Гримуар Баал

      Сава всё-таки не убила Занкроу.       После возвращения во дворец, осмотра целителями и чародеями, которые мастерски залечили ей раны от антимагического оружия, а также отчёта перед Верховным ярость, пылавшая в ней, утихла. Мечущиеся мысли наконец устаканились, и разум будто сковало льдом.       Церер Фаберлан был прав: он спас её, и как минимум за это Сава была ему благодарна. Пока он отчитывался перед Верховным и во всех подробностях рассказывал, что происходило в поместье с той самой минуты, как экипаж Хайттаров остановился у ворот, Сава следила за ним, укутавшись в плед, заботливо выданный лекарем. В кабинете церера Адора они проторчали несколько часов, и к тому моменту, как вышли, праздничные гуляния в честь принца Северина утихли. Сава не была расстроена, что всё пропустила. Лишь немного зла на церера Фаберлана за то, что он не раскрыл ей некоторые важные детали о Хайттарах.       И рада, что выжила.       Из рассказа церера Фаберлана стало ясно, что он, вновь заметив Реммаса Норкенса (также арестованного), сразу же узнал, где Сава. Как именно, он не сказал, но Верховный специально для неё повторил, что церер Фаберлан и впрямь искал её. О планах Норкенсов он не знал, действовал по ситуации, и доказательство этому отпечаталось на запястьях и щиколотках Савы шрамами. Она, до этого то ли усыплённая, то ли оглушённая кем-то, очнулась за пару минут до того, как появился церер Фаберлан. Почему-то антимагические кандалы на неё надели не сразу. Сава предположила, что её похитителям было нужно, чтобы магия не была заперта внутри неё, но подтверждений этому пока не нашла.       Допрос арестованных, чудом выживших после церера Фаберлана, Верховный отложил до утра. Отчёт перед королём — тоже. Он сказал, что утром пошлёт за Савой и церером Фаберланом слуг, чтобы проводить их к королю, а до тех пор они могут отдыхать.       Сразу же после этого Сава поплелась в Лазуритовый павильон, к себе, а церер Фаберлан почему-то увязался следом. Сил, чтобы избавиться от его общества, не нашлось. В кабинете он призвал Гримуар, уселся за её стол и принялся выписывать что-то из магической книги. Сава была слишком вымотанной, чтобы продолжать орать на него, и просто ушла в свои покои, благо в них церер Фаберлан зайти без её помощи не мог. Минут через двадцать, уже переодевшись в простые рубашку и длинную юбку, она вернулась и приложилась лбом о дверной косяк, обнаружив чародея на том же самом месте.       — Вы тут ночевать собрались? — раздражённо спросила Сава, заходя в кабинет. Маленькие шары магического света вспыхнули чуть ярче.       — Расследование ещё не окончено, — ответил церер Фаберлан, ведя кончиком пера по странице своего Гримуара. — К тому же, терпеть не могу оставаться в долгу, так что быстро говори, что мне делать.       Сава растерялась.       — В каком смысле?       — Если бы ты не попалась, я бы не узнал, что под домом Норкенсов проводят какие-то сомнительные ритуалы.       — А если бы я знала о вашем плане больше, то не попалась бы и не пострадала!       — Так мне что, оплатить тебе новый гардероб только с закрытыми рукавами? Без проблем.       — Не нужен мне новый гардероб!       — Украшения? Побрякушки всякие или финтифлюшки? Что? — с неподдельным удивлением выдал он, когда Сава хлопнула себя по лбу. — Разве девушки не любят всякую блестящую ерунду?       — Девушки любят, когда в их кабинетах не сидят невоспитанные чародеи, из-за которых они чуть не умерли.       — Ты могла умереть не из-за меня, а из-за тех, кто работает с Норкенсами, — поправил Занкроу, указав на неё пером. — Я тебя спас, а теперь рассчитываю, что ты немного поработаешь головой и поможешь с расшифровкой всех этих фраз…       Сава натянуто рассмеялась. Как только церер Фаберлан вообще мог думать о расследовании? Они чуть не умерли, а он…       Нет, умереть могла Сава. Её застали врасплох, её заковали в антимагические цепи, вокруг неё запели на древнем языке, отдельные фразы которого она даже не смогла запомнить из-за ужаса, ледяными пальцами впившегося в лёгкие и сердце. Такое с Савой было впервые. Пока лекари осматривали её, её колотила крупная дрожь, а от одного взгляда на вечно обезображенные запястья хотелось плакать. Сава не позволяла слезам пролиться, только не в присутствии других, и сейчас старалась не смотреть на руки, чтобы не разрыдаться.       Неужели это — цена за получение ответов и спокойный сон горожан?       В сравнении с уже отнятыми жизнями и угрозой, которую, вероятнее всего, они предотвратят, шрамы были малой ценой. Сава пыталась убедить себя, что готова её заплатить, как и церер Фаберлан: после того, как и его осмотрели и вручили чистую рубашку, Сава мельком увидела у него на спине полоску свежего шрама, частично прервавшую рисунок магнолий.       Они же чародеи, следующие за богом-творцом. Энки учит, что они должны помогать простым людям. Спасать от тьмы, направлять к свету. Быть церерами, несущими знанию и защиту.       Шрамы — совсем малая цена, которую Сава могла заплатить. Она мысленно повторяла это снова и снова, пока церер Фаберлан, не обращая на неё внимания, продолжал биться над расшифровкой, но так и не убедила себя.       Ей было больно, и от этой боли нельзя было спрятаться. Она засела глубоко внутри, ощущалась давлением от повязок, которые лекари на самом деле сняли пару часов назад, ведь шрамы Савы, как оказалось, не требовали столь долго ухода и покоя. Церер Фаберлан нашёл её раньше, чем антимагические кандалы разъели кожу и причинили ей ещё больше боли, и за это Сава была ему благодарна.       Наблюдая за тем, как он стучит кончиком пера по губам, то и дело записывая что-то на исчерченные листы, а потом проверяет свой Гримуар, Сава медленно успокаивала дыхание, загоняя боль ещё глубже, туда, где та будет звучать далёким эхом. Спустя долгие минуты, когда шуршала только бумага да перо царапало о неё, Сава окончательно подавила пугающие мысли. Ей необязательно увязать в них сейчас и мучить себя до самого утра, когда придётся повторно отчитываться перед королём. Тот факт, что Верховный не повёл их к королю сразу, казался Саве немного странным, но она была слишком уставшей, чтобы спросить об этом, и отчаянно мечтала об отдыхе.       И если поначалу она хотела проплакать в своей спальне всю ночь, то теперь смотрела, как церер Фаберлан вчитывается в свои записи, и крутила в голове мысль, что ей необязательно оставаться одной. В одиночестве страх точно поглотит её, но с кем-то другим…       Сава склонилась к цереру Фаберлану и коснулась губами уголка его губ, подавив улыбку и-за того, как он застыл. Она выпрямилась, чувствуя, как тепло в теле медленно перетекает в жар, и ждала реакции. Чародей повернулся и, самодовольно ухмыльнувшись, спросил:       — Это всё, что я заслужил?       Она не сказала «да», хоть и очень хотела исключительно для того, чтобы поспорить с ним. Церер Фаберлан всё ещё оставался невоспитанным засранцем, но отрицать, что он спас её, Сава не могла.       Эта ночь была столь ужасна, что они оба заслужили нечто большее.       — Неужели мне пойти к Реммасу Норкенсу? — поддразнила его Сава. — Он наверняка будет рад.       Кадык чародея дёрнулся, брови сошлись на переносице.       — Я лучше какого-то Норкенса.       — Может быть. Откуда мне знать?       Церер Фаберлан разразился низким смехом, протянул руку, положив её на шею Савы, и наклонил к себе, впившись в губы требовательным поцелуем. Остатки тревожных мыслей, вырвавшихся из-за внутренней стены, за которую их загнала Сава, утихли. Жар растёкся по телу, пальцы чародея зарылись в её распущенные волосы. Ухватившись за воротник его рубашки, Сава потянула его вверх и в сторону спальни. У самой двери церер Фаберлан, — Занкроу, — прижал её к стене, склонил голову к шее, по которой провёл губами, а пальцы скользнули по талии вверх и расстегнули верхние пуговицы.       В полумраке глаза Занкроу будто бы светились каплями расплавленного золота. Прищуренные, горящие неестественно ярким огнём, они изучали лицо Савы, пальцы ловкими движениями выуживали пуговицы из петель. Занкроу нахально улыбался, будто наконец получил то, что давно желал. Сава вновь поцеловала его, начала неторопливо расстёгивать его рубашку, но вцепилась в затрещавшую ткань, стоило Занкроу подхватить её под бёдра. Она обвила его талию ногами и лишь слегка качнула бёдрами, из-за чего с губ чародея сорвался стон.       До одури красивый самовлюблённый засранец — вот кем он был. Всё то недолгое время, которое Сава знала Занкроу, он был таким, и её, что странно, это уже не злило. Характер у него может быть каким угодно, но сейчас это неважно. Только что Занкроу Фаберлан, один из известнейших чародеев Тель-Ра, застонал из-за того, что она лишь слегка качнула бёдрами. Пусть это был лишь реакцией тела, Саве она понравилась.       Расстегнув все пуговицы на его рубашке и наконец избавившись от своей, Сава прижалась грудью к груди Занкроу. С каждым ударом сердца, взглядом, скользящим по её телу, и шумным вздохом он распалялся всё сильнее. Просто поразительно, каким отталкивающим засранцем он мог быть во время расследования и каким сексуальным красавцем был сейчас.       Их губы столкнулись в горячем, необузданном поцелуе. Занкроу прикусил нижнюю губу Савы, одновременно с этим плотнее прижавшись как её телу и практически вдавив в стену. Жёсткие широкие ладони крепче сжали бёдра, из груди вырвался рокочущий звук, перетёкший в протяжный стон. Занкроу наклонил голову, провёл языком по шее Савы и прикусил кожу на плече, поудобнее перехватил её и наконец оторвал от стены. До спальни было недалеко, но Занкроу сделал намного больше шагов — Сава отвлекала его, целуя в шею, прикусывая мочку уха и ведя ладонью по мускулистой груди, пальцами задевая затвердевшие соски. Ей нравилось дразнить Занкроу, распалять его и обрывать удовольствие, почти доходящее до грани, нравилось чувствовать, как он поддаётся. Может, он и был известным чародеем с огромной силой, но в спальне, до которой всё-таки донёс её, он стал обычным мужчиной, который хотел Саву.       Она упала на кровать, примятая телом Занкроу, его пальцы зарылись в её волосы и начали вытаскивать шпильки и заколки с камнями, которые она не успела снять. Те сверкали и быстро тонули в полутьме, исчезали на полу и в складках смятого одеяла. Занкроу с шумом втянул воздух и что-то невнятно пробормотал. Он упёрся ладонями в кровать по обе стороны от талии Савы, поцеловал её в шею, ключицу, языком лизнул грудь и спустился ниже. Сава приподняла ногу, дотянулась ступнёй и коснулась Занкроу между ног. Его губы как раз оставили поцелуй над линией юбки, которую он подцепил пальцами, намереваясь сорвать.       — Не вздумай её порвать! — шикнула Сава.       — Как скажешь, — ухмыльнувшись, Занкроу будто нарочно начал медленно стягивать её юбку. Как только от ткани освобождался сантиметр кожи, Занкроу целовал его, спускаясь ниже, пока не дошёл до щиколоток. Здесь он остановился, и Сава почти почувствовала, как рухнуло её сердце. Ей не хотелось вновь видеть шрамы, и Занкроу, будто поняв это, провёл языком по её левой щиколотке и спросил: — Пока ты училась в Тель-Ра, могла ли представить, что старший чародей будет трахать тебя?       — Может, это я буду трахать тебя.       На мгновение в его глазах мелькнул голод, но после — чистая похоть. Занкроу приблизился так, что между их лицами остались считанные сантиметры, взял руку Савы и опустил её вниз, позволив коснуться окрепшего члена сквозь ткань брюк.       — Может быть, — с кривой улыбкой и хриплым дыханием произнёс Занкроу. — А может, это всё же сделаю я.       Сава хотела ответить, но подавилась вскриком, сорвавшимся с губ. Пальцы Занкроу прошлись по ткани её нижнего белья, оттянули его в сторону и коснулись её тела, начали двигаться, гладить то быстро, то медленно. Сава судорожно выдохнула, вцепилась в плечи Занкроу, пока он дразняще-медленно вводил в неё один палец. Дерзкая улыбка сияла на его лице, короткие пряди взъерошенных белоснежных волос, отмытых от краски, падали на лоб и глаза, тяжёлое дыхание звучало над ухом Савы. Присутствие Занкроу и близость его тела ощущались живым огнём в венах и приятной судорогой, сводящей тело; жаром, разливающимся между ног, и пружиной, стягивающейся в низу живота.       Он, всегда напоминавший ей статую, сейчас сам был пламенем, и Саве это нравилось. То, как он её целовал, прикусывая кожу на шее, плечах и груди; то, как двигал пальцем и сгибал его внутри, как вводил второй, из-за чего Саву начала колотить мелкая дрожь, — это было настолько потрясающе, что она едва удавливала в себе стоны удовольствия. Но когда Занкроу ввёл третий палец, Сава всё же вскрикнула, и он поймал этот звук своими губами, поцеловав её ещё глубже и яростнее, будто то, что они делали, и впрямь было борьбой, где мог быть только один победитель.       До одури красивый самовлюблённый засранец. Занкроу точно знал, как доставить ей удовольствие, это читалось в его уверенных движениях и насмешливом взгляде, которым он то и дело одаривал её, когда распрямлял спину, чтобы взглянуть на Саву сверху вниз. В такие моменты её взгляд всегда опускался к его бёдрам, резко очерченным мышцам и тонкой полоске белых волос, исчезавших под тканью брюк. К его члену, которого Сава, старательно извернувшись, то и дело касалась ступнёй. Занкроу наверняка это нравилось, но если он и пытался возражать исключительно для того, чтобы сохранить за собой первенство, то Сава затыкала его поцелуем. Пока его пальцы сгибались внутри неё и двигались, её язык раздвигал его губы. Сава крала все стоны Занкроу так же, как он — её, и от этого пружина внутри сжималась всё сильнее.       — Ну же, Уллис, — шептал Занкроу, кончиком языка обводя её ухо, пока его рука двигалась всё быстрее. — Ты, кажется, собиралась меня трахнуть.       Великие Шестеро, Сава хотела его удушить — и хотела, чтобы он, наконец, вошёл в неё не пальцами, а членом. Она уже была на грани и вот-вот могла рассыпаться на тысячи маленьких, трещащих молниями и огнём частиц. Но умолять Сава не стала, лишь выгнулась в спине, чтобы пальцы Занкроу оказались ещё глубже, ощутила его прерывистое дыхание у себя на груди и даже дрожь, пробежавшую по его телу. В тот самый момент, когда она, казалось бы, и впрямь бы рассыпалась от блаженства, Занкроу убрал пальцы и с всё той же издевательской улыбкой облизал их.       — Вот видишь, — на выдохе произнесла Сава, внимательно следя за тем, как Занкроу кончиком указательного пальца ведёт по своему языку, слизывая влагу, — мне даже не нужно ничего делать, чтобы трахнуть тебя.       — Да, конечно, — хмыкнул он и, Сава едва не застонала от облегчения, наконец избавился от всей оставшейся одежды. Занкроу придвинулся, разводя её ноги, практически касаясь её крепко стоящим членом. — Утешай себя этим, может, и поверишь.       Совсем лёгким, но ощутимым движением он оказался внутри. Сава, закусив нижнюю губу, выпалила:       — Медленно и аккуратно.       — Я знаю, как обращаться с женщинами, Уллис, — с раздражением бросил Занкроу.       Сава ожидала, что после её замечания он наоборот перестанет быть аккуратным, войдёт резко, во всю длину, но была приятно удивлена. Никакой поспешности или грубости, лишь плавные, нежные движения, будто Занкроу был совсем не уверен, что не причинит ей боли. От того, сколь дерзко он минутой ранее возбуждал её пальцами и сколь заботливо входил сейчас, у Савы едва не плавилось сознание. Практически не осознавая этого, она протянула руки, и Занкроу позволил ей обнять себя, прижавшись всем телом, давая привыкнуть к новому ощущению.       Это точно тот самый Занкроу, который уверял, что поставит её на колени? Его будто подменили.       Он смотрел на Саву всё с тем же превосходством, из-за которого в груди зарождалось желание доказать ему, что Сава намного сильнее, лучше, что это она поставит его на колени, тогда как действия совсем не вязались с упрямым и дерзким взглядом. Плавные движения бёдер, нежные поцелуи, лёгкие укусы, совсем медленно увеличивающийся темп. До того медленно, что Сава всё отчётливее чувствовала, как разгорается нетерпением. Даже хотелось, чтобы Занкроу стал жёстче, сильными ладонями стиснул талию или накрыл грудь, чтобы сжал пальцами напряжённые соски или слегка оттянул их зубами.       Занкроу медлил, но, будто прочитав её мысли, постепенно начинал двигаться быстрее. Пальцы Савы стискивали его плечи, царапали ногтями, оставляя красные полосы, пока Занкроу с каждым мгновением, полным тяжёлого дыхания, шороха ткани и тихого скрипа кровати, всё жёстче вбивался в неё.       Вот так — вот как он, по мнению Савы, мог двигаться с самого начала. Но он был аккуратным, сделал всё, чтобы ей не было больно, и даже подготовил её пальцами, будто совсем не изнывал от желания, которое копилось от каждого взгляда и глубокого поцелуя.       На коже живота, груди и плеч, горящих огнём, расцветали красные следы от поцелуев-укусов. Внутри зарождалось тянущее ощущение, смешавшее в себе наслаждение и совсем немного боли. Если бы Саве стало по-настоящему больно, она бы остановила Занкроу магией, но он умело балансировал на грани, причиняя не страдания, а острое удовольствие, в котором хотелось раствориться. Он дразнил её, посмеивался, когда Сава пыталась укусить его в ответ, и не останавливался. Подталкивал к ещё одной грани, из-за которой на периферии зрения мерцали звёзды, а с губ срывались стоны.       Вот что хотела чувствовать Сава. Не страх от неизвестности и не боль от антимагических кандалов, впивавшихся ей в конечности подобно острозубым ядовитым змеям. Лишь огонь в венах, искры звёздного света рядом и привкус странной, необузданной свободы, отпечатавшейся на жёстких губах Занкроу. Он был стол же безумен, как и она, — никак иначе то, что они буквально набросились друг на друга, не называлось, — и Саве было плевать. Она была свободна и желанна, была жива, и только это имело значение.