While True

Он открыл глаза. Очертания комнаты тонули в сизом сумраке, то проявляясь намеками, то вновь сливаясь с тенью, изменчивые, как продолжение недавнего сновидения. Небо за плотными гардинами наполнилось глубокой предрассветной синевой. Ночная прохлада щекотала кожу, прогоняла негу. Пробуждала. Шорох простыней и тихое шипение прервали иллюзию одиночества. Не глядя, он протянул руку и ласкающе провел когтями по гибкой чешуе. Нагайна всегда просыпалась раньше, дожидаясь его пробуждения терпеливо и безмолвно. Самая верная из его слуг, та, чья преданность не нуждалась в подтверждении. Нет, много больше… Не в его правилах откладывать день. Он поднялся с кровати одним слитным движением, небрежно стряхнув с себя сонный морок. Мягкий ворс защекотал обнаженные ступни. В саду прокричал павлин. И еще раз. И еще. Он поморщился. Звук, слишком резкий для его чувствительного слуха, впился в виски тупыми иглами. В подобные минуты его часто посещали мысли о собственном доме. Ему представлялся величественный особняк с широкой мраморной лестницей и грандиозными колоннами обрамляющими вход. Представлялись зеркала, дубовые панели, бархатные гардины в бальном зале и мягкий блеск платиновых подсвечников. Дом, достойный Его наследия. Его титула. Мысль, пришедшая следом, омрачила столь приятную фантазию. В старинных аристократических поместьях всегда есть что-то помимо гардин и подсвечников, что-то уникальное, скрытое за внешним лоском. Почти живые от магии, веками наполняющей их стены, эти родовые гнезда выражают сущность своих владельцев ярче, чем любой семейный кодекс. История во плоти, хранилище памяти и души целого рода. Он знал, что не сможет воспроизвести это с нуля. Пока нет… Поместье Малфоев — первый магический особняк, где ему довелось побывать. В тот день он шел вслед за Абраксасом по просторным светлым коридорам, через анфилады помпезно обставленных комнат, мимо бесчисленных портретов похожих друг на друга, как плоды с одного дерева, светловолосых предков. Абраксас оживленно жестикулировал, без умолку болтая о своей семье, своем доме и даже об отдельных предметах мебели: «А эту софу привезла из Франции моя прабабушка Лукреция, в девичестве Роуз, у нее всегда был непревзойденный вкус по части интерьера. Изящнейший образец раннего рококо, не находишь?» Он согласно кивал, с видом знатока осматривая кривые хлипкие ножки, погребенные под чудовищным нагромождением золотого орнамента. Он даже нашел в себе силы обаятельно улыбнуться портрету упомянутой Лукреции, жеманной старухи в высоком белом парике. Он вел себя как подобает хорошо воспитанному гостю: задавал уточняющие вопросы, отпускал по-слизерински завуалированные комплименты и в меру остроумные комментарии там, где это было уместно. Но глубоко внутри, под всей этой светской шелухой, он задыхался, тонул, захлебывался черной тягучей, как патока, ненавистью. В тот день он поклялся: однажды этот дом будет принадлежать ему, как и все прочие родовые гнезда, вместе с их надменными кичливыми породистыми обитателями. Все они признают Его власть и величие, падут перед Ним ниц, умоляя о частичке Его милости... Павлин прокричал еще раз, обрывая поток незваных образов. Что же, он получил, что хотел: дом, в сущности, принадлежит ему. А птицы… с птицами всегда можно разобраться. Ванная комната встретила его приятным полумраком, запахом влажной листвы, прохладой черных вулканических плит. В углу рукотворной заводи заманчиво шумел небольшой водопад. Он отвернулся: сегодня у него не было времени на подобные излишества, он вполне обойдется раковиной. Ледяная вода помогла стряхнуть остатки сна. Он взмахнул палочкой, облачаясь в повседневное аскетичное одеяние, и не удержался от быстрого взгляда в зеркало. Шелк его мантии поглощал цвета, подобно первозданной тьме, резко контрастируя с меловой кожей запястий. Длинные паучьи пальцы пробежали по светлой, цвета кости, узловатой палочке — непобедимой, единственной в своем роде, символе Его могущества. Он вскинул голову и встретился с оценивающим взглядом кровавых глаз. Внушающий ужас и трепет, победивший саму Смерть, величайший маг современности. Он — Лорд Волдеморт. Волдеморт развернулся и вышел из комнаты.

***

Двери столовой неслышно распахнулись. В ноздри ударила восхитительная смесь ароматов: пахло сливочно и сладко — свежей выпечкой, терпко — чаем. Пахло страхом. Хозяин дома — некогда блистательный лорд Люциус Малфой — стоял во главе стола. При виде своего господина Малфой пробормотал сбивчивое приветствие и поспешно поклонился. Излишне поспешно для наследника древнего рода. Любопытно, как бы на эту картину отреагировал Абраксас, его незваный утренний визитер, его милостивый школьный покровитель? Что сказал бы, увидев, как его драгоценный единственный сын стоит, согнувшись пополам, перед тем самым многообещающим полукровкой? Волдеморт занял свое место и коротко кивнул. Сию же секунду зазвенели серебряные приборы, поднялись куполообразные крышки, открывая взгляду разнообразные кулинарные изыски. Сегодня семейство Малфой отдало предпочтение французской кухне. Нежнейший розоватый паштет, украшенный дольками инжира. Большое блюдо, выложенное мозаикой всевозможных сыров. Изящный соусник, полный золотого меда. Горка румяных маслянистых круассанов. Люциус гремел посудой, старательно избегая пристального холодного взгляда, и тяжкое удушливое напряжение клубилось в воздухе, смешиваясь с ароматом бергамота. Волдеморт сделал глубокий вдох. Чужой страх пробудил в нем голод. Размеренно и неторопливо, наслаждаясь напряженным молчанием, Волдеморт взялся за приборы. С чего бы начать? Определившись, он пододвинул к себе круассан. Слегка дымящееся румяное тесто с хрустом сминалось, раскрывая масляные слои. Волдеморт подцепил немного паштета и поместил его внутрь, тщательно размазывая. Со стороны казалось, что он полностью поглощен процессом, однако большая часть его внимания до сих пор была сосредоточена на Малфое. Люциус выглядел больным. Едва заметная дрожь рук, глубокие морщины вокруг глаз, утопающие в иссиня-желтых тенях. Но самым захватывающим было скрытое на дне зрачков безмолвное и беспомощное отчаяние. Еще не безнадежность, нет, но близко. Хорошо. Румяная корочка хрустнула под зубами. Малфой едва заметно вздрогнул. Отстраненное любопытство поднялось в Волдеморте: любопытство естествоиспытателя, наблюдающего за распятой на столе лягушкой. Лягушка еще жива, несмотря на то что обездвижена и вспорота вдоль, сердце ее бьется, изо всех сил качая жидкую кровь, и широкий рот распахнут в неслышной никому агонии. Сколько еще протянет лягушка, прежде чем прекратит свою бессмысленную борьбу, прежде чем стихнут последние конвульсии? Когда последняя капля надежды уйдет из этих запавших серых глаз? Или же они, напротив, вспыхнут под конец, а тело рванется в тщетном порыве, в самоубийственной попытке вернуть утраченное достоинство? Он не узнает, пока не проверит. — Люциус… — тихий голос, ни грамма эмоций, но его слуга вздрогнул, словно от окрика, и ниже опустил голову. — Господин? Волдеморт ответил не сразу, выдерживая паузу. Он откусил еще кусок и не торопясь прожевал. Капля пота медленно ползла по виску Малфоя. Он неловко дернул рукой, желая, по-видимому, стереть ее, но тут же опомнился и замер, не позволяя себе лишних движений. — Скажи мне, кто готовил этот паштет? Выдержка на секунду изменила Малфою, и тот бросил быстрый затравленный взгляд на своего хозяина. Волдеморт подавил усмешку. Какая же очевидная, жалкая, глупая слабость. — Моя… моя жена, Господин. Волдеморт смотрел на Люциуса с отстраненным любопытством, отмечая скованность позы, дрожь рук, опущенный взгляд. Нет. Не будет никакого последнего рывка. Даже ради своей гордости его слуга не вступит в заранее проигранный бой. Он раб, заложник, но не Его, Лорда Волдеморта, вовсе нет. Он раб своих жалких человеческих привязанностей… так называемая любовь к жене и сыну сделала с ним это. Любовь и страх за них. — Вам… не понравилось? Голос Малфоя, изначально робкий, сорвался под конец фразы, нелепо взлетев. Так и не дождавшись ответа, он потянулся к заварнику в малодушной попытке разбавить напряжение. — Еще чая, Милорд? Его движения были неуклюжими, чересчур поспешными. Упоминание жены совсем выбило его из колеи, лишив остатков самообладания. С тихим свистом заварник выскользнул из его дрожащих пальцев. Удар. Звон. Капли брызнули во все стороны, разлетелись прочь вперемешку с тонкими, белоснежными фарфоровыми осколками. Темная лужа быстро растекалась по дорогому паркету, собираясь ручейками, огибая ножки стула. Аромат бергамота усилился, поглотив остальные запахи. Малфой побелел. — Господин, я… Прошу меня извинить! Что на меня нашло сегодня, не представляю. Разрешите мне позвать Нарциссу, она… у нее палочка, она быстро все уберет… Волдеморт прервал поток оправданий ленивым взмахом руки. — В этом нет необходимости, Люциус. В глазах Малфоя мелькнуло облегчение. Смешно. Все так же медленно, наслаждаясь чужим заблуждением, Волдеморт достал палочку. Взмах, и посреди лужи материализовался бесформенный темный ком, в котором с большим трудом можно было опознать половую тряпку: рваную, покрытую пятнами копоти, с налипшими кусками сгоревшего жира. Малфой перевел растерянный взгляд от тряпки на Волдеморта и обратно. Аристократ, с рождения привыкший к роскоши, он просто не понимал, чего от него хотят. В тот день, когда он ползал у Его ног, моля о пощаде, несмотря на очередной провал, в тот день Малфой еще не догадывался, что смерть для него — не худший исход. — Ну же, Люциус… Приберись за собой. Смесь ужаса и отвращения в блеклых глазах — он начал понимать. С интересом Волдеморт наблюдал, как напряглись желваки на изможденном лице, а в глазах мелькнула тень подавляемого гнева. Неожиданно. И забавно. В лягушке еще осталась воля к жизни? — Или ты нуждаешься в дополнительной мотивации? Всего лишь тень угрозы, но и этого оказалось достаточно. Что-то дрогнуло в лице Малфоя, надломилось. Поспешно опустившись на колени, он было замешкался, но, быстро поборов инстинктивное отвращение, схватился за тряпку. Склонив голову набок, Волдеморт наблюдал за представлением. Было видно, что Малфой не особо понимает, что нужно делать. Неуверенным движением он провел тряпкой по луже. Тошнотворный смрад сгоревшего жира заполнил столовую, перебив ароматы еды. На паркете остался липкий черный след. Зрелище было настолько омерзительным и жалким, что Волдеморт не сдержал усмешки. Нет, подумал он, неспешно продолжая завтрак, наблюдая, как его слуга остервенело трет пол, не убирая, а лишь размазывая по нему сажу и жир. Тонкие осколки фарфора впились Малфою в руки, разрезая не привыкшие к физическому труду ладони, и его чистая, древняя кровь капала на пол, смешиваясь с грязью. Нет. Та возмущенная рябь в бледных глазах, эхо гнева… То не было волей к жизни, лишь слабая предсмертная конвульсия. Лягушка приняла свою судьбу.

***

По пути в кабинет Волдеморт столкнулся с Беллатрикс. В первую секунду женщина окаменела, но тут же опомнилась и низко склонилась, не отрывая от него жадного восторженного взгляда. Он удостоил ее кивком, проходя мимо, машинально отмечая, как лицо ее исказилось исступленной болезненной радостью. Какая преданность… Мысль о его стороннице мелькнула и пропала, вытесненная более насущными размышлениями. Магическая Британия принадлежала ему, и это влекло множество хлопот. Каждая мелочь нуждалась в контроле, проблемы требовали незамедлительного решения, грандиозные планы дожидались реализации. Войдя в кабинет, Волдеморт первым делом подошел к стопке отчетов, скопившихся за ночь, и быстро пролистал их в поисках единственного имени. Конечно, его указания были предельно ясны: в случае обнаружения каких-либо следов ему должны были сообщить лично… но жизнь научила его не недооценивать скудоумие своих слуг. Отчеты были пусты. Внутри вскипела хорошо знакомая злость. Девчонка как сквозь землю провалилась. На секунду прикрыв глаза, Волдеморт заставил себя успокоиться. Она может годами прятаться по темным углам, как крыса, но бежать ей некуда. Границы острова охраняют сильнее, чем Министерство магии. Рано или поздно она совершит ошибку, и тогда… Хруст пергамента прервал уже заезженные размышления. Раздраженно выдохнув, он разжал пальцы, выпуская смятый, порванный местами лист. Так много дел, необходимо сосредоточиться. Устроившись за рабочим столом, Волдеморт пододвинул к себе стопку бумаг, начав с пострадавшего письма Яксли. «Повелитель, с прискорбием вынужден сообщить, что дублинский клан отверг Ваше предложение. Они передают, что маггловской крови у них более чем достаточно, и требуют регулярный доступ к крови магов, причем как минимум полукровок. Их требования выше, чем мы можем себе позволить в данной ситуации, и, если мое мнение тут уместно, я бы осмелился предложить…» Очевидно, переговоры зашли в тупик. Неприятно, но ожидаемо. Нынешний глава ирландских вампиров славился своей гордыней и несговорчивостью. После краткого раздумья Волдеморт призвал к себе перо и чистый пергамент. Подкуп — не единственный путь убеждения, и если они не желают сотрудничать по-хорошему, он воспользуется иными методами. Например, найдет кого-то более покладистого, кого-то, кто не откажется занять место главы… Погруженный в работу, он не замечал, как минуты сменялись часами, как ползли, неуклонно удлиняясь, тени по комнате. Лишь когда длинные лучи закатного солнца проникли сквозь окна кабинета, робкий стук в дверь оторвал его от дел. — М-милорд, к вам посетитель: гоблин из «Гринготтса». Застывший в нелепом поклоне Малфой выглядел еще более нервным, чем обычно. Впервые за день Волдеморт ощутил укол тревоги, глядя в побелевшее, испуганное лицо слуги. — Поттер видели в банке, Повелитель… боюсь, произошло ограбление.

***

Было настолько тихо, насколько это возможно в ночном лесу, полном людей. Пожиратели стояли поодаль, сбившись в небольшие группки, безмолвно переглядываясь между собой. Вдалеке ухнула сова. Хрустнула ветка под ногой лесного зверя. Оставалось десять минут. Он все просчитал. Сделал все необходимое. Но хватит ли этого? Должно хватить, слишком много поставлено на карту, слишком много принесено в жертву. Снейп был… полезным. Мастер зельеварения, один из лучших. Непревзойденный легилимент. Исполнительный. Неприятная потеря... но необходимая. У него нет права на ошибку. Девять минут. Неподалеку скрипнуло дерево. Он замер, обратившись в слух. Шагов не слышно. Бузинная палочка оставалась холодной под его пальцами. Затаившейся. Выжидающей, как он сам… Терпение, мысленно обратился он к своему непобедимому оружию, поглаживая рукоятку, сегодня ты утолишь свою жажду. Восемь минут. Она придет. Наступление его армии было стремительным и жестоким: магглолюбцы и грязнокровки гибли десятками. Все меньше последователей Дамблдора отравляло собой его Британию. Злобная радость поднялась в нем при этой мысли. Радость и — отчего-то — глухое раздражение. Он дал им выбор. Эти глупцы могли жить, стоило лишь склониться перед ним. Уступить его требованиям, дать ему единственное, о чем он просил. Темный Лорд справедлив и милосерден, он бы даровал жизнь раскаявшимся… но они выбрали смерть. Непрошенный вопрос зажужжал назойливым насекомым: сколь многие пошли бы на смерть за него? Он оборвал неприятную мысль. Гибель самопровозглашенных защитников Хогвартса не будет напрасной. Тонкая злая улыбка медленно ползла по губам. Это выманит ее. Она придет. Семь минут. Она придет. Он знал это, чувствовал нутром, их общая кровь пела, предрекая скорую встречу. Столкновение. Придет ли она одна? Очевидно, девчонка никому более не позволит рисковать жизнью. Героиня, вскормленная светлой стороной в смирении и добродетели. Самопожертвование — то, чего ждут от героев, Гарри, то, чего ждут от тебя. Ты, конечно же, не сможешь им отказать. Никогда не могла. Будешь ли ты в ярости, как тогда, в Министерстве? Тогда погиб лишь твой крестный, Блэк, сейчас много больше. Будешь ли скорбеть?.. Захочешь ли отомстить? Скоро узнаем. Шесть минут. Встречи с ней всегда заканчивались непредсказуемо. Глухой гнев поднялся в нем от воспоминаний. Неожиданный отпор в Министерстве при попытке захватить ее сознание. Боль оглушила его, дезориентировала, он еле успел отступить тогда… Дуэль на кладбище: загадочная связь двух палочек и призраки его жертв, кружащих вокруг, шипящих проклятия. Их вторая встреча: кульминация его неоправданно долгой охоты за философским камнем. Ей было одиннадцать. Она обратила его временное вместилище в прах прикосновением тонких, как веточки, рук. Их первая встреча. Она отделалась царапиной на лбу, в то время как он… Вздрогнул, сбрасывая незаметно охватившее его оцепенение, со злостью отмахиваясь от застилающей разум тревоги. Возможно, их встреча обернется очередным сюрпризом. Что ж. Он готов. Каким бы не был исход, все закончится сегодня. Пять минут. Еще есть время, сказал он себе. Он дал ей час на то, чтобы попрощаться со своими драгоценными друзьями. Теми, кто остался в живых. Час, чтобы смириться со своей судьбой. Час, чтобы найти его. Она знала, чем грозит очередное неповиновение. Он замер, вслушиваясь. Шорох листьев — его слуги переминались с ноги на ногу в тревожном ожидании. Запретный лес возвышался безмолвной громадиной — древний, вечный, шепчущий… Рожденный на исходе седьмого месяца… Отметит как равного, но не будет знать всей силы… Чушь. Он видел воспоминания о ней в податливом, мягком от ужаса разуме младшего Малфоя. Нет там никакой тайной силы, скрытой ото всех мощи. Ленивая, равнодушная к новым знаниям, плохо образованная девчонка. Квиддич был всем, что ее когда-либо всерьез интересовало. Как и говорил Снейп — все дело в удаче. В этой невероятной, сбивающей с толку, рушащей все его планы удаче. Но удачи недостаточно, нет, не теперь, когда Дамблдор не прибежит ей на помощь. Не теперь, когда непобедимая палочка принадлежит ему. Но ведь ей не нужна была палочка семнадцать лет назад, в ночь, когда смертельное проклятие ударило по нему рикошетом… Нет. Этого не повторится. Не повторится… Три минуты. Ребенок, девчонка, против величайшего темного мага современности. Вся история их противостояния — нелепая комедия абсурда, фарс, срежиссированный кем-то, кого не заботят законы реальности. И все же этот ребенок нанес ему страшный, непоправимый урон. Его крестражи, бесценные части его души… Конечно, она действовала не в одиночку. Он буквально наяву видел руку Дамблдора, торчащую из могилы — высохший скрюченный перст, указующий на его сокровища. Неважно. Старик просчитался, он не мог знать обо всех частях. Никто не знает. Даже девчонка. Его жизнь все еще в безопасности. А вот ее подходит к концу. Две минуты. Час на исходе. Он стоял неподвижно, склонив голову и прикрыв глаза, внимательно вслушиваясь в окружающие его звуки. Внутренние часы почти закончили свой отсчет. Он был готов к встрече. Где же она?.. Одна минута. Неподалеку заскрипела и хрустнула ветка, и еще одна. Он услышал приближающиеся шаги. Слишком тяжелые. Двое людей. Долохов и Яксли. Больше никого. Неужели..? Хриплый голос Долохова звучал напряженно, почти боязливо. — Ее нигде нет, Повелитель. Не пришла. Но как? Почему? Струсила? Волдеморт отбросил эту мысль. Девчонка была воплощением своего факультета — бесстрашной до идиотизма. И все же… — Я думал, что она придет, — слова вязли на языке, сочились ядовитыми каплями. — Я ожидал, что она придет. Не пришла. Чувство жгучей досады разлилось в груди. С этой девчонкой никогда ничего не идет по плану. Слева подала голос Беллатрикс, и Волдеморт раздраженно махнул рукой, приказывая ей умолкнуть. — Похоже, что я ошибался… Ошибался… Но в чем? Ему казалось, он был более чем убедителен. Наступление Пожирателей показало полную несостоятельность Ордена в открытом противостоянии. Девчонка знала, что все зависит от нее, она бы не рискнула оставшимися приятелями. Она бы пришла. Но что, если она не смогла? Тревога взметнулась ледяной удавкой. Что, если ее убили? Не его люди, конечно, он был весьма доходчив в своих указаниях. Но какая-то тварь — великан или акромантул, — случайно, в пылу сражения… Воображение подкинуло картину бездыханного переломанного тела, перекошенных треснувших очков, и в нем взметнулось вдруг дикое, слепое, яростное — после стольких лет… Девчонка его! Никто, кроме него, не имеет права!.. Сдерживая рвущийся наружу разрушительный порыв, Волдеморт закрыл глаза и почти бездумно, безотчетно, погрузился глубоко внутрь, в особое место, сокрытое за несколькими щитами — место, которого он избегал последние два года, — и торопливо нащупал едва заметную нить, струну, ведущую вовне. Она была натянута и тонко звенела чем-то сложным, похожим на нетерпение. Ярость тут же улеглась, успокоенная достоверностью этого натяжения. Девчонка жива. Он знал это. Чувствовал. А что, если ее спрятали? Укрыли, заперли в замке? Нет, она бы вырвалась, от него-то она всегда сбегает. Хотя ее могли оглушить, связать, усыпить, обездвижить… Да, это самое логичное объяснение, решил Волдеморт, вновь погружаясь в состояние убийственной целеустремленности. Чаща за его спиной отозвалась совиным уханьем. Как глупо. Он найдет ее, как бы хорошо ее ни прятали. Он убьет всех, кто посмеет встать у него на пути. Он сожжет Хогвартс дотла, если потребуется. Сегодня все закончится. Сегодня он наконец… Порыв ледяного ветра взметнул листву вокруг его босых ступней. Странное чувство — скорее предчувствие — окутало его, и он вскинул голову. Прямо напротив, в чаще леса, позади толпы Пожирателей стояла лань. Волдеморт замер. Лань смотрела прямо на него, и серебристый свет, исходящий от ее боков, раскрашивал неровными бликами темные стволы. Пожиратели, казалось, не видели ее, едва слышно перешептываясь, бросая на своего повелителя настороженные, выжидающие взгляды. Затянувшееся молчание пугало их. Волдеморт шагнул вперед. Лань не двигалась, все так же наблюдая за ним умными человеческими глазами. Чей это Патронус? Он, в отличие от своих врагов, не интересовался этой ветвью магических искусств, передавая сообщения исключительно через метки. Его последователи, насколько он знал, также не были сильны в высшей защитной магии. Патронус Поттер — олень, он видел его в воспоминаниях юного Малфоя. В любом случае, оборвал он себя, не то чтобы он ждал от нее послания с извинением за опоздание. Тогда кто?.. Медленно и осторожно Волдеморт пересек поляну, приблизившись к призрачному животному. Это могла быть западня, так что он был наготове, внимательно вслушиваясь в звуки окружающего леса. Он ожидал услышать некое сообщение, но вместо этого лань развернулась, отошла на несколько шагов и оглянулась, посмотрев выжидающе. Ловушка. Глупая, наивная ловушка, и он не собирался… Вдруг Волдеморт почувствовал. Даже не звук — намек, едва уловимый гул на грани восприятия, низкая вибрирующая нота… Он бы упустил, если бы не вслушивался так внимательно, ожидая засады. Не отрывая взгляда от Патронуса, он медленно склонил голову набок, сосредоточенно пропуская сквозь себя ощущения: промозглую весеннюю сырость, запах костра и шорохи ночного леса, вой оборотня в отдалении… И тут он услышал. Едва различимый отклик магии: сильной, древней, всеми забытой. Знакомой ему. Магии, которой здесь не место.

***

Бесшумной тенью скользил он меж деревьев, почти неразличимый на их фоне. Чужой Патронус по-прежнему вел его, освещая путь, и чем дальше Волдеморт заходил, тем тяжелее становился воздух, наполненный густой, враждебной всему живому силой. Нагайна плыла следом, надежно укрытая его магией. Она нервничала, несмотря на защиту, извивалась в своем коконе, беспокойно шипя зловещие предостережения. Он не винил ее. Звери особенно восприимчивы к тонким потокам энергий, и даже змеи, традиционные спутники темных магов, оставались верны своей природе, сторонясь самых глубоких и опасных бездн. Волдеморт и сам чувствовал это: холод, заползающий под ребра, животный ужас, стук крови в ушах и почти непреодолимое желание оказаться как можно дальше от этой пока невидимой, но явно смертельной угрозы. Нехотя он признал, что, если бы не сопровождающий его Патронус, он бы поддался своим инстинктам и аппарировал настолько далеко, насколько мог. Но даже с этой непрошенной защитой Волдеморту требовалась вся его воля, чтобы не позволить слепому страху взять верх. Он отвлекал себя, вспоминая свою первую и единственную встречу с этой силой. Он был молод — вчерашний выпускник, забредший в поисках знаний и силы в долину Царей. Египет разочаровал его: вместо тайн древней цивилизации — бесполезная кучка суеверий, вместо могущественных артефактов — наспех зачарованные сувениры. Единственную зацепку он получил от маленького разговорчивого перса, хозяина постоялого двора. Тот, обрадованный встречей с чужеземцем и желая произвести впечатление, поделился слухами о проклятом месте: руинах, в которых, по легенде, живет злой дух, древний, как само время. Волдеморт счел это многообещающей зацепкой. Про духа перс наврал, однако руины и впрямь оказались древними и на удивление нетронутыми. Именно там, в усыпальнице безымянного жреца, Волдеморт учуял слабый остаточный след этой магии. Прошло почти полвека, но он до сих пор отчетливо помнил ее вкус: тяжелый, сумрачный, впивающийся в тело тонкими жадными иглами, остающийся на языке привкусом пепла. От этой магии веяло такой обреченностью и неизбежностью, что его проводник, ушлый каирский заклинатель, аппарировал прочь, стоило Волдеморту отвлечься на иероглифы. Он вспомнил, как пытался расшифровать скрытые от магглов письмена на стенах кварцитового саркофага. Он бился над загадкой почти месяц, раз за разом возвращаясь в погребенную под песками усыпальницу. Иероглифы были древними, времен Раннего царства, и с трудом поддавались переводу. Спустя неделю он понял, что это было описанием некоего обряда, но хоть он и смог подобрать значение почти всех символов, те упрямо отказывались складываться в связный текст. В послании упоминались светозарный Гор и мрачный Сет с нечеловеческим ликом. Было там еще одно имя, но кто-то — возможно тот, кто высек на камне эту надпись — стесал его напрочь, оставив лишь странный, жутковатый титул: не то бог червей, не то червивый бог. Волдеморт предположил, что речь идет об Апофисе, древнем змее из легенд. Говорилось о великой битве. О ловушке, закольцованной в вечности, за гранью земного мира. О темнице, что однажды падет. Зловещим рефреном звучали слова «смерть» и «навеки». Долгими ночами сидел он над копией перевода, пытаясь сложить картину воедино, но тщетно. Смыслы ускользали от него, сбивались и противоречили друг другу, будто автор специально запутал свое послание. Будто боялся, что его поймут. То была единственная зацепка, сокровище среди подделок, едва уловимый след, ведущий к могуществу древних, и Волдеморт вцепился в него со всей одержимостью начинающего исследователя. Однако недели шли, просвета не было, и ему пришлось отступить. Какую бы тайну ни хранили древние камни, раскрыть ее не удалось. И все же, несмотря на досадную неудачу, Волдеморт понял одно: за всю жизнь не встречал он магии страшнее. Даже создание крестража не оставляло после себя столь чудовищного следа. Давно утерянная магия, мертвая, как язык, который ее изрек. И прямо сейчас кто-то применял ее здесь. В Шотландии. В Запретном лесу. Скоро он выяснит, кем был этот безумец.

***

Он шел и шел, теряя счет времени, и вот, наконец, деревья начали редеть. Лань сделала еще пару шагов, кинула на него последний выжидающий взгляд и беззвучно растаяла, так и не произнеся ни слова. Исчезновение Патронуса ударило по Волдеморту сильнее, чем он рассчитывал, оставив после себя брешь, которую тут же затопил вязкий, как смола, ужас. Волдеморт пошатнулся и вцепился в ближайшее дерево, прилагая все силы, чтобы удержаться и не аппарировать прочь. За плечом полузадушенно шипела Нагайна. Впереди виднелся просвет. С трудом преодолев взбесившийся инстинкт самосохранения, Волдеморт медленно двинулся вперед. Он не знал о существовании этой поляны, хоть и исходил лес вдоль и поперек во времена учебы. Его интересовали места силы, разломы в реальности и источники первозданной магии — словом, все то, о чем так любили болтать чистокровные. Тогда поиски не оправдались: он нашел несколько мест, фонящих сырой природной магией, но ничего даже близкого по силе к очагу Хогвартса. Сейчас же Волдеморт приближался к чему-то гораздо более могущественному: средоточию великой, чуждой всему живому силы. Видно, чья-то древняя магия хранила это место сокрытым долгие годы, магия сродни магглоотталкивающим чарам, только для волшебников. Он видел ошметки этих чар, бессильно плавающие вокруг. Страх мешался со жгучим интересом. Подлинное могущество скрывалось именно в таких местах. Первым, что Волдеморт увидел, выйдя на край небольшой поляны — каменные обломки. Свет растущей луны разлился по земле, словно бы нехотя очерчивая следы недавней битвы. Присмотревшись, он разглядел двух каменных идолов, выкорчеванных из своих гнезд и опрокинутых наземь. У одного из них откололась голова, и невидящий взгляд грубо вытесанных глаз упирался прямо в Волдеморта — слепой и равнодушный. Остальное пространство было усеяно длинными и острыми каменными шипами, растущими из покрытой рытвинами земли, как обломки зубов из развороченной десны. Многие из них были разрушены, однако в их расположении еще угадывалась определенная симметрия. То был путь, аллея, ведущая к большому кургану в самом сердце поляны. В бок кургана была врезана полукруглая плита, испещренная полустершимися, поросшими мхом рунами. А напротив плиты… Напротив плиты стояла Гарри Поттер, Девочка, Которая Выжила. Волдеморт узнал ее мгновенно, несмотря на тусклый свет. В своей безразмерной маггловской одежде, с короткими растрепанными волосами, одним своим видом отрицающая многовековую магическую культуру; она стояла спиной к нему и сосредоточенно чертила что-то на каменной плите, перекрывая темными неровными линиями древние руны. Внимание его привлек тусклый блеск металла, и он заметил нож в ее руке. С изумлением он понял, что Поттер расписывает камень своей кровью. Это было… неожиданно. Волдеморт замер, пытаясь уложить увиденное в свою картину мира. Он долго ждал этой встречи и был готов ко всему, к любой неожиданности, вплоть до того, что Поттер в очередной раз отобьет лбом его Аваду или же чудесным образом воскреснет. Но он не ожидал стать свидетелем темномагического ритуала в исполнении мессии света. За его спиной в очередной раз зашипела испуганная Нагайна, и Поттер резко обернулась. Блеснули в свете луны стекла покосившихся очков. Девчонка ахнула. Кажется, она была поражена его присутствием здесь не меньше, чем он — ее. — Волдеморт! — воскликнула она, как обычно без следа уважения и страха. — Что… Как… Какого лешего ты здесь делаешь?! — и, не успел он придумать достойный ответ на этот в крайней степени возмутительный вопрос (он не собирался говорить девчонке, что пошел за серебряной ланью), как она добавила совсем уж абсурдное: — Ты же должен штурмовать Хогвартс! Ее тон был обвиняющим, за неимением иного слова, и это сбивало с толку. Даже привнесенный древний магией ужас на время отступил, вытесненный несуразностью ее обвинения. Почему он здесь вместо того, чтобы убивать ее драгоценных друзей? Почему он не разрушает все, что ей дорого? Ее что-то не устраивает?.. Ситуация казалась бессмысленной. Более того, девчонка осмелилась отвести от него взгляд, будто вовсе забыв о его присутствии. Она хмурилась, бормоча что-то себе под нос. Он слышал лишь обрывки фраз: — Я что-то изменила?.. «Ракушка», банк… Нет, нет, все шло по оригинальному сценарию… не понимаю… Оправившись от шока нежданной встречи, Волдеморт решительно прервал ее: — Гарри Поттер, — он поймал ее ошарашенный взгляд. — Признаться, я ждал тебя в другом месте. Ты заблудилась? Это должно было прозвучать угрожающе. Это прозвучало бы угрожающе в любой другой ситуации с любым другим человеком. Но прямо сейчас, посреди этого странного бредового разговора, это прозвучало неуместной шуткой. Поттер вскинула брови. — Я там, где надо. В отличие от тебя. На секунду повисла до отвращения неловкая пауза, которую прервал странный звук. Глухой, на гране слышимости, скрежет. Будто кто-то царапает каменную стену. Нет, не стену. Плиту. Волдеморт и Поттер одновременно перевели взгляд на курган. Звук без сомнения шел оттуда, нечто древнее, запертое внутри, медленно просыпалось, пока лишь касаясь двери своей темницы, проверяя ее на прочность. Поттер обернулась к нему, и он наконец увидел страх на ее лице. — Уходи! Он молча смотрел на девчонку, пораженный второй раз за их недолгую встречу. Ее тон… как смеет она?.. Нечто ударилось в плиту с чудовищной силой. Резво отскочив от входа, Поттер заняла оборонительную позицию спиной к Волдеморту, крепко сжимая покрытый свернувшейся кровью кинжал. Только сейчас он заметил, что у девчонки не было волшебной палочки. Не поворачивая головы, Поттер крикнула: — Сматывайся! Аппарируй! Сейчас же! В ее голосе звучала паника. Он бы поразился неуместностью требования и странностью ее поведения, если бы не ошеломляющая волна темной силы, хлынувшая из тонкой трещины в центре плиты. Это была магия в чистом виде: неуправляемая, хаотичная, неподконтрольная ни одному живому, но направляемая, тем не менее, чьей-то чудовищной волей. Волдеморт пошатнулся. Слепой ужас затопил сознание. Тот самый — инстинктивный бессознательный и непреодолимый, — отголосок которого Волдеморт ощутил и без особого труда проигнорировал в стенах древней египетской гробницы. Сейчас же он бил в грудь, разливался ядом по венам, порабощал. Спасаться! Бежать! Бежать! Удары сыпались на каменную дверь непрерывно, и трещина, ветвясь, расползалась все шире. Волдеморт стиснул зубы. Темный Лорд не бежит от опасности. Не поддается страху. Не перед девчонкой. Огнем расцвел в груди гнев, выжигая сковавший его страх. Сосредоточившись, он взял ярость под контроль, усмиряя ту до ледяной, острой, как бритва, собранности. Готовности к бою. Нечто рвалось наружу. Нечто, обладающее великой силой. Девчонка охнула и схватилась за лоб. Она обернулась к нему и в последний раз прокричала что-то неразличимое, утонувшее в оглушительном треске разваливающегося на куски камня. Он прочел по губам: «Уходи». Мозаика наконец сложилась. Как глупо, Гарри. Пытаться завладеть мощью древних в отчаянной попытке остановить Лорда Волдеморта. Как наивно думать, что получится перехитрить его, заставить уйти, отказаться от силы, буквально плывущей в руки. О нет… Эта сила будет принадлежать ему. Одновременно произошло несколько вещей. Волдеморт сделал шаг вперед, резко взмахнув палочкой. Девчонка отлетела в сторону, ударившись о землю с глухим проклятием. Ее оружие сверкнуло и исчезло в земляной воронке, оставшейся после выкорчеванного идола. Нагайна издала отчаянное шипение. Каменная плита рассыпалась сотней обломков, обнажая черный зев. На секунду мир застыл, балансируя на грани. Волдеморт и Поттер замерли, не отрывая взгляда от проема. Нагайна затихла, распластавшись, насколько позволяли ее размеры, в защитной сфере. Сам воздух, казалось, загустел. И тут… Из раскрытого зева, словно языки из пасти чудовища, стремительно вырвались тени. Они стелились по земле, как вздувшиеся вены, безошибочно направляясь в их сторону. Поттер вскрикнула и кинулась наперерез, но Волдеморт снова отбросил ее с дороги, одновременно выставляя перед собой самый мощный из известных щитов. Защита от темных сил всегда давалась ему легко — казалось, он с рождения знал, интуитивно понимал, как управлять темными тварями. Дать отпор. Доказать свою силу. Подчинить своей воле. Щупальца пробили его щит за долю секунды. У него не осталось времени на колебания. Не было времени подумать и отступить. Краем глаза он увидел, как девчонка кинулась ему за спину, к сфере с Нагайной. Он не мог позволить себе отвлечься. Защита. Нападение. Еще один щит. Алмазный купол. Шквал Адского пламени. Бесполезно. Его заклятия замедлили тварь, но не остановили. Сбоку от него пронесся серебряный Патронус. Не олень — змея. Его змея! Нагайна, обращенная в дух, серебристой молнией бросилась на тварь, и та, дрогнув, отпрянула. Завязалась битва. Нагайна бросалась и кусала, пыталась обвить и задушить, щупальца извивались, будто обожженные, но не спешили отступать. Это было бы похоже на брачный змеиный клубок, если бы не стремительность и смертоносность их схватки. Его фамильяр сражалась отчаянно, но теней было слишком много. С ужасом наблюдал он, как они вонзились в ее туловище и резко рванули в стороны. Сияние погасло. Отбросив прочь кровоточащее разодранное тело, тварь метнулась в его сторону. В последний момент он взлетел, в отчаянной попытке спастись, но не успел набрать высоту. Нечто разъедающее обвило ноги и дернуло вниз, с нечеловеческой силой впечатав в каменный обломок. Раздался тошнотворный хруст, в глазах потемнело. Правая рука выгнулась под неестественным углом, палочка выпала, откатившись на пару ярдов. Молча, не позволяя себе кричать, он рванулся, пытаясь дотянуться целой рукой до оружия, но тщетно. Колючие, сочащиеся темным ядом корни оплели его тело, проникнув под кожу, проступив на ней отравленными венами… Как даруемая им метка... Вдруг ослепительный свет озарил их смертельную схватку. Тьму прорезал нечеловеческий пронзительный визг. Ядовитые ленты метнулись прочь, отступая в спасительную черноту провала. Обезглавленный идол взметнулся и с грохотом упал, плотно запечатывая проход в гробницу. Боль ослепляла и дезориентировала, он попытался встать, но ноги не слушались его. Кто-то метнулся к нему, он увидел сквозь багровую пелену горящие зеленые глаза за перекошенными очками. Тонкие крепкие пальцы, перепачканные черной землей, сжали его запястье, и он почувствовал знакомую узловатую рукоять, насильно вложенную в ладонь целой руки. — Беги! Аппарируй, сейчас же! Так далеко, как можешь. Он не просто убьет — он переварит, сотрет из реальности. Всю твою историю, саму память о тебе… Беги! Сокрушительный удар и скрежет крошащегося камня за спиной. Глаза девчонки сверкали отчаянием и той самой легендарной решимостью, которую он видел так много раз… Пять. — Он запомнил вкус твоей крови, он не остановится! Я задержу его. Ну же… беги! Он поднял палочку. Сознание подернулось мутной пеленой, в голове мелькали обрывки, смутные образы безопасных мест. Тайная комната… туда нельзя — не пропустит барьер… Библиотека? Тоже нельзя… Подземное озеро — слепые бельма под водой… Его кабинет в чужом особняке. Да, туда… Треск костей, чудовищный звук лопающихся сухожилий. Кровь, брызнувшая во все стороны. Кисть с крепко зажатой палочкой конвульсивно дергается на земле. Пронзительный крик — его. Щупальца, вновь взбухшие под кожей, тянут назад, утаскивают во тьму провала, в первозданную бездну. Он не сдается, цепляется оставшейся сломанной рукой за землю, извивается в последней, животной попытке вырваться. Отбивается сырой магией, и тварь поглощает ее, сыто урча. Нить его судьбы лопается, выплетается из полотна почти минувшего века, исчезает в вечно голодной пропасти, в пасти невидимого монстра. Его история. Его подвиги. Память о нем. Его имя… оба имени. Растворяются, оставляя за собой… ничто. В последнюю секунду он поймал ее взгляд. Отчаяние. Страх. Упрямо сжатые губы. Почему, Гарри? Разве не должна ты радоваться?.. Кончик Бузинной палочки, наставленный на него. Быстрый шепот, знакомые слова. Он сам произносил их так много раз. Больше, чем кто-либо… Шесть. Холодный блеск металла, рассекающего тонкую шею. Кровь, вырывающаяся из раны толчками, заливающая уродливую маггловскую одежду, пропитывающая землю. Одна на двоих кровь… Медленно и сонно, Гарри Поттер завалилась на бок. Старые очки слетели, взгляд потух. Взявшийся из ниоткуда золотой свет мелькнул на периферии затуманенного сознания. Шорох песка. Сверкающий осколок отделился от ее обескровленных губ, зависнув в нерешительности, и вдруг метнулся, врезался молнией в его оплетенную черными щупальцами грудь. Заполняя душу без спроса — обжигающим, ярким и яростным. Застревая там намертво, рывком вытягивая то, что от него осталось, из мертвой хватки изголодавшегося чудища. Унося с собой, сквозь лавину затопившего поляну золотого света… обернувшись коконом вокруг истерзанного тела… даруя освобождение. Тишину… Покой. Добро пожаловать домой, Том.