per aspera ad astra

      — Отложите сегодняшний банкет, — потребовал Хонджун, стоило двери за его спиной распахнуться и впустить в комнату канцлера. Чон Джонхан вопросительно приподнял бровь. — Ноги Сонхва ранены. Он не выдержит остаток дня. Бал в честь свадьбы - лишь формальность. Мы вполне можем провести его совместно с послами из Ирлеса, тем более что они уже в пути и скоро прибудут в Юмей.       — А как же посвящение во внутренний круг?       Царь вздохнул и окинул мужа оценивающим взглядом.       — Уверен, что хочешь встретиться с министрами сегодня?       Сонхва сморгнул и неуверенно пожал плечами. Его прожигали две пары пытливых глаз, и если Хонджун выглядел равнодушным, несмотря на его вполне заботливый вопрос, то позиция дяди так и кричала о том, что он бы не хотел слышать отказ племянника от аудиенции.       — Я справлюсь, — ответил герцог, стараясь убедить больше самого себя, нежели присутствующих в комнате мужчин.       Хонджун понимающе кивнул и махнул рукой канцлеру. Тот склонил голову, снова не делая полноценного поклона из-за своей трости, и покинул их. Царь повертел корону в руке так, словно видел её впервые, и под любопытство в горящих очах мужа надел её на свою голову. Для Сонхва это послужило немым напоминанием, и он поспешил повторить чужой жест. Рубины сверкали в его тёмных волосах, как пролитые капли его собственной крови.       — Сейчас всё проще, — неожиданно произнёс Хонджун, когда тишина затянулась, хоть снаружи слышались звон колоколов и громкие возгласы. В ответ на вопросительное мычание он слабо усмехнулся. — По сравнению с моей коронацией твоя довольно заурядна.       Сонхва прищурился.       — Не надейся, что я позавидую этому.       — Напротив. Это я тебе завидую, — Хонджун вздохнул так тяжело, словно его лёгкие опоясывала колючая проволока. — Свадьба и прочее… всё было настолько просто, что даже неинтересно.       Герцог сморщил нос, когда в зал проник удушающий запах сандала.       — Жгут благовония в твою честь, — царь искривил губы в дерзкой ухмылке.       Сонхва неожиданно почувствовал себя неловко. Юноша не знал, был ли человек, в чьём теле он находился, на коронации, но даже так понимал, что то было кричащее и важное событие, полное различными обрядами. И хоть Хонджуну точно не требовалось совершать свой путь к трону и короне по стеклянной крошке, только ему одному известно, что творилось в душе юного правителя. Было странно сидеть в одной комнате с царём и вести спокойную беседу. Сонхва развёл плечи, словно готовый к неожиданной засаде.       — Пойдём. Колокол пробил двенадцать раз.       Сонхва тяжело вздохнул и со скорбным выражением лица принял протянутую ему руку в качестве опоры. Взгляд Хонджуна сделался таким красноречивым, что юноша его чуть не ударил.       — Заткнись…       — Я молчу.       — Громко думаешь, — герцог обреченно фыркнул и обхватил царский локоть ладонью. Ему не нравилось чувствовать себя таким беспомощным, а понимать, что единственный человек, который мог бы ему помочь в данных обстоятельствах, это его муж - и того было печально.       Но в момент, когда его ступни пронзила адская боль, он напрочь позабыл о любой гордости и с писком привалился к боку Хонджуна.       — Так и скажи, что отменил банкет, чтобы спокойно отлежаться со своей температурой, а не из чистых переживаний за меня, — тяжело дыша, выдал Сонхва, надеясь этой колкостью вернуть себе былое высокомерие.       — Какая чудесная проницательность.       Сонхва прикусил язык, чтобы не ляпнуть что-нибудь оскорбительное, и почти взвыл, когда Хонджун остановился у витой лестницы. Она закручивалась вдоль стен, поднималась и поднималась так, что ей конца и края не было видно.       — Нам на самый верх, — весело поведал царь и сделал первый шаг на каменную ступеньку.       — Да вы точно шутите, — прошипел себе под нос Сонхва и, отмахнувшись от издевательски протянутой в приглашающем жесте ладони, вцепился пальцами в холодные мраморные перила.       Эта свадьба, определенно, испытывала его нервы и силу воли на прочность.       У Сонхва взмокла спина после первых двадцати ступенек. Он опасался смотреть назад, не зная, что его испугает больше: малая часть пути, что он преодолел, или вероятные кровавые следы, оставляемые ими на каждом шагу. Ёсан хорошо забинтовал его ноги, но вряд ли крови что-то могло помешать, особенно после такой нагрузки.       — Мы можем вернуться и поприветствовать народ с главной площади, — неожиданно сказал Хонджун.       Сонхва нахмурился и поднял бледное лицо, находя своего мужа всего в метре от себя. Странно, ему казалось, что Хонджун ушёл далеко вперед. Но сейчас он стоял, подняв одну ногу на ступеньку выше, прижавшись поясницей к перилам и прожигая Сонхва пытливым взором. В башне освещение было очень тусклым из-за кое-где попадающихся по пути маленьких квадратных окошек. Корона царя сияла рубинами в солнечных лучиках, в том облаке света, в котором остановились юноши.       — Кто-нибудь так раньше делал?       Герцог хмыкнул в ответ на отрицательное качание головы и, на мгновение прикрыв глаза, продолжил подъем. Он тоже не собирался становиться первопроходцем.       Хонджун пропустил его вперёд, и Сонхва порой казалось, что он ощущает его руку где-то на своей спине в моменты, когда из-за слабости в ногах его заносило назад. Но это могло быть не большим, чем происками его уплывавшего в небытие сознания. Юноша чувствовал, как его тело становится горячее. Очевидно, он может посоперничать с Хонджуном сейчас по части его температуры.       Но, наконец, последняя ступенька была преодолена, и мокрое от пота лицо обдало волной спасительного уличного ветра. Сонхва облизал губы и наскоро протёр рукавом лоб. Его левая рука была поймана в чужой захват. Хонджун молча потянул мужа на балкон. Герцог сдержал удивленный вздох, осознав, как высоко он смог забраться.       Из башни храма как на ладони был весь Юмей. Над крышами просматривалось озеро, а Собор Истиннолунного казался ледяным особняком, что вот-вот растает на солнце и исчезнет в холодных водах. Под балконом, не пресекая выстроенного ограждения из дворцовых солдат, стояли жители. Они кричали и смеялись. Сонхва даже видел, как кто-то попытался забросить к ним на балкон цветок, но они были слишком высоко, чтобы этот манёвр завершился успешно.       Хонджун подпихнул его локтем в бок и, заполучив чужое внимание, качнул головой на закрепленный по ту сторону балюстрад горшок. Сонхва нахмурился, не понимая, что от него требуется, но благо его муж безмолвно всё показал: отломал ветку растущего на балконе растения и поджёг о горящую на стене свечу. Герцог прикусил в изумлении губу. Оказывается, арка, через которую они вышли на балкон, была украшена каким-то плющом, что раскинул свои ветви вниз прямо с крыши башни. Последовав примеру Хонджуна, Сонхва осторожно отломил мягкую веточку, что говорило о крепком для растения здоровье, и поднёс её к огню. Один листик на той, что держал царь, уже истлел и осыпался в кашпо.       Герцог тихо хмыкнул. Забавно, они с Хонджуном даже не читали друг перед другом клятвы. У них с запястий просто срезали нити, что были обещанием о помолвке, затем они обменялись кольцами и вот, жгут какой-то плющ.       Сонхва еле сдерживал истеричный хохот. Ему явно стоит прилечь и отдохнуть.       Спуск вниз прошёл в каком-то тумане. Герцог осознал, что он в карете, лишь тогда, когда со стороны мужа громко хлопнула дверца. Хонджун окинул его лицом безмятежным взором и отвернулся.       Сонхва наблюдал, как стражники просят жителей разойтись, чтобы процессия могла вернуться на главную улицу, и уже вскоре черные лошади потянули изысканную повозку обратно во дворец. Дети махали им вслед своими маленькими ладошками, пока витые колёса давили ромашки, которыми был устлан весь путь. Несколько раз герцог ловил какие-то блики, похожие на вспышки фотокамер, но не заострял на этом внимания.       — Господин, — неожиданно позвал Ёсан тихим голосом.       Сонхва обернулся к нему с вопросом в глазах и, пораженный, замер, когда пальцы Хонджуна осторожно коснулись его уха. Камердинер тоже застыл с занесенной в воздух рукой. Кажется, он хотел ему сказать именно про тот цветок, который царь вытянул из волос герцога. Через секунду на его колени опустилась веточка ландыша.       — В твою коллекцию, — сказал Хонджуна и отвернулся как ни в чём не бывало.       Сонхва сглотнул и без задней мысли передал цветок Ёсану.       Издалека казалось, что дворец на вершине горы был объят облаками.       Герцога заставили пешком пройти путь от внешних защитных стен до тронного зала. Под конец ему казалось, что он оставляет за собой кровавые следы, но на алом ковролине этого бы всё равно не было видно. Прислуга замка в почтении опускалась на землю и вторила ему вслед «да благословит вас солнце и луна». Это звучало довольно иронично, когда перед глазами маячила золотая вышивка на спине Хонджуна. Того, казалось, это тоже позабавило, когда он бросил задорный взгляд на мужа через плечо.       Тронный зал, он же Зал советов, по ощущениям стал больше, хотя Сонхва был здесь только вчера. Вдоль ковровой дорожки выстроили несколько кресел для высокопоставленных чиновников, оставив место позади для министров более низких рангов. Начищенный до блеска мрамор сверкал, а гобелены развевались на проникающем через открытые окна ветру. На постаменте в противоположной от двери стороне расположились два трона, но теперь один из них уже не был скрыт ширмой из полупрозрачной ткани. По бокам и сзади полукругом стояли канделябры, и горящие в них свечи бросали танцующие тени на темные стены. Перед позолоченными стульями находился низкий столик, на котором лежали скипетр, держава, пара перчаток и меч в ножнах, усыпанных драгоценными камнями.       Сонхва остановился следом за Хонджуном, когда тот притормозил на пороге. Чиновники обтекали их, как вода, и спешно занимали свои места. Герцог явственно ощутил, как дядя обнадеживающе сжал его плечо, когда последний направлялся к своему креслу, расположенному прямо у постамента. Только когда суета в Зале советов улеглась, царь прошёл к трону, и Сонхва ничего не оставалось, как двинуться за ним. Как никогда ему захотелось ухватиться за чью-нибудь руку, чтобы ощутить поддержку, но Ёсан остался ждать снаружи со всеми остальными слугами.       Зал советов всюду был украшен солнечными орнаментами, а Сонхва мёрз так, словно стоял на лютом морозе.       Хонджун обошёл столик и рухнул в свой трон, тут же закидывая ногу на ногу и подпирая голову рукой. Его равнодушный взгляд скользнул по министрам и в ожидании остановился на Сонхва. Тот не мог глаз отвести от короны на чужой голове, которая в тронном зале как будто заиграла иными красками. Так, словно она наконец-то оказалась в правильном месте. Тишина повисла колючая, и герцог, превозмогая тянущие ощущения и онемелость в ногах, медленно поднялся по небольшим ступенькам и опустился в соседнее от царя кресло, предварительно поправив плащ так, чтобы он свисал с подлокотника. Двери, что всё это время были широко распахнуты, с тихим шорохом закрылись.       Чон Джонхан отставил свою трость и низко поклонился.       — От лица Совета четверых я от всего сердца поздравляю государя со свадьбой. Пусть звёзды будут милостивы к вам.       — Пусть звёзды будут милостивы, — вторили ему голоса министров, и от их тембра у Сонхва по спине пробежались мурашки.       Хонджун выглядел максимально незаинтересованным происходящим. Его лицо было обращено к окну слева, а не в толпу чиновников. Реплику канцлера он никак не прокомментировал, тем самым выражая своё отношение ко всему происходящему. Сонхва не смог сдержать усталого вздоха. Он не осознавал, как от нервов крутил обручальное кольцо, пока красноречивый взгляд дяди не остановился на его руках.       Затем началась вереница лиц и имён. Джонхан представлял министров одного за другим, а те выходили, кланялись и поздравляли их. Несколько, особенно министр из дома Лигменов Ли Чунхо и Ким Минджун из дома Эфирдов, даже выказали своё почтение канцлеру, как единственному родственнику принца-консорта. Сонхва определенно точно слышал, как подлокотники чужого трона жалостливо заскрипели, но когда он бросил в сторону Хонджуна осторожный взгляд, тот был абсолютно спокоен и расслаблен.       — Мой царь, — неожиданно обратился дядя к правителю, что заставило всех в любопытстве приосаниться. — Вы уже решили, кого изберёте на должность главного инспектора?       Хонджун тяжело вздохнул и возвёл глаза к звёздному потолку.       — К чему спешить? Нам Хвитэк был отстранён вчера, а сегодня у меня свадьба, — его взгляд глумливо скользнул по лицу мужа. — Не хочу заострять внимание на таких мелочах в столь важный для нас день и вдоволь насладиться благами супружеской жизни.       На долгую секунду повисла оглушительная тишина, которая была разорвана пораженным ахом какого-то мелкого чиновника по финансам. Сонхва скрипнул зубами от досады, когда десятки заинтересованных лиц обернулись в его сторону, и ощутил, как огнём полыхают кончики его ушей. Он уже и забыл, что Ким Хонджун изначально хотел жениться на мальчишке из бедного сословия и даже встал в оппозицию, когда ему запретили это сделать, а значит он не был категорично и отрицательно настроен к отношениям между мужчинами. Он использовал свою собственную заинтересованность, чтобы смутить Сонхва, об ориентации которого было мало что известно самому герцогу, не говоря уже о министрах Совета четверых.       — Знаете, я очень нетерпелив, поэтому не распаляйте меня еще больше, — продолжил подбрасывать дрова в горящий костёр Хонджун и с довольной ухмылкой кота, наевшегося сметаны, наблюдал, какой эффект производят его слова. — Мой муж ранен, поэтому я должен быть нежен с ним.       Сонхва вздохнул до того громко, что сам от себя не ожидал. Он натянул на лицо дежурную улыбку и слегка склонил голову на бок, вгрызаясь в облик царя яростным огнём.       — Благодарю вас за проявленное ко мне милосердие, муж, — Хонджун опасно прищурился. — Однако если мне есть, чем вас порадовать, только скажите.       Герцог сам поразился тому, насколько двусмысленно прозвучали его слова. Хонджун и вовсе опешил, пару раз моргнул и, прочистив горло, поспешил отвернуться. Сонхва поджал губы, чтобы не улыбаться слишком широко, радуясь своей маленькой победе.       — Приятно знать, что вы так хорошо ладите, — не скрывая своего сарказма, пропел Ким Минджун и был удостоен двумя негодующими взглядами, которые его, отнюдь, ни капли не взволновали.       — Это всё? — поинтересовался Хонджун и, отметив молчание советников, вяло отмахнулся. — Тогда закончим на этом. Празднества будут длиться неделю, и я, как ваш царь, хотел бы, чтобы вы вдоволь насладились долгими каникулами и не переживали о государственных делах, ведь господин канцлер способен решить любую проблему, я прав?       Чон Джонхан приподнял уголок губ и слегка поклонился.       — Конечно. Всегда готов служить короне.       Сонхва внутренне сжался от осознания, что не один Хонджун в этом зале теперь коронован.       Министры спешно покинули дворец, тихо о чем-то друг с другом переговариваясь. Дядя кивнул головой на выход, намекая, что они еще встретятся сегодня, на что герцог кивнул и позволил себе откинуться на спинку трона, когда дверь снова с шорохом закрылась. Ёсан, уже переодетый в свои привычные одеяния камердинера, успел войти внутрь и в ожидании замер за колонной.       Хонджун, казалось, выдохнул весь воздух из лёгких. Он остервенело стащил корону с головы и отбросил её на столик к остальным атрибутам. Раздался лязг металла, и спрятанный в ножнах меч рухнул на мраморный пол. Сонхва невольно вздрогнул и в смятении посмотрел катающуюся по столешнице державу.       — Подготовься к сегодняшней ночи, — растягивая гласные, сказал царь и вальяжно встал на ноги.       — К сегодняшней ночи? — нахмурился Сонхва и вперил в чужую спину непонимающий взгляд. Лишь когда Хонджун позволил ему увидеть обрывок мелькнувшей дерзкой ухмылки, до него дошёл весь смысл сказанных слов. — Ты… Зачем тебе приходить ко мне?       — Как зачем? — Хонджун хохотнул и ловко отстегнул свой плащ, передавая его в руки спешащей на помощь служанке. — Первая брачная ночь в полнолуние… Это я ни за что не пропущу.       Сонхва не отдавал отчёта обуявшим его сознание эмоциям и вскочил на ноги, напрочь позабыв о раненных ступнях. Ёсан мгновенно очутился рядом и подставил свою руку в качестве опоры, но герцог мало обращал на него внимания, метая молниями из глаз в отдаляющийся затылок царя. Ему казалось, что он весь полыхает изнутри, но не знал, что послужило истинной причиной такого состояния: злость или смущение.

♛♛♛

      Остаток дня Сонхва мало запомнил из-за боли, которая преследовала его на протяжении нескольких часов, стоило только снять обувь. Дворцовый лекарь ахал и охал и носился вокруг герцога, как курица наседка, веля Ёсану принести то тёплую воду, то спуститься вниз за очередной дозой высушенных лекарственных трав. Всё это время Чон Джонхан просидел в покоях племянника с какой-то книгой в руках, пока Марс обходил угол, в котором расположился канцлер, за метр и без перерыва шипел. Сонхва из-за обилия травяных ароматов и пара от горячей воды неумолимо клонило в сон, но одно только воспоминание о Хонджуне и брошенных им словах тут же снимало сонливость как по мановению волшебной палочки. Он даже не заметил, в какой определенный момент с его головы исчезла корона.       — Дядя, — решился позвать юноша канцлера, когда в спальне наконец-то всё стихло: лекарь подобрал свой чемоданчик и покинул их, а Ёсан, заверив, что быстренько умоется и вернется, выполз в коридор, как улитка. Чон Джонхан перевернул страницу и поднял голову. — Как погиб мой отец?       Он уже задавал этот вопрос камердинеру, но прекрасно понимал, что слуга, будущий не приближенным к дворцовым делам, и канцлер, непосредственно руководящий многими операциями изнутри дворца, по-разному смотрели на одну ситуацию. И когда дядя опустил глаза вниз и несколько минут сидел в скорбной тишине, Сонхва лишний раз убедился в своем предположении.       — Это была последняя битва с Барлеасом. Точнее, должна была стать ею, но всё закончилось куда стремительнее, — Джонхан отложил книгу и медленно встал на ноги. Его трость была брошена у кресла, и Марс неуверенно совал к ней свой любопытный чёрный нос. — Покойный царь Ким Донмин понимал, что потери со стороны Барлеаса куда менее внушительны, нежели наши, и все мы знали, что тот бой не должен был стать решающим. Твой отец рискнул высказаться в пользу заключения мирного договора, и несколько дней велись обсуждения в Совете четверых по поводу наиболее выгодных условий для обеих сторон. Все осознавали, что Барлеас жаждет заполучить Изумрудный хребет - самое богатое месторождение драгоценных камней, расположенное на северо-востоке Элеарда на наших землях. Мы и так потеряли очень много на той войне, защищая территории дома Аллеитов, ведь Ашуары тоже не дремали в те годы, — канцлер облокотился о подоконник и вгляделся куда-то вдаль. Его голос звучал ровно и, казалось, равнодушно, но Сонхва кожей ощущал чужое напряжение. — Тогда Ким Донмин нашёл выход из положения. Такое решение, которое отбросит солдат Барлеаса прочь с наших северных земель и свяжет им руки.       Сонхва сглотнул с осознанием, что последующие рассказанные события его точно не обрадуют.       — Ким Донмин заключил соглашение с Ашуарами: в обмен на северную пустошь те помогут нам добиться выгодных условий для мирного договора с Барлеасом путём жертвы лишь одной жизни, — Джонхан опёрся о подоконник поясницей и с поджатыми губами обернулся к застывшему на простынях племяннику. — Бывшего канцлера и Великого герцога дома Аллеитов Пак Юнги.       — Почему… Ашуарам была выгодна его смерть? — в горле стал едкий ком, и говорить было тяжело. В ушах стоял противный звон.       — Всем врагам была выгодна его смерть. Но куда выгоднее она была союзникам.       Несколько мгновений потребовалось Сонхва, чтобы воскресить в мыслях воспоминания об уходе Пак Юнги, боли маленького герцога и соединить их с тем, что он только что услышал.       — Путём всего одной жертвы, прибавившейся к тысяче ещё таких же полёгших солдат, нам удалось провести чёткую границу между двумя враждующими царствами, построить там стену, названную Крепостью памяти. Ашуары заняли ничейные земли на севере, — канцлер зло усмехнулся. — Не ожидал, вероятно, почивший царь, что этим помойным крысам этого будет мало. Получив в своё распоряжение целый кусок территории, они прочно укрепились там и начали строить свои козни Элеарду и Маноре.       — Он знал, — шепотом произнес герцог, комкая в пальцах одеяло. — Отец знал, что умрёт там.       Джонхан в замешательстве нахмурился.       — Ты что-то вспомнил?       — Как провожал отца на битву, — юноша зябко повел плечами.       — Не самые приятные воспоминания, должен полагать.       Сонхва горько фыркнул.       Как можно закончить войну жертвой только одного человека? Откуда Ким Донмин знал, что всё повернется в пользу Элеарда?       Герцог приложил ладонь ко лбу, чувствуя кончиками пальцев, как от глубоких дум у него пульсировала вена на виске. Он определенно точно не собирался углубляться в мораль, делить поступки людей этого мира на чёрное и белое и, что важнее, занимать чью-то сторону. Он просто надеялся продержаться до момента, когда сможет вернуться домой, и забыть обо всём, как о страшном сне. Но чужие воспоминания вторгаются в его голову и перетягивают на себя внимание, заставляя задуматься о мотивах человека, которым ему предстоит быть в Элеарде. Пак Юнги был ему чужим человеком, но боль утраты, что Сонхва ощутил, воскресив в памяти последнюю встречу с покойным герцогом, была реальной.       — Тебе следует отдохнуть, — мягко вторгся в голову голос дяди, и Сонхва безвольно кивнул. — Завтра тебе следует предстать перед придворными и прислугой, как новому хозяину замка, но если почувствуешь себя неважно, мы в любой момент можем отложить это.       — Как никак, все это лишь формальность? — понимающе усмехнулся герцог, на что Джонхан позволил себе изогнуть губы в улыбке.       — Все это лишь формальность.       Сонхва проводил дядю взглядом и безвольно откинулся на спину, обнимая одну из подушек. Как он и полагал, видение случившегося у Ёсана и канцлера разительно отличались: камердинер уверял, что Пак Юнги погиб в жестокой битве, когда Барлеас вместо заключения мирного договора напал на солдат Элеарда. Чон Джонхан же приподнял завесу тайны, поведав племяннику прогнившую подноготную случившегося. Не было ничего удивительного в том, что обычный люд не знал о том, чьей жертвой удалось закончить войну. Сонхва не рискнул спрашивать, как об этом узнал дядя.       Выражение лица Ёсана было угрюмым, на что герцог удивленно вскинул брови.       — Что с тобой?       — Я расстроен, — вздохнул камердинер и покачал головой. — Нет, не так. Я чертовски зол.       Платок, который он так старательно пытался завязать под воротником, полетел на пол, ведомый мощным взмахом руки. Сонхва впервые видел своего слугу в таком беспорядке.       — Из-за чего?       — Из-за этого, — Ёсан нелепо взмахнул руками, как птенец, что только учится летать, и устало рухнул на край кровати. — Понимаю решение государя отложить дальнейшее празднество из-за вашей травмы, но… Какое оправдание будет вообще самой свадьбе? Она была пустой, абсолютно невзрачной. Не такой, какой должна быть свадьба правителя. У меня ощущение, что он обозначает приход во дворец не своего мужа, а наложницы, — последнее слово камердинер почти прошептал, внезапно смутившись своей вспышке агрессии.       Сонхва не смог сдержать смешка и даже прикрыл рот ладонью, когда Ёсан уставился на него с прищуром.       — Фактически, — протянул герцог, растягиваясь на простыне. — Для него это так и есть. Хонджун не видит во мне мужа. Я во дворце больше для галочки, выполненный пункт в списке по управлению царством. Только и всего. Более того, я уверен, мы могли бы обручиться и без всего этого, — юноша очертил круг ладонью в воздухе. — Если бы он захотел. Наш брак - чистая формальность.       — Но можно же было хоть немного постараться, чтобы для остальных это не казалось настолько очевидным, — зло буркнул камердинер и скрестил руки на груди. — Он даже ехал с вами в одном экипаже назад во дворец, когда по всем правилам и законам приличия должен был скакать верхом впереди кареты!       Сонхва зарделся. Ёсан так воинственно отстаивал право его господина на нормальную, достойную царей свадьбу, что было даже неловко.       — А я рад, что всё прошло так просто и быстро, — пожал он плечами и сладко потянулся. — Мне хватило и того, что было.       Камердинер фыркнул, но смолчал.       — Кстати, Ёсан. Только в царской семье не читают свадебных молитв или это тоже особенность нашего царства?       Ёсан сначала недоумевающе хлопал ресницами, а затем вздохнул так, точно вспомнил, с кем он имеет дело. Однако голос его звучал удрученно.       — В Элеарде не читают клятв и не дают обещаний, потому что звёзды и так всё видят и слышат. Вслух клятву произносят те, кто хотят, чтобы человек, которому приносят обещание, услышал и принял чужое слово.       Сонхва поджал губы, чтобы сдержать невеселый фырк. Он знать не знал об этом, а потому даже мысленно не клялся Хонджуну в верности. Хотя, он бы в любом случае этого не сделал даже в своей голове. Однако очевидно же, что и сам царь с этим повременил.       Ёсан клялся в верности своему герцогу, и Сонхва это слышал.       Но они с Хонджуном…       Забавная из них вышла пара.       Волосы Ёсана были слегка влажными и причудливо закручивались у лица. Видя его потуги, Сонхва любезно предложил камердинеру свою ленту для волос и в этот момент вспомнил о военной табличке, что всё еще висела на чужой шее. Ёсан заметил его взгляд и неторопливо развязал узел, вытаскивая посеребренный медальон на свет.       — И вот она нашлась, — произнёс он задумчиво, и рука Сонхва, что тянулась забрать табличку, замерла на половине пути.       — В каком смысле?       Камердинер вздохнул как-то огорченно, а его брови свелись к переносице, делая вид юноши максимально изнурённым. Слишком яркий контраст по сравнению с тем Ёсаном, что еще секунду назад дышал огнём и клал царя под плаху своей ярости.       — Буквально за день до… происшествия, — ему всё еще тяжело было говорить об отравлении герцога. — Мы с вами возвращались с прогулки, и вы захотели чаю, поэтому я задержался на кухне. Когда же я пришёл, то обнаружил вас здесь, испуганного и озлобленного, а ваши покои были перевёрнуты вверх дном, — голос юноши дрогнул, словно ему что-то мешало говорить. — Никто не мог войти в комнаты, кроме нас, но вы сказали, что дверь была открыта, а табличка… военная табличка дома Аллеитов исчезла.       Сонхва положил руку на колено камердинеру и крепко сжал, зная, о чём Ёсан подумал в тот момент. Что он не доглядел и забыл закрыть дверь. Что из-за него пропала важная для дома власти и царства реликвия, а жизнь его господина могла быть в опасности.       — Всё хорошо, она нашлась, — поддерживающе пропел юноша, забирая табличку и вертя её в пальцах. — И хоть я понятия не имею, как она оказалась у Хонджуна, сейчас она вернулась ко мне. Это ведь хорошо, я прав?       Ёсан кивнул как-то заторможено и задумчиво глянул на медальон. Неожиданно он подорвался и извернулся, взирая на герцога со всей серьезностью в глазах.       — Господин, вы мне доверяете?       Сонхва от надежды в чужом голосе невольно улыбнулся.       — Конечно. Больше, чем себе.       — Тогда позвольте мне сохранить её для вас, — герцог приоткрыл рот, готовый поспорить, как Ёсан с удвоенным рвением затараторил: — Я не смог как следует позаботиться о вас и вашей безопасности, раз вор смог проникнуть в покои, за которые отвечал я, а потом вы были отравлены. С самого нашего приезда во дворец вы ни разу не почувствовали себя на своём месте, а я никак не смог повлиять на это. Пожалуйста, позвольте мне исправить прошлые ошибки.       Сонхва грустно выдохнул, ощущая невообразимое давление на виски. Видеть Ёсана таким, убитым собственным чувством вины, было больно, и юноше хотелось помочь ему не чувствовать себя так удручённо.       — Ёсан, ты ни в чем не виноват передо мной, — прошептал он, надеясь, что его слова найдут дорогу к чужому сердцу, а не застрянут в острых шипах. — Ты не несёшь ответственность за мою жизнь и не отвечаешь за сохранность этой комнаты. Ты здесь, чтобы я не был один.       — Вы не будете один, — камердинер покачал головой, пряча свои подозрительно увлажнившиеся глаза.       — Потому что ты всегда будешь со мной. Этого мне достаточно. А эта вещь, — Сонхва раскрыл ладонь с военной табличкой так, словно она жгла ему кожу. — Опасна, раз её выкрали прямо из моей комнаты. Неужели ты правда думаешь, что я поставлю под угрозу твою жизнь, веля тебе сохранить её для меня?       — Господин, пожалуйста, — искренне взмолился Ёсан, и у герцога буквально встало сердце, когда он увидел его искривлённое в муках лицо. Его камердинер не плакал и выглядел удивительно решительно для того, кто почти разваливался на части от собственной беспомощности. — Сейчас вы не только хозяин дома Аллеитов, но и принц-консорт. Я хочу разделить ваше бремя, так позвольте мне забрать хоть долю вашей ответственности. Тогда я буду знать, что сделал для вас что-то, а не просто просидел у кровати, когда вы… пытались выжить.       Сонхва знал, что Ёсану тяжело смотреть на него и понимать, что герцог Пак изменился после отравления. Ему казалось, что дело только в его исчезнувшей памяти, а всё оказалось куда сложнее. Только сейчас со щемящей грудь тоской он осознал, что его слуга, вероятно, в тот момент готовился к худшему, что господин Пак никогда больше не очнется, и воспоминания о прошедших в ожидании днях будут для него самыми болезненными, учитывая то, насколько камердинер верен дому Аллеитов и Сонхва в частности.       Герцог никак не мог повлиять на него своими словами, потому что Ёсан упрямый и стойкий. Он выдержал своё ужасное детство, испытание подворотнями и даже допрос во дворце. Он держал в тайне неизвестную болезнь своего господина и, рискуя собственной жизнью, проносил в замок ядовитые ягоды, зная, что если их найдут, то не набраться ему проблем. Он даже пробовал его еду на наличие яда, только бы герцог Пак почувствовал себя на своём месте.       Холодная слеза стекла по щеке в момент, когда Сонхва потянулся и крепко обнял своего камердинера, до боли сжимая военную табличку в ладони.       — Ты должен быть очень осторожен, — прошептал он куда-то в чужое плечо. — Не только я, ты пострадаешь, если кому-то снова взбредёт в голову заполучить её.       Ёсан быстро закивал, и герцог почувствовал прикосновение его ладоней к своим лопаткам.       — Я сберегу её, — пробормотал камердинер и бережно принял медаль.       — Себя сбереги. Ты мне дороже.       Ёсан застенчиво фыркнул и неловко выпутался из жилетки. Сонхва наблюдал, как он подцепляет пальцами скрытый от глаз кусочек ткани на внутренней стороне одежды и укромно прячет туда военную табличку. У герцога дыхание застыло где-то в горле, когда он понял, что его камердинер будет носить военную реликвию прямо напротив своего сердца.       — Так она всегда со мной, — с мягкой улыбкой произнёс Ёсан и заправил мешающие волосы за уши. Лента господина позабытая лежала на кровати меж ними. — И вы в любой момент сможете ею воспользоваться.       Потому что ты всегда со мной, Ёсан.       Сонхва потёр щеки, избавляясь от соленых дорожек, а его живот неожиданно дал о себе знать именно в этот момент. Камердинер хихикнул и плавно поднялся на ноги.       — Спущусь на кухню и перехвачу вам что-нибудь.       — Про себя не забудь, — напомнил ему Сонхва.       Ёсан счастливо промычал что-то в ответ и направился к выходу. За время его отсутствия герцог бездельно промаялся на кровати, наблюдая, как множество огней Юмея горело в предзакатной дымке. Город не спал, празднуя знаменательное для всего царства событие, и Сонхва настолько увлёкся разглядыванием игры света в окно, что не сразу заметил возвращение камердинера. Тот был с относительно пустыми руками и недоумевающим выражением лица.       — В чём дело? — поинтересовался герцог, удивлённый его скорым приходом назад.       — Кухня закрыта, — пояснил Ёсан отсутствие у него какого-либо подноса с едой и махнул свёртком газеты. — Зато я встретился с посыльным и забрал корреспонденцию. Попозже еще раз схожу. Не может быть, чтобы они закрыли кухню так рано. Может, там опять проблемы с печкой.       Сонхва понимающе кивнул и протянул руки с намерением забрать почту. Камердинер неуверенно передал ему газету и отошёл к окну, чтобы закрыть его.       — Скоро начнут запускать салюты. Нужно на ночь закрыть шторы, чтобы свет снаружи не мешал вам спать.       — Салюты?       — Да, в вашу честь, — Ёсан пожал плечами в ответ на вопросительный взгляд. — Свадьба правителя - всегда очень значимое событие для царства, поэтому устраиваются долгие недельные каникулы. Люди празднуют, жгут благовония в вашу честь, молятся звёздам, запускают фейерверки в небо и фонарики по воде. Знаменательнее отмечают только день рождения наследника престола.       Всё звучало так красиво и интересно, что Сонхва захотелось увидеть это своими глазами, но пока он мог довольствоваться лишь видом из окна, где Юмей тонул в вечерних огнях.       Руки замерли на полпути, когда бечёвка, которой была обвязана газета, бесшумно упала на одеяло, а сам свёрток свободно развернулся. Глазу юноши предстала фотография, сделанная сегодня во время процессии после коронации. Сонхва не ожидал увидеть снимок, хоть и наблюдал странную камеру, подаренную министром Кимом царю, и не знал, что его поразило больше: то, что в этом времени уже существует фотография, или то, что на ней изображено.       Фотографу удалось запечатлеть момент, когда Хонджун вытащил из волос своего уже мужа веточку ландыша и передал его в руки герцога. Даже на картинке явственно присутствовало напряжение, повисшее между ними в тот самый момент. Сонхва, глядя вот так со стороны, абсолютно не узнавал себя. Сияющий лунным светом венец на его голове выглядел донельзя правильно, но сам герцог ощущал себя от этого скверно.       Юноша долго разглядывал фотографию, словно пытался найти в ней ответы на все свои вопросы, а потом заметил заголовок, и сердце упало куда-то в пятки. Бумага смялась под напором пальцев, а еще свежие чернила оставили корявые росчерки на коже.       Благословлён Элеард, раз звёзды даровали нам такого избранника государя! Пак Сонхва, освети нам путь и стань звездой тому, чья дорога темнее смерти и выстлана костьми да пеплом.       — Дорога темнее смерти, — фыркнул он и особо яростно отбросил газету на прикроватную тумбочку. Ёсан проводил его жест понимающим взглядом. — Откуда у издательства столько смелости писать подобные высказывания в сторону Хонджуна, зная, что их газеты напрямую идут во дворец?       — Слухами земля полнится, чего только не говорили о государе, — камердинер зажёг несколько свечей на стенах, когда с улицы раздался первый залп фейерверков. Сонхва заинтересованно наклонился вперёд, чтобы узреть хоть кусочек празднования Юмея. — Кажется, людям проще сквернословить о нём, чем говорить что-то лестное, учитывая то, что сам царь и вы рядом с ним… как небо и земля.       — У Хонджуна плохая репутация среди народа? — протянул герцог, уже заранее зная ответ.       Ёсан поджал губы.       — Я не стану говорить, что это не так, — прошептал он и бросил беглый взгляд в сторону двери, словно опасаясь, что их может что-то услышать. — Люди шепчутся о его происхождении и поведении, считают каждый его поход в кабаки и выкуренную сигару. Думаю, из-за того, что он родился в ночь Кровавой луны, народ не ждёт от него… чего-то хорошего. Поэтому они настолько воодушевлены тем, что именно вы стали его избранником.       Как же много может сделать и порушить одна вера людей. Им достаточно знания о том, что Хонджун родился под дурными знаками, чтобы окрестить его врагом народа, даже невзирая на то, что он - их царь. Это кострище горело давно, подпитываемое людским презрением так же, как родители Ёсана видели в нём проклятие только из-за слепого глаза. Сколько же поленьев было подброшено и полито горючим сверху, когда герцог Пак был назван женихом правителя?       Пак Сонхва просто повезло родиться в день, когда Солнце могущественнее всего, и не повезло выйти замуж за человека, путь которого освещает Кровавая луна.       В газете обнаружился конверт из плотной бежевой бумаги. Сонхва внимательно рассмотрел сургучную печать. Ему показалось, что он уже видел такую в ворохе писем, что сгрузил в отдельную шкатулку.       — Чей это символ? — спросил он Ёсана и показал тому конверт.       — Торгового дома «Агатовая бухта».       — У меня с ними какие-то деловые отношения?       Камердинер задумчиво приподнял брови.       — Если так подумать, то у вас со всеми чисто деловые отношения.       Сонхва оторвал печать. Бумага приятно зашуршала в пальцах, когда юноша развернул письмо и вчитался в его содержимое. С каждой прочитанной строчкой его сердце то сжималось, то подскакивало к горлу, а щёки пунцовели всё стремительнее, что определенно не осталось незамеченным.       — Что там, господин? — поинтересовался Ёсан, вырывая Сонхва из пучины раздумий своим нежным спокойным голосом.       Герцог откашлялся и почесал щеку.       — Мин Ушик поздравляет нас с государем со свадьбой и обещает подарить целое судно в честь этого, когда мы прибудем в Эйл-Риф.       Камердинер не сдержал протяжного вздоха.       — «Агатовая бухта» занимается торговлей на море. Уверен, что господин Мин точно может позволить себе целый корабль в качестве свадебного подарка. Однако я удивлён, что он не прибыл в Юмей, чтобы поздравить вас лично.       Сонхва вежливо улыбнулся, но взгляд его так и норовил упасть обратно на письмо. Он еще раз пробежался глазами по тексту и убедился, что ему не привиделось: несколько букв и даже слов были обведены так, словно писавшему не хватало чернил, но, перечитав их снова и соединив отдельные буквы и слоги, герцог тяжело сглотнул и замер в потрясении.       Корабли готовы к действию. Ждём вашего приказа.       Сонхва больно прикусил губу. Он понятия не имел, что происходит, во что ввязался герцог Пак и как ему теперь это расхлёбывать. Первой мыслью было поговорить с Чон Джонханом, но Сонхва тут же её отринул. Неизвестно, как отреагирует канцлер на весть о том, что его племянник, возможно, готовился к военным действиям. И против кого?       Хонджун говорил, что герцог перетянул на свою сторону весь внутренний круг. Сейчас его слова не казались Сонхва такими бессмысленными.       Когда герцог порывался свернуть газету назад, он почувствовал, что бумага под его пальцами была слишком плотной, словно между страниц лежало что-то еще. Сонхва вынудил на свет белоснежный конверт, но на нём не было ни имени, ни подписи. Даже сургучная печать была абсолютно пустой. Юноша секунду колебался, краем глаза наблюдая за передвижениями камердинера. Предыдущий конверт оставил после себя ужасное послевкусие. Нырять в эту яму еще глубже не хотелось, но любопытство грызло нутро. Ёсан не обращал внимания, поэтому Сонхва, сделав пару глубоких вздохов, оторвал печать и вынудил письмо на свет.       Я уже позабыл то чувство, когда перо царапает бумагу, которую будут держать твои руки. Я бы хотел столько слов сказать тебе лично, но способен лишь на жалкие письма. Никогда еще это не причиняло столько боли, но я понимаю, что сейчас ты страдаешь не меньше меня, поэтому я собираюсь исправить это. Просто дождись меня, я уже почти рядом с тобой. Судьба к нам жестока, она никогда не благоволила мне. Я надеялся, что хоть тебя она отпустит, но мои желания и надежды для небес — жалкий писк. Лишь раз они услышали меня и даровали нам встречу, с которой всё началось, и я не собираюсь от этого отказываться. Я приду к тебе, где бы ты ни был. Просто жди, Сонхва, и верь. Верь за нас двоих и жди нужного часа.       Герцог прижал письмо к груди, где заполошно билось сердце, и нелепо приоткрыл рот, стараясь в голове уложить то, что только что прочитал. Когда же осознание таки озарило его мысли, он стремительно покраснел и даже обмахнулся конвертом, молясь, чтобы Ёсан так и продолжал заниматься своими делами и не видел, в каком состоянии его господин.       Сонхва гулко сглотнул, узрев внизу письма почти незаметную подпись: последняя буква красиво изогнулась, и её кончик собрался в маленькое сердце. Юноша прикрыл глаза. Он вспомнил, где видел такое же крохотное послание. Все конверты, которые герцог Пак вытаскивал из той таинственной шкатулки в его воспоминаниях, были помечены этим сердечком.       — Боже, у него есть возлюбленный, — сам себе с отчаянием прошептал Сонхва и наскоро спрятал конверт куда-то в подушки, когда камердинер зашевелился у книжных полок.       Герцог Пак обменивался с кем-то любовными посланиями. От мысли об этом становилось плохо.       Со стороны двери послышалась странная возня. Ёсан нахмурился и поспешил проверить, что происходит. Он вернулся в спальню всего спустя полминуты и выглядел сбитым с толку настолько, что Сонхва невольно забеспокоился.       — Господин, там… Пришли слуги и сказали, что им велели накрыть стол в ваших покоях.       — Что?       Ёсан в ответ сморщился и пожал плечами. Тогда герцог откинул одеяло и вдел ноги в мягкие тапочки с намерением выйти и посмотреть, что происходит. Камердинер обеспокоенно обхватил его предплечье, а вторую руку прижал к спине для поддержки.       — Могли бы просто сказать мне, что делать. Зачем встали? — недовольно буркнул он. Сонхва улыбнулся ему через плечо.       Дорога к выходу была короткой, но невообразимо сложной из-за тянущей боли в ступнях. Возможно, отнесись герцог и его муж к ранениям с большей серьезностью, не ходи Сонхва пешком после извлечения осколков, сейчас было бы проще. Неизвестно, когда раны затянутся, если продолжать так их напрягать, но юноша не может себе позволить безвылазно валяться в постели и сбросить всё на своего камердинера, как бы тот его не уговаривал.       Поэтому Сонхва преодолел приёмную комнату, даже потеряв поддержку от Ёсана, который отстал на шаг, убедившись, что герцог хорошо себя чувствует. Но в последний момент он ощутил слабость в ногах и не успел ухватиться на дверной косяк, как его понесло вперёд. Сонхва испуганно вздохнул, готовый рухнуть на пол, как чьи-то руки ловко поймали его в объятия.       — Вот так сразу с порога? — раздался над ухом ехидный смешок, заставивший толпу мурашек взбежать вверх по позвоночнику. — А как же уединение, а, Пак Сонхва?       Герцог обхватил крепкие предплечья и выпрямился, вперяя хмуро-недоумевающий взгляд в лицо мужа. Хонджуна, однако, ни капли не заботили его тревоги и угрюмое настроение, раз он продолжал кривить губы в надменной ухмылке.       — Что ты здесь делаешь? — шикнул Сонхва и попытался отодвинуться, но рука царя неожиданно обвила его талию, а пальцы больно впились под рёбра.       — Как что? — разочарованно протянул Хонджун и махнул рукой толпе слуг, что ждала за тележками с едой в коридоре. Поклонившись, они наскоро вошли в покои и принялись накрывать стол под пристальным взглядом Ёсана. — Я же сказал, чтобы ты подготовился к сегодняшней ночи. Или я пришёл слишком рано?       — Ты вообще не должен был приходить, — яростно прошептал Сонхва. Он действительно надеялся, что Хонджун просто пошутил в Зале советов, чтобы поиздеваться над ним, а теперь стоит в его объятьях в коридоре у собственных покоев.       — Брось, — улыбнулся царь и неожиданно нагнулся, чтобы подхватить Сонхва под коленками. Герцог испуганно ахнул и крепко схватился за его плечи. — Я весь день ждал этого. Не лишай меня такого удовольствия.       Слуги и горничные, что возились с тарелками и столовыми приборами, подняли свои шокированные глаза и проводили фигуру Хонджуна в спальню, когда Сонхва обреченно уткнулся лбом в чужое плечо, пряча своё красное от злости лицо.       Царь прошёл к кровати и бесцеремонно опрокинул на неё мужа. Сонхва же утянул того за собой, не успев вовремя отцепиться от чужой рубашки. Хонджун подставил правую руку для опоры и задорно хихикнул прямо в лицо герцогу.       — Так не терпится? — низко пророкотал он так, что слышал только Сонхва.       Воздух между ними, казалось, заискрился от напряжения. Герцог угрюмо поджимал губы, подбирая слова так, чтобы побольнее кольнуть, и прожигал взглядом безмятежное лицо напротив, ожидая, когда Хонджун отстранится, ведь его собственные руки уже безвольно лежали по краям подушки. Но царь внезапно оперся коленом о кровать и наклонился ближе. Сонхва опешил и постарался отодвинуться, глубже утопая в подушке. Хонджуна его потуги лишь позабавили. Он, легонько коснувшись носом скулы и ловя дрожь чужого тела, дёрнулся вперёд и затушил горящий на прикроватном столике со стороны балкона огонь.       — Экономь свечи, — шепнул царь напоследок, обдавая покрасневшее ухо мужа горячим дыханием. — И расслабься. Ты не в моём вкусе.        Сонхва зашипел, как кошка, которой наступили на хвост, и впечатал ладонь в чужой лоб, отодвигая от себя лицо царя.       — Изыди. Не дыши на меня своими бактериями, — изрёк герцог и в призрачной попытке защититься - неизвестно от чего - укрыл ноги одеялом. Сердце его билось о рёбра как бешеное, стремясь проломить хрупкие кости.       Хонджун оскалился и отошёл к балкону, опираясь о дверной косяк спиной и вытаскивая из кармана какую-то металлическую коробку. Бровь Сонхва стремительно поползла вверх, когда он наблюдал, как утонченные пальцы открывают её и извлекают на свет сигару вместе с зажигалкой. Хонджун, зажав папиросу меж губ, встретился глазами с мужем и, не разрывая зрительный контакт, щёлкнул зажигалкой и быстро закурил.       — Что? — спросил он и спрятал портсигар назад в карман брюк.       — Впервые вижу, как ты куришь.       Царь смотрел на него как-то долго и странно, а после пожал плечами и невозмутимо отвернулся. Сонхва хотел крикнуть ему, чтобы тот не смел сбрасывать пепел на его стол на балконе, как в этот момент в спальню гордо прошествовал Сан, поставил на рабочий стол какую-то большую деревянную коробку и, подойдя к государю, опустил перед ним на балюстраду пепельницу. Хонджун одарил стражника ленивой, но благодарной ухмылкой. Тогда Сан развернулся и низко поклонился герцогу.       — Мой принц.       Сонхва зябко поёжился от нового титула и коротко кивнул.       — Здравствуй, Сан. Весь день тебя не видел.       — Я отвечал за охрану дворца во время вашего бракосочетания.       Хонджун красноречиво фыркнул и выпустил в небо сизый дым. Сонхва облокотился о собственные колени и облегченно выдохнул, когда его камердинер показался в комнате.       — Всё готово, — неуверенно пробормотал он, и его слова сопровождались звуком закрываемой двери: слуги, наконец-то, удалились.       Долгие мгновения были слышны лишь рокот птиц за окном да глубокое дыхание Хонджуна. Тот, казалось, даже не заметил камердинера и продолжал выпускать клубы дыма в небо. Лишь когда сигара дотлела в его пальцах, он опустил её в пепельницу и передал в руки Сана. Стражник вздохнул как-то слишком тяжело и молча удалился. Тогда царь одарил мужа блистательной ухмылкой.       — Ну что, поужинаем?       Сонхва дёрнул бровью и с обреченным выражением лица снова отбросил несчастное одеяло. Ёсан в приглашающем жесте выставил руку, помогая герцогу подняться и дойти до стола. Тот был завален начищенной до блеска посудой с различными яствами. Их было невероятно много, столько, что двое точно не съели бы всё за один раз, да даже за два. Между тарелками стояло несколько канделябров с горящими свечами.       Стол был круглый, и у него стояло всего два стула, поэтому, как только Сонхва сел, он сразу подтянул отставленное к окну кресло поближе и насильно усадил Ёсана рядом. Камердинер тут же зарделся под невозмутимым взглядом Хонджуна.       — Мы всегда едим вместе, — тоном, не терпящим возражений, высказал герцог и позволил налить вина в свой бокал: Ёсан, осторожно отцепив от своего предплечья руку господина, поспешил обслужить его.       — Я же ничего не сказал, — царь пожал плечами и махнул рукой вернувшемуся в покои стражнику. — Сан, садись. Мой муж желает отужинать в кругу чуть более широком, чем семейный.       — Государь, но я…       — Садись, — прервал его Хонджун и скрестил руки на груди с насмешливым выражением лица. — Тебе еще всю ночь спальню сторожить.       — У меня есть свои стражники, — напомнил Сонхва, на что царь дерзко хохотнул.       — Знаю. Но сохранность того, что произойдёт в стенах спальни сегодня ночью, я бы доверил только одному человеку, и это Сан, — страж смиренно прикрыл глаза, отчасти привыкший к чужим словесным стенаниям. А вот герцог мгновенно вспыхнул, как спичка, и даже схватил в руки вилку, от которой Хонджун предусмотрительно отодвинулся с танцующими в глазах бесами. Ёнджэ, стоящий в коридоре у двери, которая еще не успела до конца закрыться, в недоумении хлопнул ресницами. — Побереги силы, дорогой супруг. У нас впереди долгая ночь.       — Ким Хонджун, — прорычал Сонхва, смущенный и озлобленный. Ёсан рядом с ним настолько низко опустил голову, что взгляду были доступны только его покрасневшие уши, из которых, казалось, вот-вот хлынет пар. Сонхва надеялся, что тот зол так же, как и он, а не испытывает смущение. — Прекрати вести так похабно. Здесь больше нет тех, перед кем ты мог бы играть свой спектакль.       — Понятия не имею, о чем ты говоришь, — Хонджун безмятежно пожал плечами и залпом выпил целый бокал вина. — Сан, садись. Не тяни время.       Сонхва отдал должное Сану, когда тот бросил ему извиняющуюся улыбку, что-то наскоро шепнул Ёнджэ, закрыл дверь и медленно опустился на свободный стул. Несколько минут им потребовалось, чтобы свыкнуться с ситуацией и атмосферой, но Хонджуна это ни капли не волновало, раз он в одиночку успел выпить почти половину бутылки вина. Вскоре вилки и ножи застучали по фарфоровой посуде, но между юношами всё равно сохранялась тишина до тех пор, пока за окном снова не загремели салюты.       — Плутон уже в вольере? — неожиданно поинтересовался Хонджун.       — Да, — кивнул Сан, который осторожно разрезал мясо на кусочки. — Ему дали успокаивающее снадобье, чтобы он крепко спал ночью.       — Плутон? — рискнул поинтересоваться Сонхва, и в этот момент Марс юрко вскочил ему на колени.       — Моя гончая, — ответил царь и обвёл взглядом сначала кота, а потом и его хозяина. — Но вряд ли вы подружитесь.       Герцог сморщил нос и погладил питомца по спине.       Сонхва откинулся на спинку стула и бегло глянул в тарелку своего камердинера, дабы убедиться, что тот не пренебрегает едой в присутствии правителя. Нахождение Ёсана под боком успокаивало. Юноша понимал, что тому, вероятно, неловко, и мысленно пообещал загладить свою вину.       — Завтра камергер придёт за тобой, чтобы отвести в Алый кабинет для знакомства с прислугой, — равнодушно поведал Хонджун. Он привстал, чтобы дотянуться до очередной бутылки вина, и когда Ёсан дёрнулся ему на помощь, герцог тут же осадил его, положил ладонь на чужое колено. Если царя и не устроило бездействие слуги, то он решил никак это не комментировать. — Советую беречь ноги, чтобы твои раны быстрее зажили.       — И как я должен сделать это, если мне нужно ходить? — больше прошипел Сонхва, но новую порцию вина принял благодарным кивком.       — Очень просто: тебе принесут коляску, и катайся хоть по всему дворцу. Ну, по одному этажу. Если же хочешь спуститься ниже, придётся проситься на ручки, — герцог отбросил ненужную более салфетку и абсолютно не смутился тому, что она случайно упала в тарелку Хонджуна. Тот цокнул языком и подцепил использованную бумажку ножиком, чтобы скинуть её на скатерть. — Как грубо.       Сонхва закатил глаза и потянулся к своему бокалу.       — Почему твою собаку зовут именно Плутон?       — Потому что с такой кличкой мне её подарили, — Хонджун облокотился о столешницу и всмотрелся в лицо герцога. — А ты почему назвал своего кота Марсом?       — Просто пришло в голову, — Сонхва пожал плечами и принялся снимать кожуру с мандарина, скрупулёзно очищая фрукт от белых волокон.       — А я думал, он твой талисман. Знаешь, планета-покровитель, все дела…       — О, ты знаешь, какой у меня знак зодиака, — самодовольно протянул герцог и послал мужу лукавую улыбку. — Какая честь, Ким Хонджун.       Царь закатил глаза и нагло своровал из чужих рук чистую дольку.       Оставшееся время ужина они провели в гробовом молчании.       — Камердинер, позови слуг, чтобы убрали это, — сказал Хонджун и запустил руку в карман, очевидно, снова за портсигаром. Ёсан, переглянувшись с герцогом, послушно направился к выходу. Сан тоже встал и отошёл к дверям.       Но на свету неожиданно появилась небольшая серебряная фляга с изображением двуглавой совы. Брови Сонхва стремительно поползли вверх, когда царь, почти в одиночку выпивший целую бутылку вина и начавший новую, прижался к горлышку губами. В голове сразу всплыли все сплетни о том, как их государь частенько пропадал в городе и захаживал в кабаки, а также его появление в далеко не трезвом состоянии в покоях тогда еще жениха. Вероятно, царский организм уже был научен горьким опытом.       У Сонхва же в груди что-то больно потянуло, поэтому он просто отвернулся, поглаживая Марса по его гладкой шёрстке и наблюдая, как небо снаружи темнеет с каждой секундой.       Когда слуги пришли, чтобы убрать посуду и множество блюд, к которым даже не притронулись, юноша подумал, что это ужасное расточительство, и в последний момент стащил с подноса пару пирожных, одно запихивая в рот, а второе передавая Ёсану через плечо. Камердинер секунду колебался, а потом, поймав взгляд господина, тихонько усмехнулся и умял лакомство за пару мгновений. Послышался скрежет ножек стула о пол, а затем Сонхва снова оказался поднят в воздух.       — Ну что, пошли считать звёзды, — хихикнул ему в лицо Хонджун раньше, чем герцог раскрыл в недовольстве рот.       Сонхва снова наблюдал потрясенные взгляды прислуги и испытывал дикое желание придушить своего мужа.       Не успел он даже брыкнуться, как оказался на спине на простынях собственной кровати. Царь показательно отряхнул руки так, словно гордится своей работой. Его сверкающий взгляд слегка потускнел, когда скользнул куда-то в сторону. Сонхва привстал на локтях и обернулся, резко вздыхая от осознания, на что они оба смотрят. Конверт с таинственным письмом от Мин Ушика безвольно упал куда-то под кровать, но вот…       Чёртова газета с её чёртовым провокационным заголовком.       Герцог сглотнул ставшую неожиданно вязкой слюну и бросил осторожный взгляд на Хонджуна, ожидая, что столкнется с огненной завесой, но неожиданно узрел лишь ледяную стену. Царь невозмутимо выпрямился и отошёл к рабочему столу, постукивая пальцами по таинственной коробке. И он бы обманул Сонхва, если бы тот обратил внимание на его лицо секундой позже и не заметил, как отчетливее выделились чужие скулы и заострился взор. Герцог прикусил губу, злобный непонятно на что, и резко всунул в руки Ёсана злосчастную газету, чтобы камердинер убрал её с глаз подальше.       — На сегодня ты свободен, — сказал Хонджун слуге и открыл ящик. — О твоём господине я могу позаботиться и сам.       От этой фразы у Сонхва мурашки побежали по спине, и он еле сдержался, чтобы, как маленький ребёнок, не ухватиться за руку Ёсана и не заканючить, чтобы тот не уходил. Словно прочитав его мысли, царь бросил на мужа настолько ехидный взгляд, что это повернуло настроение герцога на другой полюс: он совсем забыл о таком чувстве, как страх, и воспылал рьяным желанием возвыситься в чужих глазах, что-то доказать.       — Всё в порядке, иди. Тебе тоже следует выспаться.       Ёсан показательно поднял брови, как бы говоря: «Вы уверены, что сможете спать сегодня?». Сонхва пару раз убедительно кивнул, и вскоре все двери были закрыты, отрезая его и мужа от всего внешнего мира.       Ночь за окном наступила слишком быстро, но фейерверки в небе сверкали особенно ярко. Герцог наблюдал за передвижениями Хонджуна из-за книги, страницы которой он бездумно листал всё время, что они были одни. Царь потушил свечи на дальних стенах и вернулся обратно к столу. Он стоял спиной к мужу, поэтому Сонхва не было видно, чем он занимается, однако надеялся, что Хонджун там не точит ножи и не заряжает пистолеты. Осознание, что юноша остался один на один со своим потенциальным врагом на всю ночь, напало внезапно и сковало всё тело напряжением.       — Делегация из Ирлеса прибудет через четыре дня.       Голос Хонджуна прозвучал спокойно, но неожиданно, из-за чего Сонхва невольно вздрогнул и уронил книгу на пол. Царь обернулся на звук и вопросительно приподнял бровь.       — Когда это стало известно? — спросил герцог и свесился с матраса за томиком.       — Сейчас, — Хонджун показательно тряхнул распечатанным конвертом. И тогда герцог заметил, что его муж занимался своей обычной царской работой: разбирал горы писем и прошений. Рот сам по себе раскрылся от удивления, что не осталось незамеченным. Государь насмешливо фыркнул. — Что? Ты бы хотел, чтобы я присоединился к тебе в постели?       Сонхва мгновенно ощетинился, не имея власти над собственными эмоциями. Хонджун действовал на него хуже, чем спичка, брошенная на политые горючим дрова. И дышать было трудно из-за горячего воздуха и терпкого дыма. У Сонхва всегда хватало здравого смысла не поддаваться на провокации. Вот только он сам от себя не ожидал, что его натура куда горячее и опаснее, чем он думал.       — Боюсь, тебе будет здесь неуютно, — пожал юноша плечами и удобнее устроился в подушках. — Мои змеи шипят и готовятся обвить свои хвосты вокруг твоей шеи.       В глазах царя сверкнуло понимание, и губы изогнулись в лукавой усмешке. Хонджун хохотнул, довольный тем, как ему вернулись его же слова про змеиное логово.       — Расслабься и ложись спать, — необычайно заботливым тоном произнёс он, что Сонхва даже замер, растерянный. Но это ощущение слетело и рухнуло, как карточный домик, в следующую же секунду. — Хоть я и не скрываю своих предпочтений, как и сказал, ты не в моём вкусе. Так что не переживай и спи спокойно, приставать посреди ночи не буду.       — Кто тут переживает? — буркнул уязвленный герцог. Предпочтения этого тела ему теперь тоже были известны, но он надеялся, что для остальных это тайна. — И где ты собираешься спать?       — Здесь, если потребуется, — Хонджун махнул рукой на диван и повернулся спиной, тем самым говоря, что разговор окончен. — У меня много работы, поэтому не думаю, что смогу насладиться сном.       Сонхва прикусил язык, чтобы не ляпнуть о его болезни, ведь царь в его заботе абсолютно не нуждается. Вместо этого он отложил книгу на тумбочку, перед этим вытянув из-под кровати письмо, пока Хонджун не видел, и задул свечи. Единственным источником света остался маленький огонёк на письменном столе.       Сонхва удобнее расположился в постели, поправил повязки на ногах и обнял одну из многочисленных подушек. Еще долго он без сна пролежал, просто глядя на широкую спину мужа и пытаясь найти в себе хоть каплю опасения, но на душе был штиль, а веки постепенно наливались свинцом. Сознание медленно уносило под тихий шорох разрываемой бумаги и периодических вздохов Хонджуна. В какой-то момент он взял подсвечник с несколькими письмами и перебрался на диван. Тогда Сонхва в тусклом свете маленького огонька увидел измученное лицо и проглотил горькое, неведомо откуда взявшееся чувство вины.       Только под покровом ночи, за закрытыми дверями и при одной несчастной свечке Хонджун мог позволить себе расслабиться. Сонхва не ожидал, что увидит эту его сторону так скоро. Он не ожидал, что его муж разрешит себе быть таким в покоях герцога. Но, вероятно, Хонджун был уверен, что Сонхва уже спит, поэтому снял маску и явил луне своё истинное обличие.       Обличие маленького, побитого царскими тяжбами юнца.       Что может быть хуже: царь, которого не любит его народ, или царь, который не может править?       Сонхва прикусил губу и ощутил кончиком языка железный привкус. На сердце было тяжело от мысли, что и герцог Пак, и Чон Джонхан могли повлиять на всё, что загнало Хонджуна в такую клетку. Страшнее было осознавать, что юноше придётся продолжить участвовать в этой опасной авантюре, что бы она из себя ни представляла.       Сейчас Сонхва - это герцог Пак. И он должен делать всё, чтобы выжить и выбраться из этого мира. Он должен отбросить такие эмоции, как сочувствие, притупить муки совести и сосредоточиться на себе.       Какие бы отношения ни связывали их с Ким Хонджуном до появления реставратора в Элеарде, какие бы мотивы ни преследовали герцог Пак и Чон Джонхан, что бы ни происходило в дальнейшем, Сонхва не собирался сближаться с ним.       Очередной залп салюта он уже не слышал, погрузившись в глубокий сон. Поэтому и того, как Хонджун вышел на балкон, крепко закрывая за собой дверь, чтобы шум не проник внутрь, он тоже не видел.

♛♛♛

      Что-то больно царапнуло юношу по щеке, заставляя сморщить нос. Сонхва медленно поднял веки, натыкаясь взглядом на кромешную темноту и два горящих голубых кошачьих глаза. Сердце испуганно ухнуло куда-то в пятки от неожиданности.       — Марс, — хрипло произнёс герцог и отпихнул от себя назойливого питомца, чтобы перевернуться и посмотреть на часы. — Четыре часа. Ты издеваешься надо мной?       Кот мяукнул, спрыгнул на пол, гордо прошествовал к арке, виляя своим пушистым хвостом из стороны в сторону, и уселся у выхода, сияя яркими очами. Сонхва в недоумении приподнялся на локтях. Марс заурчал громче и принялся царапать стену. Герцог шикнул на него и бросил взгляд в сторону рабочего стола. Из-за плотной ткани портьер, что и создала тьму в спальне, он мог видеть лишь очертания, но понял, что Хонджун действительно расположился на диване, а будить его не хотелось. Кот же, поняв, что его хозяин не спешит подниматься, снова подал голос.       — В чём дело? — устало вздохнул Сонхва и медленно выпутался из одеяла.       Его ступни, казалось, онемели, и ноги пронзило сотней иголочек в момент, когда он встал с кровати с тихим кряхтением. Когда его глаза привыкли к темноте, он увидел, что Хонджун уснул в сидячем положении, подперев голову рукой. У его ног было рассыпано несколько конвертов, а у бедра лежала та самая серебряная фляга. Сонхва поджал губы, наощупь нашёл кресло, куда Ёсан отложил покрывало, и осторожно ступил к мужу, чтобы укрыть его колени. Если Хонджун проснётся, то, может, он уйдёт или хотя бы ляжет, чтобы на утро не болела спина, но герцог всё равно вёл себя максимально тихо и даже дыхание задержал, когда расправлял плед. Недолго думая, он подобрал с дивана флягу, чтобы та не затерялась и не упала с лязгом на пол, если царь вздумает перевернуться, и невольно вдохнул глубже в момент, когда поднёс ту ближе к своему лицу, чтобы покрепче закрутить крышку. Сонхва недоуменно моргнул, когда вместо ожидаемого запаха спирта он учуял горький аромат лечебных трав.       — Серьёзно, Ким Хонджун, — обреченно пробормотал юноша и покачал головой.       Его муж настолько хотел поиздеваться над герцогом и помозолить ему глаза своим присутствием, что даже притащил бумажную работу в чужие покои и остался на ночь, но при этом в его фляге была настойка из лечебных трав, вероятно, от болезни, которая сразила его тело еще в Соборе.       Сонхва выпрямился и скрестил руки на груди, смеряя лицо Хонджуна задумчивым взглядом. Этот человек, кажется, навсегда останется для него загадкой.       Марс снова протяжно мяукнул так, что герцог от неожиданности оступился и рьяно зашипел на питомца. Тогда кот убежал в приёмные комнаты, но юноша всё же услышал, как тот скребётся в дверь.       — Хочешь, чтобы я тебя выпустил? — с трудом добравшись до выхода, поинтересовался Сонхва, но ответом ему был лишь блеск в кошачьих глазах. — А как же все тайные ходы, которыми ты ко мне пробирался, а?       Возможно, в какой-то момент дверь в его покои ночью перестали запирать из-за вездесущей стражи, а возможно никто не рискнул вставить ключ в замочную скважину, когда внутри царь, а снаружи его личный солдат, но Сонхва беспрепятственно отворил дверь и уже хотел извиниться перед Саном, но не обнаружил того на посту. Юноша немного удивился, но мяуканье Марса отодвинуло его недоумение на второй план. Он увидел, что кот сидит у поворота и прожигает хозяина взглядом, а в зубах он держал что-то блестящее. Герцог нахмурился и взглянул на свою руку. Помолвочного кольца не было.       — Как ты… — начал он, но питомец стремглав бросился наутёк. — Марс!       Сонхва обернулся на свои покои, словно что-то сейчас схватит его за воротник и заставит остаться, но неожиданно для себя он вышел в коридор и прикрыл за собой дверь. Прогуливаться поздно ночью в одиночестве в погоне за своим питомцем, когда у тебя самого ноги изрезаны стеклом - не самая лучшая идея, но герцог об этом даже не задумался. Марс довольно вильнул хвостом, подождал, пока юноша дойдёт до него, и рванул глубже во дворец.       Сонхва придерживался за стену, как бы стараясь запомнить количество дверей, что он минул, и повороты, в которые вошёл. Он бы плюнул на всё и вернулся обратно в кровать, но Марс стащил не абы что, а кольцо, которое ему дал Хонджун. Царь точно его по головке за него не погладит, учитывая то, что он пошёл против воли мудрецов, когда дал кольцо герцогу.       Марс упрямо вёл своего хозяина куда-то и начинал истошно вопить, когда герцог отставал. В окна уже заглядывала предрассветная заря. Вскоре проснётся прислуга, и замок снова оживёт. А пока Сонхва упивался спокойствием и умиротворением, бродя по пустым, залитым золотым сиянием коридорам и ловя взглядом исчезающий за очередным поворотом чёрный хвост. Ему эта беготня даже начинала нравиться. Он впервые ходит по дворцовым коридорам совершенно один и ни о чём не беспокоится.       В какой-то момент юноша остановился у деревянной, украшенной драгоценными камнями двери и недоуменно осмотрелся. Он потерял Марса из виду, но тот тихонько мурлыкнул, и в тишине спящего дворца этот звук был особенно чётким. Сонхва осторожно потянул за позолоченные кольца, как оказалось, приоткрытой двери и шагнул внутрь незнакомой ему комнаты. Это оказалась дворцовая библиотека.       Сонхва замер, стоило ему переступить порог, и широко раскрыл рот в потрясении. Библиотека была огромной, в два этажа и с большим панорамным витражным окном во всю стену, противоположную от двери. Сразу справа располагалась массивная деревянная стойка, за которой проводит своё время днём смотритель. Стены, свободные от окон, битком были набиты полками с литературой, а в углах примостились подвижные лестницы, с помощью которых можно было добраться до верхних ярусов. Книжные шкафы были выстроены в несколько рядов, между которыми растянулись узкие ковровые дорожки. Слева от двери нашлась закрученная лестница, ведущая на второй этаж. Тут и там были разбросаны столы со стульями, несколько мягких кресел и диванчиков, а у дальней стены укрылся огромный камин, над которым висел гобелен с эмблемой царства.       Герцог нашёл Марса, сидящего на перилах лестницы, ведущей на второй этаж. Кот призывно махнул хвостом и лёгкой поступью направился наверх. Сонхва останавливался на каждой ступеньке, чтобы как следует рассмотреть картины, висящие в свободном от книг пространстве. Дыхание застыло где-то в горле, когда на одном из полотен он увидел собственное имя.       Картина была написана маслом и передавала изумительный вид гор, чьи верхушки прятались среди облаков. Одна гора, казалось, была разрезана мистическим лезвием небывалой величины, и на том месте образовался широкий проход. У входа расположились две огромные статуи сов, и хоть на изображении они были совсем крошечными, присмотревшись, Сонхва смог различить очертания клюва и каждого пёрышка на крыльях. В правом нижнем углу тушью разлилась подпись художника.       Герцог долго не мог отвести взгляда от таинственных гор. Ему казалось, что он уже где-то видел их. В реальность вернул какой-то странный шорох, доносящийся сверху. Сонхва осмотрелся и, не найдя поблизости своего кота, поспешил подняться на второй этаж. Книжные шкафы там располагались в ряды, соединенные между собой в замысловатый лабиринт. Но не они потрясли герцога, а необычные конструкции и механизмы, которые были разбросаны тут и там, как экспонаты в музее.       Сонхва нерешительно ступил к одному из них. Устройство было похоже на огромный металлический компас. Шестерёнки в открытом глазу корпусе медленно и беззвучно крутились в одном направлении, пока самая большая, выкованная из меди стрелка периодически металась туда-сюда, но не уходила далеко от одной точки. На ободе была надпись на неизвестном Сонхва языке.       Странный шорох повторился, но юноше удалось услышать зов Марса. Кажется, тот забрёл куда-то вглубь книжного лабиринта. Сонхва устало вздохнул и направился на поиски питомца, уже сам на себя сетуя за такое глупое решение. Лучше бы остался в кровати и досыпал оставшиеся в его распоряжении часы, ведь день в качестве нового принца-консорта обещал быть долгим и выматывающим. Книжные ряды были выстроены так, что в лабиринте невозможно было заблудиться, ведь отсутствовали развилки и тупики, а вглубь вела всего одна дорога.       Там нашло своё место еще одно необычное устройство, при виде которого Сонхва не смог сдержать удивленного мычания, и тем самым потревожил обитавшего в библиотеке молодого мужчину. Он стоял спиной к герцогу, но даже когда обернулся, Сонхва не смог разглядеть его лицо из-за заглядывающих в окно рассветных лучей.       — Пак Сонхва?       Юноша нахмурился и слепо прищурился, пытаясь рассмотреть лицо говорящего.       — А вы…       Странное ощущение поселилось в груди, словно его со всей силы ударили в солнечное сплетение. Незнакомый мужчина молчал непозволительно долго, что Сонхва уже начал беспокоиться. Всеми силами задавливаемое чувство страха вернулось и сковало тело в крепких объятиях.       Мужчина внезапно вздохнул, и Сонхва показалось, что с этим вздохом он мигом лишился кислорода в собственных лёгких. И тогда незнакомец отошёл за книжный шкаф, прячась от солнечного света, как вампир. Герцог узнал его и в облегчении опустил плечи.       — Сон Минги, — позвал он с лёгкой улыбкой и ощущением чего-то сладкого на губах. Возможно, это привкус крема с тех пирожных, что они ели с Ёсаном. — Ты… обратился ко мне по имени?       — Я… Простите мне мою бестактность, — мужчина виновато склонил голову, и тогда Сонхва заметил, что на нём была форма дворцовой стражи. Это поразило его.       — Всё в порядке, — отмахнулся герцог и ступил ближе к странному механизму. — Давно никто не обращался ко мне по имени, вот я и удивился.       Минги продолжал молчать, пока Сонхва кругами ходил вокруг устройства и пытался понять, что оно из себя представляет. Механизм состоял из нескольких каменных дисков, наложенных один на второй, и рычагов, что, вероятно, должны были крутить их в нужном направлении. На сами диски были нанесены числа.       — Что это такое? — задумчиво протянул герцог, обращаясь больше к самому себе, но Минги его всё же услышал, нерешительно подошёл и остановился рядом.       — Это вечный календарь. Настроив нужную дату и время, можно увидеть, в каком положении были небесные светила в тот день.       Мужчина указал рукой куда-то наверх. Сонхва, подняв голову, увидел несколько металлических прутьев, выгнутых дугой вдоль куполообразного потолка. Их основания были закреплены где-то у стен, и на прутья прицеплены фигуры в виде планет, солнца и луны. Сам же потолок был имитацией ночного неба. Художники изрядно постарались, раз даже нанесли названия для каждой известной звезды.       — Так вот, что это был за звук, — усмехнулся герцог и обернулся к Минги. — Баловался с календарём?       Стражник смущенно улыбнулся.       — Смена довольно скучная, вот я и пытался убить время хоть как-то.       — И что же это за дата?       Минги несколько секунд молчал, и за это время Сонхва обнаружил, что фигурка солнца расположилась в той части потолка, где был изображён Овен.       — Ваш день рождения, — прозвучало тихое.       Герцог потрясенно замер, прожигая взглядом злополучное солнце на потолке. Затем внимание привлекла витиеватая надпись над одной из звёзд в созвездии Овна - Ботейн.       И тогда в воспоминания медленно вплыл голос дяди, который рассказал ему, что царю при рождении была присвоена звезда Антарес. Бегая глазами по потолку, Сонхва нашёл ту в созвездии Скорпиона и не смог сдержать смешка.       — Ему подходит, — практически беззвучно пробормотал он самому себе и обернулся к Минги. Тот глядел на герцога как-то нерешительно, словно собирался с силами что-то сказать, но здравый смысл победил упрямое сердце, и всё, что ему оставалось сделать, это распрямить спину и прикусить язык. Герцогу сделалось неловко, и только сейчас он осознал, что вёл себя непозволительно фривольно и открыто с человеком, о котором он ничего не знал. А вот Минги точно знал его, но это и неудивительно, ведь имя и лик Сонхва сейчас у всех на слуху и на каждой странице газеты. Он и его дату рождения мог знать оттуда же. Поведя плечами, юноша постарался безмятежно улыбнуться. — И вот мы с вами снова встретились. Только почему-то на этот раз вы в форме дворцовой стражи.       Минги усмехнулся и кивнул головой.       — Годы службы в морском флоте оставили после себя определенные последствия, поэтому я из-за травмы был переведён государем лично на службу во дворец.       — Слышал, у вас множество военных заслуг. Неужели для вас не смогли подобрать место симпатичнее, чем это? Я бы не сказал, что замок подходит для спокойной работы.       — Я сам попросил, — голос Минги прозвучал уверенно и даже резко, что Сонхва, пораженный, пару раз взмахнул ресницами с глупым выражением лица. Не ему судить. Это чужая жизнь и чужой выбор, и юноша стыдливо опустил глаза, когда позволил себе проскользнуть мысли о том, что у него такого выбора не было. Стражник, видя его стремительно сменившееся настроение, осторожно подал голос. — А почему вы здесь, гер… господин Пак?       — Ах, — спохватился юноша. — Мой кот…       От желания избежать этого неловкого разговора Сонхва ринулся было назад к выходу, как израненные ступни дали о себе знать, и боль пронзила его тело от макушки до пят. Юноша мучительно скривился и упал на колени на пол. Его попытка ухватиться за что-то рукой, чтобы устоять, не увенчалась успехом, ведь выбор пал на один из рычагов, который просто последовал за рукой герцога. Минги обеспокоенно опустился на пол рядом, когда диски на календаре с шорохом задвигались.       — Сон… Господин, вы в порядке?       Сонхва тяжело вздохнул, чувствуя, как капли пота стекают по вискам.       — Мои ноги… Я совсем забыл о них.       Вытянув одну ногу вперед, он увидел, как ткань повязок пропиталась алым. Минги испуганно замер, не смея отвести глаз от чужих увечий.       — Что произошло?       — Люстра на коронации упала прямо передо мной, вот и…       — Вас заставили пройти по осколкам?       От тона голоса стражника веяло морозом, и Сонхва по наитию опустил ладонь на его плечо, как бы надеясь таким образом вернуть былую мягкость, с которой Минги к нему обращался. Герцог чувствовал, каким напряженным было тело напротив, а его прикосновение сделало только хуже.       — Нет, я сам принял такое решение, — откликнулся Сонхва так тихо, словно боялся потревожить спящего дикого зверя. Плечо стражника под его пальцами казалось каменным.       Минги угрюмо молчал и даже не касался герцога. Сонхва уныло поджал губы и, оттолкнувшись от пола, постарался встать, но в это мгновение стражник будто очнулся ото сна и обвил руками его талию.       — Позвольте, я помогу вам.       Сонхва обреченно вздохнул и кивнул. Бессмысленно было хорохориться. Он ранен, и ноги огнём горят, поэтому самостоятельно он точно дойти не сможет.       Минги легко поднял его на руки, словно герцог ничего не весил, и молча направился к выходу. Когда Сонхва бросил последний взгляд на вечный календарь, ему показалось, что солнце на потолке куда-то исчезло. Возможно, он своим неосторожным действием и дёрганием рычага повредил устройство.       К тому моменту настоящее солнце уже наполовину выглянуло из-за горизонта и окрасило все коридоры в яркий оранжевый свет. Минги не произнёс ни слова, пока нёс герцога обратно в его покои. Сонхва же был слишком смущён и сбит с толку, чтобы что-то сказать. Когда он увидел знакомый поворот, то нерешительно попросил стражника поставить его на пол.       — Дальше я сам дойду, — постарался уверить он и крепко сжал губы, чтобы болезненный вздох не сорвался с его языка, когда ноги коснулись паркета. — Не хочу, чтобы у тебя были проблемы, если стража у дверей нас увидит. Так что…       — Я понимаю, — кивнул Минги и поддержал герцога за предплечья, когда тот осторожно двинулся к своей спальне. — Берегите себя.       Сонхва широко улыбнулся, благодарный чужой заботе. Грудь затопило что-то горячее и очень сладкое.       — Спасибо. Еще увидимся?       Стражник растянул губы в слабой ухмылке. Конечно, увидятся, они ведь в одном дворце.       Сонхва удалось беспрепятственно вернуться в комнаты и не оставить после себя кровавых следов, двигаясь практически на цыпочках. Сана на посту все так же не было.        Спальня была пуста. Покрывало небрежно валялось на диване, ящик, ворох писем на полу и фляга на столе исчезли вместе с Хонджуном. Сонхва не знал, что чувствует по этому поводу. А вернувшись в кровать, он обнаружил своё помолвочное кольцо на подушке.