East of Eden

Белая керамическая ванна, кажется, сияет в полумраке ванной комнаты. Вода, налитая до самых краёв, дымится, словно маленький вулкан, источая густые облака пара, которые медленно поднимаются к потолку, играя с рассеянным светом. Тело Ин Хо, расслабленное и податливое, погружено в горячую воду. Лишь плечи и кончики коленей выступают над поверхностью. Капли воды, словно драгоценные камни, собираются на его ресницах, и он время от времени моргает, чтобы от них избавиться. Веки полуприкрыты, а на губах играет легкая, почти незаметная улыбка. Пар окутывает мужчину подобно мягкому туману, и от этого кажется, что он вот-вот растворится в нем, как нимфа, вышедшая из морской пены. Изредка он поднимает руку, чтобы провести ей по воде, и тогда рябь, словно невесомые шелковые нити, скользит по поверхности, и аромат травяного масла, добавленного в воду, становится чуть более явным. Тишина в ванной комнате кажется почти осязаемой, ее нарушают лишь тихий плеск воды, когда Ин Хо меняет положение, и легкое потрескивание разогревающегося кафеля. На белоснежной тумбе, расположенной рядом, как бы небрежно, но с заметной нарочитой аккуратностью, стоит графин. Тяжелое стекло, от которого веет холодом, говорит о его ценности. Янтарная жидкость внутри темнеет на фоне белой плитки, обещая сложный и многогранный вкус. Рядом от графина стоит изящный хрустальный стакан, ждущий своей очереди. Это не просто виски, это, скорее, символ статуса, привычка, подчеркивающая власть и достаток. Его принес один из его подчиненных. Рука Ин Хо, влажная от воды, держит тонкую, едва начатую сигарету. От нее поднимается тонкая струйка дыма, которая смешивается с паром от воды, создавая причудливые узоры в воздухе. Кончик сигареты тлеет ярким оранжевым угольком. Он то и дело подносит ее ко рту, делая короткие затяжки, и в этот момент, расслабленность в его позе сменяется едва заметной напряженностью. Легкий стук, словно нерешительный удар по натянутой струне, нарушил тишину. Мужчина, все еще погруженный в теплую воду, слегка напрягся. Влажная рука, держащая сигарету, замерла в воздухе. Он не шелохнулся, но его взгляд стал острым, как лезвие, сквозь полуприкрытые веки проскальзывало холодное любопытство. Голос, низкий, бархатистый, но с отчетливыми нотками власти, заполнил пространство: "Что-то срочное?" Каждое слово отзывалось гулким эхом в стенах ванной. За дверью на мгновение повисла тишина, затем раздался ответ. Голос, сдержанный и почтительный, прозвучал из-за двери: "Вас кое-кто хочет видеть." Эти слова, лишенные деталей, но полные намеков, лишь усилили ощущение нетерпения. Они несли в себе скрытый смысл, как будто господин Ин Хо должен был понять, кто именно его тревожит, и почему это так важно. Он выскользнул из горячей ванны, и капли воды, словно жемчужины, скатились по его коже, оставляя за собой мокрый след. Он не спешил, но и не медлил. Словно отточенными движениями взял с вешалки белоснежный махровый халат. Тяжелая ткань мягко обвила плечи, затянул пояс, уверенно завязав его на талии, создавая четкий силуэт. Затем, не теряя ни секунды, он взял полотенце и резкими, но при этом выверенными движениями начал высушивать волосы. Он не растирал их небрежно, а скорее, прикладывал полотенце, собирая влагу. Несколько секунд, и его темные волосы, еще недавно мокрые, стали почти сухими, аккуратно обрамляя лицо. И вот, готовность. Никакой спешки, никаких лишних движений. Он подошел к двери, и его рука, все еще влажная, коснулась холодной металлической ручки. Он не раздумывал, не колебался. Одним резким, но уверенным движением дернул ручку вниз, и дверь, словно повинуясь его воле, подалась, открывая проход в неизведанное, в ожидающее его пространство. Ин Хо, ступив за порог комнаты, уже чувствовал, как напряжение и предвкушение витают в воздухе. Его шаги, бесшумные, словно поступь хищника, уверенно несли его по коридору. Он не ускорял шаг, но и не замедлял его, словно точно знал, куда идет и что его там ждет. В голове уже промелькнула догадка, и она, словно узор на стекле, становилась все яснее с каждым шагом. Он знал, кто мог прервать его уединение, кто мог осмелиться прийти к нему без приглашения. И когда мужчина, наконец, достиг просторной гостиной, его предчувствия подтвердились. Посреди комнаты, словно незваный гость, но при этом державшийся с непоколебимой уверенностью, стоял Сон Ги Хун. Его присутствие, обычно неброское, сейчас, в этой роскошной обстановке, казалось еще более контрастным. Ин Хо остановился на пороге, его взгляд, цепкий и острый, словно лезвие, скользнул по фигуре Ги Хуна. И голос, низкий, бархатистый, но отчетливо пронизанный властью, прозвучал в гостиной, словно резкий удар колокола: "Мой любимый игрок номер 456. Сон Ги Хун. Зачем пожаловали?" Каждое слово было отчеканено, словно на камне, каждое из них было исполнено легкой, но от этого не менее ощутимой насмешкой. Он не просто задавал вопрос, он, словно играя с ним, подчеркивал свое превосходство, свою власть, показывая, что Ги Хун находится на его территории, где все происходит по его правилам. В центре стоял Сон Ги Хун. Его фигура, обычно невыразительная и даже слегка потерянная, сейчас излучала напряжение и решимость. Он не смотрел испуганно, не казался слабым. Наоборот. Но самым заметным элементом, привлекающим все внимание, был пистолет. В его руках, крепко сжатый, он выглядел как зловещее продолжение его решимости. Металл, холодный и блестящий, контрастировал с бледностью его ладони. Пистолет был направлен прямо на Ин Хо, его дуло пристально следило за каждым его движением. Медленно, словно разыгрывая театральную сцену, мужчина поднял руки. Но не так, как обычно поднимают руки в знак капитуляции. Они ушли за голову, пальцы переплелись на затылке, а локти выставились в стороны, демонстрируя расслабленную позу, которая выглядела почти вызывающей. Затем плавно развернулся и, также медленно и спокойно, опустился на диван. Он не отводил глаз от Ги Хуна. И в уголке его губ появилась ухмылка. Не злая, не издевательская. Он откинулся на спинку дивана, словно устроился поудобнее для просмотра кинофильма. Мужчина не спешил, не делал резких движений, словно давая Хуну время обдумать свои действия. В речи звучала не только ярость, но и горечь, разочарование, накопившиеся за время его пребывания в этих смертельных играх. Он больше не сдерживался, выпустив на волю все, что кипело у него внутри. "И ты считаешь это правильным?" - спросил он, его голос дрожал от возмущения, но в то же время был полон вызова. "Ты считаешь правильным обманывать ни в чем невинных людей, убивать их ни за что? В его словах звучало обвинение, и он смотрел на Ин Хо с нескрываемым презрением. Он сделал короткий шаг вперед, но пистолет в его руке оставался направленным на Ин Хо. "Ты врешь мне, врешь моим друзьям," - продолжил он, его голос становился все громче, но теперь в нем проскальзывали и нотки отчаяния. "Да ты даже, черт возьми, себе врешь!" Эти слова, словно удар хлыста, обрушились на мужчину, как будто Ги Хун хотел сорвать с него маску и увидеть его истинное лицо. Затем он сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. "В соглашении же написано, что если ведущий умрет, то игры также остановят." Это звучало как приговор, как единственная надежда на спасение. "Не думаешь, зачем я здесь?" "Так, так," - протянул он с легкой иронией в голосе, словно оценивая игру ребенка. "Кто-то решил поиграть в героя?" Эти слова прозвучали насмешливо, как будто он презирал саму идею Ги Хуна о справедливости. Затем голос стал жестче, и он начал объяснять свою позицию, как читая лекцию нерадивому ученику. "Ну, во-первых, эти люди должники, впрочем, как и ты в недалеком прошлом, а как мы знаем, за все нужно платить," - произнес он с холодной отстраненностью. "Либо деньгами, либо телом, увы." В его голосе не было ни малейшего сочувствия, лишь циничная констатация факта. "Почти всем вам важнее крупные суммы, а не ваша собственная жизнь." В его словах звучало разочарование, как будто он видел в человечестве лишь жажду наживы. Ин Хо медленно поднялся с дивана. Он сократил расстояние между собой и Ги Хуном, как хищник, медленно приближающийся к своей добыче. Мужчина остановился вплотную, нарушая личное пространство, и положил руку ему на талию, а затем наклонился к уху и прошептал, словно раскрывая какой-то секрет: "Во-вторых, это была ложь во благо." В его шепоте была скрыта некая дьявольская ирония, а его слова, произнесенные так близко, заставили Ги Хуна вздрогнуть. Ин Хо, словно завороженный змеей кролик, не отстранился. Он продолжал держать свою руку на талии мужчины, его тело словно притянулось к нему еще ближе. Движение его головы было медленным, почти ласковым, и это делало его еще более зловещим. Он словно изучал каждый дюйм кожи, прежде чем его губы, тонкие и изогнутые в легкой улыбке, соприкоснулись с ней. Ведущий не просто коснулся шеи оппонента губами. Он оставил на ней серию влажных следов от зубов, словно метил территорию. Это были легкие, но ощутимые прикосновения, как будто он пробовал на вкус кожу, заставляя ее содрогнуться. Каждый укус был намеренно нежным, но в то же время провокационным, словно он хотел оставить на теле Ги Хуна не только физические, но и психологические отметины. Они были не просто поцелуями, а символом его власти. Ин Хо, медленно отстранившись, снова посмотрел в глаза Ги Хуну, его взгляд был холодным и циничным. Он небрежно провёл рукой по волосам, словно стряхивая с себя только что произошедшее, и продолжил свою речь. "Ну а насчет последнего пункта...Игры никогда не прекратятся." Эти слова прозвучали как приговор, как жестокая истина, которую Ги Хун должен был принять. "Если умрет один ведущий, то найдут нового, и так далее. Я уже вписал в договор твое имя." Его взгляд стал жестким, и он подчеркнул каждое слово: "Если выстрелишь в меня, и этот патрон окажется смертельным, то ты станешь новым ведущим игры." В его голосе не было ни малейшего сожаления, лишь холодная констатация факта, словно он играл с Ги Хуном, как кошка с мышкой. "Не пытайся что-либо сделать," - произнес он, словно читая мысли."Сбежать, улететь в другую страну. Даже если ты покончишь жизнь самоубийством, это не закончится." Ин Хо сделал паузу, наслаждаясь эффектом своих слов, и закончил: "Если ты никого не впишешь, возьмут любого выжившего солдата, стоящего по иерархии." Инхо, закончив свой леденящий душу монолог, слегка вздохнул, словно сбрасывая с себя тяжесть долгого разговора. Его взгляд смягчился, но в нем не появилось ни капли раскаяния или сочувствия, лишь легкая усталость. "Ну а мне, пора на покой," - произнес он, его голос стал тише, но оставался таким же ровным как и прежде. "Я столько лет занимаю эту должность. Признаюсь, утомляет." Затем, совершенно неожиданно, Ин Хо снова сократил дистанцию между ними, впившись своими губами в губы Ги Хуна. Это был не страстный поцелуй, а скорее властный и доминирующий акт, словно он хотел забрать последнюю каплю сопротивления. И в это же мгновение, спокойным и отточенным движением, он забрал у мужчины пистолет, не встретив никакого сопротивления. Теперь, когда оружие было в его руках, Хо отстранился, но они всë ещë стояли вплотную. Он сжал пистолет в ладони, и его взгляд, словно стеклянный, стал отсутствующим. Он закрыл глаза, словно собираясь с мыслями, и затем, словно выполняя заранее подготовленный ритуал, подставил дуло пистолета к своему виску. Всё произошло в одно мгновение. Скорость была настолько неожиданной, что Ги Хун не успел даже понять, что происходит. Щелчок, легкое нажатие на курок, и затем, оглушительный выстрел, разорвавший тишину гостиной. Все произошло так быстро, так внезапно, что это казалось сном. Тело Ин Хо, как марионетка, у которой перерезали нити, рухнуло на пол. Звук его отозвался эхом в тишине гостиной. Холодная плоть соприкоснулась с холодным паркетом, и этот контакт казался каким-то болезненным и неестественным. Тонкая струйка крови, а затем и целая лужа алой жидкости, начала расползаться под телом. Теплая кровь на холодном полу создавала жуткий контраст, подчеркивая необратимость произошедшего. Пуля, прошедшая насквозь, оставила за собой лишь отверстие, словно еще одну печать жестокости. И в этот момент мертвую тишину разорвал резкий, механический голос, доносящийся из ниоткуда: "Внимание! Ведущий убит. Всем игрокам оставаться на своих местах." Речь лишенная всякой эмоциональной окраски, казалась еще более пугающей на фоне этой трагедии. Ги Хун, все еще находясь в оцепенении, наблюдал, как кровь растекается по полу. Он чувствовал себя парализованным, не способным двигаться или что-либо предпринять. Внезапно, его взгляд упал на маленький клочок бумаги, выпавший из кармана халата. Нагнувшись, мужчина поднял записку. На ней, кривым и небрежным почерком, было написано: "Завещаю тебе своё сердце. В прямом смысле. Не дай другим достать его раньше. Оно дорого стоит. Удачи." Холодный, механический голос, казалось, прорвался сквозь пелену шока и ужаса, снова заполнив пространство гостиной. Он прозвучал так же бесстрастно и сухо, как и в прошлый раз, не оставляя места для сомнений или возражений. "Внимание!" - произнес он, и это слово прозвучало как удар хлыста, заставив Ги Хуна вздрогнуть. "Новым ведущим становится номер 456." Голос, казалось, произносил эти слова с каким-то зловещим удовлетворением, словно игра, какой бы она ни была, шла по плану. "Всем игрокам подготовиться к следующей игре," - закончил голос. Ги Хун пойман в ловушку, созданную другим человеком, и теперь был вынужден играть по его правилам. Его собственная жизнь, и жизни других, теперь зависели от его решений, от этого понимания становилось дурно.