Аспекты идиллии

7. Showdown Купер шагал по Стэй-Риверу и радовался (эдакой радостью из разряда —могло бы быть хуже), что не встретил ни однойживойдуши: ни каргу Розалинду, ни Стеллу с шерифом на патрульной машине, ни кого-то из прочих обитателей. Про мертвых и так понятно — кто-то тут и там включил радио погромче или смеялся за завтраком — вот фантомы и метались где-то в промежутке — от бокового зрения до взора в глубины собственной души, в которую он то и дело погружался, вырываясь (и то на сущие секунды, действуя, безусловно, на подкорке) лишь для того, чтобы обойти лужу или не подвернуть ногу в колдобине. Хоть Купер и дал понять Данте, что придерживается однозначной, рациональной позиции в предстоящем разговоре с сестрой (если тот и вовсе состоится), стрелка морального компаса начала хаотично вращаться, будто бы он угодил в средоточие геомагнитной аномалии — нет, не в Бермудский треугольник, а нечто менее гигантское, что-то по типу Ранчо Шерман (и странно, отчего профессор не помчался и не выкупил кишащую, как утверждалось, скинуокерами, пришельцами и полтергейстами землю?). Итак, вернемся к нравственности. Что бы кто про него не думал, но таковые дилеммы и выбор давались Куперу тяжко, оставляя после себя хвост самобичевания, самоковыряния и само-чего-то-там-еще. Да, он твердо решил покончить с наследием безумного профессора, пока не стало слишком поздно, пока не стало еще более паршиво, пока еще раз не замарал руки/душу/совесть/разум и не отнял чью-то жизнь. Но тут подвернулось расследование Данте! Как ему поступить с полученной информацией? Чем оперировать? Обвинять Маршу с порога? Деликатно намекнуть? Затем посочувствовать? Наорать? Угрожать? Выбить признание вины? Ты виновата в их смерти! Ты натравила отца-бандита на них! И ради чего? Чего тебе, сука, не доставало, а? Зачем ты разрушила мою жизнь, а заодно и свою? Ответь, Марша! А что делать, если она признается? Оставить ее? Но как с этим жить? Если Марша действительно виновна, тогда… нужно ее наказать.И он знал, как. А стоит ли вообще с ней говорить? Взять сумку, выкинуть капсулу с головой и оружие в реку, прихватить бабки и пойти на станцию, сесть с Данте (если тот придет) в автобус и adios! Еще бы заскочить в съемный дом, принять душ и забрать оставшиеся вещи (хотя на последние можно забить; когда у тебя есть сто пятьдесят кусков (пусть по курсу эта сумма и меньше, чем доллары Независимых Штатов Америки), бритвенными принадлежностями, парочкой рубашек и кардиганом ничего не стоит пожертвовать). К тому же, погода улучшилась, если и уезжать — то именно сегодня. Приближение штормового фронта, учитывая стремительное изменение климата, озоновые дыры и прочее дерьмо, могло сдвинуться, и если уж решаться на полный отказ от продолжения эксперимента (заведомо неудачного и сулящего еще большие неприятности — что он твердил себе всю дорогу до Марши) — нечего тянуть. Изначально он планировал провести в Стэй-Ривере две недели, чтобы попрощаться с прошлым, с родителями, вспомнить детство и юность, осмотреться, совершить необходимые приготовления для опыта и путей дальнейшего отступления вместе с оживленным/воплощенным/перерожденным в ином теле профессором, с которым бы и отправился в Валиску (и получил там вторую, такую же кругленькую сумму “гонорара”). Но с него хватит… Что бы не сказала Марша, он оставитэтоздесь, в Стэй-Ривере. Точка. Так Купер и добрался до новехоньких, но на вид фанерных домишек, издалека заприметив хиппи, которые заняли (к счастью!) не то жилище, где припрятана сумка, полная улик, надежд и разочарований. А вот у дома чуть поодаль, через один, припаркован Понтиак (повезло, домик Марши — тоже не тот). Куп выдохнул и пошел себе вверх по улице. Мелкой девчонки не увидел, зато парочка постарше (в той же несуразной одежде, что и вчера) знатно обдолбалась. Гривач в шубе и девица в рубашке с бахромой смотрели сквозь реальность и не обратили никакого внимания, когда Купер, изображая фантома, прошел к зданию напротив и вошел внутрь (благо, дверь оказалась по-прежнему не заперта, пока что везет…) как полноправный владелец. Вдыхая смолянистый запах дерева и все еще (так казалось) свежей краски, но с примесью пыли, Купер прошел в стерильную гостиную с редкой задрапированной меблировкой, откинул коврик и подцепил пальцами шатающуюся паркетную доску. Спортивная сумка L. L. Bean оказалась на месте, в подполе. Однако он подметил, что некто все же открывал ее. Ведь точно помнил, как оставил молнию застегнутой не до конца, а сейчас оба слайдера чуть ли не вгрызалась в ткань, сойдясь вместе. Судя по весу, капсула определенно на месте! Но что насчет остального? Дрожащей рукой резко дернул за пуллер, пасть монстра раскрылась. Капсула, завернутая в шарф, такая же холодная и ни к месту опережающая сегодняшние технологии, будто реквизит фантастического фильма со смесью оккультной мути (гладкую металлическую поверхность испещрила гравировка безобразно примитивных и до одури замысловатых символов, в которых Купер ничего не понимал, однако контейнер работал, иначе бы парящая голова профессора преследовала бы его беспрестанно) оказалась тут же, как и пистолет с полным магазином… и деньги. Но на пересчитывание уже нет времени! Даже если хиппари стырили парочку банкнот (или хоть целую пачку) — хер с ним! Узнать, что внутри капсулы они бы не смогли, ведь ее просто так не открыть. Ну а пушка… а что с ней не так? Пушка и пушка (правда, без лицензии, но не им об этом судить). К тому же, из нее ни разу не стреляли, убит профессор другой. Куп перекинул сумку через плечо, прибрал за собой и пошел на улицу, решив не заходить к Марше, а поскорей избавиться от того, что ему в жизни больше не пригодится. Вновой (прекрасной— так хотелось верить!)жизни, ведь если вызнать у Данте, что именно заблокировало фантомов в подвале (пусть даже намеками, а не полноценным признанием в том, что он видит умерших людей и животных, пусть даже предстоит добиваться результата методом проб и ошибок, зато никакой профессор (с его больной галиматьей) больше не нужен; а денег хватит, чтобы оградить себя от жмуров навсегда!). Вот почему Данте так важен, и просрать случайно подвернувшуюся удачу никак нельзя. Увы, незамеченным уйти не вышло, на лужайке поджидала сестра. И ее призрачный дружок, само собой. *** — О, Марша, привет! Упоротые хиппи по-прежнему торчали на крыльце, пялясь в никуда, призраки да и только, но сестра уж точно глаз от него не отводила. — Что там делал? — Девушка кивнула в сторону домика, откуда брат выбежал пару секунд назад. — Мой — вон, ты перепутал. — Теперь большим пальцем указала за спину. Разумеется! Ведь там и припаркована ее тачка. — Осматриваюсь. — Купер провел по табличке на колышке с надписью “ПРОДАЕТСЯ”. — Может, хочу купить домишко по соседству. — И ты прекрасно понял, что все это, — Марша покрутилась на месте, сияя и блистая с головы до ног (фантом-преследователь совершил заторможенный пируэт вслед за девушкой), — съемочная площадка, дурачок! И все кругом — бутафория, ну, кроме машины и нас… Что ж, дома тут вполне настоящие, в них даже можно жить, что мы и делаем во время съемок. Кино — и вправду чудо света, не представляешь, в какой короткий срок их возвели! Разумеется номер 2. Да, до Купера сразу дошло, что целая новая улица в Стэй-Ривере — фикция, просто не рассчитывал, что Марша разместится в одной из декораций (пусть и реалистичной), а еще поселит рядышком троицу хиппи (это что, попытка искупления вины?). Но как еще отвертеться? — ляпнул первое пришедшее на ум. Он посмотрел на сестру, потом на полуистлевшего хиппаря: прошло недели 2 после смерти, плюс-минус, учитывая задержку, скорее всего, три. Бедолага умер еще до того, как Купер пристрелил профессора, отделил его голову и поместил в капсулу, даже до того, как дал согласие на участие в эксперименте, которыйнавсегдаизменит жизнь всех на планете… И если ужповеритьв слова фантома, то Марша прикончила парня где-то по пути сюда. И теперь она танцует, звякая браслетами и лучась задором, предвкушая начало съемок. Это чудовищно. Его начало мутить. Он прислушался к фантому: мертвяк бубнил, что и полагается, — безмолвную тарабарщину, а не вполне улавливаемое человеческим ухом “Она убила меня! во всю глотку”. Купер зажмурился, к смешкам сестры примешивался шум в ушах и удары сердца. Откуда-то пришла малолетка (так и назовем ее — Кто) и тогда-то укурыши оживились, видимо, девка что-то раздобыла (ну да, даже в такой глуши можно достать травку или чего покрепче). Голова гудела, Марша раздражающе улыбалась, хиппари ликовали. Проклятье! — А ты чего застыл? Не хочешь зайти? — Вообще-то я… — Уже уезжаешь? — Марша остановилась, поняв, что брат за ней не последовал, и скрестила руки на груди. На сумку даже не взглянула (не кинула ни единого взора за время их натянутой беседы), будто наличие поклажи — само собой разумеющееся, как и то, что он уезжает. Куп не знал, насколько хороша сестра на экране, но такое поведение выдало ее с потрохами: Марша боялась того, что внутри. Она знала. — Ты ведь порылась, не так ли? — Нет, он не обвинял ее, всего лишь констатировал факт, добавив толику учтивости, словно оставляя лазейку, давая шанс, как поступила и она — насчет бреда про покупку домика-декорации. Сестра обмерла, вернулась к брату и прошипела, понизив голос: — Да, дьявол тебя подери. Что это за хрень собачья? Какая-то непонятная железяка. Пушка. Горы денег, валисийских денег. Еще вчера видела, как ты прокрался в дом с сумкой, а вышел уже без, но не стала докапываться, чтоб не портить никому настроение. А вчера вечером решила проверить… Думал, ты самый умный, да? Так та нычка под ковриком тоже часть декорации, чтоб ты знал! Это все для фильма, каждый гребаный сантиметр Идиллии — часть фильма! — Она тяжело задышала. — Что это за дерьмо? Во что ты вляпался? — А что насчет тебя, сестренка? У тебя ведь тоже есть секрет, хм, дажесекреты. — Какого хера, Куп?! Это не я притащила волыну и фальшивые бабки, чтобы спрятать их на съемочной площадке! И где? — в домике, в котором поселится мистер Грант! — Или просто Алан. — На что ты намекаешь? Ублюдок, ты мог меня подставить! Ты буквально положил это дерьмо у всех на виду! Забирай сумку и проваливай, Куп! И исчезни из моей жизни! “Да уж, вот и поговорили…” Они несколько повысили голос, а градус начал повышаться почти до отметки в 451 по Фаренгейту, когда любые слова обращаются в пепел и не имеют никакого смысла. Когда сгорают мосты — самые прочные, а не то чтобы веревочные. — Деньги, между прочим, настоящие, — огрызнулся он, — самые что ни на есть! — Браво! Полностью оправдан по всем пунктам! — Марша похлопала в ладоши и отвернулась от него, собираясь направиться к хиппарям, чтоб искать поддержку или же забыться. — Хиппи. Блондин. Волосы ниже плеч, прямые. Голубая рубашка. Симпатичный, если не считать свернутой шеи, выбитой челюсти и переломанных ног! — выкрикнул он, не заботясь о том, слышат ли свидетели, дойдет ли до них смысл сказанного через пелену угара. Разъяснит ли им что-то малявка по имени Кто. Сестра застыла. Вся лучезарность и уверенность вмиг померкли. — Что ты сказал? — Что слышала. — Я… Пойдем-ка в дом, Купер. Там и потолкуем. — Минуту назад ты боялась моего пистолета. — Минуту назад я боялась тебя. А теперь боюсь еще больше. — Что ж, могу сказать то же самое. — Но откуда?.. — Они наконец поравнялись, сошлись и притихли, понимая, что оказались в одной лодке, что горе и утрата изменили их и сломали, как не играй. Завершившаяся ничем драма вряд ли раздосадовала хиппарей, ну и ничего страшного, ей они предпочли нечто поинтереснее — скрылись в доме, чтобы догнаться. Ведь вряд ли что-то произойдет. Тут, в Стэй-Ривере, никогда ничего не случается, только однажды… но дело давнишнее, сущая неправда, как-то сгорел дом, да, погибла семейная пара, старперы какие-то, несчастный случай, замкнувшая проводка, а в остальном… милейшее местечко, не сыскать спокойней и красивей — вероятно, именно это они и слыхали, покуда перлись — невесть откуда — сюда, чтобы после отправиться дальше — в неизвестность — счастливую, полную умиротворения, добра, радуги, бабочек, единорогов и всевозможных наркотиков. Купер и Марша дошли доеедома. — Ты не звонила Стелле? — Нет. — Итак, что обсудим в первую очередь? — поинтересовался брат на пороге. — Видишь ли, — Он взглянул на часы, показывающие двадцать минут одиннадцатого, — у меня не так много времени. — Предлагаю игру, — мрачно отозвалась сестра, — никаких экивоков, вопрос — ответ, по очереди. Шоудаун. Ну и коль на то пошло — ты первый. — Договорились. Марша жестом пригласила Купера войти. И не его одного. *** — Итак, чувак, которого ты… Что с ним случилось? — С порога спросил Купер, попутно оглядываясь: жилище Марши выглядело куда более комфортным, нежели предназначенное мистеру Гранту (но он бы мог поспорить, что следом за актером приедет и грузовик, набитый до отвала вычурной мебелью, к которой и он, и профессор питали слабость). Хороший знак, что у него есть возможность рассматривать интерьер, ведь внутри могла поджидать засада, организованная Стеллой и шерифом… Но тут вообще никого, кроме них. Семейный разговор? — так тому и быть. Сестра сделал вид, будто не расслышала или не успела осознать, что игра уже началась. Купер повторил вопрос. Конечно, стоило бы сразу перейти к сути — к Малышу Луи Джонсу и его связи с сестрой, но он решил воспользоваться озадаченностью Марши, чтобы подготовить почву для куда более щепетильной темы. Хиппарь — сугубо ее проблема, как она выпутается (и если) — не его дело. Чинить препоны, используя эти сведения, он не собирался… но тут как пойдет — уверенности уже ни в чем нет… Не исключено, что придется угрожать и шантажировать, но сперва стоит взглянуть, как сестра разыграет карты. Марша скинула блестящую курточку, потянулась (Данте обманул, подмышки она очень даже брила) и прошла к мини-бару: — Выпить хочешь? — Не дожидаясь малейшего сигнала, достала из-под стойки бурбон и два низких стакана. — Ты ж не пьешь… — Вот поэтому и не пью. — Из-за хиппаря? Ты его сбила, будучи пьяной? Или угашенной? — Первое. Сбила по дороге сюда, выбежала, пыталась помочь… а затем подумала: какого хрена? — идиот сам выбежал на трассу! И он обдолбан, ну а я — бухая вдрызг, что ничуть не лучше! Поэтому оттащила в кусты и там оставила… Он вполне прекрасно дышал и даже что-то говорил, клянусь… Если бы меня повязали, это бы уничтожило мою карьеру! А что прикажешь делать? Я испугалась. — Марша протянула брату янтарный напиток. Тот замешкался. — Нет, я не пытаюсь тебя опоить или отравить. — Она отпила из его стакана и качнула головой, мол, ну, давай. — Надеюсь, тот чувак в порядке. Фантом парил на расстоянии в каких-то десять дюймов от нее и тянул растопыренные руки. Купер отвернулся, чтобы не смотреть на него и бросил: — Нет, не в порядке. Он мертв. — Сделал глоток и поморщился, чувствуя как тепло разливается по горлу, а пустой желудок недовольно откликается на влитый в него с самого утра крепкий алкоголь. — Как ты узнал? — Марша не стала пить, просто повертела стакан и затем прислонила к щеке. — Стелла поделилась? Тело нашли? — Слишком много вопросов. Нет, не Стелла. И никто его не нашел… В общем, в этом у меня уверенности нет. Но он однозначно мертв. Как я узнал? — Он сглотнул и выстрелил взором за спину девушки, та оглянулась, но, разумеется, не увидела того же, что и брат. — Не могу сказать, откуда знаю, без понятия насчет имени и деталей из разряда: кто такой, откуда, чем занимается, есть ли близкие, но поверь… Просто поверь, допусти такую возможность. — Не очень развернутый ответ. Точнее, слишком путанный. “Ну а как ты хотела? Признайся я, что бедолага вертится вокруг люстры над твоей головой, то сочла бы меня сумасшедшим! Может, оно и к лучшему…” Но вслух он произнес: — Какой есть. Ты раскаиваешься? А что? Сейчас мой черед спрашивать! — Естественно! Даже вписала компашку бродяжек-хиппи, решила им хоть так помочь… Но по-другому поступить не могла! Кино для меня — все! Ты-то прекрасно должен понимать, что значит — просрать карьеру. Купер округлил глаза. — Ах, братишка, ты считал, никто не знает, что тебя выперли из университета, и никакой ты не финансист, обеспечивающий многомиллионные состояния корпораций! — Туше, дорогая. Да, все так и есть. Как пронюхала? — Искала тебя в Вергиллионе пару лет назад, зашла в ФИВ и уточнила. — Теперь-то и Марша сделал малюсенький глоток и добавила: — Моя очередь: откуда деньги и пушка, ограбил банк? И что это за металлическая хреновина, завернутая в шарф? Почему она такая холодная? Парень рассмеялся. Ограбил банк?! Ох, если бы! Ладно, вопросов слишком много, однако каждый из них касается содержимого сумки. — Гонорар. А пушка — для самозащиты. Когда путешествуешь с кучей наличных — оружие не помешает. И если ты внимательна, то поняла — из нее ни разу не стреляли. — Купер прикончил бурбон и поставил стакан на стойку, жестом отказавшись от еще одной порции. Отошел в сторону и плюхнулся в кресло, не скинув с плеча сумку, чтоб та, неудобно впиваясь в бок, не дала забыть, что он сюда не на посиделки зашел. — Ну а “хреновина” — предмет современного искусства. Ответ, в общем-то, Маршу устроил, она пробубнила следующее: — Хороши мы с тобой… Один с мафией связался, другая — сбила нарика и скрылась с места ДТП. “Мафия? Это же не кино, сестричка. Ладно — покатит”. — Оставшиеся Редгленны должны беречь друг друга. Я сохраню твой секрет, а ты — мой. — Парень отмахнулся от назойливого фантома — бессмысленное действие, как и с мухами, но как-то внутренне помогает. — Но только это не все. — Купер глянул на часы, прошло уже пятнадцать минут — если он хочет успеть избавиться от пушки и “хреновины” пора закругляться. Или он немедленно спрашивает ее про папашу, или же… встает и уходит. — Время поджимает? — поинтересовалась Марша. — Такойтвойследующий вопрос? — Он встал, устраивая сумку поудобнее. — Ответ: не то слово. — Нет же! Это не считается! — Правила — есть правила. И последний на сегодня вопрос. Викторина подходит к концу. — Валяй! — Кто такой Малыш Луи Джонс? Марша оторопела и чуть не выронила стакан. Вот и оно! — Без понятия. — Ложь. Я все знаю, сестра. И она сломалась. Быстро же однако! И ее прорвало: — Ты думал, что у нас идеальная семья? Нет. Вот что такое настоящая ложь. И не ложь, нет, а лицемерие чистой воды, когдатвоямать делала вид, что ничего не случилось, после того, как я ей все рассказала! И ты всю дорогу притворялся, что все у нас хорошо… или же просто слепой. Когдаонизображал, что все, блядь, нормально! —Он— это кто, наш отец? — Он мне не отец! Отец бы никогда не сделал такое… — Купер вздрогнул, когда Марша швырнула стакан через всю комнату — тот брызнул в разные стороны, рассыпавшись мириадами сияющих осколков. — О чем ты? — Так ты не понял?! О-о-о, Купер! Как ты думаешь, почему он всегда возил меня на занятия? И почему мы так долго ехали с ебучего драмкружка? Почему мы снимвсегдатакдолго ехали,так долго, что постоянно опаздывали на ужин?! А в выходные, после церкви, мы тащились целую вечность как туда, так и обратно. — Нет… это неправда… Нет. — Такая судьба и ждет цветных девочек в белых семьях… Золушка-рабыня или вот это… Золушка-шлюха! — Нет, прекрати! — И однажды Малыш, как ты его называешь, Луи Джонс нашел меня, в старших классах, когда твой отец меня насиловал годами. Да, я видела папку в последний раз… даже и не вспомню когда, до смерти мамы, точной даты не назову, уж прости… И я ему все рассказала. Все рассказалаотцу. Плакала и просила забрать с собой. Тише, моя девочка, папа вернулся, тише, мое солнышко, шептал он мне, я не могу тебя взять с собой, я плохой человек, очень плохой, и прости меня за это, прости меня, умоляю… но одно для тебя сделаю: ты будешь свободна, птичка моя. Исдержалобещание. — Марша… Я не знал… — Но теперь знаешь. — Так это он убил их, наших родителей? — Да.Твоихродителей. И я ему в этом помогла. — Что?.. — Что слышал. Он попятился к двери, хватаясь за лямку сумки. — Постой, мы еще не закончили. — Она потянулась куда-то, к бутылке с бурбоном, наверное, за новым стаканом, но рука выпорхнула из-под столешницы, сжимая дамский револьвер — такой кроха, ебись оно конем! — Ты знаешь слишком многое, братишка. И все это останется между нами. Не переживай, нас никто не услышит, хиппи под кайфом, а больше тут ни души. Она, конечно, несколько ошибалась. Только как бы фантом помог? Полупрозрачный блондин раззявил в безмолвии развороченный рот. Купер не успел бы выхватить пушку. Никак бы не успел. Прогремел выстрел. Остаются эпилоги — три разных концовки: плохая, нейтральная и хорошая