Фантазер

В пятнадцать Мо Жань думает: «Боже, этот препод, я хочу встать перед ним на колени, а потом склониться до пола и остаться так.» К двадцати одному Мо Жань перестает судить о людях по первому впечатлению, и думает: «Я, он, багажник. Домик в лесу.» И конечно же еще: «Я хочу трахать его отсюда и до послезавтра, прерваться на покурить и поесть, а потом повторить цикл.» И это все еще совсем не другая история.

***

Любовь зла и Мо Жань слышал об этом. Вот только никогда ранее он не примерял на себя вероятность оказаться тем самым лохом, которому отказывают в свиданиях. Уже в пятнадцать он достаточно красив, чтобы вносить смятение в умы девушек и вызывать бисексуальную панику у парней. Его кузен ругается на него самыми злыми словами, какие только знает, и Мо Жань самодовольно выпячивает подкаченную грудь. В отличие от маленького павлина Сюэ Мэна, малыш Мо начал следить за собой довольно рано. В процессе взросления ладони-лопаты и длиннющие конечности укомплектовались стройным сильным телом, выросшим с опозданием, и даже заглядывая к себе в штаны, Мо Жань жаловаться не мог. В семнадцать в старшей школе не осталось людей, которые хоть раз не подумали бы о том, чтобы оказаться с ним в одной постели. В двадцать один он уверен, что один человек в ту пору все-таки нашел способ противостоять его красоте. Учитель Чу — это благородное лицо, красивое до отупения собеседников, глаза с приподнятыми внешними уголками, брови мечи, узкий подбородок. Учитель Чу — это первая любовь семидесяти процентов девочек в школе. (И пятидесяти процентов мальчиков, но даже Сюэ Мэн стесняется признаться в подобном.) Мо Жань не лгал себе, в каком именно смысле он влюбился в учителя. Конечно же ради того, чтобы соблазнить его и оказаться первым, кому удалось покорить сердце этого айсберга! Вот только школа закончилась как-то вдруг, а айсберг остался внутри её стен. Мо Жань правда не понимает, как это случилось.

***

— Учитель Чу! — он бежит к остановке, надеясь успеть до того, как мужчина позволит последнему автобусу увезти его в одиночестве. Тот останавливается с ногой на подножке, и остается так стоять, выглядя слишком усталым, чтобы вообще понимать, что происходит и кто его окликнул. Мо Жань давит торжествующую ухмылку, добегает, и они запрыгивают в салон вместе. Водитель последнего вечернего рейса тут же захлопывает двери и трогается, будто ему наплевать, размажет его пассажиров по перегородкам или нет. Благодаря этому Мо Жань ловит пошатнувшегося учителя, когда тот валится на него, не удержав равновесия. Они садятся друг напротив друга. Мо Жань — чтобы видеть дорогу впереди, Чу Ваньнин — куда посадили. Трудно вообразить, как бы он ехал один — наверное, уснул бы и доехал прямо до автобусного парка. Мо Жань, заставив себя присмотреться, содрогается — учитель Чу похудел, он выглядит усталым настолько, что кажется почти больным. В его планы соблазнения вносится корректива и очень серьезная: сначала доставить учителя домой, а уже потом соблазнять. Если Ваньнин уснет, пока Мо Жань касается его — цели это конечно поспособствует, но пользы не получится. Не в той мере, в которой ему бы хотелось. Так что — ужин, затолкать в душ, пока все готовится, а потом проследить за питанием и отходом ко сну. Мо Жань знает, где живет учитель, и звонит дяде по дороге. Врет с три короба — да, учитель Чу согласился, сам пригласил, все нормально. Учитель Чу в это время уже спит, прижавшись виском к дрожащему стеклу, и Мо Жань круто пересаживается таким образом, чтобы приобнять учителя за плечи и подсунуть под голову свою ладонь. Синяк на красивом лице мужчину не украсит, так что это просто… просто способ ускорить процесс соблазнения. Забота должна зачесться Мо Жаню в плюс! То, что учитель заснув этого даже не вспомнит, минует разум молодого мужчины со свистом ветра.

***

— Учитель, мы дошли, — шепчет Мо Жань, и помогает движущемуся на автопилоте мужчине найти нужный ключ, открыть дверь… Настоящий соблазнитель уже бы делал слепки всей связки, чтобы потом поджидать свою цель в кровати с розой в зубах, но учитель Чу выглядит так, будто способен лечь хоть с крокодилом. Предстоящие выходные радуют только одним — Мо Жань сделает так, что на двое суток учитель потеряется для всех. Особенно его телефон — вспыхивающий экран выводит такое количество спам-рассылок, как будто Чу Ваньнин об интернет-безопасности и блокировке оповещений браузера никогда не слышал. Чу Ваньнин вваливается в дом, сбрасывает ботинки. Мо Жань как раз пытается решить, как реагировать на дырки в носках мужчины на обоих больших пальцах одновременно, когда Ваньнин стягивает и носки, и тут же… выкидывает. Мо Жань интереса ради заглядывает в ведро — испорченных и утилизированных пар там больше, чем можно сосчитать с первого раза. Так открывается совсем другая сторона ослепительно красивого… бытового калеки. Чу Ваньнин гениален в преподавании, исследованиях и механике, но дома у него Мо Жань пытается не заблудиться и через две минуты после исчезновения хозяина где-то в комнатах, и через двадцать. Пахнет гаражом, резиной, смазкой — к несчастью совсем не той, что для секса, — машинным маслом, железом. Детали и недоеденные бутерброды соседствуют ближе, чем хотелось бы. Тараканов нет, наверное, только чудом — но потом Мо Жань замечает пару кошек, по чьим сытым мордам и пустым мискам не трудно понять, что они-то отлично знают, как добыть еду в этом хаосе… И о том, куда исчезают потенциально заглянувшие на обещание пира тараканы. Тяжело с этим смириться, но чтобы Чу Ваньнин заметил кого-то в своём доме, сначала придётся в этом самом доме… прибраться. Почему-то гениальный механик и изобретатель не догадался собрать себе робот-пылесос или даже искусственный интеллект, чтобы как в американских фильмах — впрочем, это же прописывать коды, программировать… где программирование и где — учитель Чу? Мо Жань морщится, думая о том, что любовь зла, снова, и идет на поиски веника и совка, ведра и тряпки, и вообще — планирует начать покорение чужого сердца с организации кухни. Как только он найдёт, где среди всего этого хаоса вообще запланировано местечко под кухню. С учетом того, что весь дом выглядит и пахнет как мастерская — задача тяжелее, чем могло бы показаться.

***

В двадцать один год Мо Жань отлично умеет готовить, но разбирать завалы ему приходится впервые. Часть его жалеет свою нелегкую судьбу и сожалеет о решении соблазнить кого-то настолько… настолько. Настолько Чу Ваньнина. Оставшая часть затыкает первую и призывает не сдаваться, доведя дело до конца. Почему-то ни одна часть не напоминает, что супер крутой соблазнитель не обязан организовывать порядок в чужом доме, а уж тем более ему не стоит силиться раскопать быт в пределах огромной обжитой мастерской. Мо Жань готовит почву так, словно собрался в этом доме жить, и даже не замечает противоречий. На откопанной плите явно варили клей — а может, это просто то, что осталось от риса. Мо Жань не хочет думать, чем была бурда в кастрюльке в свои лучшие дни — если клей, то учитель ещё наварит, а если попытка в готовку такая же безнадежная, как порядок в доме, то Ваньнин вообще ничего не теряет. Мо Жань смутно представляет себе интересы собственного бывшего учителя, потом думает, зачем ему вообще знать, какие у Чу Ваньнина интересы, потом натыкается на джентельменский журнал, лежавший на стуле под прикрытием мешков с солью и откровенно порченной мукой — и журнал не в силах потрясти его так, как потрясает мешок. Немыслимо, но у Чу Ваньнина на мешковине живут настоящие мучные черви — Мо Жань видел таких только в корме для рыб — вроде бы — и в баночках для рыбалки в чемоданчике дяди. Червей молодчик оперативно сметает в какую-то посудину — может, дядя оценит находку — а мешочек складывает в другой мешок, чтобы позже выбросить. Мо Жань брезгливый, и с каждым часом его недоумение и жалость к Чу Ваньнину, живущему, похоже, в непроходящей депрессии, растут. Потому что он вытаскивает десять пакетов мусора только в первый заход, и с ужасом покидает более-менее расчищенное пространство, попадая в следующее помещение — кривое зеркало, отражающее первую комнату до прихода в нее целеустремленного Мо Жаня. Легкий голод до начала поездки превращается в бешеное желание жрать. Скрывшийся в глубине дома Чу Ваньнин даже не показывается, как будто так и не понял, что он в доме не один. Во втором часу ночи Мо Жань находит за грудой несобранных шкафов и комодов холодильник, который, к его удивлению, даже работает, хоть и греется. В нем повесилась не то, что несчастная мышь — в нем умер бы даже призрак голода. Как среди намерзшего льда и снега он ухитряется расковырять потрепанную пачку пельмешек — загадка. Но подыхающий от усталости и голода Мо Жань предпочитает даже не глядя на срок годности употребить свою находку. Проложенный им в хаосе путь к найденной плите утешает его взор своим наличием — потому что вокруг этого пути простираются безбрежные, нескончаемые джунгли хаоса, бардака и грязи. Идея соблазнить Чу Ваньнина за прошедшие часы успела потускнеть и потрескаться от столкновения с реальностью. Мо Жань пытается вообразить себе встречи ради секса с таким человеком — и его корежит от ужаса. С Чу Ваньнином нельзя просто спать — с ним надо жить, иначе однажды не сумеешь даже зайти в дом, который погреб в своём бардаке беспомощного хозяина. Мо Жань ест обжигающие пельмени, в которых нет ничего, кроме муки, призрачного намёка на мясо и соли, и ему кажется, что он в жизни не ел ничего вкуснее. Он выпивает бульон — и от сытости ему кружит голову. Жар бросается в лицо, и хочется простого — смыть с себя грязь и лечь. Только теперь он вспоминает, что так и не отыскал в бардаке, куда пропал хозяин. И решительно отправляется на его поиски. То, что по пути он малодушно выискивает глазами кресло или диван, на которых он сможет переночевать — или хотя бы дотерпеть до рассвета — это бонус. Однако в конце пути его ждёт неожиданно пустой коридор, дверь, поддающаяся, стоило повернуть ручку… И Чу Ваньнин, спящий, как убитый, не успев стянуть с себя брюки, на трети кровати. Оставшиеся две трети площади заняты плохой пародией на костюм Железного человека, и Мо Жань ни капли не сожалеет, когда стаскивает все это барахло с кровати, завернув в покрывало, чтобы не зазвенело ничем в процессе. А потом он стаскивает с Чу Ваньнина штаны, набрасывает на мерзляка одеяло, и полный надежд, открывает ещё одну скрытую в комнате дверь. Через час чистый, но мокрый, Мо Жань забирается под одеяло к скукожившемуся мужчине, и обхватывает его горячими ручищами. Чу Ваньнин прилипает в ответ, словно железо к магниту, растекается рядышком — и начинает спать гораздо глубже и спокойнее, чем когда-либо. Проваливающийся в сон под стенания своей спины, Мо Жань упрямо и идилически думает, что обязательно добьётся поставленной цели. Однажды он соблазнит Чу Ваньнина… Но на сегодняшний день, даже то, что есть — уже результат. И Мо Жань засыпает, успев ещё мимолетно подумать, что усталость и боль во всем теле — ну просто до ужаса похожи на последствия бурного секса в принимающей позиции. Еще более случайная — и трусливая — мысль, которую Мо Жань избегает сформулировать даже подсознательно, заключается в ворчливом «лишь бы не напророчить». Но это уже совсем другая история…

***

Впервые за последние двенадцать лет окутанный во сне теплом, Чу Ваньнин нахмурился ещё до того, как проснуться. Рука бессознательно скользнула под подушку и цепко сжала до последней грани знакомый разводной ключ. Спать легшему на рассвете Мо Жаню оставалось полчаса.