Unverletzlichkeit

      Очередное раннее утро. На улице, по ощущениям, за минус сорок — окна автомобиля покрылись морозными узорами и только лобовое стекло давало обзор, не заледенев от мороза. Россия благополучно проспал всю дорогу, постепенно съехав немцу головой на колени и свернувшись в подобие клубка на автомобильном кресле. Третий Рейх, к сожалению, не такой адаптивный и спать в машине не может, только проваливался в лёгкую дрему, но просыпался на любой кочке или яме, с раздражением протирая глаза, но стоило только взглянуть на свой трофей, и желание ругаться сходило на нет. Вид спящего у него на коленях русского удивительно хорошо успокаивал, что мужчина не чурался гладить того по волосам, пока есть такая возможность, и вновь пытался хотя бы прикоснуться к царству Морфея.       Прибыв в пункт назначения, фюрер наконец смог вдохнуть полной грудью. Шофер привёз их к резиденции немца, в более отдалённом месте, где не мешают лишние глаза и уши. Роскошь? Естественно. Но Третий Рейх считал себя исключительной фигурой в стране, чтобы позволить себе такую небольшую роскошь, в обмен на спокойствие среди граждан, которые при виде своего воплощения млели от благоговения и хорошо уловимого волнения. А живя в небольшом удалении, Рейх сам чувствовал спокойствие, ведь его окружал тихий лес без единого соседа.       — Россия, вставай, — мужчина бережно потрепал парнишку по плечу, отчего тот сонно завозился и медленно принял сидячее положение. Его глаза слегка опухли после слёз и продолжительного сна, из-за чего Федерация смотрел вниз с сильным прищуром и принялся тереть веки кулаками, пытаясь прогнать остатки сонливости. Парень чувствовал себя очень вяло, сил не было совсем, словно он не спал, а батрачил на заводе всю ночь, к тому же на него навалилась апатия. Он сразу понял, что они приехали в Берлин, а значит на его свободе и преданности отцу можно поставить жирный крест, как на могиле. РФ глянул стеклянными глазами на немца. — Не смотри так печально, ты здесь не пленник, — фюрер устало усмехнулся, желая как можно скорее зайти в дом и лечь на нормальную кровать, хотя для сна времени выделить не откуда. — Пошли.       Мужчина первым вышел из автомобиля, а следом выполз Россия. На улице его сразу обдало холодным ветром и парень зябко поёжился, вжав голову в шарф. Пока Третий Рейх что-то говорил на немецком солдатам, у Федерации появилась возможность осмотреться и окружающий вид его малость беспокоил, но не так сильно, чтобы начать паниковать. Нацист давно рассказывал ему о своей резиденции, что она находится почти в глуши, так что парень не удивился, увидев роскошный дом с не одним этажом. Когда-то давно русский правда хотел побывать тут в гостях, когда ещё был между русскими и немцем мир, но сейчас, за место радости и восторга, чувствовал лишь колкую пустоту в сердце. Красивое здание станет его новой клеткой, где вместе обычных солдат за ним будет постоянно присматривать сам Третий Рейх, а он, в отличие от беспечных солдат, будет делать это тщательнее.       Отправив подчинённых отдыхать, фюрер повёл желанного гостя в дом. Шёл быстрым шагом, сгорая от нетерпения, а Россия едва за ним поспевал, ещё не проснувшись и не набравшись сил. Когда же они добрались до главной двери, её перед ними открыла незнакомая девушка, пропуская двух воплощений в тёплое помещение. Федерации забыл удивиться, больше акцентируя внимания на тепле дома, всё ещё морозно вздрагивая.       — Здравствуй, Клара, — к удивлению русского, вежливо приветствуют очевидно горничную Рейх, снимая верхнюю одежду и отдавай той в руки. Кивком головы немец предлагает парню сделать тоже самое и русский принялся расстёгиваться. — Мне нужно поговорить с Линдой, она здесь?       — Да, герр, — девушка кивнула и, повернувшись к гостю, мягко улыбнулась ему, протягивая свободную руку, чтобы принять вторую куртку. Россию от этого только передёрнуло, ведь немка даже не подозревает, на каких правах он тут находится и улыбается ему так мило, предлагая помощь. Почему-то у младшей державы затряслись руки, что не укрылось от внимательного взора Клары. Горничная аккуратно перехватила вещь из рук русского.       — Позови её в мой кабинет, — Третий Рейх тоже заметил резкое ухудшение в состоянии русского, но пока что ничего не сказал.       — Будет сделано, герр, — девушка слегка поклонилась и скрылась в неизвестном направлении.       Только когда они остались одни, РФ беспокойно спрятал руки за спиной, смотря исключительно в пол. ТР же хмуро за этим наблюдал, подмечая все возможные детали в поведении РФ. Мелкая дрожь, тряска рук, лихорадочно блестящие глаза — мальчик будто приболел и немцу симпатизирует больше этот вариант, чем задатки истерики. Истерика отнимает слишком много сил для обеих сторон, а фюрер уже на добром слове держится. Следует отвлечь Россию чем-то нейтральным.       — Что ты хочешь на завтрак? — мужчина постарался звучать, как можно мягче и улыбнулся лишь одними уголками губ, дабы не провоцировать панику своими внушительными клыками.       Федерация поднял на немца растерянный взгляд. О боги, он правда думал, что его тут будут держать, как зверушку? Не кормить, не любить? Третий Рейх готов был хоть сейчас убедить русского в обратном и задушить его заботой, но парень в штыки принимает любое действие со стороны нациста. Это немного раздражало любвеобильного немца, ведь ему приходилось держать себя в руках, за место того, чтобы наконец показать РФ свои чувства в полной мере.       Третий Рейх с лёгким весельем фыркнул.       — Ты должен был реабилитироваться за время пребывания в камере, сейчас тебе можно съесть что-то повкуснее пресной каши, — мужчина разворачивается, приглашая младшего пройти вглубь здания, а не топтаться в прихожей.       Пока Россия пребывал в камере, фюрер распорядился, чтобы его кормили нормально, а не как обычного пленника. Не кулинарные изыски, но питательная еда, без избытка соли или сахара, чтобы до этого голодающий желудок не свернулся в трубочку от резкого изобилия пищи. По доносам солдат, русский не привередничал и всё съедал, значит и беспокоится о проблемах с желудком нет смысла.       — Я не знаю, что хочу, — честно и очень неохотно отвечает РФ. Для него мысль сделать своеобразный заказ в доме врага — дикость, приносящая лютый дискомфорт. Он и до этого терзался ужасными мыслями, пока его кормили, чуть ли не, как царя, а другие пленники крошки выпрашивали, а сейчас и вовсе его спрашивают, чего бы он хотел. Безумство какое-то.       — Не критично, — пожимает плечами фюрер. Не знает, так не знает, парень ещё не пришёл в себя, это нормально. — Тогда Клара приготовит на свой вкус и ты должен будешь это съесть.       Россия был готов вскинуться на это приказывающие «должен», но сам себя осёк, понимая, что он будет выглядеть, как капризный ребёнок. Дескать, то не хочу, сё не хочу! РФ уже намекнули на его капризный нрав, ему легче не станет, если он снова упрётся, как баран.       — Хорошо, — пассивно соглашается держава, приобняв себя одной рукой. А как ему себя ещё вести? Он украден с родной земли, он ничего и никого тут не знает, даже понятия не имеет о том, как он должен себя вести и реагировать на предложения хозяина дома. Казалось, чуть что не так скажешь, и его прикуют цепями к стене в качестве наказания или для удовольствия садиста. Это неопределённость мучила его с момента пробуждения и спросить немца на прямую уже не кажется такой плохой затеей. — Зачем я тебе тут? Что ты собираешься со мной делать?       Мужчина остановился и Россия позади него тоже, уже мысленно пожалевший о своём вопросе. Фюрер глянул на русского через плечо взглядом, а-ля «Серьёзно?». Федерация ещё больше стушевался, но от вопроса не собирался отказываться. Ему нужна определённость, которой у него нет с самого начала войны, а после приезда в Берлин и вовсе ушла в минус.       — А что люди делают с теми, кого любят? — на вскидку спрашивает нацист, устало потерев переносицу. Как же его злит неприспособленность его организма ко сну в разных условиях, он хочет сейчас поспать хотя бы часика два, а уже потом вести философские — и не только — беседы с беспокойным русским.       — Ты не говорил, что любишь меня, — совсем тихо отвечает Федерация, опасаясь случайно разозлить немца.       Третий Рейх аж обернулся. В его глазах читалось что-то среднее между недоумением и лёгкой обидой, потому что в его понимании всё очевидно до абсурда, но РФ твердолоб и не принимает действительность, продолжая упорно думать, что немец пошутил. Рейх никогда о таком не шутил. Внезапная догадка озарила фюрера, отогнав сети сна.       — Подожди, — мужчина подошёл впритык к окаменевшему парню. Рейху и смешно, и плохо одновременно от посетившей его мысли. — Ты что, думал, будто я тебя хочу использовать, как секс-игрушку?       Щёки парня мгновенно вспыхнули от такого словосочетания. Он явно думал не так, но общий смысл немец уловил правильно. Россия поджал губы от смущения, а его заблестевшие глаза упёрлись в пол — настолько стыдно звучала догадка фрица, попавшая точно в яблочко.       — О боже, Россия, — Третий провёл ладонью по лицу, поражаясь с их дуэтного недопонимания. Хотя будет тут пахнуть пониманием, когда один враг, а другой сын противника. Федерация ещё больше покраснел, у него загорелись уши и шея, что стало до смешного жарко, как будто в парилке. Теперь кофта кажется совершенно лишней и хотелось её снять, как можно скорее, пока держава не пропарился, словно печёное яблоко.       — А к-как я ещё должен был т-тебя понять?! — резко громко подал голос держава, продолжая гореть от смущения. Ему срочно нужно на улицу, здесь слишком жарко. — Д-домогаешься меня, средь бела дня и удивляешься, ч-что я так думаю! — обвинительно указывает на очевидный косяк фрица РФ. Фюрер выразительно изогнул брови.       — Домогаюсь? — повторил он обвинение сам, скрестив руки на груди. — Поверь, мой дорогой, это были не домогательства, хотя, признаться честно, подобные мысли проскальзывают время от времени, но только потому что, это нормальная реакция на любимого человека.       — Нормальная?! — испуганно-возмущённо пискнул РФ, который дальше держания за ручки и не доходил в этой жизни. Как-то выпал в его жизни момент из пубертатного периода, когда мальчики грезят о девочках. Или о других мальчиках.       — Да ты же совсем зелёный, — посмеивается мужчина, прекрасно понимая, откуда такая реакция. Его не злили крики и возмущения, а наоборот, ему стало удивительно весело и интересно. — Ты в самом деле ни с кем ещё не целовался даже?       — А это здесь причём? — стыдливо хмурится парень, сгорбившись, прятаясь таким образом от внимательного немца. И что, что не целовался? Ему не до этого было, между прочим, как раз из-за Третьего Рейха!       — Как это мило, — ласково улыбается фюрер, умиляясь бухтению русского, как с мяуканья маленького котёнка. Милота да и только.       — Ни чёрта подобного, — Федерация проводит ладонью по затылку, не зная, куда деть руки в порыве эмоций.       — Как скажешь, котёнок, — только сильнее подначивает русского фриц, прикрыв лисью улыбку кулаком. РФ аж дёрнулся от новой клички, а в его голове что-то звучно треснуло — должно быть хрупкое стекло между прошлым и настоящим.       — Я тебе не котёнок, — фырчит недовольно Федерация, состроив самую злую морду, на которую способен на голодный желудок. Как раз о нём. Живот парня издал довольно громкий урчащий звук, напоминающий немцу, что пора поторапливаться.       — До котика ещё не дорос, — ставит точку в их споре Третий Рейх и вновь направляется в только ему известном направлении. Россия гневно бурчит себе под нос ругательства, но идёт следом.       Выбор комнаты, где будет жить русский, даже не стоял. Фюрер давно в уме решил, что младший будет у него почти под боком, пока не привыкнет и не освоится в доме, а там уже можно потихоньку его к себе перетаскивать. А пока что пусть РФ думает, что у него есть личное пространство. Объяснив на первое время элементарные вещи, где ванная, где вещи и куда ходить не стоит, нацист оставил Россию одного, дабы тот смог привести себя в порядок и немного успокоиться.       Горячий душ. Как давно о нём мечтал любитель покупаться. Федерация мог бы воротить нос и тут, дескать, дом не его, а вражий, значит благами пользоваться не буду, но немец непрозрачно так намекнул, что капризничать здесь тоже не стоит, а лучше заткнуть вопящую гордость и принять те блага, что ему дают безвозмездно. Почти безвозмездно. Третий Рейх не обмолвился о том, чем будет расплачиваться РФ за проживание в роскошной резиденции. Явно не деньгами, а телом, как нацист уже раз намекнул. Мысли о подобном пугали и приводили в ярость одновременно, и только на силе жгучих эмоций парень заставил себя тщательно умыться и переодеться, так сказать, на зло всему.       Комната его пребывания намного лучше камеры. Она просторная, светлая и с мягкой кроватью, на которую парень сперва побоялся сесть, а как присел, забыл на мгновение, на что злился. Мягкость перины унесла русского куда-то в дальние края и он позволил себе упасть спиной на кровать, блаженно прикрыв глаза. Простая человеческая радость, но как давно он её не чувствовал. Немного корёжило изнутри из-за того, что он в стане врага, но пока он лежит в столь мягкой кровати, ему всё кажется не важным. Вот когда заставят встать, тогда он снова обозлится и скусит самую страшную рожу, начав обдумывать план мести или побега. Не важно, из-за каких чувств Третий Рейх привёл его сюда и намерен держать рядом, Россия твёрдо уверен, что не намерен ему подыгрывать. Его не подкупишь роскошью и достатком.       Спустя примерно час за ним зашла знакомая Клара и жестом пригласили пройти за ней. Федерация послушно встал и вышел из комнаты. Клара не казалась плохой, тем более она тут горничная или что-то вроде того, значит это её работа, её сложно осудить. К тому же у неё очень приятная внешность. Высокий рост, длинные и светлые волосы, собранные в косу, ласковая улыбка и добрые глаза. РФ без понятия, откуда взялось такое впечатление, но он словно чувствовал, что немка ему не враг. Она просто обычный человек, который служит своей стране.       Девушка привела его на просторную кухню совмещённую со столовой, где накрыт завтрак на одного. Федерация вопросительно показал на себя и немка ему подтверждающее кивнула с улыбкой. Поблагодарив девушку по-немецки, получив в ответ приятное удивление с её стороны, РФ принял приглашение позавтракать. Клара приготовила пшенную кашу с ягодами и небольшие лепёшки, похожие на оладьи, только чуть пышнее, с вареньем. В дополнении шёл горячий чай. Россия смотрел на эту красоту и не мог отделаться от мысли, что его действительно подкупают. После столь долгого времени недоедания и откровенной бурды, а не еды, Федерация боялся притронуться к нормальной пище. Она казалась такой фантомной и какой-то далёкой, но, когда держава отважился попробовать одну ложку каши, у него на глаза навернулись слёзы.       Это было потрясающие вкусно.