Мортидо

             Проснулась я в три часа дня. Кая нигде не было. Не было ни работников, ни призрака. Мне стало неуютно одной в огромном, пустом, холодном замке, и я отправилась гулять.              Снег почти совсем сошёл. До вечера я прогуливалась по морскому берегу возле дэ Эскобъядо. Вместе с медленно подкрадывающимися сумерками над Бардо, как и прежде, сгустились тучи. А стоячий, парной воздух переходил в туман, предвещая дождь и неуместную грозу. Крик чаек перемешивался с шумом ледяных волн. Мрачная, искрящаяся, дурманящая вязкая атмосфера вернула меня в прежнее Бардо, в которое я когда-то случайно приехала.              Я зашла за замок, туда где сейчас стоял пустой голый виноградник, напоминающий торчащие из земли кривые усохшие руки и пальцы мертвецов, которые хотят выбраться из своих могил. И какая-нибудь наглая ворона с таким криком порой вспархивала откуда-то из глубин этого «кладбища», как будто ей удалось вырваться из хватки одной из таких ладоней.              Деревья, кусты и плющи без листьев под стенами замка не прятали от меня дверь в винный погреб, в котором я впервые попробовала «Яд Одиночества». И я не удержалась и подошла туда.              Дверь легко открылась в темноту и пустоту, как дверь в «Стране чудес» у Алисы в гостях в Маяке одиночества. Может, и та дверь вела всего лишь в винный погреб? — подумалось мне. Масляную лампу зажечь, к счастью, здесь было чем. И вот тусклый огонь разогнал мрак и пролил свет в сырость хранилища «Проклятья».              Шагнуть туда было страшно. Я подложила камень под дверь, оставляя её распахнутой. И всё же пошла вглубь погреба. Здесь очень холодно. Здесь было прохладно даже в разгар лета, а сейчас то был просто могильный холод. Сквозняк всё так же добрым привидением задевал открытые участки кожи, полы одежды и волосы. Хотя возможно, волосы сами вставали дыбом от жути. Я периодически оглядывалась с облегчением наблюдая всё ещё видимый свет из открытой двери на улицу. Но небольшая лестница кончилась, и я ступила под каменный свод потолка, и света теперь не было видно. До меня доносился глухой звук падающих капель. Замшелые камни стен были влажными — я прикоснулась к ним, и от их бархатной промозглости стало не по себе, хотя мох скрадывал холод. Начались бочки в нишах стен по обеим сторонам — подписанные, запылённые, на некоторых была паутина. Наконец я вышла в дегустационную комнату и включила электрический свет.              И вот я увлечённо искала в энотеке какое-нибудь другое вино среди десятков бутылок, когда вдруг…              Даже не знаю, как объяснить…              Возможно, это были опять фокусы Кая, но выглядели они слишком грандиозными.              Когда рука потянулась к очередной бутылке, чтобы смахнуть пыль с надписи и прочитать название, вдруг повсюду вокруг меня образовался страшный шум, словно тысячи разговоров. Я отпрянула, обернулась, даже спросила: «Кто здесь?», но никого не увидела, больше того, очертания самого погреба стали размываться, и в воздухе из пустоты возникали странные виды, сцены, подобно воспоминаниям прошлой жизни. Я не могла выйти из них, отойти, я была в них погружена, поглощена ими. Они были буквально везде. Множество неразборчивых сюжетов, обрывков снов, мыслей, давних воспоминаний погружали меня в своё безумие. От одного убежала — в другом оказалась. Ощущения потрясали и не неприятно, а как будто насильно-приятно волновали, дотрагивались до потаённых глубин сокрытых во мне даже от меня желаний — незнакомых, давно забытых, потерянных, но маячащий перед глазами — сделай шаг и ты там, ты вернёшься домой. Этому чувству не подобрать слова. Похоже на безысходность сна. Передо мной словно был открыт весь мир, но, вот что странно, он не был мне нужен, больше того я его не хотела, а он всё равно был и что-то глубинное во мне тянулось к нему, против воли меня утягивало вслед за этой изначальной и как будто первичной глубиной меня самой. Всё и ничего. Есть и нет. Хочу, но не хочу.              Я видела яркий солнечный свет Египта, отражённый от позолоты жёлтых стен, дававших тень в жаркий полдень. Я слышала трепет тяжёлых украшений и шлёпанье сандалий. В воздухе томился душный розовый эфир, нарочно источаемый ароматическими флаконами. Белые колоны упирались в перекрытие треугольной крыши опоясывающей мансарды. А за порогом каскадами лежал раскалённый песок. Дальше брусчатый тротуар, окаймленный кустами османтуса и деревцами франжипани.              Я от чего-то бежала, и белая шёлковая юбка в пол путалась в ногах. Я бежала, и вокруг всё изменилось.              Теперь здесь был лес осенний и пёстрый. Я остановилась.              Тяжёлые словно налитые кровью листья нависали над землёй как странные плоды. Небо рвалось в оранжево-серые клочья облаков. Ветер был наполнен влагою мха, ароматом грибов и смолистых слёз сосен и елей. Тропинки были топкими и холодными.              Меня вновь что-то побуждало бежать, и я бежала. Тяжёлые сапоги грузли в грязи. А потом новое место окружило меня. И так снова и снова.              Вдыхала ли я аромат цветков липы в июльский полдень, мокла ли под проливным дождём в ноябрьских сумерках, или замерзала в бушующей снежной пурге февраля — я непременно от чего-то бежала.              А потом всё резко закончилось и передо мной появился погреб и Кай. Он что-то спрашивал, я что-то отвечала. Он как будто раздваивался: я видела настоящего, обеспокоенного Кая, а где-то рядом, отслаиваясь от него мерцал его же облик, но ухмыляющийся, влекущий, притягательный, манящий. И я всё всматривалась в этот отделившийся призрак. Он меня звал. Казалось, он всё знает о моих мыслях, понимает меня, видит насквозь. Казалось, он и есть всё. Всё ему подчинялось. Даже я. Внизу живота закручивался узел. Кай своим взглядом высасывал из меня возбуждение. Я хотела бежать за ним, как будто на поводке, привязанном через солнечное сплетение к чему-то внизу и глубоко внутри. Оборвать эту нить, всё равно, что разорвать сонную или брюшную, или бедренную артерию — смерть наступит почти неизбежно. Желание держало на крючке сматывающейся на бобину лески. Не выбор и не магнит, а необходимость тянула меня к призрачному вожделенному облику. Мне тогда подумалось, что я повстречала самого Дьявола. После всех вариантов того, кем мог бы быть Кай, этот был самым верным. Когда мы не понимаем природы власти над нами, то всегда пеняем на Дьявола.              Мы вышли на улицу и двойник исчез, а мускусный аромат цветочного дыма окутал моё сознание и погрузил в сон. И очнулась я уже в своей комнате, в одиночестве, а на кресле я нашла записку: «Скоро Она будет здесь», — что бы это не значило; и красное платье.              Цвет платья меня натолкнул на страшные мысли. Цвет крови — мне были не по душе такие ассоциации. И всё же оно было чертовски красивым. Я не могла оторваться от своего отражения в этом платье. Невольно вспомнился Ян и первая встреча с ним. Тогда на корпоративе на мне тоже было красное платье. Вспомнилась ночь у камина. Я пыталась остановить мысли о Яне, но они были полны такого желанного мною сладострастия.              Я бы хотела сейчас оказаться в его объятиях: хоть Кая, хоть Яна. Видения в погребе и дым, забравший меня с собой, снова обострили чувственность, подняли жар, возбудили. Я не могла усидеть на месте, мысли разбредались, нетерпение и неудовлетворённость чесались под кожей. Мне так была нужна любовь и прикосновения.              Примерно час я провела в одиночестве. В медленных сумерках наступило затишье, спокойное, доброе, как перед праздником. Я постепенно привыкала к наряду. На меня напало шутливое высокомерие, и я прохаживалась по комнате, демонстрируя предметам интерьера свою важность.              Скоро она будет здесь.                    Сверкнула ярко-белая молния, и в это же мгновение раздался оглушительный раскат грома. Стоял такой треск, как будто небо раскололось напополам. Я замерла возле распахнутого окна, наблюдая за грозовыми облаками, готовящимися к новому удару. Меня ласкал вязкий и сегодня довольно тёплый сквозняк.                    Хлопнула дверь. Я обернулась. В комнату вошла Она. За моей спиной снова блеснула молния, и прогремел раскатистый гром. Мне думалось, что было бы лучше закрыть окно в такую грозу, но я не могла сейчас на это отвлечься.                    Не говоря ни слова, гостья в белом закурила и предложила мне. Я отказалась. Белый дым сигареты тонкой струйкой петлял в воздухе вслед за ней. Она прошлась по комнате, с любопытством разглядывая обстановку. Потом смерила меня взглядом, затушила сигарету и неторопливо заговорила:              — Ты должна понимать — дороги назад нет. Уже нет. Уже несколько месяцев как нет. Не переживай по поводу цвета платья, это ничего не значит. Кай выбирает их для нас, — она усмехнулась.              Я почувствовала себя неуклюже в этом платье, почувствовала себя лишней.              — Пока ты плоть, тебе придётся быть с этим монстром. Он тебя не отпустит, — продолжила гостья.              За окном начался ливень. Ледяная вода падала в распахнутое окно прямо на подоконник и пол. Брызги летели на ткань платья, на обнажённые участки рук и спины, дрожью пробираясь под кожу и в кровь вен.              — Знаешь, откуда берутся монстры? — продолжила гостья в белом, отвечая на моё замешательство и растерянность. — Монстры, которых боятся люди? Люди создают их сами. Людей без монстров не бывает. А приручить своих чудовищ можно только полюбив их. Если твой монстр не заслуживает любви, то зло, сотворённое тобой, уничтожит тебя. Зачем ты попала в Бардо? Чем тебе не нравилось в твоём мире? От чего ты бежишь?              С грустной улыбкой я ответила:              — Мой мир? Там меня не было. У меня не было мира. И я не нарочно сюда попала. И отсюда мне тоже хочется бежать. Но мне больше некуда бежать, — какое-то время я помолчала, а потом спросила: — Всё здесь — это Кай? Да? Это его мир? Это он окружает меня? Он всё здесь создал? И он… — я хотела сказать: «И он — монстр, которого создала я», — но осеклась.              Однако гостья в белом на вопрос не ответила и лишь подытожила:              — Каких же монстров сотворила ты? Пришло время взглянуть своим страхам в глаза — шагнуть в бездну.              С этими словами гостья в белом оказалась возле окна. И из этого окна в следующий момент она нарочно упала спиной вперёд. Я сделала попытку её ухватить, но мне не удалось. Я выглянула в окно, под проливной дождь, но её силуэт уже исчез из виду, и нигде я её не увидела. Ливень этому здорово поспособствовал. Она сама исчезла так же, как сама меня и нашла. Я не искала встреч с ней.                    Она почти заставила меня назвать Кая монстром. Это чудовище меня любит. Возможно, я и сама не хочу, чтобы у меня был выбор. Впервые за долгое время я делала шаг не в неизвестность, а в страх. Я оставалась, не пыталась бежать и хотела идти дальше. Возможно, я считала себя достаточно сильной, чтобы встретиться со своими монстрами лицом к лицу.                    Дождь прекратился. За окном сгущался туман. Я услышала пронзительный вой на опушке леса. Сердце забилось быстрее. Влажный ветер, наполненный ледяным землистым ароматом, лениво проскальзывал в комнату. Спокойное море побелело, как молоко, из-за низкого тумана в свете луны. Где-то вдалеке крикнула чайка, разрывая тишину своим плачем. Красно-серое небо, которое уже лежало на крыше, тянулось коснуться мокрого газона под окном. В воздухе растворилась тайна. В мире всё замерло. Ожидание сковало льдом мою душу. Тепло ускользало от меня в туман. Я боялась сделать вдох.                    Резкий порыв ветра вздёрнул занавеску, и мир снова ожил: в комнату ворвался влажный запах земли, послышался глухой вой, жалобно крикнула чайка, и море нежно зашелестело под вязким туманом. Меня бросило в жар. Темнота наступала, и я заметила, что туман порозовел, как будто раскалился в дождливом пасмурном тепле, которое за день съело почти весь снег. Холод, сковавший мою душу, отступил, и солёный пот волнения побархатил кожу. Пары́ красного вина в бокале, лёд вечерней мглы, согревающая взвесь тумана сложились в аромат бесконечности будущей ночи.                    Я смирилась. Хуже реальности, что творю я в «своём мире» быть всё равно не может. Мне нечего бояться. Меня уже нет. Уже несколько месяцев как меня нет.                    Я отошла от окна и, когда обернулась, снова увидела гостью в белом у распахнутой двери в комнату. Как? Мне хотелось удивиться, ужаснуться, но я опомнилась: ни к чему это. Она кажется такой настоящей — я всё время забываю, что мои гости — иллюзия.              — Когда оживут твои страхи, — сказала она, — постарайся не испугаться.                    Не испугаться воплощений мыслей? Не испугаться желаний будет невозможно.              Гостья жестом пригласила меня следовать за ней. Она резко вышла из комнаты, рассекая воздух многочисленными складками наряда. Почему все их наряда так трепещут в воздухе? Это, видимо, свойство голографических тканей. Я же вышла следом за ней словно призрак бесшумно, хотя призрак здесь она, а вовсе не я.              — Выбери правильно, — говорила гостья в белом, провожая меня в гостиную.              — Что означает «правильно»?              — Это дело вкуса. Если относиться к жизни, как к изящному искусству, то в ней решает всё единственно твой вкус.              Она привела меня в гостиную, но сама не осталась. А в гостиной, между тем, откуда-то набралась целая толпа людей, а может, и не людей.