Морок над Клагмарским побережьем

Затхлый запах старой земли и минералов наполняет мои ноздри, неся с собой отчётливые нотки разложения, которые щекочут заднюю часть горла. Мои чувства обостряются, чтобы компенсировать слепоту, позволяя воспринимать окружающую среду через осязание, обоняние, слух и синестетические ощущения. Прохладный, влажный воздух ласкает язык, неся землисто-песчаный привкус древнего камня. Он тяжёлый, он оседает на мою кожу и течёт, словно ледяной шёпот. Слабый шелест из глубин посылает вибрации вдоль кончиков моих пальцев. Звуковые волны танцуют на коже, оставляя следы покалываний на своём пути. Эта симфония чувств, разыгрываемая без визуальных подсказок, дезориентирует и пугает. Я чувствую, как темнота полностью окутывает меня, она густая и почти осязаемая. Звук ветра снаружи, бьющегося о скалистые стены где-то впереди, похож на далёкий гул, разносящийся эхом по туннелям и отражающийся от сталактитов наверху. Я слышу отголоски капающей воды, едва уловимое журчание подземного ручья, похожее на мелодию. Я ощущаю каждую каплю, как крошечный камешек, падающий на ладонь. Акустика усиливает звук, заставляя даже моё собственное дыхание громко резонировать от каменных стен. Минуту назад я просто шёл без цели. Мне было спокойно. Я помню, как уснул в нашей волшебной палатке рядом с Себастьяном, и внезапно проснулся от странного шума на улице. Кто-то крался. Я не хотел беспокоить друга и вышел, прислушиваясь. Рядом явно чувствовалось враждебное присутствие. Почему-то я сразу подумал, что, возможно, за мной следили, когда я шёл по Клагмарскому побережью с портретом в руках. Я ведь что-то заподозрил тогда, что-то едва уловимое за спиной. Но я отбросил эти мысли, сосредоточился и готов был позвать и разбудить Себастьяна. Казалось, что на меня вот-вот нападут, но этого не произошло. А затем… Ничего. Мне нужно было идти. Последнее, о чём я подумал, это был страх за Себастьяна. Потом я услышал скрип двери, из одного из домов кто-то вышел. Я узнал голос Беллы Наварро — продавщицы утвари и ингредиентов для зельеварения, с которой мы разговаривали в первый день пребывания в деревне. Другие обеспокоенные жители тоже стали выходить на улицу. «Кто здесь?» — спросил один из них, — «Вы тоже что-то почувствовали?» «Оминис?» — произнесла Белла, и я блаженно помахал в сторону её голоса. Вроде бы, людей успокоил мой жест. Но сзади, в кустах вокруг нашей палатки, всё ещё кто-то прятался. И я не должен был привлекать к ним внимание. Разговоры жителей продолжались, голосов становилось больше. Это кого-то спугнуло. Зловещий шорох кустов и шаги отдалялись от деревни. А я просто пошёл вперёд. Как обычно, я держал в руке мою волшебную палочку, чтобы «освещать» путь, но тогда это было не нужно. Ноги сами несли меня. Мне было спокойно, умиротворённо, однако…всё не важно, кроме одного… Где Себастьян? Мысли о нём заставили задуматься, что это неправильно. Я не должен идти. Где Себастьян? Он будет искать меня. Я узнал ощущение тумана на коже, которое чувствовал раньше. Это лощина. Трупная вонь усиливалась, а шум моря стихал из-за сужения пространства вокруг меня. Я входил в одну из пещер. Где Себастьян? Он будет искать меня. Я не должен этого делать… но Себастьян будет искать меня. Развилка. Я ухожу левее. Я не должен, но я расслабил пальцы, чтобы моя волшебная палочка выпала из рук — подсказка для него. Я шёл дальше. Вдалеке, в глубине я слышал вой, но страшно не было. Мне нужно туда. Себастьян… Я пытался сосредоточить мысли на нём, но всё ускользало, рассыпалось, утекало, как песок сквозь пальцы. Его прикосновения, голос. Вдруг почему-то мне вспомнилось письмо Поппи, Себастьян читал его вслух. Я не помнил в точности написанных ею слов. Что-то о прекрасной силе, которая сильнее чем смерть, чем человеческий разум… Улыбка Себастьяна… Я всегда чувствовал, когда он улыбался, его голос становился чуть выше и звонче. И я остановился. Спокойствие сменилось диким страхом, от которого подкосились ноги. Я едва не задохнулся, выставил руки вперёд, пытаясь нащупать окружение. Где моя палочка? Я стал нервно и быстро шарить по карманам, прежде чем вспомнить, что выронил её специально. Меня будут искать. Холодок пробегает по спине, когда я осознаю, насколько я изолирован, отрезан от внешнего мира возвышающейся горной грядой. Сотни метров и тысячи тонн давящих камней, которые хотят сжать меня до размеров маленькой точки. Я слеп, не знаю сколько развилок и поворотов я преодолел, сколько времени минуло, пока шёл сюда. Я погребён заживо под монолитными скалами, которые, как муравейник, испещрены ходами и лазами. Есть ли у меня хоть малейший шанс выбраться отсюда? Я чувствую жуткую ауру магии, которая темнее, чем сама вселенная, она душит своей злобой. Эта тайная магия, словно из других миров, которые вращаются вокруг чужих, невыносимо далеких звёзд. Она ужасна и так же пленительна, она взывает шёпотом сирены, обещающим как знание, так и проклятие. Меня трясёт, когда я осознаю истинный масштаб сил, царящих здесь. Это силы, которые невозможно представить — они как реликты давно минувших времён. Я здесь один. Мне нужно двигаться, делать хоть что-то, чтобы не сойти с ума. Я разворачиваюсь и осторожно шагаю, нога приземляется на участок рыхлого гравия. Хруст камней усиливается в ограниченном пространстве, смешиваясь с равномерным капанием воды вдалеке. Обстановка становится тише, а воздух всё гаже от духоты и вони. Я иду не в ту сторону? Что это? Кто-то будто говорит со мной. Я замираю, объятый щемящим ужасом, и задерживаю дыхание. Обернись, обернись, обернись… Я здесь не один. Внезапно стало ощущаться едва заметное изменение в атмосфере, тихий шуршащий звук, словно мягкий стук лап по камню — что-то движется. Эхо нарастает по мере того, как оно приближается. Я не знаю, где и с какой стороны нечто может появиться. Я не буду оборачиваться. То, что происходит в следующую секунду невозможно передать точными словами. Раздаётся низкий гул, похожий на звук испорченного горна, становясь громче с каждым мгновением. От крещендо этого рёва колеблются горы. Гул вибрирует в костях, заставляя крупно дрожать. Волосы на затылке встают дыбом, когда я инстинктивно готовлюсь к тому, что может появиться из глубин пещеры. Я понимаю, что приближающееся чудовище движется быстро, его шаги всё ближе, ближе и ближе. Начинается паника, и я лихорадочно ищу место, чтобы найти укрытие, полагаясь исключительно на своё тактильное восприятие. Мои руки скользят по неровной поверхности свода пещеры, нащупывая любые уголки или выступы, которые могли бы обеспечить убежище. Холодный, влажный камень царапает ладони, срывает ногти, когда я торопливо двигаюсь, выискивая расщелину или нишу. Пальцы касаются чего-то гладкого и твердого, выступающего из стены — сталагмита, может быть, или куска давно окаменевшего дерева. Я инстинктивно прячусь за него, когда существо огибает вход в туннель, где я нахожусь. Я, как можно тише, сажусь и пытаюсь вжаться в узкое пространство между камней. Однако, когда мои руки исследуют дальше, я понимаю, что касаюсь вязкой, полутвёрдой массы. Гнилостный смрад атакует мои ноздри, заставляя отшатнуться в отвращении. Волна тошноты накрывает меня, кружит голову и сводит желудок. Текстура тревожная, смесь скользкого и желеобразного, с неровными комками и жёсткими кусками. Вонь невыносимая, она ошеломляет — ядовитая смесь гниения, плесени и чего-то странного, органического. Толстые, скользкие щупальца разложения цепляются за мою кожу, оставляя за собой следы грязи. Кажется, что я практически могу услышать, как эта жижа чавкает рядом с ухом. Сердце колотится, грозя вырваться из грудной клетки, когда невидимое мне существо приближается. Его когти царапают скальные стены, дыхание тихое, но тяжёлое и затруднённое. Я даже могу уловить щёлканье его суставов и скрежет зубов. Шаги останавливаются всего в нескольких метрах от меня, доносится горячее, вонючее дыхание. Низкий, гортанный рык грохочет в его горле, и я чувствую, что его внимание сосредоточено на моём положении. Существо принюхивается. С приглушённым всхлипом я прижимаю колени к груди и прячу лицо в сгибе локтя, отчаянно пытаясь сдержать позыв к рвоте. Из моих широко открытых глаз потоком хлынули крупные слёзы. Страх сжимает, как тиски, пока я пытаюсь успокоить паническое дыхание, боясь, что даже малейший звук может предупредить монстра о моём присутствии. Пот струится по вискам и шее, смешиваясь с запахом разложения, въевшимся в кожу. Едкий вкус гнилой жидкости задерживается на рецепторах. Оно нюхает, но кажется, меня спасает трупная вонь вокруг, которая перебивает мой собственный запах. Я пригибаюсь ниже, вжимаю голову в плечи, молясь, чтобы моё укрытие осталось незамеченным. Паралич сковывает конечности. Я не двигаюсь, но из-за перенапряжённых нервов создаётся впечатление, что у меня вот-вот начнутся судороги. В панике разум начинает распадаться, мысли разлетаются, как листья в буре. На мгновение я задаюсь вопросом, не конец ли это, не поглотит ли меня целиком ужас. По пещере снова разносится низкий, угрожающий рык — длинный, тягучий, сжимающий саму душу — за ним следует тихий-тихий скрежет и стрекотание, похожее на мистическую трель козодоя. И наступает безмолвие. Мир сужается, и я проваливаюсь в бездну или водоворот. Я забываю, как дышать, балансируя на гране сознания. Гнетущая тишина пещеры давит со всех сторон, усиливая страх и дезориентацию. Время, кажется, растягивается и искажается, каждая проходящая секунда — вечность страха и неопределённости. Меня невыносимо тошнит не только от смрада, но больше от страха, во рту скапливается вязкая слюна, я вытираю губы и мокрый нос рукавом. Я переношусь в воспоминания о солнечном тепле на коже, о нежных прикосновениях и успокаивающих ароматах. Эти простые радости кажутся теперь невероятно далёкими. Невысыхающие слёзы щиплют уголки глаз, когда я цепляюсь за хрупкие нити памяти о Себастьяне. Желание прижать его к себе, насладиться комфортом его присутствия непередаваемо. В момент глубокого страха я цепляюсь за надежду, что каким-то образом, я буду рядом с ним снова. Вина пронзает моё сердце, сожаление терзает душу, давит тяжесть прошлых поступков. Воспоминания о молчании, отстранённости, неспособности признать свои чувства раньше мелькают в голове, каждое из которых — болезненное напоминание о боли, которую я причинял. Резкие слова, холодные взгляды, невысказанные извинения — всё это теперь отзывается эхом в пустоте, терзая тяжестью упущенных возможностей и раскаянием за дистанцию, которую я поддерживал по отношению к нему. Перед лицом смерти мелкие ссоры и недопонимания, которые вбили клин между нами, кажутся незначительными. Осознание того, что моменты с ним можно было бы лелеять, а не тратить на обиды, упрёки и недоразумения — невыносимо. Надо было не отталкивать, а признаться во всём раньше. Я рад, что мы успели поговорить сегодня. А если бы не успели, я не простил бы себе этого сейчас. Мои вдохи становятся короткими, прерывистыми, страх и печаль борются за господство в душе. Слёзы текут по лицу безудержно, солёные капли смешиваются с грязью на щеках и падают на одежду. Тело сотрясается от рыданий, дыхание делается нерегулярным, пока я пытаюсь успокоиться. Мысль о его боли, о том, что он будет жить в мире, навсегда изменившемся для него из-за моей смерти, наполняет отчаянной решимостью терпеть, бороться, вырваться из этого кошмарного положения. Но если этого не случится, я хочу, чтобы Себастьян жил, нетронутый тьмой, которая здесь царит. О, Мерлин, дай ему мудрости не искать меня в одиночку! А лучше, пусть он остаётся в безопасности и не ищет меня вовсе. Я молюсь, чтобы он нашёл утешение без меня, чтобы он исцелился после моей потери и двигался дальше. С новообретённой решимостью я отбрасываю подавляющее отчаяние и сосредотачиваюсь на слабом, очень слабом шансе на спасение. Слепота и отсутвие волшебной палочки может ограничить мои возможности, но оно также заставляет полагаться на другие чувства и инстинкты, которые до сих пор поддерживали меня в живых. Медленно, осознанно я начинаю продвигаться вперёд, чувствуя грубый камень под коленями и ладонями. Каждое движение осторожное, каждое решение принимается на основе едва заметных изменений звука и температуры, которые помогают ориентироваться. Впереди воздух не так испорчен трупными испарениями, но более холодный. Мне нужно к ручью. Может, поток воды подскажет верный путь. С глубоким, успокаивающим вздохом я протягиваю дрожащие руки, игнорируя протесты истерзанного страхом тела, и исследую пространство вокруг себя с обострённым чувством осязания и слуха. Каждый шаг и движение медленное и вымученное — свидетельство решимости сбежать, какой бы тщетной ни казалась эта попытка. Виском я ударяюсь о твердь скалы. Больно, в ушах зазвенело, но я продолжаю ползти, раздирая ладони и колени острыми мелкими камнями и кусками разбросанных черепов. Что-то расцарапало мне скулу, по щеке потекла кровь. Я нащупал крепкую палку и взял её в качестве хоть какого-то орудия, до конца не понимая, что это на самом деле. Сзади я слышу ужасные звуки — существо пожирает кого-то, очевидно, давно мёртвого. Мясистый хруст челюстей чудовища, жующего гниющую плоть, мокрые звуки рвущихся сухожилий и мышц — всё это смешивается с тошнотворным выплеском содержимого кишечника трупа на каменный пол. Шум его трапезы разносится по всему пещеристому пространству. Пока существо продолжает свой ужасный пир, я кропотливо ползу, проталкиваюсь в узкий лаз. Моя одежда, когда-то чистая и удобная, теперь висит тяжёлой и влажной тряпкой на теле, пропитанной отвратительными жидкостями. Каждый шаг требует титанических усилий, как физических, так и психологических, но я продвигаюсь вперёд. Я медленно встаю, мои скользкие руки изо всех сил пытаются найти опору на влажном камне. Нервный озноб только усиливает дискомфорт, делая каждое движение тяжёлым и изнурительным. Я буду сильным. Если моё тело когда-нибудь найдут, пусть Себастьян поймёт, что я не сдался, я пытался выбраться и вернуться к нему.