Гримуар Баал

«Надень что-нибудь красивое и не заставляй меня жалеть, что я позволил Октавиану уговорить себя. Если облажаешься — убью».

      Сава отупело смотрела на записку, принесённую слугой, и никак не могла понять, с чего вдруг церер Фаберлан всё же решил привлечь её к делу ещё раз. Его почерк она узнала, да и слуга подтвердил, что написал её чародей.       Вплоть до сегодняшнего вечера, посвящённого только принцу Северину, церер Фаберлан будто забыл о существовании Савы. Верховный с ней тоже не говорил, она оказалась предоставлена сама себе и занималась тем же, чем и обычно: проводила исследования, помогала младшим чародеям и эгериям, выполняла приказы старших. Пару раз она спрашивала у церера Фаберлана, не нужна ли её помощь, на что он одаривал её озадаченным взглядом и раздражённым взмахом руки отгонял от себя. Сава слышала, что он пропадал в городе, — должно быть, искал зацепки там, — но не думала, что он действительно что-то найдёт. Его идея навестить семью Норкенсов была ужасно глупой, вряд ли Верховный и король позволили цереру Фаберлану тревожить их. А если всё же позволили и Занкроу что-то нашёл, то он обязательно напомнит об этом и выставит Саву круглой дурой.       Ей, в общем-то, было плевать. Даже если он и обнаружил новую зацепку (и даже если его идея навестить Норкенсов увенчалась успехом), Сава легко могла притвориться, будто в этом не было чего-то удивительного. Могла бы, если бы волнение и страх не разъедали изнутри.       Церер Фаберлан предположил, что места нападений-убийств выбраны неслучайно и могут являться частью сложного ритуала или огромной магической печати, накрывающей весь город. Если он прав и в точке на западе, где располагался дом Норкенсов, действительно произойдёт нападение, то чародеи обязаны быть там.       Однако если этого не произойдёт… В сущности, церер Фаберлан просто ткнул пальцем в небо и сказал, что проверит Норкенсов без веских на то оснований. Однако если окажется, что он прав, не будет ли это означать, что чародей знает намного больше, чем рассказывает?       Размышления Савы, из-за которых по телу бежали мурашки, прервал настойчивый стук в кабинетную дверь. Из коридора слуга сообщил, что должен проводить Саву до Верховного, и это окончательно сбило её с толку. Если уж так необходимо её присутствие, почему бы сразу не сказать об этом?       Кабинет Верховного чародея располагался в самой высокой башне Лазуритового павильона и не охранялся гвардейцами, только магией. Во всём павильоне вообще было ни души: часть чародеев и эгериев были на празднестве, другая — в городе, где весь день шли гуляния. О нападениях-убийствах забыли будто по щелчку пальцев. Многие лорды и леди, не получившие приглашение во дворец, организовали своё торжество, как бы подчёркивая, что совсем не задеты тем фактом, что о них даже не вспомнили. И всё же дворец был полон гостей: на приглашение ответили все соседи Мурона, но не все ограничились присутствием послов. Из Орлэйта даже приехали принцесса Десма и принц Тейран, младшие из внуков старого короля Ортена, из Хелфгота — брат королевы и его сын. Сава их ни разу не видела, но шестое чувство подсказывало, что на самом деле члены королевских семей приехали вовсе не ради Северина, а для того, чтобы выразить свою поддержку Мурону и доказать, что в случае повторного нападения на южные границы они также выступят против Ригара.       Пока Сава поднималась, её мысли перескакивали с одного именитого гостя на другого до тех пор, пока слуга не оставил её буквально в двух лестничных пролётах от кабинета Верховного. У дверей, что неудивительно, никто её не встретил. Зато встретили внутри: сам Верховный, больше похожий на безумца со всклоченными волосами и глубокими тенями под глазами, с лицом, расчерченным морщинами, которых будто бы стало в десятки раз больше всего за пару дней; и Занкроу Фаберлан, которого Сава не сразу узнала.       Во-первых, из-за угольно-чёрных волос, аккуратно зачёсанных от лба к макушке и коротко остриженных на висках. Явно не обошлось без краски, которой чародей выкрасил даже брови, сделав их ещё темнее, чем обычно.       Во-вторых, из-за изменившегося взгляда. Церер Фаберлан всё ещё смотрел с презрением и каплей отвращения, ясно показывавших, что других людей он считает намного ниже себя. Но взгляд стал другим и из-за пропавшего в нём золота, сменившегося светло-карим оттенком. По мелкой сеточке красных вен в уголках белков Сава сразу поняла, что капли, которые использовал церер Фаберлан, явно причинили ему дискомфорт. И тем не менее они изменили ему цвет глаз. Сава бы даже спросила, как именно чародей их приготовил, какие ингредиенты и в каком количестве использовал, но была слишком растеряна.       Последнее, из-за чего она не сразу узнала чародея, так это его одежда. Подогнанная точно по фигуре, без единого пятнышка грязи или складки, строго в рамках столичной моды. Церер Фаберлан и раньше не позволял себе выглядеть небрежно, каким-то образом умудрялся одеваться просто и со вкусом, так, что притягивал взгляды многих служанок и придворных дам, но в этот раз он выглядел так, будто старался. Чёрный мундир украшали маленькие серебряные пуговицы и цепочки, идущие к плечам от воротника, на котором всё тем же серебром и совсем крохотным стеклярусом были вышиты звёзды. Брюки — простые, такие же чёрные, зато ботинки до середины голени из-за огромного количества металлических застёжек и украшений казались серебряными.       Так как церер Фаберлан приказал надеть что-нибудь красивое, Сава выбрала свободное атласное платье насыщенного синего цвета с чёрным корсетом, открытыми плечами и разрезом от колена с левой стороны, а теперь чувствовала себя дурой. Со стороны могло показаться, что она специально выбрала цвет, который идеально подошёл бы к чёрному и серебряному, и Саве это не нравилось. Ей вообще не нравилось, что церер Фаберлан приказал нарядиться, а теперь молча оглядывал её и будто не замечал, как Верховный взволнованно кусает губы и листает свой Гримуар Кеби.       Сава дала ему ещё ровно половину минуты, после чего спросила:       — Я могу чем-то помочь?       — Очень важно, — забормотал церер Адор, не поднимая головы. Он сидел за прибранным столом, где письмо, выглядывающее из разорванного конверта, казалось кляксой на идеально чистом холсте. — Сава, милая, запомни вот что: на тебя вся надежда.       — Что?       — Я проверил Норкенсов, — будто бы вскользь произнёс церер Фаберлан, с невероятно скучающим лицом рассматривающий манжеты своего мундира. — Есть парочка странностей, которые меня заинтересовали, и одна самая главная, из-за которой, собственно, весь этот шум. Норкенсы мертвы. Люди, которые живут в том доме, лишь выдают себя за них.       Из Савы вырвался нервный смешок.       — Что за глупости?       — Настоящие Норкенсы мертвы вот уже как два года, — дополнил Верховный, наконец оторвавшись от своего Гримуара, а церер Фаберлан тут же подхватил:       — Ища способы пробраться внутрь, я узнал о настоящих Норкенсах всё и даже больше, и потому уверен: они мертвы. Кто-то занял их место, но знаешь, Уллис, что самое интересное?       Он замолчал, с азартом во взгляде посмотрев на неё. Сава сквозь зубы ответила:       — Просветите же меня.       — Их дом защищён древними магическими печатями, которые даже не каждый чародей сможет использовать. Древними настолько, что мне потребовалось уйма времени, чтобы найти и расшифровать хотя бы парочку. Знаешь, что ещё интереснее?       — Великие Шестеро, да говорите же!       — Это были хатурские, туралионские и древнериавские печати. Я изучил другие места, которые мы отметили, и наконец нашёл там то, что не заметил в первый раз.       Сава бы съязвила насчёт того, что церер Фаберлан не сразу выяснил всё на свете, но сдержалась. На злорадство не было времени: если сам Верховный, усталый и будто бы напуганный, не перебивает чародея и подхватывает его историю, значит, верит ей. Поэтому и Сава должна верить.       — Ненастоящие Норкенсы сегодня устраивают бал-маскарад в честь дня рождения мелкого принца. Приглашения — особенные, они защищены печатями, которые помогут гостям попасть на территорию дома и покинуть его. Так что я нашёл гостей, которые подходят нам, и забрал их приглашения.       Верховный взял надорванный конверт, под которым обнаружились ещё два, и помахал ими в воздухе.       — Это приглашения Майер и Илария Хайттаров, одних из моих осведомителей. Теперь они ваши. Обо всех деталях Занкроу расскажет тебе уже в экипаже, запомни только одно: не вздумай подвести меня. Это уникальный шанс, которым мы обязаны воспользоваться.       Когда Верховный взял конверты, Сава уже поняла, к чему всё вело, и всё же с трудом скрыла удивление и раздражение. Если уж церер Фаберлан действительно обнаружил зацепку и даже раздобыл приглашение на закрытый приём ненастоящих Норкенсов, мог бы и Саву предупредить заранее. Она бы лучше подготовилась, собралась с мыслями, подумала бы, не спрятать ли где-нибудь кинжал…       — Хайттары передали приглашение только сегодня?       — Часа два назад, — подтвердил Верховный. — Нам повезло, что внешне ты похожа на Майер, я бы не хотел доверять это дело другой чародейке лишь из-за сходства.       Её это совсем не утешило, но Сава всё же кивнула. Значит, выбрали её скорее из-за того, что походила на Майер Хайттар, а не из-за магии. Невероятно. А если бы Сава была намного ниже или выше? Верховный что, за два часа нашёл бы чародейку, которая бы сошла за Майер? Церер Фаберлан сожрал бы её живьём и даже не подавился бы.       Нет, уж лучше Сава отмучается. Ей не хотелось тратить вечер и ночь на расследование, но деваться было некуда. Может, если удача будет на её стороне, она ещё успеет вернуться на празднество во дворце.       — Приём начинается через час, — сказал Верховный, когда церер Фаберлан забрал из его рук приглашения и одно прямо-таки впихнул Саве. — Задача очень простая: ты изучаешь дом изнутри, если находишь магические печати — запоминаешь. Занкроу попробует подобраться к Норкенсам, но ты, Сава, не лезь. Сразу говори Занкроу, если заметишь что-то странное. Если и впрямь там окажется эгерий, который отдаст своё тело антиматерии, остановите его любой ценой. За пределами дома будут мои чародеи и эгерии, король также отправил гвардейцев для поддержки, но только на крайний случай. В основном вам придётся рассчитывать только на себя.       То есть на церера Фаберлана — именно это должен был сказать Верховный, ведь по сути Сава была лишь удобным фоном для него, простым подставным лицом и спутницей. От неё ничего не зависело, разве что благодаря её присутствию ненастоящие Норкенсы, скорее всего, не поймут, будто Иларий Хайттар тоже ненастоящий.       Сава не была расстроена, и унижения или обиды из-за приказов Верховного не чувствовала. Она хотела помочь в расследовании, но оценивала свои силы здраво и понимала, что с церером Фаберланом ей не сравниться. Если уж он должен был выполнить львиную часть работы, самую опасную, то пусть будет так. Сава сделает то, что от неё требуют, и обязательно успеет на празднество в честь Северина, зная, что расследование не стоит на месте.       Не прощаясь, церер Фаберлан махнул своим приглашением и убрал его во внутренний карман мундира, направившись к дверям. Верховный проводили их рассеянным взглядом и вновь уткнулся в Гримуар, не обратив внимание на прощание Савы. Она вышла в коридор, расправила юбку платья и молча пошла за церером Фаберланом.       

***

      — Честно говоря, сошла бы даже Иштар, но точно не ты.       — Вы сегодня прямо-таки осыпаете меня комплиментами, — едко ответила Сава, когда дверца экипажа Хайттаров захлопнулась. Им пришлось сделать остановку недалеко от их дома, дойти до него пешкой и уже там сесть в нужный экипаж, чтобы ни у кого не возникло вопросов. Все эти минуты церер Фаберлан молчал, а как только они тронулись с места, заговорил вовсе не о том, как ведут себя Хайттары — несмотря на то, что последний час он потратил именно на это, Сава ожидала ещё больше деталей и инструкций.       — Всего лишь говорю правду. Октавиан сильно настаивал на твоём участии, пришлось согласится.       — Мне приказано заниматься одним делом, вам — другим. Незачем мозолить друг другу глаза. К тому же, вы сказали, что Хайттары часто уезжают в числе первых и редко общаются с Норкенсами, те приглашают их только из-за того, что они лучшие поставщики риверорнских вин.       — Да, в этом-то и проблема.       Больше церер Фаберлан ничего не сказал, даже когда Сава примеряла маску с прорезями для глаз, закрывающую верхнюю половину лица, и тренировала улыбку Майер Хайттар и её вечно расправленные плечи. Оказалось, что Сава довольно часто работала, сгорбившись над своим столом, из-за чего сейчас у неё жутко болели мышцы.       Приехали они как раз вовремя и, как и все гости, оставили экипаж возле кованных ворот. За ними на расстоянии пары десятков метров, среди ровно остриженных кустов и каменных статуй, высился трёхэтажный светлый дом. Норкенсы жили в достаточно богатом районе, где в это время по улицам не слонялись гуляки и пьяницы, но даже здесь порой проходили толпы или компании празднующих, которые, однако, будто по дуге обходили поместье Норкенсов. Возле ворот стояла их личная охрана, люди в чёрном, которые проверяли приглашения и вглядывались в лица гостей. Сава думала, что церера Фаберлана узнают, от волнения даже чуть крепче сжала его предплечье, за которое держалось, как они и условились, но всё обошлось. Даже на пороге дома, где приглашения проверяли ещё раз, никто ничего не заметил. Сава подавила облегчённый вздох и надела серебристую маску, спрятав ленты под густые локоны.       — Пока что держись меня, — с неестественно широкой улыбкой шепнул церер Фаберлан, вновь подставляя ей локоть. — Я скажу, когда мы расходимся, а до тех пор не встревай в чужие разговоры. Постарайся осмотреться, чтобы найти магические печати, но не глазей слишком пристально, чтобы не выглядеть дурой. Помни, что я тебе говорил.       Сава бы возразила исключительно из принципа, но Майер Хайттар не любила пустую болтовню и практически никогда не принимала участия в разговорах, которые затевал Иларий. Тот, к слову, был огромным любителем сплетен и душой компании: Сава не могла даже представить, как церер Фаберлан справится с ролью и не выдаст себя угрюмым выражением лица или очередным оскорблением.       Пока что он держался довольно неплохо. Хайттары пусть и были богаты, сильно отличались от столичной аристократии. Место в обществе они получили благодаря удачным торговым сделкам по всему Араму, а также множеству манипуляций, из-за которых пострадали их конкуренты. Некоторые из них тоже были приглашены, и их острые взгляды из-под масок Сава чувствовала даже затылком.       И Майер, и Иларий терпеть не могли танцы, и потому никого не удивило, что они вышли из огромного бального зала, сверкавшего тонким стеклом и позолотой, как только зазвучала музыка. Звонкие переливы скрипки, флейты и ещё тьмы музыкальных инструментов не заглушали разговоры гостей, звон бокалов, драгоценностей и металлов в украшениях, стук каблуков и дружный смех, звучавший то здесь, то там. Совсем тихо трещали сотни свечей в огромных люстрах под потолком и в канделябрах, попадавшихся в каждом коридоре и на каждом этаже. Сава осторожно оглядывалась, будто бы оценивая убранство особняка, дорогие ковры и инкрустированные сверкающими камнями оконные рамы и дверные проёмы, но нигде не находила даже маленькой магической печати. Гримуар Инеко тоже молчал.       Хайттары, как о многие другие гости, игнорировали бал внизу и по большей части делали вид, что крайне заинтересованы в общении с людьми. Церер Фаберлан знал о Хайттарах намного больше, чем Сава, и потому выбор гостей, с которыми они могли поговорить, пал на него. С некоторыми он сам заводил беседу, мастерски удерживая доброжелательную улыбку и раздавая комплименты уму и красоте каждого, кто потрудился произнести хотя бы слово. В такие моменты Майер обычно молча стояла рядом, держась за руку Илария, и Саве пришлось делать то же самое — и от того, что на неё тоже смотрели, притворяться практически равнодушной было намного сложнее. Она не думала, что церер Фаберлан так легко перевоплотиться. Может, помогали маска, выкрашенные в чёрный волосы и алкоголь, который у многих уже циркулировал в крови. Никто ни разу не засомневался, что перед ним был не Иларий Хайттар. Некоторые и сами узнавали его, спрашивали о делах, намекали, что хотели бы приобрести один из множества товаров, закупаемых в других странах, в числе первых. Если он что-то и не знал, то не показывал этого, умело пряча озадаченность и растерянность.       Ошибся церер Фаберлан лишь раз, однако никто не обратил на это внимания. Только Сава.       Дело близилось к полуночи, и большая часть гостей уже была изрядно пьяна. Сава лишь для вида держала бокал, который подавал церер Фаберлан, — Иларий всегда следил, чтобы у Майер было, что выпить, — и практически никто не обращал внимания на то, что его содержимое не уменьшается. Сава исключительно из вежливости пригубила вино, поданное слугой по приказу одного из гостей, с которым беседовали Хайттары и который всё рассыпался в благодарностях за удачную сделку, и уже хотела сказать, что у вина прекрасный терпкий вкус, но заметила, как от одного-единственного глотка скривился церер Фаберлан. Его тело мгновенно напряглось, рука, за которую Сава также держалась только для вида, превратилась в каменную.       — Кто бы мог подумать, что всего одна партия ашнанского вина — и мои дела пойдут в гору! — радостно захихикал немолодой мужчина, последние двадцать минут ведущий беседу с Хайттарами и приказавший подать вино.       — А я говорил, что Фаберланы — лучшие виноделы Риверорна, — подхватил другой гость, едва способный стоять прямо и всё раскачивающийся из стороны в сторону.       — Это настоящие чудо!       — Как же вы договорились с ними, господин Хайттар?       Сава сделала вид, что хочет глотнуть ещё вина, но на самом деле искоса взглянула на церера Фаберлана. Такая же серебряная маска, как у неё, закрывала верхнюю половину лица и оставляла тонкие прорези, через которые были видны потемневшие глаза. Чародей молчал и, если Сава не ошиблась, до сих пор держал вино во рту, так и не сделав глоток. Гости, с которыми они общались, вовсю восхваляли ашнанское вино, благодаря которому у одного из них прекрасно шла торговля, и забыли о том, что задали Иларию Хайттару вопрос. Сава не вслушивалась и не пыталась выцепить детали, её волновало только одно: с чего церер Фаберлан выглядел таким недовольным, когда глотнул вина? Будто оно обладало отвратительным кислым вкусом, из-за которого тянуло прополоскать рот.       Или это из-за того, что церер Фаберлан, вероятнее всего, был из семьи тех самых Фаберланов, лучших виноделов Риверорна?       Сава попыталась вспомнить, что она знала о чародее и какие слухи ходили о нём в народе, но принадлежность к семье Фаберланов из Риверорна и впрямь всегда была лишь слухом, который никто не мог не подтвердить, ни опровергнуть. Спросить прямо Сава не могла, влезть в разговор без необходимости — тоже. Майер была той ещё молчуньей, и только за это хотелось удушить её голыми руками.       Церер Фаберлан молча смотрел на бокал в своей руке не меньше минуты, в течение которой люди, с которыми вёл дела Иларий, никак не желали прекращать разговор об ашнанском вине. Один из них, имени которого Сава даже не могла вспомнить, повторил вопрос, заданный ранее:       — Как же вам удалось договориться о торговле с Фаберланами, господин Хайттар?       Сава услышала, как сильно чародей стиснул ножку бокала. Он поднял его, приложил к губам, но не раскрыл их, лишь позволил вину коснуться рта, после чего сглотнул — просто поразительно, что он до сих пор держал во рту самый первый глоток. При этом его лицо вновь скривилось, а пальцы ещё сильнее сжали ножку бокала.       — С трудом, — выдавил церер Фаберлан. — Как-нибудь расскажу об этом.       Гости продолжили увлечённо болтать, вполне удовлетворённые таким ответом, и под шум их голосов они смогли уйти. Продолжили свою прогулку по дому Норкенсов, изредка вступали с кем-то в разговоры, но в основном молча бродили из одного коридора в другой, из зала — в зал. Сава всё искала магические печати, хотя бы намёк на них, но не находила. Церер Фаберлан всё сжимал бокал с ашнанским вином, тогда как свой Сава оставила где-то в зале, на столе, среди множества других.       Пройдя мимо одного из раскрытых окон, впускавших вечернюю прохладу и далёкий шум города, тонущего в празднике, церер Фаберлан замедлил шаг. Он подождал, пока мимо пройдут слуги, несущие аппетитно пахнущие подносы, огляделся и, не говоря ни слова, но с нескрываемым удовольствием и злорадством на лице просто вышвырнул бокал в окно.       Не поставил на подоконник, не отдал слуге, не бросил на проплывающий мимо металлический поднос. Просто вышвырнул в окно.       На вопрошающий взгляд Савы церер Фаберлан не ответил, притворился, будто ничего странного не произошло. После этого он не терялся ни на секунду и подхватывал любой деловой разговор, некоторые из которых заводил сам, что Сава считала просто поразительным. Об ашнанском вине с винодельни Фаберланов никто больше не заговорил, и чародей больше не выходил из роли. Вновь встретил каких-то знакомых Илария и включился в разговор, сыпля деталями и фактами, которые все тут же подхватывали. Его перевоплощение было невероятным, и Сава всё задавалась вопросом, сколько же времени он потратил, чтобы изучить Хайттаров и узнать даже такие мелочи, как то, что у Майер была аллергия на креветки? О которой он, к слову, не говорил Саве до самого последнего момента. Когда она хотела взять одну из маленьких тарталеток с подноса, принесённого слугой, церер Фаберлан перехватил её руку и заставил вложить закуску ему в рот, после чего со смехом сказал:       — Милая, ты, должно быть, перепила, раз не почувствовала этого мерзкого запаха креветок.       Сава сделала всего один глоток того самого ашнанского вина, от всего остального алкоголя, попадавшегося ей в руки за последние полчаса, мастерски избавлялась, то и дело выливая его в ближайшие вазоны, пока никто не видел. Церер Фаберлан тоже не пил, и даже тостов знакомых Илария Хайттара умудрялся избегать.       И тем не менее, растянув губы в улыбке, — немного пьяной, как сделала бы Майер, — но всё ещё держа спину прямой, а плечи — расправленными, Сава закивала, чтобы люди вокруг подумали, будто она и впрямь перепила. Это тоже было вполне в духе Майер: алкоголь действовал на неё сильнее, чем на Илария, и никто не уличил Саву в обмане.       — Идём, милая, тебе нужно немного отдохнуть, — приторно-сладким голосом ворковал церер Фаберлан над её ухом, заботливо придерживая за плечи. — Простите, друзья, мы скоро вернёмся! Мэйфар, не вздумай соглашаться на ту сделку, пока не выслушаешь мои условия!       Даже по пути в одну из комнат отдыха, которые Норкенсы всегда подготавливали для гостей, чародей не выходил из образа. Уже добравшись до гостиной, тонувшей в полутьме и удушливом запахе табака, церер Фаберлан чересчур бережно усадил Саву на кушетку и распахнул окна, чтобы проветрить. Затем изучил каждый сантиметр гостиной, проверил стены и, видимо не найдя ничего подозрительного, мгновенно стал самим собой. Сава, будучи совсем не пьяной, всё же решила подразнить его и потому протянула: улыбаясь:       — Ми-и-илая.       — Если тебя это порадует, у меня язык чуть не отсох называть тебя милой, Уллис.       — Жаль, что не отсох. Что дальше?       Церер Фаберлан остановился напротив неё, уперев руки в бока.       — Норкенсы появятся ровно в полночь, до этого времени они никогда не спускаются, только их сын Реммас.       — Видели его?       — Примерно семь раз за последние полчаса и каждый раз с новой девушкой.       — Отвратительно, — поморщилась Сава.       — Наоборот, хорошо. Когда число переваливает за десяток, Реммас начинает лезть к Майер.       Весь ужас сказанных им слов дошёл до Савы не сразу, а когда это произошло, она подскочила на ноги, схватила церера Фаберлана за грудки и встряхнула со всей силы.       — Он спит с Майер?! Почему я об этом не знаю?       — Потому что к тому моменту, как он вспомнит про Майер, будет уже вусмерть пьяным и у него не встанет. Если Майер и спит с ним, то не каждый раз, когда их с Иларием приглашают на приём. Собственно, поэтому их и приглашают: каждую встречу Майер опаивает Реммаса и вытягивает из него секреты семьи, а после — шантажирует. Чтобы удержаться в обществе, Хайттары давят на Норкенсов, а те, чтобы скрыть дурные пристрастия сына, приглашают их на каждый приём, как и требует Реммас. Это одно из условий, выдвинутых Хайттарами, благодаря которому секреты Норкенсов до сих пор не раскрыты. Они просто шантажируют друг друга, а Реммас пользуется этим, чтобы видеться с Майер.       — Мерзость-то какая. — Сава, скривившись от отвращения, наконец отпустила мундир церера Фаберлана и отступила на шаг. — Её муж знает об этом?       — Нет, конечно.       — Бедный…       — Ничего подобного, — перебил её чародей. — Иларий тоже изменяет Майер.       — Шестеро, да во что вы меня втянули?!       Это уже не расследование, а какой-то лихо закрученный сюжет из эротических романов, которые читала Иштар!       — И что нам делать?       — Реммас всегда приходит с вином, тебе нужно лишь подлить ему вот это.       Церер Фаберлан вытащил из внутреннего кармана мундира, где всё ещё хранился конверт с приглашением, флакон с жидкостью молочного цвета.       — Вырубает не сразу, зато надолго. Прежде чем уйти, убедись, что Реммас спит, причём естественно, чтобы если кто-нибудь зашёл, он подумал, что Реммас сам заснул, напившись. Потом продолжай искать магические печати, но аккуратно. Я тебя найду.       — А вы-то что собрались делать? — спросила Сава, забирая флакон. — И где мне это спрятать?       — Да мне всё равно, придумаешь. Главное — вымотай Реммаса, но не позволяй ему заподозрить неладное. Времени у тебя будет достаточно.       — Замечательно, — саркастично ответила Сава, осматривая своё платье и думая, куда может спрятать флакон. — Мне что же, балладами его тут развлечь? Игрой на скрипке? Может, раздеться да взять его член в рот?       — Шестеро, Уллис, ты из ума выжила? Не возбуждай меня, мы же работаем.       Его голос был раздражённым, низким, с хрипотцой, совсем не таким громким и жизнерадостным, как у Илария Хайттара, манеру общения которого чародей выдавливал из себя всё это время. И в его голосе, как и во взгляде, Сава распознала брошенный вызов.       — Может, мне и впрямь переспать с сыном Норкенсов?       Невинно хлопая глазами, она пробежалась кончиками пальцев по пряжке на ремне церера Фаберлана и опустила руку ниже. Он перехватил её ладонь, сжал, но не отвёл в сторону.       — Потерпи, милая, — тем же самым чересчур сладким голосом ответил церер Фаберлан, ухмыльнувшись. — Хайттары же уезжают одними из первых. Если так хочешь, у нас вся ночь будет впереди.       — Поразительно, как сильно вы из-за меня заводитесь и как рьяно это отрицаете.       — А ты хочешь заняться сексом прямо здесь? Реммас, должно быть, уже перелапал всех девиц на балу и тащится сюда.       — Вот и прекрасно, — Сава улыбнулась и высвободила руку из хватки чародея. — Подожду мужчину, который не будет скрывать, что хочет меня.       И хотя от мысли, что Реммас Норкенс может попытаться её облапать, думая, что она — Майер Хайттар, Саву бросило в дрожь, о своих словах она не пожалела. Реакция церера Фаберлана того стоило: кадык дёрнулся, взгляд стал ледяным, но скользнул к обнажённым плечам Савы.       Ей нравилось дразнить его, пусть время и было неподходящим. Если бал-маскарад ненастоящих Норкенсов не закончится кровью, Сава, возможно, даже примет предложение церера Фаберлана и переспит с ним. Но для этого ей нужно было начать искать магические печати, а сделать это она могла только после того, как усыпит Реммаса, чтобы он не слонялся по всему дому и не искал Майер.       — Иди, дорогой, — с нотками стали сказала Сава, выделив обращение особой интонацией, как это делала настоящая Майер. — Я справлюсь.       Церер Фаберлан скривился, пискляво передразнил её и, напомнив, чтобы после усыпления Реммаса она подождала немного, вышел из гостиной, оставив её одну. Сава села обратно на диван и покрутила в руках флакон со снотворным. Как же незаметно подлить его? Если бы вино приносила Майер, Сава бы уже всё подготовила… Или если бы у неё были хотя бы бокалы. Она могла бы капнуть пару капель на дно и растереть их по стенкам, а потом, когда сознание Реммаса притупиться из-за такой малой дозы, разбавленной вином, отвлечь его и вылить остальное. Или влить немного себе в рот, а потом, когда Реммас полезет целоваться… А если не полезет? Он, может, едва доковыляет до этой гостиной. Да и как он узнает, что Майер именно в этой?       Сава решила, что ничего страшного не случится, если она осторожно выглянет в коридор и немного разведает обстановку. Норкенсы устроили комнаты отдыха в тихой части поместья, докуда едва долетала музыка из бального зала. Слуг здесь было мало, охраны — тоже. Пока Сава одна в комнате, она могла использовать Гримуар, чтобы понять, не поджидает ли кто в коридоре, чтобы потом спокойно выйти или просто выглянуть. И она могла бы успеть начертить парочку печатей, просто на всякий случай, для безопасности. Хотя велик шанс, что столь мощную магию заметят, — Гримуар, как-никак. До этого о нём не знали только из-за того, что он спал. Когда появится Реммас, книгу тоже не получится использовать.       Действовать нужно сейчас.       Всё ещё держа флакон в одной руке, Сава вытянула вторую, готовая призвать Гримуар, как открылась дверь. Очертания магической книги растворились, рука с флаконом оказалась за спиной. Сава встала на ноги, покачнувшись, чтобы напомнить, что Майер перебрала лишнего, и расплылась в улыбке, встречая Реммаса Норкенса. По его взъерошенным волосам, выправленной из брюк рубашки и пятну на белой жилетке было ясно, что он отлично проводил время. Реммас с трудом держался на ногах, и даже за два метра от него Сава ощутила кислый запах вина.       — Эта старая карга опять выгрызла мне весь мозг! — заплетающимся языком выдал молодой человек, оглушительно хлопнув дверью, из-за чего икнул и испуганно подскочил на месте. Он огляделся, ища того, что устроил такой шум, и спустя пару секунд махнул ладонью и побрёл к Саве. — Будто подменили! С чего это я должен жени-ик-ться… Сама ведь постоянно ходит налево, а я… и ты…       Должно быть, он жаловался на мать. Сава отругала себя за то, что не выпытала из церера Фаберлана больше деталей об отношениях внутри семьи Норкенс, ведь сама практически ничего не знала. Норкенсы были богаты, влиятельны, души не чаяли в единственном сыне и платили за все его выходки в тройном размере, а также завоёвывали любовь простого народа, вкладывая деньги во множество благотворительных домов и детских приютов. Но такими они были на публике.       Реммас наконец добрался до Савы и раскрыл объятия. Она ужаснулась: бутылки с вином не было. Церер Фаберлан что, подшутил? Или Реммас не всегда приходит с вином? Может, он уже выпил столько, что от одного вида алкоголя его тошнило. У Савы пару раз было такое на следующее утро после наиболее буйной пьянки.        Ничего, что-нибудь придумает. Реммас, кажется, едва соображал. Убедить его, что Сава сходила за лекарством, может быть просто, нужно только…       Реммас сделал размашистый шаг и впился ей в плечи горячими потными пальцами. Сава дёрнулась, приготовившись в случае чего с боем усыплять его.       — И ты, — прохрипел Реммас Норкенс, — и ты попалась. Всё, как предсказывал он.       Дверь за его спиной открылась.