Addiction

* * *

Солнечные лучи, пробиваясь сквозь шторы, ласково коснулись лица Орочимару. Он медленно открыл глаза, встречая мягкий свет и нежное тепло. Рядом, свернувшись калачиком, спала Беделия — его супруга. Ее светлые волосы рассыпались по подушке, а пухлые губы слегка приоткрылись в тихой улыбке. Орочимару нежно провел пальцем по ее щеке, любуясь ее спокойным лицом. Он дорожил ею, безусловно, хоть и редко показывал это. Беделия, временами угрюмая и нервная, смиренно принимала его холодность, считая его просто уставшим, погруженным в работу. Она любила его всем сердцем, не требуя взамен ничего, кроме его присутствия и участия в их семейной жизни. — Беделия… — зовет мужчина, однако женщина не просыпалась. — Делия, — продолжил он, потряхивая за плечо. — Беделия? Беделия вдруг рассыпается в постели землёй, оставляя после себя кровавое пятно, которое становилось всё больше и больше, охватывая всю постель. Орочимару вздрогнул и распахнул глаза. Поморгав пару раз, огляделся. Рядом никого не было, он спал один в своей постели. За окном солнце только начало подниматься. Встречая рассвет после дурного сна, Орочимару почувствовал неприятный привкус крови во рту. «Может гормональные всплески», — подумал мужчина, наблюдая за тем как извивается его большая змея фиолетового оттенка в террариуме. «Или же долгое сдерживание всех негативных эмоций привели к этому». В конце концов, он тоже человек (но конечно превосходящий всех homo sapiens на свете) и приходилось довольно часто сталкиваться с негативными моментами. Поступать как Аделаида — разбивать любому встречному лицо об пол, если даже сильно разозлиться было не в его духе. Орочимару встал с постели, чувствуя, как земля покачивается под ним. Он подошел к окну, вглядываясь в рассветные лучи, что пробивались сквозь утренний туман. В его глазах, обычно полных холода, теперь плескалось нечто похожее на усталость. Орочимару, с легкой неуверенностью в походке, спустился на кухню, где царила тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов на стене. Обычно забота о завтраках и утреннем кофе ложилась на плечи Аделаиды, но сегодня Орочимару решил взять инициативу в свои руки. Было шесть утра, дети еще спали, и у него было время приготовить завтрак на троих. Орочимару выбирал продукты стараясь угодить вкусам каждого ребенка и при этом приготовить сбалансированный и полезный завтрак. Вспомнились студенческие годы, когда он, будучи холостым, сам готовил себе простые, но сытные завтраки: омлеты с зеленью, каши с ягодами, бутерброды с авокадо. Он достал из холодильника свежие овощи: помидоры, огурцы, сладкий перец. Аккуратно помыл и нарезал их тонкими ломтиками, стараясь, чтобы каждый кусочек был идеально ровным. Затем, с лёгкостью он взбил несколько яиц с молоком и щепоткой соли, добавив мелко нарезанный укроп. На раскалённую сковороду с каплей масла, он вылил яичную смесь и аккуратно помешивая, приготовил нежный омлет. Параллельно, в другой кастрюле, он варил овсяную кашу с добавлением ягод. Хотелось добавить орехов, но у Кохаку была аллергия на орехи. В своеобразной тишине кухни, наполненной ароматами готовящегося завтрака, Орочимару чувствовал себя немного неуютно, но в то же время, и необычайно спокойно. Вспоминая студенческие годы, он еле заметно улыбнулся. В памяти всплыли образы молодых Джирайи и Цунаде, их общие шумные посиделки за кружкой саке, вечные споры о философии и медицине и конечно же, бессмысленные попытки Цунаде найти ему пару. Он улыбался, вспоминая её энергичный характер и неуёмное желание помочь всем, кто нуждался в ней. Джирайя, как всегда щедро делился своими «ценными» советами о женщинах, которые Орочимару, будучи человеком науки, воспринимал с легкой иронией. Он с его вечными историями и наивным оптимизмом, был постоянным источником раздражения, но в то же время, его искренность и преданность друзьям вызывали уважение. Орочимару никогда не понимал их стремления к банальному счастью, предпочитая одиночество и безграничные возможности в сфере науки. Проснувшиеся и умытые дети спустились на вкусный запах из кухни, заняв свои места за столом. Аделаида приходила в себя, пытаясь взбодриться перед школой. Кохаку же, с растрёпанными волосами и в пижаме, лениво сползал со стула, наблюдая за действиями отца. Орочимару взглянув на них, испытал странное чувство. Нежность? Привязанность? Он учился быть отцом, хорошим отцом, к своему удивлению находил в этом странную, но приятную радость. Вкус завтрака за чашкой горячего кофе, детский смех и домашний уют — все это создавало атмосферу, которую Орочимару никогда не ожидал найти в своей жизни.

* * *

Школьный коридор гудел от привычного шума: смеха, перешёпта, сплетен и звонков. Саске, с привычным равнодушием ко всему проходя мимо, ощущал на себе взгляды — смесь любопытства, опаски и восхищения. Визги девочек неприятно резали слух. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь окна, освещали класс истории, где сидела Аделаида, уткнувшись в телефон. Саске заинтересовала одинокая фигура Аделаиды, сидящую одной в пустом классе. Её темные волосы обрамляли хмурое лицо, а глаза отражали золотом при свете солнечных лучей. Саске никогда не понимал её — резкую, вспыльчивую, возможно единственную девочку в школе, которая открыто не стеснялась выражать свою неприязнь к нему. Их отношения можно было описать одним словом: вражда. Началось всё с обычных перепалок, но недавно всё перешло в открытую драку. Саске не ожидал от неё такой ярости из-за одних только слов, которые похоже задели её за живое. В итоге, сломанный нос, вызов дяди и неприятный разговор с Ирукой, классным руководителем. Ирука, вечно добродушный и терпеливый, тогда объяснил Саске, что тема связанная с матерью для Аделаиды задевающее за больное. Саске же, как он помнил, потерял родителей в страшной автокатастрофе, когда был совсем маленьким и в какой-то степени разделял с ней одно горе. Этот разговор с учителем заставил Саске задуматься. Он всегда был замкнут, не привык к проявлению эмоций, но в глубине души его всегда интересовала эта странная одноклассница, которая дружет с одной только девчонкой. Но сегодня подружки её было не видно и возможно, именно поэтому он и не мог оставить её без внимания сегодня. Его взгляд упал на брелок, висящий на сумке Аделаиды. Фигурка Ягами Лайта из «тетради смерти» была узнаваема для него. — Неожиданно, — бросил Саске, подходя ближе. Его голос был низким и спокойным, но в нём чувствовалась скрытая холодность. Аделаида вздрогнула, резко поднимая голову. Её брови нахмурились, а в глазах вспыхнула привычная ей раздражимость. — Что? — Ягами Лайт, — уточнил он, указывая на брелок. Его взгляд был пристальным, изучающим. Аделаида молчала, скрестив руки на груди. — Интересный выбор, — продолжил Саске, игнорируя её молчание. — Он слишком самоуверенный, не находишь? — В его голосе прозвучала едва заметная ирония. Впервые за долгое время на лице Аделаиды появилась едва заметная усмешка. — Он делает то, что считает нужным, — ответила она, её голос стал немного мягче. — Независимо от того, что думают другие. Саске кивнул, не отводя взгляда. Он понимал, что она видит в Лайте отражение себя. Оба они были одинокими, оба — немного бунтарями, оба — не боялись идти против течения. Но в то же время, Аделаида была гораздо более импульсивной и агрессивной, чем Лайт. — Похоже, мы не такие уж и разные, — сказал Саске, сохраняя спокойный тон. В его словах не было ни дружелюбия, ни враждебности, только констатировал факт. Аделаида удивлённо посмотрела на него. Она не ожидала от него подобных слов, особенно после их последней стычки. — Не думаю, — ответила она. Саске молчал несколько секунд, подбирая слова. Он никогда не был хорош в разговорах, особенно с людьми, которые его раздражали. — Лайт манипулятор. Холодный, расчетливый, достигает своих целей любой ценой. Как и ты. Аделаида застыла, её брови взлетели вверх в недоумении. Она не ожидала такого сравнения. — Ты считаешь меня убийцей? — насмешливо спросила она. — Нет. Но ты ведёшь себя, как человек, который не боится причинять боль. Я просто наблюдаю. Ты не такая, как другие. Тебя не волнует чужое мнение, тебе не нужно лишнее внимание, ты не боишься быть собой, возможно, поэтому ты так себя ведёшь. Аделаида молчала, глядя на него с нескрываемым недоверием. В её глазах мелькнуло что-то похожее на растерянность. — Так почему тебе симпатизирует Лайт? — спросил Саске. — Он не боится идти против системы. Он видит несправедливость и решает её по своему. Я понимаю его. Его методы спорны, но результат оправдывает средства. Саске понимающе кивнул, обдумывая все в голове. — Извини за разбитый нос, — вспомнила Аделаида, улыбнувшись одними губами. — Царапин на твоём лице уже не видно, — равнодушно ответил Саске. Их беседу прервал звонок на урок и прибежавшие с перемены одноклассники.

* * *

Солнце, пробиваясь сквозь потрескавшееся стекло, заливало пыльный салон старой машины. Светловолосая девушка, совсем ещё девчонка, поджала губы, стараясь сдержать подступающие слёзы. Рядом, за рулём, сидела её мать — женщина с вечно нахмуренными бровями и резкими чертами лица. — …и брат твой, Сатоши, наконец-то приедет, — продолжала причитать мать, не отрывая взгляда от дороги. — Наконец-то кто-то сможет тебя образумить, вправить тебе мозги и научить манерам! А то совсем от рук отбилась. Юми молча глотала обиду и презрение, но в душе копилась ярость. Сатоши. Её ненависть к нему была глубинной, необъяснимой, словно заноза, засевшая глубоко под кожу. Одно упоминание его имени вызывало у неё отвращение и желание спрятаться в тёмный угол, где никто не сможет её найти. — Он мне не нужен, я его ненавижу, — прошептала Юми себе под нос, но мать, обладательница «сверхъестественного» слуха, уловила её слова. — Что ты сказала?! — рявкнула она, повышая голос. — Не смей так говорить о своём брате! Он — образец для подражания, успешный, талантливый, а ты… ты просто ничтожество! Слова матери, словно лезвия, вонзились в сердце Юми. Она глубоко вздохнула, стараясь не сказать ничего лишнего в ответ. — Ты никогда никому не будешь нужна, — продолжала мать, не снижая тона. — Мужики будут вертеть тобой как угодно только из-за твоей красоты, но что внутри то? Ты же пустышка, Юми. — Мам, хватит, — крикнула Юми, её голос дрогнул. Морально истощенная от речей матери, мечтала поскорее закончить школу и свалить в другой город. — А чего хватит то? Я говорю правду, — с презрением продолжила мать. — Твоя мать тебя кормит, одевает и терпит твои выходки. Будь благодарна, что я не выгнала тебя из дома! — Я не просила меня рожать! — Заткнись, — рявкнула мать. — Если не сможешь поступить в этот грёбаный институт, выйдешь замуж за какого-нибудь идиота-алкоголика. Будешь считать гроши, которые он будет приносить еле трезвым и жить от получки до получки. Мужчины видят в тебе лишь кусок мяса, поверь, я то знаю. — Мам…я обязательно поступлю и стану лучшей…мам, дорога! ДОРОГА! Лязг тормозов старого автомобиля и глухой удар. Юми распахнула глаза, сердце бешено колотилось в груди. Визг тормозов, заставил её вздрогнуть всем телом и громко закричать. — Грёбаный кот! — нахмурился Орочимару, глядя на сбежавшего рыжего кота. Юми, пытаясь отдышаться, ощутила, как слёзы невольно подступают к глазам. Она не могла объяснить, почему, но воспоминания нахлынули на неё, словно волна. Старая машина, крики матери, лязг тормозов и глухой удар… Всё это снова пронеслось перед глазами, накрыв её с головой. — Юми, ты в порядке? — обеспокоенно спросил мужчина, смотря на девушку, что вся тряслась после происшествия. — Ночью проезжую часть плохо видно, поэтому большой риск попасть в аварию. — Останови, пожалуйста, — прошептала она, ее голос едва был слышен. Орочимару, заметив её состояние, нахмурился. Он видел, что Юми была напугана. — Всё в порядке, Юми, — сказал он, стараясь успокоить её. — Ничего страшного не произошло, это всего лишь кот. — Мне нужно немного свежего воздуха, — ответила Юми, сдерживая слёзы. Орочимару, не настаивая, остановил машину на обочине. Юми, выйдя из машины, оперлась о дерево и дала волю своим эмоциям. Орочимару наблюдал за ней, ему было ясно, что это не просто испуг от аварии. В состоянии Юми он видел отголоски детской травмы, возможно, связанной с подобным происшествием. Когда она вернулась к машине, он не стал расспрашивать её, понимая, что она не готова делиться своими переживаниями. — Все в порядке, Юми? — спросил он, в его глазах не было ни намека на беспокойство или встревоженности. — Д-да… Отвези меня домой, пожалуйста… Машина снова пустилась в движение и минуя аккуратные традиционные домики, проехала в старый район, в котором жила девушка. Юми не хотелось так быстро расставаться с возлюбленным, даже когда они повздорили недавно из-за разных взглядов на жизнь. Когда она смело заявила, что он является смыслом её жизни, он посмеялся над её чувствами, ответив, что в жизни нет никакого смысла. Однако не смотря на её ожидания, Орочимару припарковав машину, последовал за ней, поднимаясь по лестнице на второй этаж. Уже на лестничной площадке, дрожащей рукой, Юми пыталась вставить ключ в отверстие, но страх и недавнее происшествие всё ещё были у неё перед глазами. — Ну ты чего, — послышался мягкий голос Орочимару, что усмехнувшись, положил ладонь поверх её руки и помог отворить дверь. Он приобнял её за плечи и провел внутрь квартиры, включая свет. Резкий свет ударил в глаза, отчего Юми сщурила глаза. — Тебе нужно переодеться и принять горячий душ. Пойдем. Прекрасно ориентируясь в её небольшой квартире, Орочимару повел её в сторону ванной, закрывая за собой дверь. — Не подождёшь снаружи? — аккуратно спросила Юми, когда мужчина прошел внутрь тесной ванны вместе с ней. — Да брось, — усмехнувшись, подошёл совсем близко, сокращая расстояние и принялся снимать с неё одежду. Его длинные, изящные пальцы скользили по ее коже, словно змеи, изучающие каждый изгиб её тела. Он видел её обнаженной не раз, но каждый раз словно впервые, восхищался её красотой. — Я же видел всё. И помню каждый изгиб твоего прекрасного тела. Поцелуи приходились в шею, ключицы, спускаясь вниз к груди. Он быстро справился с её одеждой, обнажив юное бледное тело. — Залезай, — махнул он в сторону ванной, на что Юми молча выполнила его поручение и наблюдала за его действиями. — Теплая вода поможет тебе расслабиться. Его взгляд скользил по её лицу, задерживаясь на её слегка приоткрытых губах, по тонкой линии шеи, аккуратной груди, плоскому животу и вниз по ногам. Юми позволила ему делать с собой, все что он хотел. Тепло воды смывало с нее остатки стресса и напряжения, она расслабилась, её начало клонить в сон. Взгляд Орочимару был зачарованным, расслабленным, его взгляд пробуждал в ней трепетные чувства. Его присутствие рядом, в этой тесной ванной, заставляло сердце биться быстрее. Хотелось доказать свою любовь не на словах, показать, что она достойна его внимания, что она станет для него идеальной, что он для неё всё. В этот момент, Юми поняла, что её чувства к Орочимару — это не просто любовь. Это больше походило на зависимость, желание быть рядом с ним, ощущать его заботу, его любовь. Она была готова отдаться ему полностью, раствориться в его мире, забыв обо всём остальном. Она представляла себя в роли его жены и матери его детей, как будет ждать его с горячим ужином, как их общие дети будут радостно встречать отца с работы. По другому быть не должно, уж точно. Она приходит в себя только тогда, когда он укутывает её в большое махровое полотенце и помогает вылезти из ванной. — Иди в спальню, я скоро подойду. Юми неуверенно и медленно поплелась в темную спальню, дрожа от холода. Сбросив с себя мокрое полотенце, легла на мягкую постель, закутавшись в белое одеяло. Щеки по прежнему горели, холод отступал, жар окутывал её тело из-за внезапно нахлынувшего возбуждения. Смирившись с усталостью, Юми прикрыла глаза. Её разбудил нежный поцелуй в губы и присутствие родного человека. Орочимару, вышедший из душа, навис над ней, изучающе наблюдая за красивым личиком. Слабый лунный свет проникал в комнату, падая на идеально бледное лицо мужчины. Поцелуи приходились в губы, шею и ключицы. Коленом раздвигает обнажённые ноги, удобно устраивается над нею и проводит руками по её нежному телу. Гладит каждый изгиб, целует каждый участок. Внизу завязывается тугой узел, когда он языком касается груди, спускаясь ниже. — Орочимару… Ему не нужно ее согласие. Её тело само говорит за неё. Она стонет под ним, царапая ногтями его белоснежную спину, оставляя красные отметины. Движения плавные, немного грубоватые, но приятное чувство заполненности вводит в экстаз. И всегда наслаждаются друг другом как в последний раз.

* * *

Юми лежала, уткнувшись носом в его плечо, наслаждаясь моментом после близости. — Мне нужно идти, Юми, — предупреждает Орочимару, целуя её в макушку. Его голос был низким, бархатистым, как всегда, но в нём проскальзывала лёгкая усталость. Сердце Юми непроизвольно сжалось. Она не хотела, чтобы он уходил. Ей так нравилось просто лежать рядом с ним, чувствовать его тепло, его запах, его присутствие. — Полежи так со мной ещё немного… Разве я многого прошу? — прошептала она, прижимаясь к нему ещё сильнее. Её голос был едва слышен, в нём звучала мольба. Орочимару, обнял её крепче, пальцы скользнули по её спине, ощущая изгибы её тела. Юми почувствовала, как румянец заливает её щёки. Они просто лежали, обнявшись, в тишине, прерываемой лишь их дыханием. Юми чувствовала, как её веки становятся тяжелыми, как сон постепенно окутывает её. И в последний момент, прежде чем погрузиться в сон, она почувствовала, как Орочимару нежно гладит её по волосам. — Спокойной ночи, Юми, — прошептал он, и она уснула, чувствуя его тепло рядом с собой Зная, что утром его рядом не будет снова, зная, что завтра у него снова будет много дел, зная, что она в его жизни всего лишь увлечение.