Пепел между нами

Её детство не казалось ей несчастным. Напротив, оно было пропитано привилегиями, тонким шёлком платьев и неизменной тишиной огромного дома, которая глушила любые попытки противиться. Паркинсон вспоминала, как каждое утро в их поместье начиналось с чётких распоряжений: старший домовик приносил расписание, составленное отцом. Занятия по риторике, дуэльные тренировки, уроки по магической политике. Её отец любил повторять, что магия без силы — пустая игрушка, а сила без ума — катастрофа. Сидя за огромным дубовым столом в кабинете отца, Пэнси вглядывалась в строгие черты его лица. Он ни разу не взглянул в её сторону, но голос звучал твёрдо. Когда она ошибалась в ответах, он морщил лоб и этого хватало, чтобы она пыталась исправиться. Пэнси не помнила, чтобы он повышал голос, но его взгляд был хуже крика. Каждый его урок — резьба по её будущему. Солнечный свет, пробиваясь сквозь высокие окна, вырисовывал силуэт Теренса Паркинсона, отбрасывая длинную тень на пол. Его голос звучал без пауз, чётко, безукоризненно. В одной руке он держал старинный свиток, другой делал небрежные жесты, указывая ей на ошибки. Уроки длились часами, но время было неважным. Важно лишь то, насколько быстро она сможет отвечать на его вопросы. — Что означает этот символ в древней магии? — спросил он, не поднимая взгляда. Её рука дрогнула, когда она обвела пальцем нужное место на свитке. Ответ прозвучал, но отца не устроил. Пэнси знала это по лёгкому движению его бровей. Он ничего не сказал, лишь продолжил чтение. Её ошибки были слишком незначительными, чтобы тратить на них время. Лишь после правильного ответа отец медленно поднял глаза, коротко кивнул и перешёл к следующему вопросу. Вечерами за длинным столом собиралась вся семья. Никто не говорил громко, никто не улыбался без причины. Слова оценивались по весу, по важности, и её мнение почти никогда не имело значения. Её место — слушать, запоминать, учиться, как вплетать свой голос в этот строгий узор власти, не разрушив его. Тишина кабинета давила на слух, лишь часы над дверью напоминали о времени глухим тиканьем. Пэнси сидела за столом, но работа осталась лежать нетронутой. Вместо этого взгляд её был устремлён на ночной город за окном. Редкие фонари мерцали в тумане, разбавляя густую тьму холодными пятнами света. Отсюда, с высоты её этажа, всё выглядело мирно, почти безмятежно. Но она знала — под этой видимостью всегда скрывалось движение. Торговцы, мошенники, угрюмые стражники и те, кого нельзя классифицировать так просто. Брюнетка провела пальцами по гладкой поверхности стола, ощутив холод полированного дерева. Воспоминания нахлынули внезапно, как это бывает только в такие тихие, наполненные одиночеством часы. Голос отца звучал чётко, как если бы он стоял здесь, за её спиной. — Сильные подчиняют слабых, и это единственный закон, который работает. Она закрыла глаза. Эти слова были сказаны в разное время, разными словами, но смысл всегда оставался неизменным. Отцовские уроки не щадили. Его слабость стала уроком для неё самой. Уроком, что ничто не удержит наверху, если ты не способен ухватить власть и удержать её. Паркинсон поднялась из кресла и направилась к окну, скрестив руки на груди. Её отражение смутно угадывалось на стекле: строгий силуэт, тонкие черты лица, высоко собранные волосы. Никто бы не сказал, что когда-то она стояла в углу, тихо слушая, как отец отдаёт приказы. Тогда ей казалось, что каждое его слово — это сила, которой не хватало в ней самой. Кто-то прямо сейчас лишался всего, кто-то же делал шаг вверх. Она знала — те, кто уступают, всегда будут только цифрами в чужих расчётах. В зале заседаний царило напряжение, почти осязаемое. Мягкий свет ламп золотил тяжёлые деревянные панели стен, но ничто не смягчало мрачности обсуждаемой темы. Члены совета заняли свои места за длинным столом, но едва ли кто-то из них сидел расслабленно. Документы с проектами новых указов лежали перед каждым, бумага шуршала под пальцами, когда кто-то пытался невыразительно перелистнуть страницы. Пэнси стояла, не удосужившись даже сесть, хотя её место пустовало. Тёмное платье подчёркивало её прямую спину и холодный взгляд. Она уже высказалась — резкие, чеканные слова повисли в воздухе и даже спустя минуты не растворились. Кто-то попытался возразить, указав, что предлагаемые меры чрезмерны. Что жёсткость законов может привести к внутреннему недовольству, а репрессии — ослабить позиции на внешней арене. — Слабость, — перебила она, позволив голосу наполнить тишину. — Это первый шаг к предательству. Она оглядела собравшихся. Одного за другим. Медленно, заставляя каждого встретить её взгляд, полный презрения. — Если кто-то из вас считает, что мягкость спасёт нашу власть, он глубоко ошибается. Миром правят те, кто не колеблется, а сомневающиеся всегда падают первыми. Её ладонь легко опёрлась на стол, пальцы неторопливо скользнули по холодной поверхности, пока она наклонилась ближе. — Или вы хотите стать следующими? В правой части стола кто-то зашевелился, отчаянно пытаясь что-то возразить. Молодой чиновник — взгляд напряжённый, пальцы дрожат, сжимая перо. Пэнси отметила его неуверенность ещё до того, как он открыл рот. — Возможно, стоит пересмотреть…, — начал он, но голос осёкся под её холодным взглядом. Она выпрямилась, дав ему понять, что каждое его слово сейчас весит меньше пера в руке. — Пересмотреть? — медленно повторила она, как будто пробуя слово на вкус. — Когда враг у твоего порога, ты хочешь тратить время на размышления? Её голос усилился, захватывая комнату, словно волна. — Это не время для сожалений. Не время для слабости. Мы очищаем наше общество от тех, кто разрушает его изнутри. Каждый закон, который вы сейчас подпишете, не просто мера. Это оружие, которое мы направляем на врага. На её губах появилась едва заметная усмешка, холодная, лишённая всякого тепла. — И если кому-то из вас этого недостаточно, я готова объяснить ещё раз. Более доходчиво. В комнате вновь стало тихо. Ни единого возражения. Только шелест бумаги — кто-то начал подписывать. Паркинсон медленно вернулась на своё место, не прерывая взгляда. — Вы — новый состав, и вам предстоит пройти долгий путь обучения. Многие из вас ещё не сталкивались с теми испытаниями, которые вас ожидают, и потребуется немало времени, чтобы освоить все тонкости этой работы. Это не просто вопрос теории, но и практики, которая требует не только знаний, но и стойкости, способности действовать в самых сложных ситуациях. Вы научитесь принимать решения в условиях давления, работать с теми, кто не всегда будет с вами согласен, и, главное, брать на себя ответственность за всё, что происходит. Она добилась своего. Пэнси сжала ладонь, впиваясь ногтями в кожу. Её учитель больше не мог видеть, как она управляет. Но, стоя здесь, она была уверена: он бы одобрил. Потому что каждый её шаг подтверждал простую истину. Неважно, кто на твоём пути. Их сломать легче, чем позволить себе слабость. Слабость она не могла позволить даже себе. Плачь не принесёт ничего, кроме новых синяков. В комнате пахло старой древесиной, злобой и холодным мылом. Пол был покрыт ковром, давно утратившим цвет; его ворс напоминал грубую щётку. Тёмный силуэт напротив двигался резко, каждое его движение сопровождалось гулким звуком шагов по каменному полу. — Смотри, — голос, слишком низкий для мужского и слишком хриплый для женского. — Видишь эту линию? Если переступишь её, то уж больше не вернёшься. Пэнси молчала, сцепив пальцы так крепко, что побелели суставы. У её ног валялся кусок разбитой чаши — белый, с голубыми завитками. Она никогда не любила этот узор. — Говори! — Резкий взмах, и удар по спинке кресла. Она не вздрогнула. Ни звука. В тот момент ей казалось, что от боли легче. Легче, чем от слов, которые разрушали изнутри, словно живая инфекция. Но она уже знала: слабость — это её тюрьма. И никто не откроет двери, пока она не научится держать их запертыми сама. В восемь лет она перестала плакать. Брюнетка стояла в коридоре старого особняка, её глаза холодно скользили по комнате. В одном из уголков стояла фигура, которую она не ожидала увидеть снова — Трейси Дэвис, её подруга детства. Несколько лет назад Трейси исчезла, оставив за собой лишь слухи и неясные воспоминания. Теперь она стояла перед ней, измученная, с едва скрытым страхом в глазах. На её плечах было несоответствующее бродягам обмундирование, и из её вида можно было понять: она скрывается от закона. — Ты всё ещё жива, — Пэнси бросила короткий взгляд на Трейси, стоя, как статуя, в дверном проёме. Её лицо оставалось бесстрастным, хотя внутреннее напряжение, которое она тщательно скрывала, чувствовалось в каждом её движении. Трейси подняла голову, её глаза блеснули, когда она всё же узнала знакомое лицо, но в этом взгляде не было радости, только тень отчаяния. Она шагнула вперёд, пытаясь снова войти в жизнь Пэнси, но та не двинулась с места. Она была готова к этому. — Пэнси, ты не можешь просто так оставить меня. Ты помнишь, что было? Мы были друзьями! — её голос звучал нервно, с оттенком упрёка. Пэнси не ответила сразу. Она продолжала смотреть на Трейси, изучая её, как хищник, который давно выбрал свою жертву. В её глазах был ледяной огонь, и она ощущала, что эта встреча не обещает ничего хорошего. — Ты действительно думаешь, что всё будет, как раньше? — её слова прозвучали безэмоционально, не оставляя места для сомнений. — Ты стала проблемой для системы, Трейси. Не только для себя, но и для всех вокруг. Я думала, ты умнее. Трейси остановилась, её губы задрожали, но она быстро взяла себя в руки. Она бросила быстрый взгляд на Пэнси, пытаясь найти хоть каплю сочувствия в её холодных глазах. — Ты не понимаешь, Пэнси. Всё, что я делала, было ради нас, ради наших идеалов, ради…, — Трейси не могла закончить фразу, её голос иссяк, будто сама мысль о прошлом стала для неё тяжёлым бременем. Прости. Кабинет в Министерстве был тускло освещён, на столе горела одинокая лампа. Паркинсон сидела напротив руководства, спина ровная, руки лежат на коленях. Каждый её вдох был размерен, каждая эмоция — под контролем. — Мы доверяем вам, мисс Паркинсон, — наконец начал министр. — Вы доказали свою преданность. Это задание не обсуждается. Перед ней положили тонкую папку. Имя на обложке читалось ясно, буквы словно горели: Трейси Дэвис. Пэнси не шелохнулась. Лишь слегка приподняла подбородок, чтобы взглянуть в глаза министру. — Она — предатель. Слишком долго пряталась, но нам известно, где она теперь. Ваш долг — отправить её в Азкабан. Или казнить, если сочтёте это необходимым. Ваша рука должна быть твёрдой. Пэнси кивнула. Её пальцы сжали края папки. Комната на мгновение замерла. Кто-то кашлянул, нарушая паузу, но на лице Пэнси не дрогнуло ни одной мышцы. Она встала. — Выполню. Министр слегка расслабился в кресле, остальные присутствующие начали перешёптываться. Но никто не сомневался, что Пэнси справится. На выходе из кабинета её ожидал привычный мрак коридоров Министерства. Папка в её руках казалась холодной. Пэнси остановилась возле старой мраморной колонны, откинула голову назад и закрыла глаза. На мгновение она позволила себе слабость — воспоминания, ворвавшиеся в голову, были яркими и чёткими. Летние дни, смех, хмурое лицо Трейси, пытавшейся казаться серьёзной, но не сдержавшей улыбку. Тепло исчезло так же быстро, как и пришло. Пэнси вдохнула, выровняла плечи и пошла дальше, стук её каблуков отдавался гулким эхом. На рассвете она уже стояла у старого полуразрушенного дома на окраине. Его окна были забиты досками, дверь прогнила, но магия внутри ощущалась отчётливо. Она знала, что Трейси там. Дверь поддалась на удивление легко. Внутри царил полумрак, воздух пах пылью и затхлостью. Трейси сидела в углу комнаты, книги разбросаны рядом. Она подняла голову, и её взгляд встретился с холодным выражением лица Пэнси. — Здравствуй, Трейси, — голос Паркинсон был ровным, безукоризненно спокойным. — Ты нашла меня, — Трейси произнесла едва слышно. Она медленно встала, её пальцы дрожали, но взгляд оставался твёрдым. — Я пришла не обсуждать прошлое. Тебя обвиняют в предательстве. У тебя есть один шанс: сопротивляйся — и всё закончится здесь. Подчинись — и я отправлю тебя в Азкабан. Трейси молчала. Её лицо было бледным, но взгляд метался, словно она искала способ спастись. Рука Пэнси уже потянулась к палочке, но она ждала. Её сердце билось равномерно, будто ничего из этого не имело значения. — Я не предатель, — Трейси подняла подбородок. — Ты это знаешь. — Это неважно, — Пэнси шагнула ближе. Трейси рванулась к палочке, но движение Пэнси было быстрее. Заклинание сбило Трейси с ног, ударив её в грудь. Она рухнула на пол, беспомощно хватая ртом воздух. Пэнси остановилась над ней. Её палочка упёрлась в грудь Трейси, а взгляд был холодным, как лёд на озере. — Твоё слово ничего не изменит. Моё — уже всё решило, — тихо произнесла она. Спустя мгновение воздух вспыхнул зелёным светом. Пэнси развернулась и вышла, возвращаясь в министерство. Больно. Шаги эхом отдавались в тишине пустого коридора. Она не спешила, находя удовлетворение в этом одиночестве. В её голове крутились мысли, но ни одна из них не приносила облегчения. Она давно научилась контролировать свои чувства, скрывать их за маской беспристрастности. Всё, что происходило в её жизни, было результатом её решений, и Паркинсон знала, что не имеет права жалеть о том, что произошло. В конце концов, в этом мире нельзя позволять себе слабость. Вдруг в её мыслях мелькнуло лицо. Лицо того, кого она предала. Она застыла на месте, не в силах двигаться дальше. В её груди что-то сжалось. Тот момент, когда она решилась на поступок, который навсегда изменил всё. Она была уверена в своём решении, но память о нём не отпускала. Её глаза закрылись, и она глубоко вдохнула, заставляя себя сосредоточиться. Это не имеет значения. Это было давно. Она снова и снова повторяла себе эти слова, но даже она чувствовала, что что-то внутри неё сопротивляется, пытаясь вырваться наружу. Её разум, закованный в цепи логики, пытался подавить чувство вины, но это не выходило. Где-то глубоко в её душе всё ещё горело пламя сожаления, которое она старалась не замечать. Но она не могла позволить себе быть слабой. У неё было большее дело, чем старые воспоминания. Больше задач, больше целей. В конце концов, она была лучшей. И с этим не поспоришь. Она ускорила шаги, решая для себя, что пора двигаться дальше, оставив это чувство позади. Но в её сердце что-то противилось, не позволяя забыть. Сердце не слушало. Слушать. Когда ей было семь, Пэнси набралась смелости. На семейном собрании, где обсуждали магическую политику, она вмешалась, предложив своё решение. Мать бросила на неё короткий взгляд, полный укоризны, а отец поднял руку, призывая к молчанию. — Твоя задача — слушать, пока не узнаешь достаточно, чтобы говорить, — сказал он спокойно, но так, что ей показалось, будто этот голос отрезал невидимую нить в её груди. Её детство пахло полированным деревом и старой кожей. Библиотека их дома была обширной, но в ней не находилось книг, способных утешить ребёнка. Там не было ни сказок, ни героев. Только тяжёлые фолианты по истории, магическим теориям и философии. Чтение стало её единственным убежищем. Каждое утро в их поместье начиналось с чётких распоряжений. Каждое утро она смотрела в зеркало, проверяя, правильно ли уложены волосы, достаточно ли совершенен её вид. Домовик застёгивал пуговицы на её мантии, проверяя, не пропустила ли она ни одной складки. Любая оплошность означала новый урок дисциплины. Но самым тяжёлым было не это. Самым тяжёлым был взгляд матери. Её глаза всегда были спокойными, даже холодными. В них не читалось ничего, кроме ожидания. Мать не учила её нежности. Мать учила её контролю. — Никогда не показывай слабость, — сказала она однажды вечером, когда они остались вдвоём. — Люди, которые видят, как ты спотыкаешься, станут твоими врагами. Эти слова впились в её разум, как клеймо. Она повторяла их себе, когда спотыкалась на дуэльных тренировках, когда ошибалась в произношении заклинаний, когда в голове шумели мысли, мешая сосредоточиться. К восемнадцати годам она уже знала, что всё, что происходило в их доме, было спектаклем. Семейные узы держались на страхе, лжи и чётких правилах. Её научили быть сильной, но никто не научил быть счастливой. Вечера наполнялись торжественными обедами, где каждый гость смотрел на неё, ожидая идеального поведения. Она держала спину прямо, улыбалась ровно настолько, чтобы не показаться холодной. Их дом был мрачным лабиринтом, где на каждом шагу стояли магические артефакты, напоминая: здесь нельзя расслабляться. Её миром были книги — тонкие тома с изысканными заклинаниями, старинные манускрипты о политике. Но больше всего она любила письма матери, которые та оставляла в тайнике своего письменного стола. В них не было прямого назидания, лишь заметки о баллах, чужих ошибках и редких моментах радости. Эти письма напоминали ей, что за фасадом семейной власти скрывается усталость. Но даже тогда Пэнси не думала бунтовать. Она была ребёнком, который знал своё место. Даже когда однажды, спрятавшись в старинной галерее, услышала, как отец кричит на мать, она не выдала себя. Стиснув кулаки, она молча смотрела на портреты предков, пока звук шагов не стих. Став старше, Паркинсон вспоминала эти моменты с холодной ясностью. Её мир был устроен для власти, но эта власть оставляла её в одиночестве. Она научилась быть безупречной, высокомерной, твёрдой. Каждый раз, когда кто-то пытался упрекнуть её, она вспоминала голос отца. Сила — это всё. Её научили побеждать, но никто не сказал, как справляться с этим грузом. Утро начиналось одинаково. Тишина, нарушаемая едва слышным шелестом бумаги и щелчками часов на каминной полке. Пэнси входила в кабинет, где уже ждали разложенные документы: отчёты, протоколы, проекты новых законов. Кабинет наполнялся светом, льющимся сквозь высокие окна, затянутые тяжёлыми шторами. Её помощник, сосредоточенный и аккуратный маг с идеальной выправкой, указывал на самые важные пункты, которые требовали её внимания. Никаких приветствий, лишь приглушённое покашливание — его единственный сигнал к началу дня. Она раскрывала первую папку, скользила взглядом по строчкам, выделяя важное: поставки артефактов, отчёты с рубежей, просьбы от магов низшего ранга. Решения принимались быстро. Карандаш ложился на бумагу, оставляя резкие, уверенные пометки. «Одобрено», «отказать», «на доработку». Помощник подхватывал документы, добавляя их в стопки, которые уже через несколько часов окажутся на столах других чиновников. Совещания шли с точностью до минуты. Её кабинет становился ареной, где маги обсуждали законы, защищали проекты и искали одобрения. Некоторые говорили с жаром, пытаясь доказать свою правоту, другие молчали, не смея перебивать. Их взгляды цеплялись за неё, но она оставалась неподвижной. Её ответы звучали резко, лишённые лишних слов. Когда маг уходил, она уже забывала его лицо. После обеда начиналась другая работа. Встречи с представителями гильдий, обсуждения контрактов, проверки финансовых отчётов. Люди приходили и уходили, склонялись перед ней, ожидая, что она даст указание. Никто не осмеливался задавать вопросы. Их задача — подчиняться. Недосказанность, которую никто не смел обсуждать. К вечеру кабинет пустел. За окном гас свет, превращая помещение в тёмную коробку с мягким свечением настольной лампы. Её ужин подавался на столе в соседней комнате. Сервировка оставалась идеальной, блюда готовились по расписанию. Она ела одна, не спеша, листая записи, принесённые слугой. Иногда она выходила на террасу. Ветер обдувал её лицо, принося запах влажной земли и холодного камня. Дом казался крепостью, в которой царила абсолютная тишина. Здесь её не ждали праздные разговоры или тепло чужого присутствия. Каждый вечер проходил одинаково. Сигаретный дым, постепенно заполняющий пространство, уносил от текущих забот. Каждое его облако, как утешение, накрывающее плечи после тяжелого дня, затуманивало мысли, позволяя на мгновение освободиться от давления времени и ответственности. Всё же эта передышка, хоть и краткая, была необходима. Паркинсон сидела в своём кресле, забыв о всех терзающих её задачах, о том, что каждый её шаг — это очередной расчёт, новая жертва на пути к цели. Множество вариантов, каждый из которых мог бы стать фатальным. И все они требовали внимания, не терпящего промедлений. На открытой террасе, Пэнси часто чувствовала, как этот ветер проникает в неё, поднимает, очищает от лишнего. В такие моменты город снизу казался далёким. Она любила наблюдать за людьми на улице, следить за их невидимыми связями. Там всё было ярким, пульсировало и двигалось. Но здесь, на высоте, у неё было ощущение полного контроля. Мир внизу продолжал вращаться, а она оставалась тем, кто его наблюдает, кто определяет, где он должен двигаться. Ещё одна затяжка, и лёгкость на душе позволила забыть хотя бы на мгновение о том, что все решения впереди. Удивительно, как несколько секунд, проведённых с сигаретой в руках, способны вернуть силы. В такие минуты Пэнси чувствовала, что всё возможно, что можно справиться с любыми трудностями, которые подкинет жизнь. И этот момент, в котором каждый выдох был наполнен спокойствием, а ветер приносил запах свежего старта, мог бы длиться вечно. Но реальность снова требовала своего. Пэнси медленно выдохнула, задержав взгляд на горизонте. В этом мире решения принимались быстро, а сомнения — это роскошь, которой она не могла себе позволить. Она поднялась, аккуратно обронив сигарету в пепельницу, и шагнула в сторону открытых дверей. Вновь на неё надвигалась буря — работа, обязанности, тот самый груз, который всегда был с ней. Но эта буря уже не пугала. Она не была первой, не будет последней. И она это знала. Возвращаясь в кабинет, она останавливалась перед портретами, висевшими в главном зале. Лица её предков смотрели с картин, напоминая, кем она стала и почему. В их взглядах не было мягкости, только ожидание. Её жизнь принадлежала этому дому, этим стенам, этому порядку. Всё, что она делала, было необходимо. Она двигала этот мир вперёд. Но когда вечерняя тишина становилась глухой, её мысли возвращались к одному: на вершине всегда холодно. Паркинсон стояла на высоком постаменте, её фигура была почти священно освещена из-за лучей закатного солнца, что предательски выделяло каждый изгиб её лица. Вокруг неё собралась большая толпа магов, каждый из которых с нетерпением ждал её слов. Она не любила такие моменты, но знала, что это необходимо. Подняв руку, все взгляды моментально устремились на неё. Взгляд её был твёрдым, глаза горели решимостью, и никто не смел отвести взгляд. Молниеносный холод пронзал её душу, но внешне она оставалась непоколебимой. — Магия — это сила. Сила, которая должна быть чистой и не поддаваться слабости. Мы не можем позволить себе ни капли сомнения, ни малейшего колебания, — её голос был твёрдым, уверенным, и каждое слово вылетало с такой силой, что казалось, оно выжигало землю под её ногами. — Я обещаю вам, мы очистим магию от всех тех, кто мешает ей быть величественной и могущественной. Её слова шли прямо в цель, точно поражая каждого, кто сомневался в её правоте. Толпа мгновенно взорвалась аплодисментами, шум прокатился по площади. Но среди всех этих восторженных лиц были те, кто не мог скрыть своего беспокойства. На мгновение воздух стал густым, когда взгляды некоторых магов встретились, и в их глазах читались страх и скрытая ненависть. Она чувствовала это. Чувствовала каждый ненавистный взгляд, направленный на неё. Но Пэнси не обращала на это внимания. Её цель была ясной, а каждый из этих взглядов — всего лишь мешающий шум. — Мы должны быть чистыми и сильными, и для этого нам не место для тех, кто может навредить нашей силе. Прочь слабость! Мы вытрем её из этого мира, и тот, кто не согласится с этим, заплатит цену. Шум толпы усилился. Некоторые начали кричать, остальные продолжали аплодировать. Пути назад не было. Звон бокалов и шелест дорогих тканей наполняли главный зал Министерства магии. Всё вокруг казалось идеальной картиной: строгие, но роскошные мантии, голоса, звучащие ровно и вежливо. В центре внимания — главный стол, за которым сидела Паркинсон. Её осанка напоминала статую, созданную с ювелирной точностью. Прямая спина, лёгкий наклон головы, каждый жест выверен, каждая деталь облика продиктована кодексом аристократического поведения. Гладкий шёлк её зелёного платья сливался с холодным блеском серебряных украшений, которые лишь подчёркивали её статус. Она не смотрела прямо на тех, кто говорил. Её взгляд блуждал, останавливаясь там, где нужно, задерживаясь настолько, чтобы создать ощущение значимости. Слуги, порхающие между столами, казались невидимыми для неё, но знали, что достаточно одного её движения — и вечер для них закончится незабываемо плохо. Свет от парящих ламп отражался в бокалах с вином. Он играл в её глазах, делая их почти гипнотическими. Никто не осмеливался подойти ближе, чем дозволено, даже самые влиятельные гости. Едва заметная улыбка играла на её губах. Здесь собирались самые влиятельные фигуры магического мира — главы департаментов, представители старинных домов, ведущие артефактологи. Их разговоры переплетались в невидимые сети, полные скрытых угроз и обещаний. Рядом с ней устроился Эдмунд Роули, известный своим пристрастием к интригам. Он повернулся к ней, склонив голову чуть ближе, чем этого требовали правила этикета. — Вы слышали, мисс Паркинсон? Ходят слухи, что семейство Фоули собирается предложить законопроект о восстановлении древних магических практик. Она отвела взгляд от бокала, которого едва успела коснуться, и посмотрела на него, слегка приподняв бровь. — Слухи, мистер Роули, — произнесла она, аккуратно раздвигая салфетку на коленях, — это самое дешёвое оружие в вашем арсенале. Удивительно, как часто вы предпочитаете его реальной стратегии. Его улыбка слегка дрогнула, но он быстро взял себя в руки. Звук бокалов, звонко ударяющихся друг о друга, отвлёк её внимание. В дальнем углу стола министр обсуждал с коллегами новый устав для школы магии, каждый его жест казался нарочито демонстративным. Пэнси знала, что их спор был просто отвлекающим манёвром, разыгранным ради публики. Истинное сражение шло здесь, в центре стола, где каждый участник пытался захватить инициативу. — Вам стоит быть осторожнее, мисс Паркинсон, — продолжил Роули, его тон стал более настойчивым. — В мире политики одно неверное слово, и вас просто сотрут из памяти. Она сделала вид, что обдумывает его слова, позволив тишине заполнить пространство между ними. Затем посмотрела на него, как хищник на добычу, готовый нанести смертельный удар. — Забавно слышать это от человека, который последние два года потратил на то, чтобы стереть из памяти собственные ошибки, — сказала она, не повышая голоса. Эдмунд напрягся, его лицо лишилось той уверенности, с которой он начал разговор. — Но вы правы, конечно, — добавила она, отставив бокал. — Политика — дело опасное. Поэтому советую вам выбирать слова с такой же тщательностью, с какой я выбираю своих союзников. Она наклонилась чуть ближе, будто хотела поделиться секретом. — Слово может быть оружием, мистер Роули. Но главное — уметь им пользоваться, чтобы оно не обернулось против вас. Роули не ответил, лишь отвернулся, притворяясь увлечённым разговором с соседями. Пэнси откинулась на спинку стула, наблюдая за остальными. Она знала, что ещё один раунд игры выигран, а до конца вечера она займёт ещё несколько ключевых позиций. В центре зала раздавался низкий, почти бархатный голос француза Лорана Деверо. Он говорил неторопливо, так, чтобы каждое слово успевало осесть в сознании собеседников. Его фигура, облачённая в глубокий синий мундир с серебряной вышивкой, излучала уверенность. Руки, сложенные за спиной, выдавали привычку держать контроль в любых обстоятельствах. Пэнси стояла напротив него, опираясь спиной к массивному окну, через которое лился холодный свет магических фонарей. — Ваши доводы, мисс Паркинсон, мягко говоря, впечатляют, — произнёс Деверо, сделав шаг вперёд. Его голос обволакивал, но в нём сквозила насмешка. — Однако вы забываете одну важную деталь. Принятые меры уже доказали свою эффективность. Зачем нам менять что-либо, если порядок установлен? Она ответила не сразу. На мгновение воцарилась тишина, наполненная только шорохом ткани и редким скрипом перьев по пергаменту в углу комнаты. Её губы изогнулись в едва заметной улыбке, словно она слушала совсем другой вопрос. — Эффективность? — произнесла она, не повышая голоса. — Или иллюзия порядка, которой вы так дорожите? Он нахмурился, но промолчал, позволяя ей продолжить. — Ваши «меры», магистр, скорее напоминают латание дыр в старой парусине. Можно бесконечно зашивать её, но буря всё равно разорвёт ткань. И, поверьте, это не гипотетика. Его взгляд сузился, но она уже шагнула ближе, сокращая расстояние между ними. — Буря? — Деверо ухмыльнулся, чуть склонив голову. — Вы преувеличиваете, мисс Паркинсон. Такие заявления звучат слишком эмоционально для обсуждения серьёзных магических реформ. Она приподняла бровь, словно он только что сказал что-то откровенно нелепое. — Эмоционально? — в её голосе прозвучала лёгкая насмешка. — Это слово часто используют те, кто боится столкнуться с фактами. Она сделала ещё один шаг, её взгляд впился в его лицо, как клинок, оставляющий тонкий, но болезненный след. — А факт в том, магистр, что ваш так называемый порядок работает только потому, что его держат на плаву маги, которым вы даже не дали права голоса. Вы гордитесь этой системой? Деверо молчал, хотя его пальцы чуть заметно дёрнулись за спиной. Её слова, как она заметила, всё же задели. — Порядок, основанный на страхе, магистр, развалится. Это только вопрос времени. И если вы не готовы взглянуть правде в лицо, то, возможно, ваше место за этим столом займёт кто-то более дальновидный. Его лицо осталось каменным, но в воздухе повисло напряжение. Остальные в зале затаили дыхание, наблюдая за этой дуэлью умов. — Вам стоит быть осторожнее, мисс Паркинсон, — сказал он наконец, но его голос утратил прежнюю уверенность. — Иногда слишком смелые слова приводят к необратимым последствиям. Она наклонилась чуть ближе, не скрывая ухмылки. — Это предупреждение или угроза? — её глаза сверкнули, как сталь на солнце. — Если первое, то позвольте мне вас предостеречь, магистр. Я выбираю слова с такой же точностью, с какой вы выбираете своих противников. А уж ваши ошибки, я уверяю, я превращу в ваше самое слабое место. Он ничего не ответил, сделав шаг назад. Она же откинулась на спинку кресла, спокойно наблюдая за тем, как он снова занял своё место. Шум в зале стих, и голос, раздавшийся из угла, приковал внимание. Молодая ведьма, стоящая у длинного стола, позволила себе возразить Пэнси. Её лицо светилось уверенностью, в глазах отражалось мнимое превосходство. — С такими методами мы не придём ни к чему, мисс Паркинсон, — самоуверенно высказала она. Голос дрогнул, но в нём всё ещё оставалось вызова больше, чем осторожности. — Ваши решения могут подорвать всё. Пэнси медленно повернула голову, встречая взгляд смельчака. Она не поднялась из кресла, но ощущение, будто воздух в помещении стал плотным, невозможно было игнорировать. — Подорвать? — произнесла она, протягивая слово, как будто пробуя его вкус. — Если вы настолько уверены в своей правоте, тогда объясните, почему именно я управляю этой организацией, а ваше имя даже не указано на двери кабинета? Её голос прозвучал ровно, почти безэмоционально, но в этом тоне было больше угрозы, чем в любом крике. Люди в зале замерли, ожидая ответа, но ответа не последовало. — Что ж, — продолжила Пэнси, поднимаясь. Её движения были спокойны, отточены, как если бы она заранее спланировала каждую деталь. — Если слова закончились, займитесь делом. Или найдите себе другую комнату для споров. Она обвела взглядом остальных. Никто не решился посмотреть ей в глаза. Даже те, кто ещё секунду назад поддерживал мятежницу, теперь выглядели раздавленными. — Я не ищу согласия, — бросила она, останавливаясь у края стола. Её взгляд остановился на той, что осмелилась возразить. — Мне нужен результат. И если вы хотите спасти своё место, научитесь понимать разницу. Молодая ведьма отступила на шаг, пытаясь исчезнуть под этим холодным взглядом. Пэнси не потребовалось больше ни слова. Рядом раздался голос Люциуса Малфоя, его речь была полна традиционной уверенности. Он что-то говорил о будущем, о Лорде, но Пэнси его не слушала. Её внимание привлекал гость в дальнем углу зала. Мужчина двигался слишком осторожно, избегал встреч с глазами остальных, смотря лишь на неё. Сердце Пэнси учащённо забилось. Она знала таких. Это был человек, который пришёл не ради светской болтовни. — Кто этот? — тихо спросила она, не оборачиваясь. Её голос прозвучал ровно, но в нём читался приказ. — Курт Вестфилд, — раздался ответ за её спиной. Помощник появился бесшумно, словно тень. — Недавно прибыл из Болгарии. Занимается торговлей магическими артефактами. Пэнси лишь кивнула. В следующую секунду мужчина почувствовал, как холод пронзил его спину. Она подняла бокал и сделала медленный глоток, наблюдая за ним сквозь хрусталь. Курт, кажется, это заметил. Он сделал шаг назад, но тут же остановился. Её движения были лёгкими, но в них читалась сила, которой было достаточно, чтобы остановить любое сопротивление. Она двинулась в его сторону, словно хищник, приближающийся к добыче. Мужчина напрягся, но не смог скрыть тревоги. Её взгляд был жёстким, и в нём читалось предупреждение. — Добро пожаловать в Лондон, господин Вестфилд, — произнесла она с той вежливостью, что больше походила на ловушку. — Надеюсь, вы наслаждаетесь нашим гостеприимством. Мужчина замер, не осмеливаясь отвести взгляд от её глаз. От движения, казалось, зависело всё: жизнь, смерть и то, как быстро он покинет этот свет. Лицо его было каменным, но руки предательски дрожали. — Боюсь, я не могу оценить ваши старания, мисс, — прохрипел он, голос напрягся, словно от собственного веса. — Ваш Лондон оказался чересчур гостеприимным. Она улыбнулась. Улыбка была тонкой, холодной, будто стекло, готовое треснуть от малейшего прикосновения. Не ответила сразу, давая паузе растянуться. — Что вам нужно? — спросил он. — Ваше внимание, — ответ был мгновенным, прямым. Она не дала ему времени осмыслить сказанное, шагнув ещё ближе. Голова слегка тронулась влево, будто пытаясь обойти опасность боковым движением. — Если вы думаете, что сможете… — Я не думаю, — оборвала она его, голос стал твёрже. — Я знаю. Пэнси, не спуская с него взгляда. Мужчина заметил, как её лицо становилось всё более холодным и решительным, а взгляд, казалось, прожигал его насквозь. Он не мог больше отвести глаз. — Вы пришли не просто за разговором, господин Вестфилд, — её голос стал резче, а интонация приобрела ледяную четкость. — Вас интересует нечто большее, чем просто наша болтовня. И я уверена, что вы не ожидаете от меня просто приветствий и случайных слов. —Вы пришли по делу, не так ли? — продолжала она, остановившись всего в нескольких шагах от него. Лёгкое движение, и её пальцы сжались вокруг бокала, почти ломая его. — Я не привыкла тратить время на несущественные вещи. Его уверенность тает семимильными шагами. Всё, что казалось ранее управляемым, теперь выглядело отчаянно ускользающим. Её голос был тихим, но с каждым словом он ощущал всё большую тяжесть в воздухе. Он сделал глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки. Он знал, что Паркинсон была не из тех, кто позволяет себе слабости, и сейчас он ощущал это на каждом уровне. Он тоже был хитрым игроком, но её хладнокровие и уверенность выбивали почву из-под ног. — Я пришёл за информацией, — сказал он, стараясь сохранить спокойствие в голосе. — Это не более чем деловое соглашение. Пэнси не сказала ни слова, но её взгляд сказал всё. Она наблюдала за ним, как хищник за своей жертвой, не выказывая ни малейших эмоций. Она слегка наклонила голову. — Информация? — она повторила его слова, почти игнорируя их значение. — Вы не можете манипулировать этим, — она продолжала, её глаза впились в него, как крылья ночи, полные силы и угрозы. — Я не теряю времени на тех, кто недооценил меня. Так что расскажите, что вам действительно нужно, или убирайтесь отсюда. Я надеюсь, вы не ожидали, что я буду удовлетворяться ложью. Курт сглотнул, не скрывая напряжения. Он видел, как она с каждым словом всё сильнее запечатывает его пространство. Он привык к ситуации, когда можно было торговаться, искать лазейки, но здесь было не так. Она не оставляла ни малейшего шанса для манёвра. — Хорошо, но я не пришёл сюда, чтобы сдаваться, — произнёс он, чувствуя, как его голос становится всё более твёрдым. — Я ищу союзника, не врага. И у меня есть информация, которая вам может быть полезна. Вы не хотите её упускать. Пэнси снова приподняла бокал и, не отрывая взгляда от него, сделала ещё один медленный глоток. Её реакция была медленной, проверяя каждое слово. Она могла бы развернуть этот разговор в любую сторону, но решила дать ему возможность. Пока. Он никогда не был склонен к панике, но в этот момент что-то в её взгляде заставляло его сомневаться. Его пальцы чуть сжались, и он сделал шаг назад, пытаясь сохранить хоть какой-то контроль над ситуацией. — Вам не понять, что я могу предложить, — добавил он, пытаясь вбить в её сознание мысль, что он далеко не тот, кого можно игнорировать. — У меня есть информация о том, что грядёт. О том, что касается вашего Лорда. Не требовалось слов для того, чтобы понять — она не верит. — Лорд? — произнесла она, её голос был мягким, но с тем холодным отголоском угрозы, что заставлял его вздрогнуть. — Возможно, но вам нужно убедить меня, что ваши слова не просто пустые угрозы, — добавила она, обводя его взглядом.