Одна история

20 лет назад.

Тюрьма для военнопленных Коалиции Плутарка, Фалмус. Она находилась на планете с названием Хронос – холодной и, стараниями Плутаркианцев, почти безжизненная, как метеорит. На ней почти уже никто не жил, кроме заключенных тюрьмы и стражи, что их охраняла, на ней почти не осталось растительности, так что рисковать и дышать здесь без кислородной маски для любого было простым самоубийством. Да и сама истерзанная тварями с Плутарка планета уже давно стала разваливаться на куски, и скоро должна была распасться совсем. Исчезнуть, как и многие, которые им довелось посетить, а после купить или захватить. Но здесь была построенная ими тюрьма. И пусть само здание им было и ни к чему – исчезнет с планетой, разлетится по космосу обломками – да и ладно! – многочисленных томящихся здесь пленников еще можно было использовать. И потому уже неделю сюда наведывались корабли с их солдатами, каждый день, чтобы забирать по несколько десятков заключенных и переправлять в другие, не менее злополучные места. И сегодня Аид – молодой крыс, капитан одного из отрядов Плутаркианских солдат, - прилетел сюда, на эту планету, что чертовски ему не нравилась, со своими людьми, чтобы как раз-таки забрать предпоследнюю партию военнопленных и увезти в очередную тюрьму, которую недавно построили на Венере. Покинув корабль, и раздав указания своим людям, показав пропуск и цифровой приказ местной страже, он теперь сидел на краю обрыва, трещины, что с каждым днем все сильнее вгрызалась в планету, словно деля ее пополам, и хмуро смотрел вниз. Что видел там? Лишь камни, образ смерти и пустоты. Что хотел видеть? Он и сам не знал. Он давно уже не знал, зачем и почему продолжает служить Плутаркианцам, служба у которых, даже его, еще совсем молодого снаружи – да ему и тридцати по правде еще и не стукнуло! – всего за два года словно испила изнутри, превратила его молодую душу в душу старика. Старика, который давно уже ничему не радовался, ни к чему не стремился. Ведь день за днем он посещал лишь такие места, либо планеты, на которых Плутарку еще пытались дать отпор, и своими руками убивал таких храбрецов, приносил мирным иномирцам страдание и смерть. Каждый день его был полон грязи, крови и смерти. Чужих криков. Да, он был крысом. Но не все из его расы были такими мерзавцами, какие любили плохо пахнуть и приносить другим лишь страдания. Он точно не был. И пошел в армию Плутарка не ради этого. Нужны были деньги – болела, умирала мать, - а Плутаркианцы платили неплохо. Да и моложе он был, азартней, еще не хлебнул того дерьма, в которое сам же и нырнул, да с ушами, подписав контракт на службу здесь. Теперь же сильно об этом жалел. Ведь азарт исчез уже за месяц службы, а деньги… В них он нуждаться перестал уже через полгода, когда лекарства перестали помогать его матери и она все-же умерла. На себя же он тратил немного, и теперь в его тайнике, местонахождение которого знал лишь он, накопилась приличная сумма. Но к чему она уже ему была? Купить большой дом? Свой корабль? Драгоценностей? Все это ему и даром было не надо. Он хотел покоя. А его ему уже было не купить и за кучу денег. Ведь когда-то добрый, славный парень, сейчас он чувствовал себя настолько прогнившим, так часто терзался по ночам кошмарами, что просто знал – призраки прошлого зла, что он чинил теперь никогда не оставят его, не дадут… Просто жить. Ведь он словно продал душу, когда подписал тот контракт и теперь не верил, что когда-то сможет ее вернуть. А если бы в этом ему кто-то мог помочь, то просто не захотел бы. Ведь – он знал это сам, - даже несмотря на то, что шерсть его была почти идеально чиста – от нее за версту пахло чужой кровью. Помочь такому? Нет. От такого захочется лишь бежать. И побежав, ты поступишь верно. Ведь появившись на чужом пути он мог лишь в нескольких случаях, и чаще всего лишь для того, чтобы убивать и калечить тех, кто ему встретится. «Ведь я цепной монстр Плутарка» - невесело подумал он и сам же засмеялся над собой. Ведь мог бросить службу – правда мог уйти, - но уже давно не видел в этом смысла. Ведь ему не было более нигде места. И… Если честно… Он теперь просто искал смерти. Хотел, чтобы его убил кто-то достойный, сильный, справедливый, как герои из сказок, которые ему когда-то читала мать. Но такой пока не находился. И Аид был еще жив. И был сегодня на ненавистном ему Хроносе. - Дерьмо… Это он выдохнул чуть слышно и, вновь засмеявшись, подумал, что может ему и не нужен герой, что он уже прогнил так сильно, что даже не заслуживает быть убитым героем. И представил, как поднимается на ноги, делает шаг вперед и падает, падает в эту пропасть и… Он не успел представить, как его тело разбивается о камни. Ушедшего в себя, свои фантазии капитана вдруг резко выдернул в реальность громкий шум, чужие крики и свист. И он, стремительно подпрыгнув на ноги, обернулся в сторону тюрьмы, ведь кричали, шумели в ней, за ее стенами, но так громко, что он услышал это все даже здесь, даже снаружи и шагах в сорока от этого проклятого старого здания. Что-то случилось. И он не смел это проигнорировать. И быстро побежал к дверям тюрьмы. И в тот миг, как уже был рядом с ними, они открылись. И наружу буквально вылетел некто невысокий, кто тут-же попробовал ударить его ногой по голове, и лишь инстинкты, боевые, заработанные им в многочисленных боях, спасли его от удара. Он уклонился и от удара ноги и от кулака, что после тоже стремительно полетел в его голову, а потом схватил своего противника за руку, что чуть не ударила его, и ловко заломил за его спину. А потом схватил напавшего на него – а точнее напавшую неизвестную ему леди, - за шею и крепко прижал к себе. Но даже тогда эта мышь – а это была антроморфная мышь с Марса, - попыталась брыкаться, вцепилась второй рукой, острыми коготками, что были на ней, в его руку, которой он держал ее за шею. Но это уже не могло ей помочь и Аид даже невольно пожалел ее. Ведь она явно была одной из заключенных этой тюрьмы, из которой только что выскочила, и, если бы не он, вдруг возникший у нее на пути, может быть она смогла бы спастись отсюда. Но теперь она была в его руках. И не имея кислородной маски уже потихоньку начинала задыхаться. И он мог бы дать ей свою маску, даже отпустить, будь у него больше времени. Но… Из самой тюрьмы уже выбегали его солдаты, и стражи тюрьмы, от которых ей удалось удрать. И они точно уже не отпустили бы ее, и даже, возможно, арестовали бы и его самого за помощь беглой заключенной. Так что он не разжал рук, и лишь наоборот прижал мышку, что ростом была ему по плечо, к себе ближе, невольно мысленно дрогнув от того, насколько маленькой она ему сейчас показалась, и строго спросил у выскочивших из тюрьмы ее преследователей: - Что здесь происходит? Какого черта у вас пленные сами по себе выскакивают из тюрьмы? На это ему ответил жирный плутаркианец, один из стражей тюрьмы, что проверял его документы: - Ничего особенного не происходит, сэр! Просто очередная буйная мышка решила показать свой характер! – и вдруг засмеявшись и маслянно, нехорошо усмехнувшись, добавил. – Но вы поймали ее, и теперь кто-то из нас хорошенько ее проучит. Возможно, - тут он еще и облизнулся. – Раз уж она такая непокорная – мы даже пару раз хорошенько ее «объездим». - «Объездите»? – изогнул бровь Аид. Нет, он понял, о чем говорил этот урод – насиловать пленных для солдат Плутарка было в порядке вещей, - но вдруг захотел услышать подтверждение этому именно от него. - Да, - подмигнул ему жирдяй. – И вы же понимаете, о чем я? Да-да, как было уже сказано, он понимал. Но от того, как вдруг всхлипнула мышка в его руках, как сама вдруг прижалась сильнее к нему, и от одного лишь пошлого взгляда, который бросал на нее этот урод, ему вдруг стало тошно. И он, вдруг черт знает почему, почувствовал дикое желание ни за что ее ему не отдавать. Черт подери! Да он вдруг просто понял, что не позволит этому Плутаркианцу ее и пальцем тронуть! Но как ее защитить от него, спасти? Ведь он же не может действительно попытаться сбежать с ней – тогда они оба точно умрут. И если он сам жаждал смерти – ее ему было отчего-то жаль. Так что это был не вариант. А что если… Да, а ведь если он сделает это, она не попадет в руки солдат, этого урода, и ей более не придется жить в тюрьме. Не факт, что тогда она будет счастлива, что не возненавидит его сильнее, чем явно ненавидит сейчас, но ее жизнь явно будет лучше, чем та, что у нее будет, оставь он ее, откажись от нее в этот миг. И все просто. Просто он должен сам сейчас изнасиловать ее. Показать этим тварям, что он не ценит ее, не защищает. А потом просто выкупить ее, как рабыню. И бросить наконец-то эту чертову службу, убраться от Плутаркианцев так далеко, как только возможно. Чтобы она просто могла жить. Пусть и будет сломлена сперва… Жить. А он сделает все, чтобы в итоге душа ее – точно не его, что сегодня снова будет облита грязью, - однажды исцелилась. Но сейчас он причинит ей боль. Просто должен это сделать. И, крепче сжав пальцы на ее шее и руке, он как можно ехидней и самодовольней ухмыльнулся, и выдохнул, глядя прямо в мутные, рыбьи глаза Плутаркианца: - Да, я понимаю. Но эта крошка настолько славная, что, пожалуй, я все сделаю сам. - О! Понимаю! – шире улыбнулся охранник и за его спиной похабно захихикали другие его товарищи. – Буйные мышки действительно такие славные в постели, что не устоять перед блаженством покувыркаться хоть с одной из них – невозможно! И как бы мне не было жаль уступать такое кому-то – вам, капитан Аид, прославленному воину Плутарка, - я все-же уступлю. Но, - тут он хитро блеснул своими маленькими, противными глазками. - Вы же не против, если я буду за этим подглядывать? Крыс ждал подобного вопроса и, пусть он и злил его, как и само желание этого плутаркианца посмотреть на то, как он будет издеваться над жительницей Марса, Аид знал, что от подобного ему было просто не отвертеться. Эта тварь – как можно больше этих тварей, - должны увидеть, как он будет это делать. Потому сдержал свой гнев, не показал его ни во взгляде, ни в голосе, и, ка можно более безразлично пожав плечами, хмыкнул: - Как вам – любому из вас, - будет угодно. И, под смех всех этих ненавистных ему тварей, закинув мышку, что почти уже потеряла от нехватки кислорода сознание, себе на плечо, и бодро зашагал в здание. Сквозь толпу солдат и охранников, что со смехом расступались у него на пути, уже явно представляя зрелище, что скоро увидят. И он готов был им его показать. В первый и последний раз.