Труп чародея

Гарри не мог с полной уверенностью сказать, как получилось, что он валялся на промëрзшей земле с руками, связанными за спиной. Рон, сидящий на корточках рядом с ним, выглядел слишком самодовольно. Гарри вяло попытался пнуть его. — Успокоился? — со скрытой насмешкой спросил тот, без труда уклоняясь взбрыкивания. Гарри скорчил рожу, но кивнул. — Вот и хорошо, — поднял указательный палец Рон и указал на него, — потому что если ты начнëшь буянить у Гермионы, она пустит тебя на расходный материал. — Гермиона? Расходный материал? — М-м-м, моя невеста и умнейшая девушка во всëм подлунном мире в одном лице. Она точно разберëтся. Но! Но если ты, не дай Бог, что-нибудь сломаешь, или порвëшь книгу, или не так посмотришь на еë наработки — тебе конец. Она будет читать нотации, пока у тебя из ушей кровь не хлынет. Гермиона заболтает тебя до смерти, — хохотнул почему-то Рон, выглядящий до дурости влюблëнным. — Мгм. Ладно. Но а в чëм ей разбираться? — скептично поднял Гарри брови. — Я стопроцентно жив, это с твоим обонянием проблемы. И, кстати, не нюхай меня больше — это, как минимум, неприлично. Парень сдавленно прыснул, укладывая подбородок на руку и с интересом разглядывая его. — А как максимум? — А как максимум — я дам тебе по морде, — подмигнул Гарри, выкинув ногу. Рон со сдавленным охом плюхнулся на задницу и, прикрывая рот руками, рассмеялся. Гарри и сам не сдержал улыбки: Рон оказался глотком свежего воздуха после патетичного Риддла. Внутреннее чутьё Гарри — то самое, которое берегло его всю жизнь и шипело сумасшедшей змеëй на Риддла, — подсказывало, что человек — призрак — рядом с ним — один из самых приятных людей, которых Гарри видел. В нëм не чувствовалось притаившейся гнили, как у Ридлла, не существовало едкой ненависти, как у Дурслей, и не было яркой пятнистой мании, как у стрëмной женщины, которая только и ждала приказа, чтобы кинуться на него. Чутью своему Гарри доверял, а потому и решил, что этот… призрак… может стать хорошим союзником и быть на его стороне настолько, насколько это вообще возможно в этой ситуации. Рон отвесил ему несильный щелбан в ответ, а потом, поругавшись на мелкий узелок и слабый свет, с трудом развязал верëвку и помог подняться. Отряхнув широкие брюки и шерстяной свитер с вывязанной «Р» от пыли, он вдруг резко обернулся на шорох у колокольни и широко ухмыльнулся. — Бродяга! — шëпотом крикнул он, энергично махнув ладонью. — Выходи, тут только мы! Сейчас я вас познакомлю, Гарри. Гарри застыл и недоумëнно покосился на постройку, больным пальцем торчащую посередине кладбища: не особо высокая и заросшая плющом, вблизи она оказалась совсем заброшенной. Создавалось ощущение, что дурак больше ста пятидесяти фунтов, который осмелился бы туда зайти, тотчас обрушил бы конструкцию себе на голову. Изначальный план Гарри переночевать в ней и без объявившейся нечисти был признан негодным. Гарри вытянул шею и попытался разглядеть неизвестного бродягу, непонятно как забравшегося в эту обитель зла. Как бы он не всматривался, он всë же не смог увидеть того, кому махал Рон. Гарри-то и не был уверен, что хочет знакомиться: по всей видимости, на пять человек, которым он попадался на глаза, приходился только один нормальный, а остальные жаждали его убить. Гарри не очень хотел испытывать удачу, на которую полагался весь долгий вечер. Он напрягся в противовес Рону, который сердечно улыбался, перекатывался с пятки на носок и чуть ли не подпрыгивал в предвкушении. Гарри склонил голову, когда что-то зашевелило кусты. Тень отделилась от стены и в несколько длинных высоких прыжков оказалась рядом; Гарри отшатнулся, с трудом подавив крик, когда огромная собака налетела на призрака, повалив на землю, и вцепилась ему в лицо. Могли ли призраки умереть повторно? Гарри должен помочь, или позвать кого-нибудь, или завизжать?.. — Фу, Бродяга, фу! Нельзя, засранец! — захрюкал Рон, отпихивая от себя слюнявую пасть порыкивающей зверюги, и Гарри чуть не подавился вдохом, когда понял, что собака и есть тот самый Бродяга. — Бродяга, ну ты не видишь, что у нас гости?! Веди себя хоть чуть-чуть приличнее. Ну всë, всë… Итак, Гарри, этот слюнявый монстр — Бродяга, наш самый умный мальчик, наше спасение от скуки, наш почтовый пëс! Бродяга, этот храбрый задохлик — безумец, отметеливший Лорда, наш дорогой гость и к тому же хозяин бала. Будьте знакомы! Вы чего? — недоумëнно покосился на них, замерших и настороженных, Рон. Гарри, вглядывающийся в собаку, пытался ухватиться за ускользающую в сознании мысль. Пëс, внимательно рассматривающий его умными человеческими глазами, вдруг тихо заскулил и завилял хвостом; припав на передние лапы, он широко открыл пасть — клыки оказались меньше, чем должны бы быть у волка-людоеда, — и высунул розовый длинный язык, фыркая. Дежавю настигло Гарри, ударив наотмашь и чуть не сбив с ног. «Быть не может», — подумал он и тут же нахмурился: — «Я встретил целый лес покойников, быть как раз-таки может!». И форма морды, и висячее левое ухо, и удивительно умные глаза… — Так тебя, значит, Бродяга зовут. Это тебе больше подходит, чем Потрошитель, — напряжëнным смехом вырвалось у него. Он уже безбоязненно протянул руку псу. Бродяга тявкнул, прикусил несильно пальцы и завозился на земле; тяжëлые глухие удары хвоста о худые бока звучали на удивление по-родному. На недоумëнный взгляд Рона он пояснил: — Я его подкармливал какое-то время… Лет семь назад? Ну, около того, да. Он повадился прибегать в город и таскать рыбу, а потом прятался на моëм кладбище. Вот тогда и познакомились. Верно, тогда они познакомились: странный мальчик, закапывающий тела, и истощëнная собака, которую горожане принимали за бешеного волка. Гарри, когда увидел пса в первый раз, от испуга упал в яму и ждал несколько часов, нервно наблюдая за скалящейся мордой над собой, пока не пришли старшие и не вытащили его — пса тогда, кстати, никто не увидел. Пëс, на его счастье оказавшийся ручным, прибегал на кладбище каждый день, и они научились сосуществовать мирно. Собака — тогда ещё грозный Потрошитель — стала отгонять от него придурков, которые считали его лëгкой добычей, а Гарри, в свою очередь, делился с ним скудной едой и сделал какую-никакую лежанку в сарае. А потом Потрошитель прибегать перестал. Неделю спустя вонь на берегу реки привела Гарри к изъеденному червями телу. Тогда Гарри и закопал первого друга. Гарри решительно поджал дрожащие губы и начал перебирать свалявшуюся шерсть. Потро- Бродяга издал одобрительное: «Уф!». — Место встречи изменить нельзя, а? — истерически хохотнул Гарри и дунул в нос Бродяге, облизавшего его подбородок. — Ну ладно, ладно, приятно видеть знакомые морды. — Так во-о-от куда он тогда делся… А мы искали по всему лесу, уже думали, что его задрали оборотни — а он у тебя был, на твоëм кладбище. Погоди, твоëм кладбище? — Я могильщик, — вызывающе вздëрнул нос Гарри, готовый защищать свою работу: многие считали это дерьмовой профессией и верили, что он на досуге между захоронениями проводит какие-то кровавые ритуалы — ну или потрахивает почивших дев; в этом его раз обвинили, но до настоящих разборок дело так и не дошло: безосновательные обвинения расследовать никто не захотел. Рон вдруг хлопнул себя по лицу с дурной силой; звонкое «шлëп!» вызвало у Гарри фантомную боль, Бродяга и вовсе заскулил. — Так что ж ты сразу не сказал! Я-то думал, а ты! Фу-у-ух, ну тогда другое дело. В общем, есть две новости — хорошая и плохая. Хорошая заключается в том, что ты не умер, ну а плохая… Наверное, к тебе просто привязалась нечисть! — Одна уж точно привязалась, — сварливо кивнул Гарри, скрывая облегчение, и припомнил проклятого Риддла. — И что с ней? — Тебе, случайно, не чудилось чего? Голоса в голове не шепчут? Запахи, может, или видишь чего-то не такое? — Рон, я стою на кладбище в глухом лесу, разговариваю с призраками и вижу собаку, которую собственнооручно закапывал. Случайно, да, чудилось и виделось. — Да, точно, — неловко улыбнулся Рон и совершенно неподозрительно спросил: — Ты хорошо себя чувствуешь? Дышать нормально, в ушах не шумит, в глазах не рябит? — А должно? — с опаской уточнил он и внезапно кашлянул, брызнув вязкой слюной. Рон скорчил рожу и вытер опплëванную щëку, а потом нахмурился, посмотрев на него. Он посерел — пигментация пропала, словно Рон стал тенью — и вытаращенными глазами рассматривал что-то на его лице. Гарри протëр губы, которые почему-то щекотало, и уставился на чëрно-багровую кровь, блестящую в свете луны. Видимо, вид собственной крови и добил его. Позже Гарри будет отрицать, что он позорно грохнулся в обморок. Но, в любом случае, он очнулся, когда ледяные ладони заползли ему под одежду и начали щипать худые бока. Голова была тяжëлой, а тело казалось неестественно лëгким. Обеспокоенное лицо, нависавшее над ним, облегчëнно выдохнуло, а вонь из собачьей пасти вернула ему некоторое сознание. — Приятель, ну нельзя же так остро реагировать! Ну кровь и кровь, чëрт с ней!.. Ой-ой-ой, стой, не закрывай глаза! Не иди на свет, Гарри! Ну-ка давай сядь, посиди тут пока, а я подумаю. Никуда не уходи, понял? Рон, усадив его, как безвольную куклу, начал нарезать круги вокруг скамьи, бормоча себе под нос. Трава под его ногами оставалась неподвижной, будто он парил над ней. Под бледно-жëлтой луной Рон мерцал и переливался жемчужным сиянием, а волосы казались совсем яркими, словно отражали свет. — Так. Так, без паники, Гарри, Гермиона точно разберëтся. Вставай, — скомандовал Рон, резво стаскивая Гарри со скамьи. Не удержавшись на ослабших ногах, тот едва не рухнул, но вовремя был подхвачен. — Эй, ну ты чего, приятель? Сейчас всë узнаем, только придëтся пройтись. Давай, Гарри, тут недалеко. Бродяга, беги и предупреди еë, ладно? Бродяга понятливо тявкнул и нырнул под скамейку; Гарри не мог сказать, из-за плохого зрения это или местных особенностей, но пëс растворился, словно его и не было. Рон, подражая суетливой мамаше, заботливо кудахтал над ним и вëл к Гермионе. Шагая под руку, они медленно обогнули часовню и вышли на центральную дорожку: та была выметена, а оставшаяся по бокам трава, покрытая тонким слоем инея, имела глубокий изумрудный оттенок. Гарри оглядывался по сторонам, подмечая изменившиеся вещи, хорошо видимые вблизи: цветущие бархатцами курганы, постриженные кусты с алыми ягодами, милые кованые оградки и статуи печальных ангелов, которые провожали его взглядами. Туман, который застилал глаза в первый раз, белëсым дымом плыл по краю и сгущался у леса, образуя купол. Сейчас кладбище напоминало больше ухоженный сад, а не место, где покоятся тела. Впрочем, без удивления рассудил Гарри, у них же бал. Наверное, и нечисти надо украшать дома перед празднованием? Чем ближе они были к центру кладбища, тем легче ему становилось: он уже шëл самостоятельно, а не волочил ноги с чужой помощью. Это навевало определëнные мысли, но Гарри опасался высказывать это в сердце леса на кладбище, где его потом вовек никто бы не нашëл. Гарри вздохнул: всë вокруг него было театром абсурда, а он оказался в главной роли шута. Впрочем, вся его жизнь была затянувшейся неудачной шуткой, м? К ним под ноги, примяв клумбу с рыже-красными цветочками, прилетел мяч, который Рон отпнул подальше, шикнув: — Ригель, иди поиграй с Джинни или близнецами, я занят! — мальчишка лет десяти, робко выглядывающий из-за могильной плиты, показал язык и вдруг поблек, оставив после себя слабую серебристую завесу. — Это Ригель Блэк, мой друг. Ребëнок, конечно, но умный малый. Так, ты нормально? Давай, Гарри, ещё чуть-чуть осталось. Они свернули в боковое ответвление, прошли мимо невысоких туй и перешагнули невысокое каменное ограждение, остановившись у камня. Рон, вцепившись в Гарри покрепче, осторожно постучал по надгробию: — Гермиона, можно? — и тут же, прислушавшись, прыгнул вниз. Это было в сотни раз хуже перемещения с Риддлом. Они провалились: земля давила на Гарри, ломая кости и душа, засыпалась в нос и рот, и он готов был взвыть, когда они оказались в небольшой комнате, заставленной масляными лампами. — Извини, забыл предупредить, — виновато сказал Рон, опуская его на стул. Гарри, пытающийся выплюнуть комья глины изо рта, замер. Книги — вот что бросалось в глаза. Мириады томов, нагромождëнных в бессмысленном порядке, расположились везде: на подвесных полках, косящейся набок тумбе, захломлëнном столе и опрятно застеленной кровати — даже в их городской библиотеке, куда он иногда забегал за документами, не было такого количества книг. На земляных стенах, обитых кое-где малиновым атласом, висели цветные схемы; красные ниточки тянулись от одних пергаментов к другим, выстраивая сложнейшую паутину. В углу, выбиваясь из общего интерьера, стоял огромный разлапистый цветок, похожий на странную уродливую шипастую тварь. — Что-то серьëзное случилось, Рон? Я сейчас немного занята, — отодвигая золотистые шторы-бусы, вышла к ним девушка — видимо, та самая Гермиона. Гарри удивился: в его представлении она была похожа на строгую учительницу, которая время от времени пускала нерадивых учеников на опыты, но та, кого он увидел, походила на самую обычную милую девчонку. Круглые умные глаза на пол-лица, нос-кнопка и пушистые волосы, собранные в небрежный хвост, напоминающий вздыбленную метëлку для пыли. Гарри чуть расслабился: люди с буйными волосами ему импонировали. — Так что… О. Доброй ночи. — Да, очень доброй. Гарри заëрзал: девушка внимательно разглядывала его, хмурясь и морща нос, и поджала губы, когда увидела перебинтованные руки. Цокнув, она вытащила из кармана склянку и протянула ему. Гарри машинально взял бутылëк из еë рук, перепачканных чернилами, и поëжился: чужие пальцы вновь были ледяными. — Гарри Поттер. Знаете, вы не совсем такой, каким мы вас представляли, — сказала она простодушно. — Болит? — Да нормально… — Славно, но всë же выпейте на всякий случай. Гермиона Грейнджер, рада знакомству, мистер Поттер. — Э, просто Гарри… Мистер Поттер был моим отцом, так что по имени нормально. — Тогда это Гермиона, — застенчиво улыбнулась она, показав крупные передние зубы. Рон издал странный булькающий звук, но тут же взял себя в руки: — Бродяга не прибегал? Нет? Наверное, Беллатрикс его нашла. Ладно, в общем, Гермиона, мы по делу. Вопрос буквально жизни и смерти, — и Рон всë рассказал, нервно оглядываясь на Гарри, который флегматично лакал бурду из любезно поданной глиняной кружки. — Хм… Как необычно, — обронила она и крикнула, скрывшись за занавесью: — Дайте мне пару минут. Гарри, цедя странное зелье, пожал плечами: он никуда не торопился, а Рону, как бы грубо ни звучало, так и вовсе некуда было спешить. Жижа по вкусу напоминала одуванчики, крапиву и жимолость; несмотря на странный вкус, всë недомогание, которое он чувствовал, исчезло. Перестали болеть кисти рук, утих нервный зуд на сгибах локтей, прекратился неприятный жар в подвëрнутой лодыжке. Вместе с болью исчезла и неуверенность. Не нужно было иметь особой смекалки, чтобы увидеть чëткую взаимосвязь с его состоянием и Риддлом: чем ближе к нему Гарри находился, тем хуже ему становилось — и тем неадекватнее он себя вëл, хоть Риддл и не наводил свой дурацкий морок. Чтобы решить проблему, нужно знать, с чем бороться — и именно этим Гарри и решил заняться. — Кажется, ты сильно еë любишь, — заметил Гарри, прерывая неловкую тишину, пока Рон покрывался неестественно-пунцовым цветом. — Почему вы не поженились? Я понимаю, почему, но вы бы могли провести бал. Гермиона за хозяйку, ты за хозяина. Почему я? — Ты что! Я не один год вокруг неë вился при жизни, прежде чем сделать предложение, а женитьба! — шëпотом закричал Рон, украдкой поглядывая на дверной проëм. — А вдруг я ей надоем? Нам же ещë жить на одном кладбище! — Не надоешь — она смотрит на тебя, как на книгу. Подумай об этом, — заверил Гарри. И прищурился. — Рон. Ты не ответил на второй вопрос. Рон замялся, забегал глазами и что-то буркнул. Потом повторил громче, подтянув к себе заварочный чайник и подлив ему чая в опустевшую кружку. Гарри не знал, что у него на лице, но это а любом случае напрягло призрака. Цыкнув, он начал рассказывать, ëрзая по кровати. — Знаешь, я не самый умный тут. Я не совсем понимаю, но… м-м-м… приглашëнный гость — часть ритуала. Я знаю, что хозяйка должна быть живой, но почему — чëрт его знает. Спроси лучше у Гермионы, она ответит точнее. — Но почему я хозяйка? Я же парень. — Кольцо тебе подошло? Подошло. Значит, хозяйка — ты. — Какая ценная информация — за такую можно и последние штаны отдать, — недовольно вздохнул Гарри, но давить не стал: не казалось, что Рон знает больше положенного. Видимо, ему и правда придётся допытывать Гермиону: она выглядела умнее, чем все его знакомые вместе взятые. Однако если Рон не знает о балу, это не значит, что он не знает об остальном. С грацией слона в посудной лавке он сменил тему и беспечно начал: — Я видел могилы. Твою — прости за крест, кстати, — и твоей семьи. Знаешь, что я заметил? Там стоял один год. И на этой, — кивнул он вверх, — я уверен, высечен такой же. Что случилось? Извини, если это неприятный вопрос, но мне действительно любопытно. Рон померк. Став полупрозрачным, он исчезал и появлялся, мигая как мираж. Комната потемнела и стала будто меньше, внезапно начал исчезать воздух; удушливо запахло кострами и гнильëм, и Гарри показалось, что земляные стены сжимаются вокруг него. Гарри замер, удивившись такой резкой перемене. Комья грязи с дрожащего потолка приземлились ему в кружку, а ближайшая стопка книг рассыпалась по полу, плюнув листами. — Рон? Рон, не отвечай, прости за вопрос! Пëс с ним, не отвечай, просто дыши, — с нарастающей паникой попросил Гарри задыхающегося парня. Рон выглядел так, будто умирал; может ли призракам быть плохо? Глядя на тускнеющего Рона, Гарри мог с уверенностью подтвердить: да, определëнно. Могли ли призраки умереть насовсем? Вот этого он не знал, но выяснять не хотел отчаянно — Рон, несмотря на все ужимки и знакомство, длившееся полчаса, ему действительно понравился. — Может, тебе на свежий воздух? — Вот ты балда. Мне не нужно дышать, это просто привычка осталась, — ломано улыбнулся Рон, встряхнувшись и перестав просвечивать. Он помолчал, рассматривая нагромождение вещей в комнате. Проведя пальцами по бордовому покрывалу, он посмотрел на него, и Гарри пробрал озноб: сейчас точно было ясно, что перед ним призрак — такой мëртвый взгляд у него был. — Не в бровь, а в глаз, приятель. У нас не принято вспоминать об этом, и со временем это действительно забывается. А когда вспоминаешь, то вспоминаешь всë, — хмыкнул он. Гарри не знал, что вспомнил Рон, но явно ничего приятного, раз он тут чуть не умер ещё раз. — Это… Это был несчастный случай. Неудачный ритуал, — кисло выдавил Рон. — Погибли все, кто находился в деревне. Никого не осталось. А те, кто участвовал в ритуале, стали такими. — Но кто?.. Воровато оглядевшись, Рон наклонился к Гарри и прошептал одиними губами: «Милорд». — Вы чего? — недоумëнно спросила Гермиона, неся в руках пробирки и коробочки. Они подскочили, чуть не стукнувшись головами, и сели по своим местам, как провинившиеся дети. — Рон. Что ты ему наговорил? Рон, стерев виноватое выражение с лица и подобравшись к ней, забрал вещи из рук. Гермиона цыкнула, но отбирать своë добро не стала, засуетившись вокруг стола. Рон хвостиком ходил за ней, подавая приборы без еë указаний, словно так они читали мысли друг друга — немудрено, они же знакомы так давно. Гарри бы позавидовал такому пониманию в отношениях, но его мысли были заняты другим. Не сказать, что Гарри был слишком удивлëн — Риддл, всë же, типом был скользким, но чтобы угробить целую деревню?.. Видимо, тот самый подвох, который Гарри почуял ещё на мосту, заключался в том, что он встретил массового убийцу-мага-призрака. И всё же это было не всë. Что-то не давало ему покоя на протяжении с того времени, что Гарри оказался на мосту. — Я спрашивал у Рона про причину вашей смерти, — с уверенностью, которой не были и в помине, выпалил Гарри, уставший ходить вокруг да около. По всем правилам вежливости не стоило в лоб спрашивать у девчонки — да у любого, если так подумать! — о том, как она умерла, но Гермиона не казалась ему той, которая расплакалась бы от обсуждения щекотливой темы. И, действительно, этого не произошло: Гермиона даже не дëрнулась, взбалтывая в мензурке мутную воду, а потом сердито шикнула на Рона, чуть не уронившего стекляшки. — И что же ты узнал? — отвлечëнно промычала она, просматривая выпавший осадок на свету. — Что Риддл провëл ритуал и вы стали призраками. — Если говорить грубо, то да, всë так и было. И что теперь? Будешь к каждому приставать, чтобы найти этому подтверждение, и не ровен час, как останешься без головы. — Мне просто было любопытно, — зачем-то оправдался он. — А что за ритуал? — Гарри, мы не говорим об этом, — мягко отругала она, подбирая к себе поближе горелку и и монокль с увеличительным стеклом. Нацепив его и став похожей на сову, девушка обернулась к нему. — Это очень больная для нас тема. Запретная. Не стоит упоминать о ней в принципе. — Гермиона, пожалуйста! Никто ничего мне не говорит! Риддл молчит про бал, Рон сказал что-то про ритуал, но я вообще ничего не понимаю! Всë, что я узнаю, делает ситуацию только запутаннее! — Гарри порывисто махнул рукой; он чувствовал, что если кто и может что-то прояснить, так это она: у неë был острый ум и сострадание. Гарри надеялся, что она сжалится над ним, как над юродивым котëнком, и потому зачастил совсем слезливо: — Пожалуйста. Лишь немного информации, Гермиона! Я так сильно боюсь, а я не хочу бояться! Рон такой классный п-кхм-парень, а ты такая умная! Я не хочу смотреть на вас и думать плохо только потому, что вы немного мертвы! Просто объясни, что сможешь, пожалуйста, хоть что-нибудь! Нахмуренная Гермиона, пожевав губу, сжала рукав блузы. Она выглядела совсем неубеждëнной в противовес растроганному Рону. Девушка тяжело вздохнула и сняла монокль, а потом облокотилась о стол и нехотя начала: — Слушай до конца и не перебивай, мне это не нравится. И не суди никого из нас, иначе да поможет тебе Бог, Гарри Поттер. Гарри смог лишь кивнуть. Гермиона откашлялась, поставила колбочку в подставку и задумалась: — Это случилось давно — больше пятиста лун уже прошло. Мы были ещë детьми, когда в наш край приехал новый житель. Мы были глупыми детьми, когда на окраине поселился колдун, — покачала Гермиона головой, отрешëнно улыбаясь. — Да, совсем ещë мальчишка, едва ли старше нас. Его опасались поначалу: ехидный незнакомец, живущий у леса, никому не внушал доверия. А потом он спас нашего кота — Живоглот болел долго, старенький уже совсем был. А милорд взял и вылечил, напоив зельями. Гарри, замеревший в напряжении и боящийся даже вздохнуть, едва не вскрикнул, когда что-то коснулось его ноги. Он опустил глаза и увидел самую уродливую кошку, которую только видовал мир: свалявшаяся грязно-рыжая шерсть, сплюснутая морда и порванные уши прямо-таки кричали о буйном нраве животного. Кошка требовательно ткнулась в брючину, а когда Гарри наклонился, то вальяжно — и косолапя на все четыре лапы, — отошла к Гермионе, запрыгнув на стол. Склянки опасно зазвенели, и Гарри приготовился к смертоубийству, но девушка опять удивила его. — Вот и Глотик пришëл, — заворковала Гермиона, доставая из кармана длинной юбки дохлую мышину. — Мой любимый мальчик, мой умный красавец, самый-самый лучший котик! — Эй, приятель? — с тяжëлым вдохом позвал Рон. — Вот на кого она смотрит, как на книги. Я и рядом не стоял. — Это его Риддл вылечил? — Да. Иногда я жалею об этом. Живоглот мяукнул — показалось, что открылась самая старая дверь со самыми скрипящими петлями, — и невзначай смахнул хвостом одну баночку. Гермиона растроганно приложила руки к сердцу и забормотала себе под нос: — Да, ты прав, — это мне ни к чему, проба номер семь уже была проверена пару лет назад. О, ты такой умный, Глотик! — Ты продул по всем фронтам, — подтвердил Гарри мрачному Рону. — Так и что дальше? — Да, точно… Он лечил и жителей, и ворожил на погоду. Странным был человеком, но не плохим: гордый, нелюдимый, мрачный, но добрый. — Ага, в глубине души, — закатил глаза Рон, вставив свои пять шиллингов. — Про таких говорят: «лает, но не кусает». Научил нас, бедных деревенщин, письму и счëту. Меня так вообще взял в ученицы, — слабо усмехнулась она. Рон с гордостью кивнул и нахохлился, будто бы он лично стал подмастерьем колдуна. — А потом что-то произошло, и колдун начал сходить с ума, — еë голос, вначале громкий и твëрдый, начал становиться тише, и Гарри приходилось прислушиваться. — Я долго задавалась вопросом, что же может так изменить человека, но ответ так и не нашла, — Гермиона, низко хмыкнув, посмотрела Гарри прямо в лицо. — Осенью началась эпидемия. Первыми ушли слабые дети, больные люди и старики — многие умерли из-за чумы. И мы, гонимые страхом смерти, пошли к колдуну и провели ритуал, за который расплачиваемся до сих пор. Эпидемия не тронула никого из нас. Не коснулся нас и голод, и холода, и старость — первые десять лет никто не думал, что что-то пошло не так. — Тогда всë было, как во сне. Время бежало, но мы не замечали. Тогда было всë равно, — подхватил Рон, сменив хрипнувшую Гермиону, — словно прошла пара дней, а не лет. Первыми догадались, как ни странно, Фред с Джорджем — мои братья. Увидишь их — беги на другой конец кладбища, кстати, — добавил он невзначай. — Они хотели дойти до города, чтобы что-то забрать, но не смогли выйти из леса. Плутали по кругу, а потом вернулись и увидели, что вместо нашей деревни стоит кладбище. Как долго мы жили на нëм, не знает никто — для нас-то ничего не изменилось, мы видели дома, церковь и центральную площадь. А у них как пелену с глаз сорвало — носились, как чокнутые, ни с кем не говорили. Потом уже они вывели и милорда, за ним Гермиону, и так до тех пор, пока мы все не убедились, что мертвы. Ну и хаос тогда начался, — поморщился Рон. — А сейчас уйти? Вы же можете уйти и найти, не знаю даже, священников там каких или других колдунов? Хоть что-то? — беспомощно развëл Гарри руками, рассматривая призраков. Они ведь умерли такими юными; это его мëртвые ровесники, застрявшие в восемнадцати-двадцати годах. Ему было жаль. И, хотя сожаление и родилось в нëм, это не меняло того, что Гарри — живой человек со своими желаниями, которые диктовали ему идти домой. — Нет. — отрезала Гермиона жëстким голосом. — Никто из нас не может покинуть выйти за кладбище. Наш максимум — полмили за ограду в лес, когда нужно узнать, не поменялось ли что-то ещё. Только Бродяга может выходить, но не так надолго, как хотелось бы, так что толку от него нет, — цыкнула она, подхватив урчащего Живоглота на руки. — Но Риддл же вышел. И он бежал за мной до самого моста, — ухватился Гарри за несоответствие, как собака за кость. — Милорд — другое. У него иная ситуация. Он был колдуном при жизни и может чуть больше, чем мы. А сегодня ещё Самайн — один из наших единственных ориентиров; в Самайн грань между миром живых и мëртвых становится тоньше, границы размываются. Милорд проскользнул сквозь пространство и привëл тебя — в другой день он бы не смог этого сделать. — Но я-то ему на кой чëрт сдался?.. — задал Гарри главный вопрос, волнующий его с самого начала балагана. И зачем он вообще убежал от Дурслей? Сидел бы сейчас в тепле — пусть и синей задницей, если не всем телом — и не трепал нервы ни себе, ни лю- призракам. Гермиона не стала отнекиваться, не перевела тему, не отмахнулась от него. Она ответила чëтко и точно, будто только этого и ждала; может, у неë было мало собеседников, которых интересовали тонкости ритуалов и прочей лабуды? — О, тут всë просто: ты живой. Ты действуешь как баланс, разбавляя энергию, и из-за тебя мы можем почувствовать себя действительно живыми. Мы умерли в ту ночь все до единого, но мы всë ещё живы — в большей или меньшей степени. Мы прокляты бессмертием, Гарри, и проклятие не снять. Однако… есть лазейка. Представь: что будет, если в горячую воду добавить холодную? — Она станет тëплой? — с сомнением поднял он брови, не совсем понимая, причём тут тонкости температур. — Именно! — одобрительно кивнула Гермиона. Спустив кота на пол, она подошла к одной и схем и сняла грязно-жëлтый пергамент, сунув ему в руки. Он рассматривал грубо набросанную схему человека, зашрихованную чернилами, а она терпеливо объясняла: — Тут схожий принцип: если нашу нечистую энергию разбавить светлой, то она станет нейтральной: на одну ночь мы станем чуть более человечными, оказавшись в междумирье; ты, в свою очередь, окажешься в междумирье и получишь некоторые наши способности. — Это какие, например? — Ты увидишь другую хтонь, сможешь поговорить с Бродягой, а если совсем повёзëт, то и полетать сможешь, — загибал пальцы Рон, заглядывая ему через плечо. — У каждого по-разному. — И потом я стану, — Гарри проглотил слово «нормальным», — обычным? — Да. Самайн длится одну ночь, так что по утру ты окажешься у себя дома. — А почему именно я? Гермиона сопнула носом, но всë так же безропотно ответила: — Наверное, ты был самым близким к лесу человеком, когда милорд вытащил кольцо. Оно нужно для правильного направления энергии, вот и выбрало тебя, как ближайшего живого человека. Гарри расслабился; немного, но его начало отпускать. Руки начало немного потряхивать, как от пережитого ужаса. Ой, погодите-ка, он и был всë это время в ужасе — да в такой ситуации мало кто не испугался. Спасибо, что он не сошëл с ума. Представить только: его чуть не пристрелил дядя, загипнотизировал и чуть не забил до смерти Риддл, потом чуть не утопили водяные стервы, снова чуть не задушил Риддл, и вот он здесь. Даже для него это слишком много покушений за один день. И кстати о гипнозе… — Так а почему Риддл меня заманил? — Кхм… Прозвучит плохо, но так проще найти хозяйку. Хозяина в твоём случае. Просто… Ты бы согласился не то, что бал провести, а просто поговорить с нами? — горько хмыкнула Гермиона на гримасу, которую он состроил. — Вот тебе и ответ: проще и безопаснее, когда люди впадают в транс. Они обычно сидят за главным столом, пьют вино, а потом возвращаются домой и ничего не помнят — будто ничего не случалось. Гарри длинно выдохнул: ничего страшного не произойдёт. Проклятый Риддл запугал его, чтобы — хотел взять на слабо или решил надавить авторитетом? — он не сбежал. Он успокаивался медленно, но верно, обдумывая ситуацию. Да, пусть он чуть не умер, но не умер же? Да, местные ребята были не без чудинки, но не детей же ему с ними крестить! Да и что ему стоило? Пусть, плюнул он, ситуация была странной, но не такой страшной, как представлялось ему сначала; тем более, когда ещё ему доведëтся посетить бал нечисти? — В таком случае можно и посмотреть, что там за бал такой, — криво улыбнулся Гарри, взлохмачивая волосы рукой. Рон вытаращился на него, открыв рот, а Гермиона приложила руки к губам. — Спасибо большое, что объяснили. Теперь можно со спокойной душой повеселиться на балу, да? — Приятель, чëрт возьми, ты согласен?! — Рон сгрëб его в крепкие — и очень морозные — объятия и закачался взад-вперёд. Гарри замер, не привыкший к такой тактильности, но всë же хлопнул тому по спине пару раз. — О, Гарри, — Гермиона приблизалсь к ним и сжала его плечо. — Спасибо тебе. Ты представить не можешь, как много значит твоë согласие. — Да чего уж… — неловко фыркнул он, — если бы мне сразу сказали, что к чему, я бы не стал отказываться. — Ты — нечто, Гарри. Да, Рон? — Ага! — довольно оскалился Рон и, пригладив ему волосы, отстранился. — Спасибо, приятель! Благодаря тебе я смогу увидеть брата. — Брата? — Чарли. У меня пятеро братьев, а самый классный живëт отдельно и приходит раз в год со своими зверушками. Я познакомлю тебя со всеми! — пообещал он; оставалось надеяться, что это не угроза. Гермиона хмыкнула и достала крохотный чëрный кинжал из ящика. — Если мы всë разъяснили, то можно начать. Ну, Гарри, пора узнать, кто же ты такой, — улыбнулась она бледными губами, в полумраке много больше напоминая покойницу.