежала внутрь. — Честно говоря, я не думала, что ты будешь хорошей мамой. — Сама не думала, — Улыбнулась я, наливая ещё одну пиалу для подошедшего. Он протянул мне два утена. И за миску заплатил. — Да и не до конца уверенна, хорошая ли я мама. — Хорошая, хорошая. Твоя дочь хорошей растёт, видела её недавно у нила, — Я вся насторожилась и даже немного испугалась. А если случилось бы что… — Она кормила бродячих животных. Хорошая она у тебя, добрая. — Ага, только о себе не думает, — Я услышала топот и шторка открылась, выбежала дочь. Вся такая красивая, с высоким хвостом и красивыми колосками из чёлки, с белой накидкой сверху с капюшоном, в штанах с разрезами на бёдрах и в новеньких сапогах. Хм, значит в этот раз не на нил идёт. — Мама, мама я всё! — Я она подхватила сумку из-под стола и подошла ко мне. — Хорошо. Какие у нас правила? — Ни за кем не идти, ходить только по знакомым улочкам, не ходить возле переулков, не подходить к дому любви, не мешать никому и быть осторожной! — Отчиталась она, отдавая честь как это делали в армии в когда-то в моей прошлой жизни. — Дальше. — Не есть, не пить, не трогать и не брать то, что у мне предлагают! — Дальше. — Если кто-то начнёт предлагать куда-то идти с ним громко кричать! — Что кричать? — Если затащат куда-то — то о пожаре! Если ещё нет, то о попытке насилия! — Как ты кричишь? — Истошно! — Я улыбнулась и присела рядом. — Так же?.. — Уже не так уверенно глянула на меня дочь. Я взяла её лицо в руки и нежно поцеловала в лоб. — Всё так. И что с собой нужно взять? — Немного хлеба и воды, трава от которой щипает в носу, ножик и… — Она задумалась. — А, точно, и лоскуты ткани! — Умница. Что делать если заблудилась? — Э… — Осмотреться, кто может помочь. Подходить только к женщинам с детьми или к семьям, — Напомнила я, и она покивала. — Да! И нужно говорить что потеряла маму, а не что потерялась! — Помнишь как нужно описывать дорогу сюда? — Да! Возле красивого нила дальше по дороге, пару раз свернуть на лево, свернуть на право у большого и красивого дома и пройти по базару до нашего дома! — Верно. Всё, — Я вновь поцеловала её в лоб. — Теперь можешь идти. Она громко чмокнула меня в щёку и побежала гулять, махая рукой на прощание. — Ты самая заботливая и осторожная мама, которую я знаю, — Посмеялась доевшая Инафия. — Удачи, как всегда всё очень вкусно. Спасибо за еду. — Да не за что, заходи ещё, — Она кивнула и ушла. Вечером я собрала столы и стулья в дом, в погреб, чтобы не мешались, накрыла на стол, забрала стол, помыла все тарелки, и пересчитала деньги. Сегодня больше обычного, целых 34 утены. Если подумать, то это очень даже много! «Хорошо, хорошо… если так пойдёт и дальше, я смогу накопить нужную сумму для того, чтобы отправить Сануру в школу. Она уже очень быстро растёт, ткани и нитки мне обойдутся дешевле чем уже готовые вещи, время у меня будет на выходных, когда Исман заберёт Сануру на денёк, обувь нужно покупать, ничего особо нового для неё не требуется. Значит ткани будут стоить где-то с 20 утен, нитки не больше 4, всё нужное для шиться у меня есть, значит к общей сумме добавляем 24 утен. Если договорюсь с Ревидой то получу скидочку, это будет выгодно. Дальше обувь, хорошая будет стоить 12 или 13, с сапожником Алдофием я подружилась, скидку сделает, конечно, но больше 5 утен не скинет, ему сейчас деньги нужны, как помниться. Ладно, хорошо. Дальше идёт что? А дальше у меня идёт моя одежда. Мне нужна новая, я опять выросла, уже 160, как минимум, скорее всего к 170 вытянусь… Неудобно. Ну ладно, это мелочь. Тоже куплю ткани, тут нужно больше ткани, я выше и больше. Значит где-то 30 утен, на нитки 7 или 8, в сумме 38(возьму на всякий), обувь мне моя ещё в самый раз, не нужно тратится. Вот, все деньги распределила. Дальше у нас что?.. Ох, моё любимое, деньги на продукты для магазина… Это будет долгий вечер…» Неожиданно в дом постучали. Я встала и, подумав, что криков «мама» за дверью нет, нахмурилась, беря в руки сумку с травами. Достав перец, положила на стол рядом тяжелую пустую вазу. Она весила как минимум килограмм 10, а это очень много. Специально попросила на заказ сделать, не оружие, но вырубить сможет. На всякий. — Кто там? — Гости, — Голос не сквозил угрозой или чем-то подобным, только усталостью и спокойствием. Я открыла дверь и глянула на мужчин. Всего двое, один закрыл лицо накидкой, второй стоит чуть поодаль, видно, служит первому. — Добрый вечер, господа, — Я кивнула. Ткань на них дорогая, значит какие-то господы, мне проблем не нужно. — Чем могу помочь? — Тот, что сзади мельком глянул внутрь, видимо, ища кого повзрослее, но так видно весь холл и он полностью пуст. — Мы ищем одного человека, мужчину. Не высокий, где-то такой, — Тот, что сзади подошел ближе показывая себе по подбородок. — Тёмный с кудрявыми волосами и большой родинкой на носу. Я нахмурилась и задумчиво потёрла висок пальцем. — У меня много клиентов в день, я единственная торгую уже готовой едой, но я постараюсь вспомнить… Неожиданно по улице раздался оглушительный вопль. Я вздрогнула и испуганно глянула в сторону знакомого голоса. Ребёнку зажали рот и куда-то тащили. Не узнать голос и знакомые рыжие волосы я просто не могла. Среагировала я до того, как успела понять что творю, схватила вазу и вышла из дома, отработанным движением кинула в человека. Его руки расслабились и он громко упал на землю, а девочка подскочила и побежала в мою сторону. Я сиганула ей на встречу. Из домов стали выходить люди. — Ма-маааа… — Она вся зарёванная, красная, в слезах, растрёпанная. — Тихо, тише, спокойно, тихо, — Я обняла её и подхватила на руки, убирая от лица руки. — Тихо, смотри на меня, родная, смотри мне в глаза. — Я-я шла домой, а а он шел за мной… — Тихо, я не прошу тебе рассказывать всю сейчас, потом, всё потом… — Она обхватила мою шею руками и уткнулась в неё. Я повернулась к мужчинам, но их уже и след простыл. Повернулась к тому уроду, который моё золотко пытался похитить и немного удивилась. Они уже были возле него. — Что случилось, дорогая? — К нам вышла моя знакомая. Я глянула на неё и на своё диво. — Цветочек, побудь немного рядом с госпожой, твоя мама ненадолго отойдёт, — Я впервые называю себя её мамой. Никогда, даже в голове об этом не мелькала мысль. Называла её малышкой, ребёнком, но не своей дочкой и не называла себя мамой. — Не уходи! — Я не ухожу. Только не надолго, всего на немного. Подожди всего пару минуточек, хорошо? — Ладно… — Она оторвалась от уже мокрого плеча и подошла к госпоже, обнимая её. — Присмотрите за ней недолго, я быстро схожу проверю что это за… — Я поджала губы, не договаривая. — Я скоро буду. — Иди, деточка, иди… Я быстрым шагом направилась к тем двум и к отбитому. Они оба повернулись на меня, и, честно, не знаю, из-за впечатляющего броска или из-за того, что я выглядела как фурия, но оба шарахнулись. Я присела возле отбитого и глянула. — По описанию подходит, да? — Подходит, госпожа, — Как же яростно я выгляжу, что они на уважительный тон перескочили? Я кивнула, облизывая пересохшие губы и запомнила лицо. — Надеюсь, мои следующие действия будут приписаны как самооборона, — Я схватила мужчину за кудри, так вышло, что он лежал на боку, и с силой треснула его тупую башку об холодный и грязный пол, после чего подняла до уровня своего лица и вгляделась в приоткрывающиеся глаза. Неожиданно, что он пришел в себя, но мне это на руку. — Слушай сюда, жалкое ничтожество. Ты посягнулся на мою дочь, и это тебе с рук не сойдёт. Будет у меня шанс, и я обмажу твоё гадкое тело мёдом, выколю глаза и засуну туда личинок, закопаю твоё тело и буду слушать твои крики пока муравьи и всевозможные подземные существа будут сжирать твоё тело до тех пор, пока личинки в твоих глазах не вылупятся и не сожрут твой мозг, я вырою твоё тело и скормлю тебе же твоё хозяйство, а остальные части отправлю на растерзание крокодилам. Радуйся, если твоя учесть — это гнить в тюрьме, — Я ещё раз приложила дрожащего и плачущего от страха мужчину об землю и встала. Его глаза были полны страха. — Если я узнаю, что ты напал или хотя бы попытался напасть на ещё одного ребёнка или даже просто человека, клянусь, я найду тебя. И, поверь, ты будешь молить меня о смерти, — Его глаза закатились, он обмочился и вырубился. — Надо же, — Ядовито и чуть со смешинкой пропела я. — Рохля какой. — Мааама! — Неожиданный крик заставил меня вздрогнуть и я повернула голову на звук, уже внутри готовясь либо получать, либо раздавать пиздюли. Но на меня полетел плачущий вихрь, почти что сбивая с ног. — Ты говорила что на-на на пару мину-ут! Лгуньяяя! Я тихо посмеялась и взяла дочь на руки. Она обижено дула губы и щёки, которые были похожи на щёки белки, в которые та засунула желуди. Улыбнувшись дочери, мягко поцеловала её в лоб, крепко приживая к себе, от всего произошедшего на глаза лезли слёзы и сдерживать у меня их едва хватали силы воли. — Я так испугалась, Золотце, — Я не на долго прикрыла глаза. Сердце всё ещё стучало где-то под горлом, внутри всё переворачивалось. Меня стало мутить от одной только мысли, что с ней могло что-то случится, желудок сворачивался где-то возле позвоночника, а боли отдавались даже в дрожащие кончики пальцев. Просто страшно потерять ещё и её… Мы вернулись в дом, я накормила дочь, приготовила воду для купания и стала дожиться Исмана, чтобы рассказать ему всё о всей этой бесовщине. Когда брат пришел, я сразу его обняла, крепко сжимая в руках тонкую талию. Исман был на голову выше, поэтому обнимать было почти что удобно. Неожиданно даже для себя я поняла, что губы у меня дрожат а из глаз вырываются крокодильи слёзы. — Эме, что с тобой? Я никогда не видел чтобы ты плакала… — Он отодвинулся и мягко стёр падающую дорожку слёз с моей щеки. — Эме, неужто что-то с Санурой случилось? — Его испуганный и настороженный взгляд дал мне сил заговорить. — Её почти похитили… Исман, я так-так… — Я прикусила губу, не в силах выдавить из себя ещё что-то путное. — Тише-тише, Эме, тише, — Он обнял меня и, закрыв двери, заставил присесть за стол. Он налил мне пива, которое захватил с собой, видимо, что-то отпраздновать. Но ему дороже моё горе и мои слёзы, чем своя победа. — Расскажи по порядку, что было. И я рассказала. Рассказала всё и дословно повторила то, что сказала этому придурку. Исман слушал, не меняясь в лице а после тяжело вздохнул и упал лбом о деревяный стол. — С вами никакими богами не справишься, — Я посмеялась от нелепости сказанного. — Нужно говорить что нервами не напасёшься! — Оказывается, у меня очень громкий и звонкий смех, а ещё он очень заразительный, как сказал Исман.
Вперед