Запретные чувства

Прошло несколько лет с тех пор, как Уэнсдей Аддамс покинула стены Академии Nevermore, оставив за собой мир тайн и мракобесия. Семь лет как она выпускница. С прошлыми однокурсниками она держит связь только с Энид. Она всё такая же мрачная, странная, красивая сумасшедшая и безэмоциональная. Энид вышла замуж, Бьянка вышла замуж. Но гот с косичками строгим хвостом любит ненавидит Торпа. Почему? Причина неизвестна. Уэнсдей приняла решение стать судмедэкспертом, зная, что каждое дело — это лишь шаг в мир тайн и загадок. Она судмедэксперт в ФБР. И она этим наслаждается (да, ваши глаза вас не обманывают), ей больше нравится работать с мертвыми, чем с живыми. Каждый новый труп — это новая история, которая ждёт, чтобы её рассказали. Уэнсдей всегда чувствовала себя ближе к мёртвым, чем к живым. Мёртвые не лгут, не скрывают своих чувств и не испытывают неловкости. У них нет секретов, только факты, и она изучала их, как искусство. Работа в ФБР принесла ей не только знания, но и возможность поработать с разными случаями: от запутанных убийств до неразгаданных исчезновений. Каждый день был полон тайн, которые требовали её ума и интуиции. Но в какой-то момент, среди всех этих загадок, она начала осознавать, что сама запуталась в своих чувствах к Торпу. Их отношения были, как старое хорошее вино: иногда терпкие, иногда сладкие, но всегда с привкусом неопределённости.

У неё всё было замечательно. Никаких отношений, никаких живых по близости. С утра до ночи жить в морге (а иногда и ночевать) — лучше и быть не может. Это было её идеальное существование: среди мертвецов, где не было места для суеты и поверхностных разговоров. Но одним ужасным утром (не в хорошем смысле слова) к ней явился Торп. Его внезапное появление было подобно резкому крику, раздающемуся в тишине. Уэнсдей застыла, погружённая в свои мысли, и не сразу осознала, кто стоит перед ней. Он выглядел так, как будто не спал несколько дней: тёмные круги под глазами, волосы взъерошены, а на лице — выражение, которое она не могла прочитать. — Уэнсдей, — произнёс он, и его голос звучал неуверенно, как будто он не знал, как начать разговор. Она взглянула на него с холодной невозмутимостью, но внутри что-то затрепетало. Почему он пришёл? Что могло заставить его покинуть свою зону комфорта и нарушить её мир? — Что тебе нужно? — спросила она, её тон был таким же мрачным, как и сама обстановка. Он сделал шаг вперёд, но она оставалась на месте, как будто между ними стояла невидимая стена. — Мне нужно поговорить о Бьянке. Она пропала, и… я не знаю, куда обратиться. Я подумал, что ты сможешь помочь. Эти слова повисли в воздухе. Уэнсдей почувствовала, как холодный поток разочарования накрывает её. Почему он пришёл именно к ней? Она не была готова вмешиваться в жизнь живых, тем более в их проблемы. — Почему ты думаешь, что я что-то смогу сделать? — спросила она, пытаясь скрыть свою растерянность. — Потому что ты понимаешь мёртвых лучше, чем кто-либо другой. И… мне нужна помощь, — произнёс он, и в его голосе проскользнула нотка отчаяния. Уэнсдей почувствовала, как в ней зарождается противоречивое желание помочь. Но с ним приходило и множество вопросов: как она могла снова впустить его в свою жизнь? Почему она должна быть связана с тем, кто вызывал у неё такие сложные чувства? Она взглянула на него, пытаясь понять, что делать дальше. Может, это было её шансом разгадать не только тайну исчезновения Бьянки, но и свои собственные чувства к Торпу. — Торп, — её голос пронзил мрачную тишину, — я судмедэксперт, а не детектив. Она произнесла это с ледяным спокойствием, как будто на улице стояла настоящая зима. Работа с мёртвыми была её призванием, и ничто живое не могло её заинтересовать. Она предпочитала тишину морга, а не бурю человеческих эмоций. Торп, тем не менее, не отступал. Его глаза встретились с её, полными тревоги, но Уэнсдей осталась непроницаемой. — Я знаю, — сказал он, — но ты единственная, кто может понять. — У меня нет времени на чужие драмы, — холодно ответила она, пытаясь вернуть ситуацию в привычное русло. — Но ты можешь помочь! — его голос дрогнул, но она лишь усмехнулась. — И что ты ожидаешь? Что я буду копаться в этом живом хаосе? Он молчал, и в этот момент она почувствовала, как его надежда начинает таять. Но внутренний холод не отпускал её. Она была уверена, что все попытки вмешаться в жизнь живых только приведут к неприятностям.

***

— Боже, Синклер, ты реально говоришь, что ему не нужно было отказывать? — кричала Уэнсдей на единственную подругу, её холодный голос разрывал тишину. — Не Синклер, а Петрополус, — подправила Энид, её усмешка не исчезла. — Да, согласилась бы. Чего тебе стоит? После расставания ты следила за ним везде. Кстати, ты так и не планируешь рассказать? Уэнсдей стиснула челюсти, не желая показывать, как её слова задевают. Она всегда считала себя выше этих мелочей, но внутренний конфликт разгорался. — Это не твоё дело, — бросила она, её голос оставался холодным, как лёд. — Но ты сама знаешь, что это не так просто! — Энид продолжала, не обращая внимания на её отстранённость. — Ты не можешь игнорировать, что он снова в твоей жизни. Уэнсдей закатила глаза, её терпение иссякало. — Я занимаюсь мёртвыми, а не живыми драма. И мне не нужны напоминания о прошлом, — произнесла она, стараясь сохранять дистанцию. Но даже ей было известно, что Энид, как всегда, права. И этот разговор оставил у неё ощущение, будто кусочек льда в сердце треснул. — Будешь кофе? — спросила Энид, направляясь на кухню, словно не замечая напряжённости в воздухе. Уэнсдей зябко передернула плечами, но потом всё же ответила: — Чёрный, без сахара.

***

— Ксавье, я видела это! — воскликнула Уэнсдей, её голос звучал напряжённо. — Ты в опасности! — Что ты имеешь в виду? — он удивлённо посмотрел на неё, как будто не верил своим ушам. — Это просто выпускной, Уэнсдей! Ты сама всё время придумываешь какие-то нелепые истории. — Это не история! — её глаза вспыхнули. — Я видела тени, которые тянутся к тебе. Ты не понимаешь, с чем я сталкиваюсь! — Серьёзно? — он закатил глаза. — Ты хочешь, чтобы я поверил в твои видения вместо того, чтобы просто наслаждаться вечером?

***

Она пыталась сосредоточиться на своих мыслях, но внутренний конфликт всё равно бушевал. Образы Торпа всплывали в памяти, и это было так же неудобно, как и нежелательно. Энид вернулась с двумя чашками, одна из которых была протянута Уэнсдей. — Знаешь, — начала она, садясь напротив, — ты не можешь просто игнорировать свои чувства. Это не приведёт ни к чему хорошему. Уэнсдей взглянула на неё с ледяным выражением лица. — Я не игнорирую ничего. Просто предпочитаю держать дистанцию. Энид подняла бровь, явно не веря её словам. — Дистанция — это не решение. Ты ведь не можешь вечно прятаться от себя. Уэнсдей отпила глоток кофе, чувствуя, как тепло напитка медленно растапливает лёд в её сердце, но она не собиралась сдаваться. — Я не прячусь. Я просто выбираю, с чем мне иметь дело. Энид вздохнула, как будто понимая, что спорить бесполезно. — Хорошо, но если ты решишься поговорить, я всегда рядом. Уэнсдей кивнула, но в душе она знала, что не сможет избежать этой темы. Слишком много вопросов оставалось без ответа, и этот лед всё равно когда-нибудь треснет

***

Пока женские разговоры проходили в гостиной. Аяксу позвонил Торп. — Привет, друг! Как ты? — сразу начал по классике Аякс, не догадываясь о том, что его ждёт. — Бьянка пропала, а Аддамс отказывается браться за дело! — Ксавье тараторил на другом конце провода, его голос звучал в панике. — Найми другого детектива, — посоветовал Аякс, чувствуя, как его спокойствие начинает трещать по швам. — Ты не понимаешь! — в голосе Ксавье слышалась отчаянная нотка. — Она единственная, кто может разобраться в этом. Без неё я не знаю, с чего начать! — Если Аддамс не хочет, может, у неё есть на то причины? — Аякс попытался уговорить друга. — Может, ты просто перегибаешь? — Не перегибаю, Аякс! — взорвался Ксавье. — Она всегда была лучшей. Я не могу просто сидеть сложа руки! — Ладно, — вздохнул Аякс, осознав, что дружеские советы не помогают. — Ты действительно хочешь, чтобы я поговорил с ней? — Да! Пожалуйста, — с надеждой произнёс Ксавье. — Я знаю, что если она согласится, она сможет найти Бьянку. Аякс почувствовал, как внутри него поднимается тревога. Он не знал, как уговорить Уэнсдей, но понимал, что друг действительно в беде. — Хорошо, я сделаю это, — сказал он наконец, готовясь к возможному столкновению с её холодным равнодушием.