Гримуар Баал

      Северин вовсе не хотел вести себя, как капризный ребёнок, который обиделся на взрослых за то, что они запретили ему есть сладкое. Он пытался быть благоразумным, убеждал себя набраться терпения и не действовать сгоряча. Но что-то будто сломалось в момент, когда церер Кроцелл напомнила о его глупом условии стать друзьями. Сломалось так же сильно, как в секунду, когда его мать пронзили девятью мечами, а книга оказалась в руках Северина.       В конце концов он повёл себя, как капризный ребёнок, и до глубокой ночи совесть терзала его за это.       Кейлия сказала, что принцы не должны испытывать угрызений совести за то, в чём не виноваты. Если Иштар Кроцелл и сказала что-то, что показалось Северину оскорбительным или неприемлемым, он имел полное право прекратить занятие. Однако правда была в том, что ничего подобного его наставница не говорила. Северин не отступал, задавал вопросы и требовал ответа, который не нужен был ему на том этапе обучения, на котором он застрял. Если кто и виноват, то он, и Северин осознал это уже после полуночи, когда совершенно случайно поджёг куст гортензий в одном из небольших внутренних садов.       Действительно случайно.       — Боги, боги, боги…. — испуганно бормотал он, потряхивая ладонями и не зная, что делать. Леди Аматея обожала гортензии, и если она узнает, что Северин навредил её любимым цветам, ему не жить.       В паникующем сознании кое-как родилась идея: загасить небольшой пожар до того, как кто-нибудь его заметит. Берт был уверен, что Северин всё ещё в своих покоях, как и личная стража, оставшаяся у дверей. Северин ускользнул прямо у них из-под носа, но вовсе не для того, чтобы устраивать пожары в приступах самоненависти.       Стянув с себя камзол с усилиями, из-за которых ткань едва не разошлась по швам, Северин накинул его на куст. На несколько секунд огонь исчез, а после охватил камзол, затрещал ещё сильнее.       — Нет-нет-нет! — тараторил он, оглядываясь по сторонам и пытаясь найти хоть что-то, что поможет ему.       В саду никого, кроме Северина, не было. Света было не очень много, лишь от чадящих факелов на дворцовых стенах да шарах магического света, чередовавшихся с ними. В некоторых окнах дворца ещё горел свет, но людей видно не было.       — Бестолочь ты такая, — отругал себя Северин, уже начав подпрыгивать на месте из-за волнения.       Сил на то, чтобы затушить пламя самому, не хватит. На магию и рассчитывать не приходилось — из-за неё куст-то и вспыхнул. Северин, обругав себя ещё три раза за дурость, а после — четвёртый, но уже за то, что тратил время зря, развернулся и хотел бежать звать на помощь, как практически нос к носу столкнулся с кем-то невысоким.       — Marae!       Знакомый голос, знакомая интонация и знакомое слово. «Исчезни» — вот как это переводилось с языка магии.       Тяжело дышащий Северин на пару с Иштар Кроцелл смотрел, как пламя, практически уничтожившее один куст и задевшее другой, а также полностью спалившее его камзол, утихало. Понемногу, будто никуда не торопилось. Языки пламени трещали всё реже, становились меньше, и так до тех пор, пока огонь совсем не погас.       Северин напряжённо сглотнул, краем глаза заметив, как чародейка повернулась к нему. Однако она тут же тихо вскрикнула, едва не навалилась на него, схватила за руку и опять закричала:       — Marae!       Северин ошарашенно уставился на огонь, охвативший его левую руку, но уже утихавший из-за вмешательства Иштар, и на то, что осталось от его рубашки. Кожу не задело, но, к счастью, чародейка не обратила на это внимания, сразу же начала наступление       — Как это вышло? — чрезвычайно строго спросила она.       — Не знаю, — промямлил Северин в ответ, ведь он и вправду не знал, как именно куст гортензий загорелся.       Магия — странная штука, и он её не понимал.       — А как вы узнали, что что-то случилось? — тихо спросил Северин, отчего-то и впрямь чувствуя себя ребёнком, которого вот-вот могли поставить в угол.       — Увидела.       — Увидели?       Иштар вытянула руку в сторону и указала на один из балконов на пятом этаже.       — Это ваши покои? — с глупой улыбкой уточнил Северин.       — Мои, — подтвердила Иштар.       — Надо же. Очень… необычно получилось.       Северин едва не ударил себя по лбу: надо же было так сильно промахнуться с моментом, когда магия вырвется из-под контроля. Прямо под окнами Хрустального павильона, точно с той стороны, где были покои церер Кроцелл. Сейчас во дворце было не так много гостей, которые могли бы разместиться именно в Хрустальном павильоне, но почему-то именно Иштар заметила огонь в саду и даже успела потушить его до того, как он бы перекинулся на остальные кусты и деревья.       — Вы же не намеренно подожгли этот куст? — выгнув бровь, спросила церер Кроцелл.       — Я похож на человека, который стал бы жечь цветы?       — Вы пытались затушить огонь камзолом, а ещё совершенно не заметили, что ваша рубашка горит. Честно говоря, в ту секунду я засомневалась в вашем благоразумии.       — Я бы не стал жечь цветы, — ответил Северин на свой же вопрос, надеясь, что его голос звучит достаточно твёрдо и величественно.       Он не хотел, чтобы Иштар видела его слабость или продолжала спрашивать, как так вышло, что куст всё же загорелся. Северин будто бы вновь подступил к самой грани своего мнимого спокойствия. Один неверный шаг — и сорвётся.       Опять.       — Порой бывает, что в чародее скапливается слишком много магии… — начала Иштар.       А Северин сорвался. Опять.       — Я не чародей! — заорал он во весь голос, отчего церер Кроцелл даже отступила назад. — Я не такой, как вы, и никогда таким не буду! Хватит пытаться вбить мне в голову, будто магия — это величайший дар бога-творца, надоело!       «Магия — это нестрашно», — говорила ему мать, но она лгала.       Магия — это страшно.       Это бессонные ночи с ощущением, будто все руки в крови. Это страх, который тенью следует солнечным днём и ни на секунду не отпускает. Парализующий, дикий, болезненный страх, от которого скручиваются внутренности, а в голове вопят сотни голосов. Это вечное ощущение хождения по краю и по острию ножа одновременно, а внизу — только ледяная бездна, в которую будешь падать вечность.       Магия — это вечность, наполненная кровью, страхом и болью.       — Я не хочу, — выдавил Северин тихо-тихо, на грани хрипа, и отчего-то перед глазами всё начало расплываться, а щёки стали мокрыми. — Я не хочу, не хочу, хочу…       Он повторял это снова и снова, пока слёзы бежали по его щекам, а внутренности рвались на части от страха. Повторял, не обращая внимания на голос совсем рядом, пока колени не врезались в мощёную дорожку, а пальцы не вцепились в жёсткие волосы, не начали царапать кожу головы. Повторял, пока как безумный раскачивался, повышал голос и плакал от боли, которой не мог объяснить.       Он просто не хотел.       Он не просил этого.       Он родился таким.       — Я не хочу, — в тысячный раз повторил Северин, согнувшись настолько, что уже касался лбом земли. — Не хочу…       Почему никто не может наконец вытянуть его из этого кошмара? Почему никто не скажет, что всё, случившееся за последние три месяца, лишь дурной сон?       Он должен проснуться в Содене, где был его настоящий дом, и помогать матери заниматься делами провинции, а не ломать себя каждый день, лишь бы его хоть немного считали нормальным и не бросали.       Из-за слёз Северин ничего не увидел, только почувствовал, как ему помогли приподняться и принять сидячее положение. Если он сейчас поймёт, что за светлым пятном скрывается кто-то из слуг или стражников, всё рухнет. Король, наконец, поймёт, насколько Северин жалок, и до Кейлии всё же дойдёт, что он не может быть тем самым принцем из династии Драган.       Но светлое пятно постепенно становилось чётче, и через пару мгновений Северин сквозь слёзы разглядел лицо церер Кроцелл. Бледное, обеспокоенное, но красивое. Аккуратные светлые брови, почти прямой нос, приоткрытые губы и глаза, цвет которых был Северину ненавистен. Белые волосы, небрежно убранные за уши, растрепались. Рубашка с глубоким декольте сползла с левого плеча — должно быть, церер Кроцелл уже собиралась ложиться, а когда заметила огонь в саду, выскочила, в чём была.       Северина это не волновало.       Только золотые глаза, смотрящие на него с тревогой и заботой, цвет которых ему, оказывается, всё же не был так ненавистен.       Северин судорожно выдохнул и затаил дыхание, когда церер Кроцелл обняла его, позволила положить голову на правое плечо. То самое, где должен был остаться шрам от антимагической стрелы, которая попала в неё, когда Иштар бросилась защищать неизвестный экипаж. Она и сама будто бы замерла, превратилась в статую. Из-за её медленного дыхания едва-едва шевелились волосы Северина. Из-за его дыхания по её шее бежали мурашки.       Ему всё ещё было больно и в сердце, и в разуме, но от того, как его обнимала церер Кроцелл, становилось легче. Спокойствие, которое он стал чувствовать в её присутствии всё чаще, теплом разлилось по телу. Северин всё ещё плакал, не понимая самого себя, но точно зная, что ему нравится тепло тела Иштар и то, как бьётся её сердце. Он никогда раньше такого не ощущал.       — Я не знаю, — практически неслышно признался он, кончиком носа против воли проведя по шее церер Кроцелл. — Не понимаю.       — Чего? — раздался её голос над его головой. Такой знакомый и даже будто бы родной.       — Магии.       «И себя».       Он не понимал, что с ним не так, не понимал, почему ему так нравится сидеть в объятиях церер Кроцелл посреди сада прямо на земле, где их легко могут увидеть. Но понимал, что не хочет отстраняться, хочет и дальше вдыхать запах её кожи и магнолий, которые словно накрепко опутывали каждого чародея.       Будто бы прочитав его мысли, Иштар лишь немного отодвинулась. Сердце Северина рухнуло и практически разбилось. Он вновь почувствовал себя ничтожеством, и даже тёплый взгляд её глаз не мог этого изменить.       — Что для вас магия? — вкрадчивым шёпотом спросила церер Кроцелл. — Чудеса? Нечто невозможное, что становится возможным?       Северин сглотнул, не зная, что сказать. Чародейка всё ещё была слишком близко, и он чувствовал её дыхание на своём лице.       — Магия — это материя, — ещё тише произнесла она. — Мы все — это магия.       Северин затаил дыхание, когда её ладонь мягко скользнула к его ладони, лежащей на коленях, а их пальцы переплелись.       — Вот это — магия, — с лёгкой улыбкой добавила Иштар, проведя большим пальцем линию по его ладони. Затем, встретившись с ним взглядом, медленно положила вторую руку ему на сердце. — Вот это — магия. И, конечно, вот это.       Пальцы пробежались по шее и коснулись его виска.       — Магия — это воля и стремления, сердце и разум, воля бога-творца и воля материи, которой наполнен мир. Магия не откроется тому, кто считает её лишь оружием, и обратится против того, кто начнёт злоупотреблять ей. Всегда должно быть равновесие что в сердце, что в разуме. Сохраняйте рассудок, Северин, но не забывайте слушать своё сердце — тогда магия откроется вам и вы поймёте её по-настоящему.       Иштар вновь сделала это: как-то по-особенному произнесла его имя, слегка растянула, будто хотела распробовать на вкус.       Только из-за этого Северин был уверен, что рассудок он, кажется, уже потерял. Пальцы церер Кроцелл были тонкими, изящными и нежными несмотря на мозоли и крохотные шрамы, прикосновения — трепетными, а взгляд — уверенным и в то же время ласковым. Странное сочетание, которое ему нравилось.       Северин был бы не против, если бы она вновь коснулась его. В момент, когда Иштар убрала руку, всё ещё сохраняя на лице улыбку, у него будто вновь рухнуло сердце. И слова, крутившиеся на кончике языка вместе с признанием, о котором никто не должен был знать, вдруг прозвучали слишком хрипло:       — Если хотели коснуться меня, церер Кроцелл, могли так и сказать.       Она вскинула брови, будто не ожидала, что он вообще заговорит. Но выражение её красивого лица тут же сменилось, стало мягче, голос — немного язвительнее:       — Неужели наши отношения вышли на новый уровень, Ваше Высочество?       — А вам бы этого хотелось? — даже не позволяя себе задуматься над ответом, выпалил Северин.       У Иштар явно был ответ, он видел это, практически слышал, как она вот-вот протянет совсем короткое «э-э», растерявшись только на долю секунды. Но Иштар не ответила. Вместо этого она со всей силы толкнула его в сторону, да так, что Северин лицом проехался по земле и расцарапал себе щёку и лоб. Иштар болезненно вскрикнула, и совсем рядом с ней появилось что-то, что поймало свет от факелов и шаров магического света.       Северин с трудом приподнялся, и его тут же схватил за волосы, резко дёрнув назад. Перед глазами мелькнула сталь, а после исчезла, будто её и вовсе не было. Северин вновь рухнул, но на этот раз поднялся намного быстрее. И застыл, поражённый увиденным.       На них наступали двое людей во всём чёрном. У одного из них в портупее не хватало кинжала. Северин быстро скосил глаза в сторону и едва не закричал: кинжал насквозь пробил левую ладонь Иштар, а она будто бы не замечала этого. Стояла с поднятой рапирой прямо перед Северином, готовая принять ещё один удар второго мужчины — у него был меч. В голове Северина забили сотни крохотных молоточков.       На него напали.       Его защищали.       Из-за него пострадали.       Опять.       С каждой каплей, срывавшейся с пробитой ладони церер Кроцелл, от сердца Северина откалывался небольшой кусочек. С каждым шагом двух мужчин Иштар храбрилась всё сильнее и расправляла плечи, стараясь удержать рапиру ровно.       «Ты можешь помочь, — шептала одна его часть, тогда как другая возражала: — Не лезь, только мешаться будешь».       Но кровь Иштар всё ещё лилась, а плечи начинали дрожать. Один из мужчин медленно достал кинжал и быстрее, чем Северин успел бы моргнуть, бросил его. Иштар взмахнула рапирой и мастерски отбила оружие, отлетевший в кусты. При этом она поморщилась, явно от боли в левой ладони, из которой не могла достать кинжал, не подставившись под удар.       «Ты можешь помочь, — вновь зашептала одна часть Северина. — Она не справится. Только не одна. Ей же больно!»       Северин ни за что не простил бы себе, если бы из-за него Иштар страдала от боли, но он и впрямь не мог ничего сделать. Если бы попытался, только сделал бы хуже.       Где, чёрт возьми, вся стража?       Мужчина с кинжалами сделал ещё один шаг вперёд. Северину показалось, будто под низко надвинутым капюшоном блеснули глаза. Сразу два кинжала полетели в них одновременно с тем, как мечник бросился в атаку. Северин бросился назад, вжав голову в плечи, и едва не влетел в кусты, в полутьме пытаясь найти отброшенный кинжал. Над головой просвистел ещё один, второй царапнул плечо. Звенела сталь, слышались рычание мечника и тяжёлое дыхание церер Кроцелл. Где-то вдалеке раздался топот и звон оружия, но, может, Северину лишь показалось. Мало ли что перед смертью привидится.       Его схватили за ноги и выволокли на дорожку. Северин наугад махнул кинжалом, который едва успел найти, но тут же лишился оружия. Одна рука мужчины сжимала его горло, другая быстро доставала кинжал.       Северин увидел, как за спиной мужчины Иштар оттолкнула от себя мечника и как тот угодил прямо в руки подоспевшей стражи.       Услышал её крик.       Почувствовал, как зашевелилась магия.       Мир будто бы замер.       Мужчина практически опустил кинжал, как из его горла выскочило лезвие рапиры. Оружие выпало из рук нападавшего, кровь полилась из шеи. Глаза закатились. Мужчина, издав последний хрип, начал падать на Северина. Лезвие рапиры выскользнуло из его шеи, а самого мужчину быстро поймали и оттащили в сторону.       Северину помогли сесть, но он не знал, кто именно. Его лицо было залито чужой кровью, а к горлу подступила тошнота.