Призраки завтра

      Сидя на этом проклятом заднем сиденье я не знала куда себя деть. Сердце боязно глухо стучало в такт отбивемый покрышками по поверхности дороги. Я старательно уговаривала себя не следить за навигатором водителя, не считать минуты до прибытия. Мучительно заламывая себе пальцы я молилась, чтобы эта поездка была бесконечной, чтобы под эту тихую мелодию из радиоприемника мы ехали до скончания веков. В очередной раз сустав пальца болезненно щелкнул и, проследив за следующим поворотом в экране его телефона, я поймала взгляд водителя в зеркале заднего вида. Он промолчал, я тоже.       Некоторые говорят, что чувствуют себя добычей, жертвой, овечкой в загоне у льва, но все это было неприменимо ко мне. Овечка никогда добровольно не зайдет в загон хищника, а я, гонимая какими-то сомнительными представлениями о честности и справедливости именно этим и занималась, направляясь на черный рынок. Трудно назвать мое ощущение страхом. Я не испытывала парализующего ужаса, лишь пробивающую до жил тревогу от множества вариантов пазвития событий, вызванных моими действиями. Несколько раз я побаровала невероятное желание выпрыгнуть на полном ходу из автомобиля, уговаривала себя не развернуться на самом пороге. Было ужасно опрометчиво пойти туда с надеждой мило поболтать. Но маленький огонек укоренившегося за прошедшие несколько лет чувства собственной неуязвимости, притупившегося чувство страха давал сил в борьбе с желанием кинуться в бегство. Действительно, я начала забывать, как опасны те люди. Намного приятнее было думать, как я опасна для них. Однако что-то мне подсказывало, что об этом они тоже не помнят. И эта мысль мне не нравилась.       Сустав снова щелкнул и я сложила руки на коленях, больше не пытаясь выломать себе пальцы. Одежда сейчас колола и душила, прическа неудобно упиралась в подголовник, воздуха с каждым вдохом становилось непропорционально меньше, а в животе скрутился и тяжелым камнем лежал заглушеный и забитый инстинкт самосохранения. Во имя чего я туда еду? Во имя Сатору и долга перед ним? Во имя магического колледжа? Во имя Итадори? Все это было близко к истине, но совершенно точно не загнало бы меня рано утром на экспресс до моего гадкого прошлого. Все это я делала ради себя.       Как бы меня не трогало жизнелюбие Юдзи и неоглашаемый долг перед Сатору — в первую очередь я ехала туда за другой информацией.       »…Потом разбирайся со всем остальным», — говорила мне Секо с укором, но «все остальное» ее решительно не касалось и я совершенно точно была в состоянии с этим разобраться без ее участия.       Изо дня в день, метаясь по городу в поисках нужной нам больницы, я все выискивала глазами ту улицу, знакомые вычурные крыши храма и белую, тошнотворно белую мраморную лестницу. Тот самый храм, к которому я пришла, вернувшись в Японию по просьбе Сатору несколько лет назад.       И сейчас я жадно искала этот храм глазами и так же сильно боялась найти. Ни пагоды, ни тории, лишь до боли осовремененные бетонные шпили, так напоминающие штыки. И вот они, мельком показались за поворотом. Следующий удар сердца был еще более болезненный и тяжелый, чувствую, как свело челюсть.       Пока мы стоим на перекрестке я разглядываю состарившееся здание, от которого веяло запустением. Бросает в жар и дышать становится совершенно невозможно. Закрываю глаза. В голове осуждающе пульсирует голос подруги: «Потом разбирайся со всем остальным». Действительно. Напоминаю себе кто я и что я здесь делаю. Напоминаю, почему сижу в машине и почему опять вернулась в Японию. Нет, ее слова не имели на меня никакого влияния. — Поверни направо и высади меня, — слова резким хрипом вырываются из горла. Мне показалось, будто водитель ослушается — настолько неловко и скомкано прозвучала эта просьба.       Но он, лишь еще раз глянув на меня через зеркало заднего вида, перестроился и остановился в ближайшем разрешенном месте. Не говоря ни слова, он заглушил двигатель, ожидая моих дальнейших действий. Но я не выходила из машины, лишь смотрела на почему-то пугающее меня здание через лобовое стекло.       Бездействие затянулось. Я, растеряв сиюсекундный строптивый запал, сама была не рада этой остановке, не в состоянии ни двинуться навстречу, ни дать команду ехать дальше. — Жди меня здесь. — Наконец выдавила из себя я нечто слабо напоминающее решимость. Не дожидаясь согласия водителя, открыла дверь и на плохо гнущихся ногах пошагала к храму по полупустой улице.       Чем ближе я подходила, тем тяжелее становилось внутри, тем медленнее становились шаги. Но эта тяжесть уже не имела ничего общего с тревогой или страхом. Лишь волнение и тихое, практически скрытое нежелание видеть то, что, скорее всего, откроется моим глазам. Никакой паники — лишь невыразимое чувство нервозного предвкушения.       Остановившись перед высокой белой лестницей, я смотрела на закрытые тяжелые двери. Они не были заколочены, там не было замка, но откуда-то возникло чувство, что там будет закрыто, но не проверить я не смогла.       Тихо цокая каблуками сапог по ступеням, я подобралась к двери и, совершенно ничего не ожидая, потянула. К моему удивлению дверь поддалась и с тихим скрипом отворилась. Пустой зал со сценой, отзывающийся в черепной коробке навязчивым неприятным воспоминанием. На стене за сценой висели такие знакомые свитки пергамента с не менее знакомыми надписями, колющими глаза, как и раньше вызывая противоречивые чувства.       Я отвожу взгляд, стараясь зацепиться за что-то, хоть что-нибудь в пустом зале. В горле встал ком, прохладный пропитанный благовониями запах просторного зала кружил голову. Пустота.       Ноги повели меня к сцене. Кожа перчаток мельком коснулась шершавого дерева. Я тупо смотрю перед собой на сухие старые доски, исхоженные тысячами шагов. Все мое сознание будто бы группируется, готовясь к сокрушительной волне из сносящих все на своем воспоминаний. С силой зажмурила глаза, ожидая все то же болезненное чувство, с которым внутри все умерщвляется за секунду до того, как в голову хлынет поток неконтролируемых воспоминаний. Но ничего этого не происходит.       Открываю глаза. Дерево осталось просто деревом, а сцена просто сценой. Даже пергаменты на стене были не более чем безликим символом, не бередящим внутри ничего живого. Сугуру здесь нет. Слишком давно нет, даже намек на его запах исчез. Все в этом зале говорило, буквально кричало о запустении. Каждая палочка благовоний, каждая пылинка в этом проклятом зале. Все, кто посещают это место — такие же заложники воспоминаний, как и я.       Машинально я сильнее завернулась в накинутую на плечи овечью шубу, с каждой секундой крепче сжимая ее у горла, как вдруг локтя что-то коснулось.       Испуг острой стрелой пронзил меня, приводя в чувства от бесцельного созерцания пустоты. Больно прикусив язык, я дернулась в сторону.       Рядом стояла старая женщина. Только сейчас я поняла, что она так же держит меня за локоть. В тишине пустого зала такая внезапная интервенция в погрязшее в забытии личное пространство вызывало резкую неприязнь. Но тем не менее, непонятно чему повинуясь, я вывернула руку из ее слабой хватки.       Ссутулившаяся женщина медленно убирала от меня руку, на ее покрытом тонкой сеткой морщинок лице появилось подобие улыбки. — Я знала, что вы вернетесь!       Ее скрипучий, но теплый голос мягким эхом отразились от стен, острым копьем врезаясь куда-то в подреберье. Совершенно искренняя и беззастенчивая правда глубоко верующей. Первое желание — шикнуть на женщину, приказывая замолчать. В очередной раз, чувствуя себя в ловушке, глаза мои округлились. Рот наполнился металлическим привкусом крови, я судорожно втягивала носом воздух, но от удушливых благовоний становилось только хуже. — Вы меня с кем-то спутали, — прошептала я, слыша, как неубедительно и хрипло звучит мой голос.       Оглядывая старушку с ног до головы, чувствую необъяснимую злость и отвращение. Но самым главным чувством была паника. И, словно дикий зверь, поддаваясь этому чувству, попятившись, развернулась и пошагала к двери. То, что было хранимо от прочего магического мира, и, казалось, существовало уже только в моей голове, снова бесцеремонно хватает меня за локоть. — Вы были здесь с господином Гето…       Это имя. Казалось, мир остановился.       От чего-то я не могла позволить себе его произнести, будто бы что-то разрушится, развеется какая-то иллюзия. Но даже сейчас, между всех зол, в ловушке этого пустого зала его имя было самым приятным и радующим меня звуком.       Мы были здесь… Ведь правда так. Рябь из ярких воспоминаний скользнула где-то в глубине моего сознания. О том, насколько они были приятными я старалась не думать, совсем не это сейчас было важно. Я давно не ставила себя рядом с Сугуру в одном предложении. Только в воспоминаниях. Не осмеливалась произнести его имя, только шепотом и наедине с самой собой. — Нет.       Я отрезаю разговор, отвечая одновременно и ей и себе. Наконец добравшись до двери открываю ее, стараясь не вслушиваться в слова женщины. Лицо обдает волной уличного холода. — После вас были другие, но лишь вы были способны спасти меня, — тихое эхо ее голоса доносится сквозь шум улицы. — Нет, — так же тупо сквозь сжатые зубы процедила я сама себе.       Женщина замолчала, но выждав несколько мгновений, продолжила: — Я узнала вас по глазам, госпожа Хесс…       Дверь захлопнулась, и я, так же глядя перед собой, спустилась по лестнице, тяжело цокая набойками каблуков. Слушать ее желания не было. Оказавшись у подножья, я в последний раз оглянулась и вздрогнула от неожиданности, увидев всю ту же женщину, гладящую из полуоткрытой двери мне вслед. Морозные мурашки пробежали по затылку.       Развернувшись, я с решимостью солдата пошагала по тротуару в сторону парковки. Я чувствовала, как эта одержимая старуха старалась всучить в руки багаж моего прошлого и, гонимая этим чувством, я тяжело шагала вперед, придерживая шубу, глядя вперед стеклянными глазами. Впереди наконец показался знакомый автомобиль и я чувствовала, как каждый шаг до него становился все тяжелее и тяжелее.       Совершенно механических движением открываю дверь и сажусь на привычное место. — Едем, — говорю я отчужденно и неразборчиво, и, почувствовав взгляд водителя, повторяю еще раз.       Поворотники щелкают, машина трогается. Я сижу все так же сцепив руки у горла и придерживая шубу, чувствую как похолодевшая кровь спускается от плеч к рукам. Прогоняю из воспоминаний навязчивый образ, снимаю перчатки и протераю лицо, стараясь привести себя в чувство.       Придя в себя, я вспоминаю, что еду в гости к старым знакомым, но более ни страха, ни тревоги это не вызывает. Бесцеремонная отчужденность. Все это не имело никакой власти надо мной — с этим прошлым я разобралась, а старая женщина в холодных деревянных стенах заботливо напомнила мне кто я и зачем я здесь.

***

      Небольшая комнатка с обитыми когда-то светлыми деревянными досками пропускала в себя большую часть гомона и вакханалии извне. Мириам, сложив руки за спиной, медленно, словно сытый зверь в клетке, ходила по кругу вдоль стен. Тихий шорох ее шагов по ковру тонул в гуле из-а стены жизнедеятельности.       «Ожидайте».       Мидж слушала, покорно повинуясь, но очень скоро стены начали давить, а к горлу подступала ядовитая тревожность. Очередной круг. Девушка остановилась, снова пробежавшись взглядом по стенам, не зная, что на этот раз хочет там увидеть. Ничего примечательного. Старая выцветшая, напечатанная на принтере картина в деревянной рамке и зеркало такое же безутешно грязное, как и стены. Бегло зацепившись за своё отражение взглядом, она тяжело вздохнула и возобновила ходьбу по кругу уже в обратную сторону, глядя то перед собой, то под ноги. Больше сидеть она не могла — несмотря на напускное спокойствие, как только девушка останавливалась, возникало неприятное скребущее чувство под ложечкой, пальцы поочередно то пытались перебирать прядь волос, выбившуюся из прически, то выкручивать до хруста суставы.       Как только она зашла в этот ресторан в Синдзюку, в нос ударил старый знакомый запах. Здесь пахло хитростью, осторожностью, уникальной бесцеремонной беспринципностью и, само собой, жадностью, но это во вторую очередь, в первую — изобильный, все заполонивший запах китайской кухни. И здесь ей было нужно только одно.       Черный рынок.       По дороге сюда, прогнав навязчивые мысли об удручающем настоящем, Мириам вспоминала юность. Как одним пасмурным вечером собрались с товарищам, когда их компанию в студенческую бытность потянуло выпить чего-то чуть более газированного и крепкого, чем кофе из автомата. В этот вечер она вела увлеченный спор с Сатору про черный рынок.       Дома у Секо, под трескучий голос ведущего викторины из старого телевизора, стрекот насекомых, шуршание пакетов с закусками, тихое шипение пузырьков и отдаленные гудки автомобилей они проводили вечер, свободно развалившись на татами. Пятница сам собой располагал к более глупым шуткам, громким голосам, нескольким расстегнутым верхним пуговицам на рубашках парней, закасанным рукавам и отложенным куда подальше сумкам и форменным пиджакам. Секо же, свободно расхаживала в домашней одежде по дому так расслабленно и по-хозяйски, что все единовременно перестали чувствовать себя гостями, примерив на один вечер роль какой-то дефективной, но счастливой «семьи».       Все четверо полу-сидя, полу-лежа собрались вокруг небольшого квадратного деревянного стола прямо перед телевизором. Слегка разорив студенческие накопления, компания устроила застолье из всего сладкого, соленого, острого и кислого, запивая чуть менее разнообразным ассортиментом шипучих слабоалкогольных напитков. Очень быстро их накрытый стол приобрёл вид пострадавшего от набега голодных кочевников, что, впрочем, не умаляло его изобилия и антуража.       Сугуру, подперев голову рукой, лежал на боку и, с плохо скрываемым любопытством, наблюдал за телевикториной. Оставив позади хоть и простое, но утомительное задание, он с радостью предавался нехитрому досугу, на который не требовалось ни физических, ни моральных сил. Слегка захмелев, он тихо шипел подсказки туго соображающим участникам. Медленно потягивая напиток из жестяной банки, он изредка поглядывал на Мириам и Сатору, ведущих оживленный спор. Пара постоянно перекрикивала телевизор, разгоряченно споря о чем-то, что Гето было решительно не интересно. То ли дело потуги участниклв шоу отгадать столицу Гватемалы.       Иери, временно удалившись на перекур, вернулась с отловленной во дворе домашней кошкой на руках. Практически бесшумно опустившись рядом с головой Сугуру, она выпустила кошку, которая, радостно ускакала в сторону кухни. Через несколько секунд раздался хруст кошачьего корма.       Понаблюдав за происходящим, Секо потянулась за пультом в надежде найти что-то более увлекательное к просмотру, но, когда Сугру воспротивился, начала подбивать захмелевшего Гето позвонить в прямой эфир, просто так, из хулиганских соображений. Маг только отмахивался, но Секо замечала, что он с каждым разом делает это все менее уверенно.       Иери же, выдерживала паузу и, давая этой мысли настояться, на время теряла интерес к другу, переключая внимание на спорящих. Как только спор начинал затихать, будто бы невзначай, она подбрасывала то одному, то другому спичку в бензин и без того незатухающего темперамента. И, как только шалость удавалась, довольно тянулась за очередной порцией сушеного кальмара. Впрочем, слушать их пререкания было достаточно занятно, особенно когда Сатору начинал размахивать руками, либо Мириам, уничтожаемая упертостью оппонента в очередном раунде, в пылу начинала заговариваться и ее японский сменялся яростным воем непереводимой игры слов из всех известных ей языков, что веселило Сатору еще больше. Мидж смущалась и на несколько минут аттракцион прерывался. Тогда Секо возвращалась к Гето, освежая идею наконец подсказать участникам, что столица Гватемалы — Гватемала.       Девушка смотрела на товарищей с приятным, отдаленно напоминающим материнское или сестринское чувство. Одно дело — возиться с двумя магами, непрерывно старающимися найти преждевременную кончину от проклятий или рук друг друга, и совсем другое — когда ее бдение разделяла вторая девушка. Ни то чтобы Мириам сама не страдала подобными порывами к усложнению собственного бытия, там тоже было от чего хвататься за голову, но Секо надеялась, что их тандем с Сугуру продлит пребывание обоих на это бренном свете.       Поначалу Мидж была несколько замкнутой. Как только Сугуру ее представил, у Иери укрепилось впечатление, что сама девушка этого знакомства, мягко говоря, не искала. Она не стремилась проводить с ними времени больше чем необходимо, не любила покидать территорию штаба, не смотрела в глаза, говорила мало и только если ее спрашивали. А после уклончивых ответов и эти разговоры сходили на нет. Она все время будто ожидала чего-то, но, встретив благоговейное безразличие к своей персоне, заметно расслабилась. И вот уже через несколько дней она перестала избегать их на территории колледжа, вставляла неловкие шутки, закатывала глаза на возню парней и не рапортовала как солдат, если к ней обратятся.              С Сатору у них выстраивалась какая-то особая форма взаимоотношений: судя по всему, они друг друга слишком хорошо понимали и именно поэтому раздражали. Иногда доходило до того, что они становились похожи на бродящих котов, готовых в любой момент сцепиться и покатиться по улице вопя нечто нечленораздельное. Но при прочих равных уживались они нормально в силу, как надеялась Секо, их средней на человека, адекватности, хорошего отношения к Сугуру и неприятного им обоим взаимопонимания.       Как бы Сатору не подкалывал Мириам, как бы она не язвила ему в ответ, со стороны было видно, что нечто их роднит. А именно та огромная неподвластная сила долга и обязанностей. Клан Годжо щепетильно взращивал своего одаренного отпрыска, по праву рождения лишенного большей части радостей и «привилегий» простолюдина, таких как выбор своего будущего и возможности остаться «никем» по истечению лет. Так и якудзы не желали отпускать поводок дальше поля их зрения, давая лишь иллюзию свободы и выбора.       Пути этих обоих сходились в магическом штабе и на татами в доме Секо. Она даже несколько раз видела, уходя из колледжа, как они болтают бесцельно бродя по тропинкам колледжа. И в разговоре их не было ни криков, ни гогота, даже экспрессии, только тихие голоса и взгляды устремленные то ли под ноги, то ли перед собой. Руки Сатору безвольно лежали в карманах, а у Мидж сцеплены за спиной, от их вида сквозило смирением и легкой обреченностью. И зрелище это было исключительно удручающее. Впрочем, на следующий день это не помешало им вернуться в их обыденное состояние.       Иери же казалось, что Мириам она понравилась. В каком-то далеком уголке души ей это даже льстило. По скомканным и неловким рассказам Сугуру, девушка представляла себе Мидж диковатой и нелюдимой, с постоянно стекающей с нее водой, жесткой и отчаянной, оторванной от простой жизни. Ничего такого, конечно, Сугуру не говорил, но редкие подробности их встречи рисовали отнюдь не пикники на фоне Фудзи с официанткой из аниме-кафе. Да и то самое «не совсем человек и не совсем проклятье» не упрощало ситуацию.       Однако она приятно удивилась осведомленности Мидж о мирских проблемах, сопереживание ее трудностям и прекрасно разделяла сложности происходящего на том уровне магической и социальной иерархии, на которой находились студенты. А если не понимала, то всегда была внимательным и благодарным слушателем. После этого Секо решила, что «планку» можно поднять и осторожно расширила список тем от «погоды и учебы» до чего-то более личного и менее абстрактного.       Постепенно они стали общаться даже вне компании парней, изредка прогуливаясь по кафе, магазинам и городским достопримечательностям, доступным лишь токийцам. Мидж стала приходить в госпиталь для скашивания невеселой рутины подруги, когда Иери случалось там задерживаться на дежурстве, а Секо стала приглашать к себе в гости. В результате этих посиделок Мириам освоила такие чудеса кулинарии как омлет и яблочный пирог, что стало пиком ее мастерства и предметом гордости на многие месяцы вперед.       Мидж обладала какой-то убаюкивающей лояльностью ко всему происходящему в ее жизни и в жизни окружающих, что очень резонировало с мироощущением Секо. Наверное поэтому они так легко нашли общий язык. Иери принципиально не расспрашивала ни о чем из тех плохо пахнущих историй, о которых мог мельком ляпнуть Сугуру. И однажды, сидя с ней вдвоем в госпитале магического штаба в звенящем одиночестве, Мидж рассказала сама, то ли исповедуясь, то ли стараясь понять как к этому относиться. Про то, как ее забрал Яга и как она встретила Гето.       «Ой, дурак…» — подумала тогда Секо, но вслух не сказала.       Но после того, как Мидж дошла до момента, где он добровольно запрыгнул в машину, направляющуюся на мафиозные разборки, заключила: — Удивительный дурак. — Подняв брови, она говорила ни то с осуждением, ни то с восхищением. Мириам, закусив нижнюю губу, интенсивно закивала в ответ. Но одного проницательного взгляда студентки хватало, чтобы понять, что Мидж все же рада этой импульсивной глупости. Не надо быть тонким психологом, чтобы трактовать их взгляды: многозначительные и завороженные.       Иери дипломатично старалась не комментировать их переглядывания, милые ужимки или неловкие касания. На такие касания ты не обращаешь внимания, если они принадлежат незнакомому или безразличному человеку. Сатору же ехидно хихикал, когда Мириам вздрагивала от опустившегося рядом на скамью Гето, начиная неловко ерзать, стараясь подвинуться, либо как Гето суетливо оглядывался, если от резко торможения поезда она нечаянно касалась его плечом. Секо тоже иногда посмеивалась. Исключительно беззлобно.       Нельзя было отрицать, что совместного времени Мидж и Сугуру становилось все больше, при всем том, что часть этого времяпрепровождения просто обязывает доверять и беречь друг друга. Сложности и опасности сближают не хуже теплого совместного вечера, а может даже лучше. И между парой появлялись свои шутки и ритуалы, свои секреты и смыслы, которые они считывали только по одному взгляду или выразительному движению бровей. Иногда Секо видела их в штабе хихикающими над какой-нибудь картинкой в телефоне, склонившись друг к другу или доверительно перешёптывающимися, ожидая товарищей на месте сбора. Сегодня, возвращаясь вместе с Сатору после задания в колледж, где они договорились встретиться перед совместной посиделкой, картина предстала та же, только Сугуру что-то увлеченно рассказывал с видом человека, концепция истории которого заключается в «ты представляешь?!» Ну, и Мириам, судя, по ее взгляду, не представляла.       Иери этот взгляд веселил и, улыбаясь, она решала Мидж тактично не смущать. Впрочем, лучший друг Гето такой же тактичностью не обладал и, при любом удачно выпавшем случае, посягал на его душевное равновесие. Но Сугуру, как метящий в верха магической иерархии, отличался большим самообладанием.       Впрочем, Годжо посягал на душевное равновесие всех своих знакомых, закаляя в них ту самую несгибаемую жилу терпения. Но, чем чаще Мириам с Гето попадали под его выпады, тем меньше их становилось и в итоге они практически сошли на нет. Сугуру тогда тихо пошутил, что наконец его «репертуар каппы» закончился, но к несчастью Мидж, блондин услышал это неосторожное высказывание и еще некоторое время называл девушку каппой, ухохатываясь от собственного остроумия и гениальности каламбура. Но и это Сатору быстро надоело.       И вот, они все вместе у нее дома. Относительный покой, вкусные закуски и надежда на размеренные выходные.       Сугуру мучительно хмурился, вслушиваясь в телепередачу и откусывая соевую палочку настолько красного цвета, что она грозила самовоспламениться. Мириам же только что вернулась из уборной, с порога раскручивая маховик диалога на повышенных тонах по старой программе. Секо, в очередной раз обрадовавшись отпуску родителей, решила выйти покурить, но все же Мидж и Сатору каким-то чудом завладели ее вниманием.       Девушка передразнивала Годжо, скривив издевательскую гримасу, уперев руки в бока, манерно виляя плечами, как это обычно делает парень: — «Не мозет быть», — намеренно манерно каверкала она его высокородный диалект, опустившись на татами: — Тебе-то откуда знать, тепличное ты растение?! — Я, вообще-то, прямой наследник величайшей магической династии!.. — не уступая в напоре парировал Сатору, задрав солнцезащитные очки на лоб и выпучив яркие глаза на собеседницу. — А тепличное растение три дня назад научилось яичницу жарить. — С козырей зашел, — едва заметно шепнул Сугуру Секо, тоже теперь увлеченно наблюдающий за перепалкой. Она только молча кивнула, откладывая перекур и усаживаясь поудобнее. Пальцы ее отогнули язычек очередной жестяной баночки с характерным пшиком.       Впрочем, попытка напомнить, кто здесь высокородный господин, а кто кривозубая крестьянка на Мириам эффекта не произвели. Нисколько этим не смущенный, Годжо стукнул кулаком себе по колену: — … и мне лучше знать как устроена жизнь в Токио! Черный рынок — это такое здание…       Не дослушав его до конца Мириам взвыла. Сугуру только шумно отхлебнул из банки, переглянувшись с Секо. Сатору спорил ради спора, просто потому что жгучие соевые палочки делали мага острым на язык, но, вступая в реакцию с его богатым внутренним миром, вызывали жжение исключительно у окружающих. Гето конечно посочувствовал Мириам, которая с громким шлепком уронила ладони на лицо, но все же был рад, что сегодня не на него было нацелено внимание одногруппника: — Да какое, к черту, здание?! — Она тяжело вздохнула, после чего глянула на блондина сквозь пальцы, будто бы наконец прозрела: — ты это в кино увидел? — А вот и нет, — не моргнув солгал «прямой наследник», — я, может, там был лично. — Продолжил бахвальствовать маг, которого уже неудержимо понесло, но поток аргументов заканчивался на снятых солнцезащитных очках. — Ты хоть понимаешь, кого обмануть пытаешься? — Расхохоталась Мидж, покрутив пальцем у виска, в перерывах пародируя выпученные глаза Сатору, но начав успокаиваться, отрезала бескомпромиссно и со знанием дела, не желая больше позорить товарища: — Черный рынок это не место, черный рынок — это люди…

***

      Мириам отвлек от расхаживаний по комнате щелчок замка, дверь распахнулась, впуская в комнату насыщенные и свежие ароматы ресторана и шум посуды вперемешку с гомоном голосов.       В проходе показался отдаленно знакомый мужчина, который не церемонился с излишними любезностями, не распыляясь на улыбки. Такие люди Мидж нравились больше, они не пытались казаться кем-то, кем очевидно не являлись. «Триада» оберегала его, якудзы чтили и не пренебрегали помощью. Невысокий китаец среднего телосложения. Без имени, но такие как Мидж обращались к нему Ди Сан, с китайского — Третий. Сколько их было всего Мидж не знала, только догадывалась, что, следуя логике, есть и второй и первый.       Мужчина, не меняясь в лице, безразличным жестом пригласил девушку выйти и, после непродолжительного обмена взглядами, повел по короткому коридору за один из столов небольшого оживленного китайского ресторана.       Ни одного лишнего слова, ни одной вежливой фразы. Обиняки заменял гул посетителей.       Мидж опустилась за круглый стол, подвигая стул поближе, осматривая собравшихся в ресторане. Просто из любопытства, для иллюзии контроля над ситуацией.       Китаец следил за ее взглядом, отвлекаясь лишь на опустившийся на стол большой заварник и комплект посуды. Официант аккуратно и быстро провел ритуал омовения посуды чаем и убрал заварник, заменяя его новым, более изящным чаху. Мириам так же следила за его движениями, но с большим с интересом и меньшим пониманием происходящего. Вслед за чаху принесли несколько блюд. Мидж опознала только гёудза и баодзы.       Третий сидел напротив и теми же спокойными размеренными движениями налил себе чай.       Мидж воздержалась, внезапно заметив, что от волнения начали предательски подрагивать руки. Ее былая сноровка выветрилась, а стойкое самообладание, словно мышца, которую долго не тренировали, начала подводить в самый неподходящий момент. Внезапно для самой себя она поняла, что холодное спокойствие мужчины ее раздражало, несколько лет назад ее остерегались, считались с ней. Сейчас же у нее дрожат руки. Девушка подавила желание сжать крепче зубы.       Она изо всех сил старалась держаться подальше от своего «наследия», не прибегать к знакомствам и связям, тратя лишние часы и даже дни, но долгие разъезды по больнице приводили ее лишь к одной мысли: по-хорошему не получится. Еще в прошлом ее научили, что заговоры разрушаются либо большей хитростью, либо силой. Ни того ни другого у нее не было. Были лишь связи и опыт, который она с удовольствием бы променяла на умение плести макраме и готовить творожное печенье. Вместо это она в очередной раз вела переговоры с маргиналами, по определению мало чем отличаясь от них.       — Что тебе нужно? — отвлек ее от мыслей голос с явным китайским акцентом.       Мидж сглотнула подступившее к горлу раздражение, выдерживая паузу в несколько секунд: — Я ищу двух человек.       По лицу китайца скользнула едва различимая улыбка, которая Мидж совершенно не обрадовала. Она прекрасно отдавала себе отчет в том, что ее оппонент имеет преимущество, но как же подкашивало осознание того, что сути этого преимущества она не знала до конца. Как много ему известно? — Магов? — В общем. — А в частности? — Зачинщика покушения на «сосуд».       Мидж посмотрела в глаза собеседнику, положив сцепленые в замок руки в перчатках на край стола. Она быстро отогнала мысли о том, как бы Итадори отреагировал на подобное описание.       Ди Сан только удивленно поднял брови. Лишь на мгновение. Спокойно выдержав взгляд девушки, он безразлично опустил взгляд на стол, выбрав несколько гёудза. Само собой, один из главных информаторов всей Азии был прекрасно осведомлен о происходящем в магическом колледже. А жаль. — Тебе нечем платить за эту информацию.       Китаец снова поднял взгляд, глядя в глаза Мидж пристально и невероятно незаинтересованно. Самое отвратительное — он был прав. — Значит мне нужно то, что будет по карману, — как можно спокойнее ответила Мириам, достав из арсенала заранее заготовленную фразу.       Тщательно обдумав ее слова, Ди Сан снова заулыбался, отложив палочки. Теперь разговор становился ему интересен. Его улыбка была не злой и не доброй. Просто любопытной, заинтересованной, даже несколько азартной. Мириам всеми фибрами души и тела старалась не выдавать нарастающего раздражения.       Призраки прошлого прямо сейчас давили ей куда-то в область затылка, старательно напоминая кто она, где и почему. Оставалось вытерпеть этот аттракцион.       За годы блаженной свободы она отвыкла от этой раболепной торговли лицом, отвыкла от заносчивых и самоуверенных людей с комплексом Бога. Сказывалась то ли накатившая усталость за последнюю неделю, то ли Японский воздух, то ли возраст, но терпеть это становилось все тяжелее. Она смотрела то на свой поблескивающий от капель чая пустой комплект посуды, на накрытый стол и к горлу подступала тошнота. — А кто второй?       Снова ком в горле. В черепной коробке девушки тут же зародилась наивная в своей простоте мысль обмануть информатора, назвать что угодно кроме правды. Мириам крепче сжала пальцы. — Гето Сугуру.       На мимолетное мгновение глаза собеседника удивленно округлились. Явно расслабившись, перекусив и заинтересовавшись беседой, он перестал бескомпромиссно поддерживать свой суровый вид. Сказанное его явно повеселило. Неприятное ядовитое предчувствие сжало ребра Мириам. — Замечательно. По этим вопросам пообщайся со своей старой «подругой». — На его губах растянулась улыбка: — уверен, она будет рада тебя видеть.       И ни капли не смущаемый растерянным взглядом Мидж, Мужчина еще раз отпил чай, явно не намеревась продолжать. Придя в себя, несколько раз прокрутив в голове услышанное, она сощурилась, обдумывая, но не понимая, как это может быть концом разговора. Повисло молчание, которое заполнил шум посетителей и зудящее раздражение. Если это та, о ком она думает, то где ее искать? Не смертный ли это приговор? Ответ без ответа. — И что я тебе за это должна?       Мужчина не ответил, лишь принялся вытирать руки и на китайском подозвал официанта, чтобы тот убрал со стола.       Раздражение сменялось на злость. Мидж снова мельком оглянулась, мысленно прикинув, сколько из этих людей направят ей в затылок пулю или что похуже, как только она совершит очередное необдуманное движение. Без сомнения, магов здесь достаточно.       Ди Сан встал из-за стола. Мидж, тут же последовала его примеру, уперевшись кончиками пальцев в столешницу так же непрерывно глядя в глаза китайцу, который ее все так же игнорировал. От ее резкого движения ножки стула заскрежетали по полу громче необходимого. — Какова цена?! — Ты тратишь мое время. — Отрезал он, развернувшись в сторону коридора, из которого привел Мириам.       Меньше секунды ей понадобилось, чтобы понять, что отпустить его без ответа будет ей дорого стоить.       Ничто не достается бесплатно, ты всегда должен и цена всегда несправедлива для покупателя. Само существование Ди Сана говорило о том, что информация одно из лучших оружий и ее оставляли обезоруженной против гигантского арсенала. Пару мгновений она провожала его взглядом, не решаясь двинуться с места. Но, отдав себе отчет в происходящем и поторговавшись с инстинктом самосохранения, повинуясь безумному порыву, схватила его за плечо. Пальцы в перчатке уперлись в твердое плечо под пиджаком.       Гул в ресторане мгновенно смолк, воздух стал практически твердым, а запах ансамбля приправ сменился очень четким угрожающим запахом магии. Все внутри задрожало от чувства подступающей опасности, казалось даже небеса сейчас рухнут, но руку она не убирала. Глупо, очень глупо. Это был один из последних вариантов проверки, насколько сильна ее фигура в кругах нынешней приступной иерархии. К счастью — не слишком. Эта мысль почему-то развеселила Мидж, к горлу подступал нервный смешок.       Стараясь не оглядываться на то, что происходит у нее за спиной, девушка впилась глазами в китайца. Ей не нужно были глаза, чтобы чувствовать, как она стала мишенью неизвестной ей магической техники, как ноги стали прикованы к полу, а где-то прямо над ухом она чувствовала кинжал с сочащейся проклятой энергией. Оказать сопротивление не представлялось возможным ни в одной из всех ее фантазий, а Мидж о подобном никогда и не грезила.       Мгновения тянулись целую вечность.       Китаец нарочито неторопливо обернулся, в глазах его не было и следа того веселья, что присутствовало минуту назад. Проделав путь взглядом от руки Мириам на своем плече до ее напряженного лица, он легким движением скинул ее ладонь. — Если так угодно. Сделаю тебе одолжение, раз уж ты меня так позабавила. — голос его казался удивительно громким, — ты платишь тем, что пришла сюда. Я лично тебя видел и лично говорил. Я знаю зачем ты вернулась в Токио и с кем сотрудничаешь, знаю, что тобой движет. Знаю, что ты такая же дура. — Ди Сан смерил Мидж пренебрежительным взглядом с головы до ног. — А еще я знаю, что в этот раз тебя никакой маг защищать не будет.       Мидж сжала зубы и отпрянула от него, чувствуя, как магия вокруг нее начинает рассеиваться. Но китаец, все с тем же пренебрежением, поправил рукав пиджака и, еще раз посмотрев на девушку и бросил фразу, которой было достаточном, чтобы эхом, вслед за ней, внутри все оборвалось черным, жрущим все живое кромешным ужасом: — И скоро об этом узнает Суна.