Способ лечения

Очередной удар бездушной машины и Кайгаку вновь отлетает на небольшое расстояние, парень рычит, чувствуя, как его тело буквально горит. С лица по шее струями стекал горячий пот, отчего одежда мужчины становилась липкой, что лишь усугубляло ситуацию, а тяжелое прерывистое дыхание явно не сулило ничего хорошего. Но парень вновь поднимается с ног, чувствуя, как его кости начинают будто бы ломаться под собственной массой тела, как к горлу подступает горячая кровь, обжигая его и заставляя в очередной раз закашляться, пачкая землю своей же кровью. Кайгаку вновь берет свою катану в руки, игнорируя как же сильно болят его руки, как же сильно болит все его тело. Вновь удар и… в этот раз машина откидывает его прямо в дерево, впечатывая и наконец заставляя погрузиться в сладкие объятия Морфея.

***

Кайгаку ничего не видит, лишь тьма окружает его, ровно до того момента, как нечто ударяет его в область сердца. Всё же правда, что боль — универсальный язык. Парень чувствует как сердце его сжимается, он стискивает зубы, лишь бы не заорать, лишь бы не открыть глаза и вновь не увидеть этот чертов кошмар, но боль в какой-то момент становится невыносимой и он открывает глаза, словно пытаясь глотнуть кислорода после долгого погружения под воду. Он снова видит храм, потухшие курильницы, аккуратно сложенные рядом. «Ну почему дети тогда не додумались их зажечь? Ну почему Гёмей тогда был немного болен, отчего не почувствовал, что что-то не так?» — временами задавался вопросами Кайгаку. Тот не хочет туда идти, потому просто стоит, слыша крики и плач, а после и видя, как один из мальчиков вышел из храма, держась за своё окровавленное горло, и упал на ступеньки. Кайгаку сжимает кулаки, даже когда он пытается двигаться вперёд что-то сковывает его, не давая сделать и шагу, заставляя лишь слушать чужой яростный отчаянный крик, звуки превращения чужих мозгов в кашу, а после, как только те восстанавливаются, снова в кашу и так раз за разом. День наступает незаметно, демон рассыпается, вновь прибегают люди, вновь звучат проклятые слова изо рта Сяо, и вновь Гёмея куда-то уводят, сильно связав руки веревкой, а он и не сопротивляется, лишь тело дрожит и ноги подкашиваются. Кайгаку чувствует, как невидимая цепь, державшая его словно собаку, наконец ломается. Он медленно подходит к храму, опускается на колени и видит, что под лестницей спрятался он же, только маленький. Десятилетний мальчишка тихо хныкал, кусая пальцы, лишь бы не заорать. Весь испачканый в глицинии с подбитой губой, тот прижимает ноги к животу, будто бы пытаясь осознать, «что же случилось?» А после: «как такое могло случиться?» Кайгаку выдыхает, чувствуя очередной укол совести. Он знал, что не должен был брать те чёртовы деньги без спроса, он должен был объясниться с остальными, а по итогу подрался, потушив случайно глицинию. Он должен был сейчас сорваться с места и сказать, что Сяо всё напутала, а если бы не сейчас, то потом как-то помочь Гёмею, не допустить того, чтобы он попал в тюрьму. Но Кайгаку этого не сделал.

***

Сон оканчивается так же резко, как и начался. Холодная мокрая тряпка, приложенная ко лбу, приносит странное приятное ощущение, но осознание того, что он не понимает, где находится, пронизывает Кайгаку насквозь, словно молния, заставляя оглядываться по сторонам. Достаточно просторная комната, запах зажжёных благовоний и кошачьей мяты со свежезаваренным чаем. Кайгаку сначала не понимал, где же находится, ведь все перед глазами плыло, пока не услышал звук до боли знакомых чёток. Гёмей сидел рядом, неподалеку от него, видимо всё это время ожидая, когда младший проснётся, и наконец это случилось. Кайгаку молчал, не зная что и сказать, а когда хорошая мысль и приходила в голову, та сразу же застревала в горле комом, а молчание лишь усугубляло ситуацию. — Как твоё самочувствие? — все же прерывает тишину Гёмей, на радость Кайгаку, отчего тот даже слегка улыбается, но, прокашлявшись, произносит: — Все хорошо, просто устал, — ложь. Всё тело неимоверно ныло, а когда боль в мышцах утихала, боль внизу живота вновь напоминала о себе. — Я пожалуй пойду. Неловко вставая с чужого футона, сказал Кайгаку, чувствуя, как стыд снова наполняет его изнутри, заставляя становиться красным, как мясо лосося. — Постой, я бы хотел поговорить с тобой, — прерывает его Гёмей своим таким спокойным и вкрадчивым голосом, что по позвонкам Кайгаку пробегает орава мурашек. Тот неловко садится возле Гёмея, ожидая, когда же тот начнет разговор и вновь прервет эту чертову ненавистную тишину. — Почему ты тогда украл деньги? — неожиданно спрашивает Гёмей, повергая Кайгаку в шок. «Откуда он знает об этом? Кайгаку же говорил это только…» «Зеницу!» — проносится в голове Кайгаку, отчего тот сжимает кулаки в небольшой вспышке ярости. — «Разболтал всё-таки! Придушу как только из деревни кузнецов вернусь!» — Думал уже о мести парень, но, вспомнив про старшего, тот тихо прошептал: — Я... не крал их, — Гёмей поворачивается в сторону Кайгаку, «смотря» на него своими белыми, слепыми, но такими чистыми глазами, заставляя Кайгаку слегка дрожать от страха. — Я не крал их тогда, а взял чтобы купить кое-что, — Кайгаку говорил с трудом, словам то и дело мешал ком в горле, не давая говорить нормально. — Помнишь, у тебя тогда деревянная дудочка сломалась? Вот и решил, что ничего такого если я её куплю. Я не знал, сколько она стоит, взял все деньги, ну и вот… Кайгаку опустил голову. Воспоминания вновь возникали в голове яркими образами, заставляя сердце сжиматься до такой степени, что оно вновь кровоточило, а едва появившаяся корка на старых ранах вновь сорвалась. Но мягкое неожиданное прикосновение к чёрной голове заставляет вновь поднять взгляд на слепого. Гёмей вовсе не хмурится, в его глазах как всегда читается лишь грусть. Кайгаку отводит взгляд в сторону, позволяя гладить себя по голове, а после и по щёке. — А ещё мне известно о твоих проблемах со здоровьем, — хмыкая, подмечает Гёмей. Кайгаку чувствует как стыд заполняет его при упоминании болезни. Он все ещё отчётливо помнит тот день, когда решил провериться у Шинобу из-за постоянных болей по всему телу. Тогда она объяснила, что нужно сделать, с милой улыбкой успокаивая и говоря: «Тебе нужно найти очень сильного массажиста, который сможет размять все твое тело». Охотник молчит, чувствуя как коленки слегка подрагивают. Неизвестность до чёртиков пугает, а вечно хмурое выражение лица парня теперь кажется неуверенным, словно он дикий зверь, пойманный в ловушку. Хашира ждёт, а после, выдыхая, вдруг предлагает: — И вроде бы ты не лечился, да? Тебе ведь нужен был массаж? Тогда давай я помогу с этим? — слова как холодная вода приводят Кайгаку в чувства. Тот ошарашенно смотрит на Гёмея, замечая едва заметный румянец на его щеках. «Что же делать? Соглашаться? Может послать его к черту?» — проносились мысли в голове Кайгаку. Боль с каждым днем становилась все невыносимее и все меньше времени оставалось на поиск нужного массажиста. Как бы ни было неловко и стыдно, но Кайгаку все же пришел к выводу, что ему придется принять предложение. — Х-хорошо, только ты же наверное не знаешь, как его делать? — произнес парень с долей надежды, все еще пытаясь найти лазейку и причины, почему же ему не стоит даваться в руки своего учителя. Но другая его часть очень не хотела упускать такую возможность. — Там, откуда я родом, много внимания уделялось техникам работы с телом. Мне хорошо известно, как вылечить твое заболевание, поэтому и предлагаю, — голос Гёмея смягчился. Не поверить ему было бы просто глупо. Кайгаку знал точно, что Гёмей никогда не причинит ему вреда. Слегка подрагивающими от волнения пальцами Кайгаку снял с себя всю одежду и прилег на футон. Хашира сел на колени рядом с ним. Он протянул руку и осторожно дотронулся до тела парня, чтобы предварительно изучить каждый его изгиб и лучше в нем ориентироваться. Ладони Гёмея оставляли ощущение прикосновения к теплому и слегка шершавому камню, напитавшемуся на солнце и бережно отдающему свое спокойное, равномерное тепло. Кайгаку прикрыл глаза и на мгновение ему показалось, что он на каменном пляже и что все его недуги пройдут сразу же, просто от нахождения в столь благославенном месте. Ладони прошлись по мускулистым плечам и рукам, крепким грудным мышцам, равномерно поднимающимуся животу и, наконец, они нашли мускулистые ноги мужчины. — Ты возмужал, Кайгаку, — невзначай бросил Гёмей, но охотник все равно смутился, словно до сих пор чувствовал себя его учеником. Кайгаку лег животом вниз и отвернул лицо в сторону. Отчего-то казалось неправильным сейчас смотреть на учителя. То ли потому, что тот сам ничего не видел, то ли оттого, что процесс подготовки становился все более таинственным и интимным. Гёмей взял со стола баночку с теплым маслом, нагретым рядом со свечей. Кайгаку даже не успел заметить, когда он успел найти масло. Иногда он не понимал: кто же из них двоих слепой? Наконец, ладони из теплого камня, щедро смазанные ароматным маслом опустились на больную спину Кайгаку. На самом деле у него болело абсолютно все и у парня было не много надежд, что какая-то странная процедура его излечит. Очень быстро легкие поглаживания и растирания сменились глубоким и сильным воздействием. Кайгаку чудилось, что на нем лежит что-то очень тяжелое. Что-то перекатывается по его спине, глубоко разминая мышцы и будто бы даже двигая кости, по крайней мере, Кайгаку так казалось. Это что-то ощущалось таким массивным, вроде валуна для тренировки тяжелоатлетов, но это были всего лишь руки Химеджимы. Кайгаку задумался о том, насколько огромен и нечеловечески силен был мужчина. В каждом его прикосновении читалась первозданная, неудержимая мощь, сравнимая разве что с неотвратимостью природных явлений. Такие руки могут с легкостью переломить шею крепкому взрослому мужчине, которым Кайгаку теперь стал, словно это хрупкая веточка. Но страх даже не успел зародиться в разуме охотника — настолько чужероден он был в данной ситуации, ведь помимо всесокрушающей силы в прикосновениях этого гиганта были бесконечные аккуратность и забота, словно Гёмей вовсе не массаж делал, а замешивал тесто для сладких японских булочек, разумеется, с любовью. — Повернись, Кайгаку, — неожиданно тихо попросил хашира, и парень перевернулся на спину. Теперь уже он беззастенчиво рассматривал Гёмея. Тот наклонился совсем низко, разминая его грудные мышцы, он нависал сверху, словно скала, огромный, излучающий спокойствие. Кайгаку знал, что это только начало. Вскоре Гёмей начал работать с его суставами, разгибая и выворачивая их до предела. При этом он безошибочно понимал, когда нужно остановиться чтобы не навредить. Он был так близко, что можно было почувствовать жар его кожи и ощутить едва уловимый запах тела. Взгляд Кайгаку словно прилип к грудным мышцам Гёмея, которые было видно благодаря ослабшим и слегка разошедшимся полам кимоно. Охотник надеялся, что слепой хашира не может узнать направление его взгляда своим сверхъестественным чутьем. Кайгаку наблюдал за тем, как гипнотически перекатываются мышцы предплечий мужчины в то время, как он делал что-то с его собственной рукой. Вид этого огромного и удивительно мягкого человека утащил Кайгаку в дали такого таинственного наслаждения, что он не заметил, как боль отступила на участках, щедро проработанных мужчиной. «Черт, мое дыхание сбилось!» — вдруг понял Кайгаку. Прислушавшись, наконец, к ощущением тела, он понял, что не только дыхание, но и пульс совсем сбился с нормального ритма. Не потому ли Химеджима так задумчиво держит его запястье? Но Кайгаку уже не мог сдержать жар своего тела. Или это был жар самого Гёмея, сидящего вплотную? К своему стыду, охотник понимал, что этот жар концентрируется в районе его таза и что он с этим больше ничего не может поделать. Только не тогда, когда нежный гигант кладет свою огромную ладонь на его трепещущий живот. — Остались ноги и ягодицы, Кайгаку, — тихо, почти шепотом произнес учитель, а затем, осторожно согнув правую ногу, начал массировать стопу, собираясь постепенно подниматься вверх. «Он знает! Знает!» — смущение затопило Кайгаку, но Гёмей остался спокоен, по крайней мере на вид. Приподняв голову, Кайгаку наблюдал за тем, как хашира разогревает его стопу, мнёт суставы, каждый пальчик и конечно, голеностоп. Даже ноги Кайгаку казались маленькими в руках каменного столпа. В дрожащем свете свечи Гёмей действительно походил на древний идол или каменный истукан. Даже сидя он возвышался, словно гора, манящая путника своей величественностью. Постепенно продвигаясь выше и повторяя все процедуры для левой ноги, Гёмей все больше заставлял Кайгаку плавиться под прикосновениями. То, что он творил с бедрами парня, хотелось продлить на целую вечность или, по крайней мере запомнить на такой же срок. Когда Химедзима закинул ногу Кайгаку себе на плечо, чтобы получить доступ к задней стороне бедра, тот уже без всякого стеснения запрокинул голову и шумно выдохнул. «Только бы не застонать,» — пронеслось у него в голове, но вот каменные пальцы сжимают его твердые и зажатые мускулы у самых ягодиц и Кайгаку больше себя не контролирует. Сладко и протяжно застонав не только от облегчения боли, но и от утоления голода по обычному человеческому прикосновения, Кайгаку, похоже, застал Гёмея врасплох. — Теперь только ягодицы. Повернись еще раз, мой… — столп осекся, словно то, что он хотел сказать больше не соответствовало ситуации. «…мой мальчик?» — додумал Кайгаку, позволив себе легкую ухмылку. Переворачиваясь снова на живот, он успел заметить, что ткань штанов-хакама Химедзимы топорщится. Новая волна жара окатила охотника смесью смущения и лести. Знать, что Гёмею может быть настолько приятно прикасаться к нему было невероятно пьяняще и до одури горячо. Химедзима оседлал его ноги сзади и положил свои горячие руки ему на попу. Кайгаку снова застонал. Его полностью вставший член оказался зажат и инстинктивно парню хотелось приподняться, чтобы дать себе немного свободного пространства, хотя он точно знал, что приподнять такую глыбу, как Гёмей он не сможет ни на сантиметр. Вдруг тот привстал сам и за тазовые косточки приподнял нижнюю часть тела Кайгаку, затем подложив под низ подушку. «Он знает! Он точно знает!» — пронеслось в голове парня, впрочем, ему уже было все равно. Гёмей сидел позади, снова оказавшись на его бедрах и сосредоточив свое внимание на ягодичных мышцах. Это было так сладко, так интенсивно и одновременно так нежно, что все мысли испарились напрочь из головы охотника, словно речная вода на горячих камнях. Все тело словно жгло огнем, а член требовал ласки, но Кайгаку не мог позволить себе коснуться его. Не при учителе. Но вот массаж закончился и Химеджима слез с его бедер. При этом, возможно Кайгаку это только показалось, но его всегда уверенные конечности слегка подрагивали. — Кайгаку… — голос тоже выдавал черезвычайное волнение, — у этого ритуала есть необязательное продолжение. — Пожалуйста, — в голосе Кайгаку читалась даже не просьба, а мольба. Он притянул Гёмея за край кимоно. Тот в легкой нерешительности застыл в нескольких сантиметрах от лица парня, а затем легко и невинно поцеловал, быстро отстранившись. — Я понял. Я позабочусь о тебе, Кайгаку. Поднявшись легко, но все же слегка шатко, хашира разделся догола. Его движения были отточены до предела, ведь он не полагался на зрение. В желтоватом свете свечи он был похож на статую. Его телосложение было крепким, устойчивым, идеальным. Каждая мышца четко вырисовывалась под кожей, а когда он шел, пол слегка дрожал под каждым шагом. Идеально-прямая спина согнулась, показывая движение многочисленных мускулов, когда хашира сложил одежду на пол аккуратной стопочкой. Наконец Кайгаку осмелился опустить взгляд на каменно-стоящий член. Тот был большим даже для гигантских пропорций Гёмея, но Кайгаку знал, что мужчина точно не причинит ему боли. Подготовка была мучительно-долгой. Поначалу даже один палец казался Кайгаку слишком толстым, но вот Гёмей отложил в сторону баночку с маслом и устроился между широко расставленных ног Кайгаку. Подушечка теперь была у того под поясницей. — Готов? — едва слышно спросил Химеджима, словно боялся сейчас услышать «нет». — Пожалуйста, — снова попросил Кайгаку. Произнести что-нибудь еще он просто не мог, не мог сказать это вслух. Поначалу было очень неудобно и Кайгаку не чувствовал ничего приятного. Его словно распирало изнутри и растягивало еще больше, но все же боли не было. Кайгаку расслабился и просто доверился своему учителю. Вот тот постепенно начал двигаться. Плавно, четко контролируя каждое движение. Можно было только догадываться, насколько хорош самоконтроль этого сдержанного и чуткого мужчины. Понемногу ощущения начали нравиться Кайгаку. После того, как он привык к таким деликатным и плавным движениям, он сам начал просить Гёмея быть быстрее. Видно, все барьеры в голове парня снесло напрочь, раз он позволил себе так откровенно стонать и просить еще и еще. Они занимались любовью лицом к лицу и Кайгаку, кажется впервые с того злополучного дня, увидел на лице учителя что-то кроме печали. Гёмей был одновременно очень напряжен и сосредоточен. Сдерживаться ему становилось все сложнее и сложнее, впрочем, не проблема для столпа. Гёмей часто и шумно дышал, его рот был слегка приоткрыт и можно было услышать его тихие постанывания. Кайгаку извивался, прижимался всем телом, затем расслаблялся и опадал на футон, чтобы потом снова изогнуться в подобии судороги. Он больше не мог ни думать ни говорить. Снова прикрыв глаза, Кайгаку ощутил себя словно прижатым огромной тяжелой горячей скалой. Волны удовольствия разливались по всему телу при каждом толчке и разум охотника растворился в этом невероятном блаженстве, даримом ему близостью с хаширой. Только тепло и тяжесть заполняли тело Кайгаку. Тепло и тяжесть. Во всех конечностях поселилось приятное расслабление, а удовольствие продолжало и продолжало накрывать, как вдруг вспышка сильнейшего оргазма выбросила Кайгаку обратно в реальность. Он продолжал лежать под тяжелым мужчиной, тоже переводящим дух после невероятной по яркости разрядки. Кайгаку не заметил, когда тот успел кончить, но он был удивительно для самого себя рад, что тоже смог доставить удовольствие Гёмею, а не только он ему.

***

Прошло несколько дней после той странной процедуры. Гёмей вдохнул запах улицы, всё же горная местность и на редкость хорошая природа в деревне кузнецов давала свои плоды. То, что он не слышал от Кайгаку ничего вот уже несколько дней, тревожило его. Поневоле закрадывались сомнения, а правильно ли он поступил? А не воспользовался ли он болезнью Кайгаку в своих целях? Хашира ругал себя за такую несдерженность и очень долго молился. Кайгаку застал его во время одной из уединенных прогулок за чертой деревни. Гёмей сидел на берегу реки в позе лотоса и медитировал под звуки воды. Даже при том, что он не видел Кайгаку, он знал, что тот выглядит очаровательно, что, впрочем, и было правдой. Сердце гиганта замерло на краткое мгновение, выдавая такое непривычное для него волнение. Кайгаку неловко сжимал корзинку с персиками в руках, по-дурацки краснел, а его обычно хмурое лицо теперь казалось милым и стеснительным. — Кайгаку, — Гёмей без труда опознал его по одному лишь звуку шагов. — Как твое самочувствие? — Я хотел… то есть, все хорошо. Я хочу… — весь план поблагодарить Гёмея полетел коту под хвост из-за безумного волнения. Вместо отрепетированной речи, он лишь промямлил что-то. — Гёмей, — он начал заново, но слова снова застряли в горле и молчание снова затянулось. — Я знаю, Кайгаку, — Химеджима протянул руку в его сторону в приглашающем жесте и парень неуверенно подошел. — Знаю… Кайгаку рухнул на колени рядом с ним и уткнулся лбом ему в солнечное сплетение, словно кот. Гёмей прижал его к себе и вскоре услышал тихие всхлипы. — Тише, тише, все хорошо, — он трепал молодого мужчину по голове, гладил по спине, вытер редкие слезы. — А что у тебя там? Персики? — спросил он только чтобы разрядить эмоциональную обстановку. Понятно, что персики, что же еще? Кайгаку, всхлипнув в последний раз и вытерев нос, подал один и ароматных и сочных плодов хашире и тот поблагодарил его с легкой улыбкой. На душе у парня стало так легко и неожиданно тепло, словно огромный груз упал с его плеч и только теперь он наконец понял, что все действительно хорошо.