per aspera ad astra

      Кевин громко сёрбнул кофе в своем стаканчике, когда над входом в лавку зазвенел колокольчик. Стеклянная дверь грузно захлопнулась, а в специальную подставку брякнулся насквозь мокрый зонт.       — Выглядишь отстойно, — со знанием дела протянул Кевин, не отпуская зубами трубочку, а потому его слова прозвучали шепеляво и со свистом.       — Спасибо, — больше вопросительно, нежели утвердительно и с искренней благодарностью ответил Сонхва, ожидая, пока коллега поднимет подвижную столешницу и даст ему пройти в подсобное помещение. — Как будто я не наблюдал своё лицо в зеркало утром.       — Я посчитал важным высказать своё мнение. Когда ты вообще нормально спал?       — Задай вопрос попроще.       Кевин недовольно закатил глаза и задвинул щеколду под столешницей. Затем потряс уже пустым стаканчиком, убеждаясь, что напитка там более нет, и ловкой дугой запустил его в урну. Все эти махинации он проделал, не сводя глаз с Сонхва, который бродил по подсобке, как призрак, стаскивая с себя мокрое пальто, переобувая высокие тяжелые ботинки на пушистые тапочки с заячьими ушками, которые ему подарил Джуён на день рождения, находя в шкафу полотенце и забрасывая то себе на волосы. Когда юноша обнаружил на своем рабочем столе бумажный пакет, излучающий изумительный запах булочек с шоколадом, и такой же стаканчик, который коллега секунду назад отправил на утилизацию, то взгляд его, наконец, смягчился, а губы растянула смущенная улыбка.       — Спасибо, — действительно с благодарностью произнес он, на что Кевин лишь отмахнулся. Приносить Сонхва завтраки на работу уже стало их маленькой традицией, но реставратор все равно каждый раз тушуется, как в первый. Кевину просто удобнее, он живет прямо через дорогу над булочной, а его коллега трясется в автобусе полчаса, чтобы добраться до работы, при этом очень часто пропуская будильники, которые обязуются поднимать его хотя бы на десять минут раньше, чтобы юноша успел собраться.       — Почему не вызвал такси? — поинтересовался Кевин, глядя на серую завесу дождя за окном. — Заболеешь, ходя пешком в такую погоду.       — Ничего, возьму работу на дом, — ответили глухо, запихивая в рот ароматную выпечку.       Кевин сморщил нос, но спорить не стал. В нотациях коллега не нуждался, они оба уже взрослые люди. Подождал, пока Сонхва поест, забрал у него мусор и смело шагнул за пределы лавки, дабы выбросить черный пакет в мусорный бак за углом. Пробыл на улице без малого пятнадцать секунд, а с волос, которые не спас даже капюшон, уже лился водопад. Как будто ведро воды ушатом опрокинули на голову. Сонхва бросил недовольный взгляд на грязные следы, которые остались после него и к которым добавились чужие, и всунул в руки коллеги швабру. Кевин возмущенно фыркнул, но послушно отправился убирать беспорядок, держа за зубами претензию, что это, вообще-то, его лавка, и он тут владелец, а не уборщик.       Ужасная ноябрьская погода и атмосфера на улице вынудили юношей зажечь в лавке практически весь свет, хотя в такой дождь к ним забредет разве что сумасшедший. Антикварная лавка «Моменты вечности» никогда не пользовалась особым спросом, но на их малюсенький городок являлась единственным местом, где можно было приобрести какую-то старинную вещь, сдать свою древность за неплохую плату или отреставрировать важную сердцу семейную реликвию либо фотографию.       Кевину магазинчик перешел по наследству от дедушки. Еще будучи учеником средней школы он проникся какой-то особой любовью и симпатией к этому месту, а потому о продаже недвижимости после смерти деда и речи не шло, как бы родители не пытались убедить слишком юного, не повидавшего жизнь сына. Изредка сюда захаживали старые дедушкины приятели, с тоской отзывались о покинувшем их бренный мир мужчине и обязательно приносили что-то из своей молодости, не прося в обмен даже монетки. Только ради таких моментов и историй, которые ему доводилось услышать за три года держания лавки, Кевин был готов навсегда остаться в их захолустье.       «Моменты вечности» была раем для любителей антиквариата. Здесь можно было найти старые граммофоны, пару печатных машинок, карманные часы, шкатулки, вазы, подсвечники, книги и картины. Вздумай кто обокрасть лавку и продать все это на аукционе, обязательно бы срубил целое состояние, но проходящие мимо люди либо с любопытством оглядывали прилавок, но не осмеливались зайти внутрь, либо презрительно морщили носы, не отдавая должного уважения старинным вещам. Кевин таких провожал укоризненным взглядом. Не умеете оценивать вещи по достоинству, так не беритесь.       Необходимость в реставраторе появилась неожиданно, но встала очень остро, когда Кевин принял в лавку на оценку невообразимо древнюю картину, от которой отказались хозяева из-за ненадобности. Сказали, что убирали чердак, и нашли. Кевин не был мастером экспертизы и во многом обращался за помощью к Джуёну, но даже своим узким взглядом мог сказать, что живопись того стоит, ведь ей без малого больше сотни лет. Полотно кое-где было повреждено огнем и покрылось копотью, но под черным слоем сажи проглядывались вершины деревьев и отдыхающая на поляне пара оленей. Выбрасывать такое не позволила совесть антиквара, а потому он в экстренном порядке принялся искать реставратора.       Тот нашелся быстро благодаря обширным связям Джуёна в кругах искусствоведов. Пак Сонхва был его однокурсником в университете, а потом реставратором в музее в Сеуле, но семейные обстоятельства вынудили его вернуться в родной городок. Огромная удача, что это был тот же город, где обитал Кевин со своей лавкой, поэтому Сонхва, перебивающийся различными подработками, сразу же согласился. Картину он восстанавливал долго, но результат того стоил: изображение пестрило свежими красками, но полотно сохранило свой антикварный состаренный вид. Пораженный чужой работой и талантом, так неожиданно свалившимся на собственную голову, Кевин предложил реставратору постоянную вакансию у себя. Тот долго и неуверенно осматривал убранство лавки, а через неделю подсобка, заваленная коробками доверху, была переобустроена в рабочую зону. Так Сонхва стал первым и единственным реставратором в «Моментах вечности».       Интерес к лавке вырос с появлением в ней человека, способного не просто денежно оценить, продать или выкупить древнюю ценность, а помочь состарившейся вещи прожить немножечко дольше, чем ей было уготовано. Кевин наконец воспользовался знаниями, полученными в университете, и раскрутил их «Моменты вечности» в социальных сетях. Им писали с вопросами о наличии той или иной вещицы, уточняли возможность выкупа и пересылки, обращались за помощью с реставрацией. Джуён так же не остался в стороне и подкидывал им — по большей части Сонхва — работёнку. Потрепанные временем фотографии, пожелтевшие полотна картин и разваливающиеся в труху книги присылались быстрой почтой, чтобы в руках умелого творца обрести шанс на новую жизнь.       Кевин очень часто ловил себя на том, что стоит в пороге подсобки, подпирая дверной косяк плечом, и просто залипает. Сонхва всегда работал в наушниках, чтобы не отвлекаться на шум из лавки, когда захаживали редкие посетители, а потому, вероятно, даже не знал, как его руки раз за разом любовно обводят глазами. Кевин воистину считал его работу ювелирной. Реставратор был своего рода хирургом, что возвращал к жизни уже потрепанные временем экспонаты. Вероятно, ему очень нравилось работать в музее, настолько сильно он погружался в работу и всего себя отдавал ей. Кевин долго и упорно давил в себе чрезмерное любопытство, но во время одного из многочисленных пятничных походов в бар так налакался виски, что язык развязался сам собой, и судьбоносный вопрос таки слетел с его губ.       — Ничего особо примечательного, — небрежно пожал плечами Сонхва, качая красное вино в своем бокале. — Отец вот уже три года как привязан к инвалидной коляске и бутылке соджу, что и вынудило маму с ним развестись и улететь в Японию. Я пытался уговорить его перебраться ко мне в Сеул, но он ни в какую не соглашался. Не мог же я его здесь одного бросить, поэтому… вот я здесь.       Кевин отлично понимал, как старики с возрастом привязывались к месту и отказывались переезжать куда-либо, поскольку он сам в свои скромные двадцать пять уже обзавелся подобной симпатией к квартирке над булочной. Но Сонхва, судя по всему, был далеко не таким человеком. Хоть работа у него была ювелирная и сидячая, сам реставратор не казался человеком настолько приземленным. Кевину было грустно осознавать, что в их захолустье Сонхва просто задыхался, связанный по рукам и ногам обстоятельствами. Конечно, он мог махнуть на вечно выпивающего отца рукой и жить свою жизнь дальше, но совесть не спит, а у реставратора она и того всегда на страже. Кевин не спрашивал, где Сонхва работал до того, как к нему обратился Джуён, поскольку сейчас это уже было неважно. Хоть и в их приморском городке, но реставратор занимался любимым делом, и Кевин был счастлив стать тем человеком, который предоставил ему такую возможность. Пусть даже с работы Сонхва он получал копейки в кассу своей собственной лавки.       Рассказывая о себе, Кевин потихоньку выуживал подробности жизни Сонхва в столице. У неловкого и стеснительного реставратора было и есть много друзей, с которыми он регулярно связывался. Только слепой не заметил бы той тоски, что появлялась в глазах Сонхва, заведи он разговор о своей прежней жизни. Кевин видел в нем птицу высокого полета и искренне жалел, что такая прекрасная канарейка застряла в их клетке. Их городок был по-своему прекрасен, но для юных дарований не представлялось возможным развернуть здесь свои массивные крылья.       И все же, будучи скромным и довольно кротким, Сонхва взрастил в себе мощный стержень, не позволяющий спине прогнуться под любыми тяготами и невзгодами. Говорил, что по-другому в Сеуле нельзя, иначе там тебя съедят заживо. Все хотят себе место под солнцем. Как бы сложно ему ни было, он, изысканная орхидея, находил в любой почве необходимые для себя минералы и крепко пускал корни. Кевин владел искусством острого языка, но до того уровня способности отстаивания собственной точки зрения, каким обладал реставратор, ему было далеко. Сонхва хватало одного взгляда, чтобы заставить оппонента заткнуться, и какой же это был дикий контраст, когда после дискуссии следовала его сладкая улыбка. За таким человеком действительно будешь как за каменной стеной.       Убрав швабру на место, Кевин помог Сонхва раскрутить гайки на прессе. Реставратор не так давно порезал ладонь и все еще ходил с повязкой аж до запястья, поэтому все относительно тяжелые работы перекладывались на заботливые руки хозяина лавки. Сонхва вытянул планшет, когда верхняя тяжелая пластина пресса была достаточно приподнята, и вернулся за свой стол, попутно включая боковые лампочки. Кевин заинтересованно выглянул из-за его плеча.       — Выглядит отлично, — восхищенно прошептал он, словно боясь звоном собственного голоса развалить только вчера укрепленную бумагу карт.       — Осталось самое интересное, — улыбнулся Сонхва и, надев очки, попросил Кевина набрать ему воды в стаканчик.       Вчерашним утром курьер привез хорошо упакованную в пупырчатую пленку коробку. Её содержимое было настолько любопытным, что юноши на долгие полчаса застряли только за рассматриванием рисунков на старых картах таро. За неделю им написала девушка с просьбой восстановить карты её прабабушки, на что Сонхва с радостью согласился. Он вообще любил необычные заказы, над старинными фотографиями по большей части клевал носом, а тут такая отличная возможность подвернулась собрать материал для своего портфолио. До этого он два месяца возился с целой книгой и вернул её владельцу практически как новенькую. Кевин устроил ожившему экспонату самую настоящую фотосессию, и пост с изменениями книги набрал наибольшее количество восторженных комментариев.       Сонхва сказал, что карты практически в идеальном состоянии, хотя, на взгляд Кевина, это было не так: уголки кое-где погнулись либо и того были оторваны, рисунки потускнели, а бумага потрескалась. Однако он, уже практически наизусть выучивший тонкости чужой работы, не мог не заметить, как мало времени на очистку карт от грязи и пыли потратил реставратор. Вероятно, их хранили в хорошем месте и заботились, как о настоящей семейной реликвии. Сонхва чуть ли не трясущимися руками искупал карты в воде со слабым раствором, чтобы убрать излишнюю желтизну, хорошенько высушил их, уплотнил материал реставрационной бумагой и подклеил мелкие разрывы. Затем с помощью Кевина загрузил карты под пресс, и вот сейчас готовился приступить к дальнейшей работе.       Рабочий ноутбук приветливо сообщил о входящем сообщении. Не без досады Кевин вздохнул и поспешил вернуться на свое место, оставляя Сонхва спокойно работать. Краем глаза он видел, как тот надевает наушники и качает ногами в пушистых тапочках, которые не касались пола из-за высокого стула. Подобное ребячество вызвало у хозяина лавки улыбку на лице. «Моменты вечности» походила на сказочный магазин из фэнтези, а Сонхва с его цепляющей благородной внешностью представлялся духом давно почившего аристократа, что не мог покинуть пределы лавки.       На ноутбуке было открыто всего две вкладки: рабочий сайт магазинчика и личная страничка Кевина со страшной цифрой в красном кружочке рядом с кнопкой сообщений. Именно на вторую вкладку перелетел курсор. Кевин устало вздохнул, клянясь самому себе в экстренном порядке разгрести накопившуюся почту, и ткнул мышкой на чат с Джуёном. На экране сначала прогрузилась огромная фотография, а только потом и длиннющее сообщение. Хозяин лавки сморщил нос. У него глаза собирались в кучу, когда он видел огромный кусок непрерывного текста, но за любовь отправлять кучу мелких сообщений его были готовы придушить все, даже Сонхва, тихо мурлыкающий себе под нос мелодию, играющую в наушниках, а он вообще был эталоном спокойствия.       Джуён пожелал им обоим доброго утра и на десяток сообщений расписал свою благодарность и симпатию лично Сонхва, рассказывая, как все в университетском музее оценили труд реставратора по восстановлению старинной книги. У Кевина аж сердце сжалось от какой-то отцовской гордости за своего приятеля. К любовной оде было прикреплено сообщение той самой книги, которая уже заняла своё место на витрине. Джуён предупредил о приезде курьера, которого он отправил к ним с цветами, а Кевин напомнил тому добавить имя Сонхва в список поспособствовавших сохранению исторической ценности личностей. Не хотелось, чтобы с течением времени чужие труды пропали даром, тем более что это не обывательская вещь, а книга, хранящаяся в стенах университета истории искусств. А еще пожалел курьера и цветы, поскольку погода не щадила никого, на что Джуён тут же откликнулся и сказал, что отложит доставку, прибавив следом кучу плачущих смайликов.       Несколько часов Кевин потратил на разгребание завала почты, которая накопилась за выходные дни и не успела разобраться вчера. Он отклонил несколько предложений по поводу покупки антикварной мебели, сказав, что его лавка слишком маленькая, чтобы умудриться впихнуть огромный диван, как бы изысканно тот не выглядел, да и реставратор его специализировался на восстановлении бумаги и изображений, а не мебели. Затем настроил радио на приятную для слуха волну и отправился бродить по лавке, попутно делая фотографии того или иного экспоната, на который положили глаз потенциальные клиенты. Успел ответить на несколько звонков, заключить пару сделок и уже сесть за оформление пересылки, а Сонхва со своего места так и не сдвинулся. Кевин устало поджал губы, обводя взглядом его искривленную спину. Подумал о том, что обязательно подарит ему на Рождество абонемент на массаж и йогу, чтобы приятель привел свою поясницу в тонус.       Кевин занимался полировкой часов, когда колокольчик над дверью неожиданно звякнул, а через открытую стеклянную дверь внутрь проник звук поливающего улицы дождя. Юноша от неожиданности уронил кисточку, которой он смахивал пыль, на стойку и поднял удивленный взгляд. Внезапный посетитель был закутан в длинный черный плащ, а капюшон полностью закрывал лицо. Кевин слегка насторожился и даже невольно сделал шаг в сторону, надеясь своей небольшой фигурой прикрыть дверь в подсобку. Не то чтобы в городке промышляла преступность, но кражи были повсеместным делом практически в каждом небольшом магазинчике. У них везде висели камеры, но сейчас это мало успокаивало, особенно когда забредший в лавку клиент продолжал стоять молча и неподвижно.       — Добрый день, — подал голос Кевин, стараясь звучать приветливо. — Вы за чем-то конкретным? Хотите продать, купить или попробовать поискать какую-либо вещь в вашу коллекцию?       — Нет, — хрипло отозвались в ответ. Незнакомец прокашлялся и стащил с головы капюшон, являя взору утонченное, но слегка измученное лицо: под карими глазами залегли темные синяки, а губы были бледными, как завядшие лепестки роз. Молодой мужчина предусмотрительно оставил свой плащ на стойке, чтобы не залить водой пол, за что Кевин мысленно восхитился его заботой. Затем ступил ближе к стойке, крепко прижимая какой-то пакет к своей груди. — Мне требуется кое-что восстановить. Это же здесь работает Пак Сонхва, верно?       Кевин заинтересованно дернул бровью и кивнул.       — Да, все правильно. Но… простите мне мою бестактность, вы приехали в такой дождь, чтобы передать вещь на реставрацию? Почему не написали нам на почту? Так бы не пришлось…       — Я должен переговорить с ним лично, — безапелляционно заявили и приняли настолько воинственный вид, что хозяин лавки был готов поднять руки вверх в обезоруживающем жесте.       — Хорошо. Подождите, пожалуйста, минутку.       Кевин хмуро свел брови к переносице. Он был готов поспорить, что в их захолустье знал каждое лицо и собачий хвост, а этого человека видел впервые. Отчасти он испытывал желание предотвратить знакомство Сонхва с этим странным юношей, который не испугался ужасной погоды и явился к ним незнамо откуда, только чтобы лично в руки передать вещицу на реставрацию. Довольно необычно и обескураживающе.       Кевин предусмотрительно встал перед столом реставратора так, чтобы попасть в его поле зрения. Наученный горьким опытом, он знал, что плечи и спина Сонхва довольно чувствительны, а если он еще и глубоко погружен в какое-то дело или свои мысли, и по неосторожности попытаться вернуть его к реальности, то можно огрести локтем с разворота прямо в нос. Прошлое, случайно нанесенное увечье заживало долго, но оставило после себя неизгладимые впечатления.       Сонхва тут же снял наушники, поймав Кевина в свое поле зрения.       — Уже время обеда?       — Еще полчаса. Тут другое дело, — хозяин лавки бросил встревоженный взгляд на выход из подсобки и грузно опустился локтями на край столешницы, чтобы не примять собой драгоценную бумагу. — У нас посетитель.       — В такой дождь? — удивленным шепотом вторил реставратор и нахмурился. — А почему мы шепчемся? И причем здесь я до посетителя?       — Потому что он не местный и кажется мне странным типом. Ему нужно что-то восстановить, и он пришел лично к тебе.       Сонхва заинтересованно, как птичка, склонил голову на бок и слегка откатился на стуле, словно хотел одним глазком посмотреть на неожиданного клиента и понять, о чем вещает Кевин, но тот не дал ему это сделать, крепко ухватив за подлокотники.       — Он проделал такой путь, — задумчиво протянул реставратор и отложил наушники с телефоном. — Давай узнаем, что же ему надо.       Кевин грозно прищурился, возвращаясь обратно в зал, пока Сонхва приводил в порядок волосы, абсолютно не готовый к внезапной встрече с клиентом. Он так же накинул наверх рабочий темно-синий халат, перетягивая акцент внимания на него, а не на свои обутые в ушастые тапочки ноги.       — Добрый день, — поприветствовал молодого мужчину реставратор. — Вы хотели поговорить со мной?       Кевин видел, как незнакомец неожиданно расслабился, стоило ему увидеть Сонхва: плечи опустились, поджатые губы словно в неверии раскрылись, а глаза заволокло туманом некоего восхищения и крайнего изумления. Промелькнула мысль, что они знакомы, однако выражение лица реставратора осталось таким же заинтересованным, без капли узнавания чужой личности.       — Да, здравствуйте, Сонхва, — нерешительно пробормотал мужчина и, наконец, опустил на стойку пакет, так бережно прижимаемый столько времени к груди. — Я бы хотел показать вам это.       Реставратор тут же осторожно развернул пластик и нырнул рукой, обнятой тонким латексом перчаток, внутрь. Через секунду на свет явилась деревянная шкатулка. Её грани были окаймлены серебром, а замысловатая застежка вместо привычной скважины слегка изогнулась. На крышке в центре в металлической раме зияла пустая дыра, а тонко нанесенный серебристой краской рисунок уже истерся. Сам деревянный корпус тоже пошел трещинами.       — Простите, но я не работаю с деревом, — виновато произнес Сонхва и уже хотел отодвинуть экспонат к владельцу, как незнакомец встрепенулся и положил ладони на крышку.       — Дело не в шкатулке, — каким-то испуганным голосом пробормотал он. — А в том, что внутри.       Сонхва быстро переглянулся с Кевином. Тот недоуменно пожал плечами и продолжал краем глаза следить за посетителем. Реставратор приподнял шкатулку, внимательно осматривая защелку. Он привык видеть там крючок или замочную скважину, но здесь была необычная конструкция закрытия: место, куда предположительно должен вставляться ключ, являло собой пустую полусферу. Что-то нужно было вставить, чтобы открыть крышку, но раньше, чем Сонхва решился сказать об этом, шкатулка раскрылась сама с тихим щелчком.       Незнакомец не смог сдержать пораженного вздоха, а работники лавки не понимали, чем вызвано его удивление. Сонхва медленно открыл крышку и вгляделся в содержимое шкатулки.       — Книга сказок? — прошептал Кевин, наблюдая, как реставратор осторожно извлекает потрепанный временем сборник на свет.       Обложка была выполнена из кожи, и та кое-где потрескалась и облупилась. Уголки и корешок отделаны отлитым золотом, как и овальная рамка, в которой примостилось название книги. «Сказки Подсовья».       Сонхва заинтересованно дёрнул бровью и открыл сборник. Странички тут же зашуршали, словно готовые осыпаться трухой от одного слабого касания. Цепким взглядом реставратор оценил корешок и быстро пролистал книгу до конца, стараясь не всматриваться в текст, а больше заострять внимание на повреждениях бумаги, чтобы оценить сложность работы. Все было не так плохо, как показалось на первый взгляд, поэтому спустя несколько секунд Сонхва решительно кивнул.       — Здесь нет того, с чем я бы не смог справиться. Вот только сейчас у меня горит другая работа. Если вам требуется срочная реставрация…       — Это абсолютно не срочно, — покачал головой незнакомец, как-то печально смотря на сборник в чужих ладонях.       Сонхва невольно повёл плечами. Он был слегка обескуражен и смущён, а потому Кевин поспешил взять дело в свои руки.       — Вам требуется заполнить форму, — он вытащил готовую папку документов и положил на стойку. — Здесь мы прописываем заказанные вами изменения над экспонатом, утверждаем цену и сроки.       Сонхва ещё раз, более внимательно осмотрел повреждённые временем странички, спросил, требуется ли замена корешка и корректировка обложки, и назвал стоимость предстоящей работы. Кевин все скрупулёзно записывал и даже на секунду подвис, когда клиент попросил добавить красную атласную ленту для закладки.       — Она всегда там была, — пояснил он.       Сонхва отодвинул обложку и действительно обнаружил обрубок ленточки.       Клиента, казалось, не волновала ни цена, ни продолжительность реставрации. Он выглядел грустным, словно прощался с важным сердцу предметом. Вероятно, так и было, и реставратор ощутил стойкое желание быстрее взяться за этот сборник.       — Хорошо, Ким Кёнмун, — сказал он, ободряюще улыбаясь уже не незнакомцу. — Буду держать вас в курсе всех изменений. Спасибо за доверие. Я сделаю все возможное, чтобы сохранить вашу книгу.       Клиент, Ким Кёнмун, заторможено кивнул и направился к выходу.       — Постойте, вы забыли шкатулку, — окликнул его Кевин.       Кёнмун натянул на голову капюшон и бросил на деревянный ящичек отрешенный взгляд.       — Оставьте. Книга и шкатулка столько лет были вместе. Будет печально разделять их в такой момент, — мужчина слабо улыбнулся реставратору. — Это вам для вдохновения.       И вышел в серую завесу дождя.       Сонхва и Кевин ещё с минуту простояли, просто глядя на закрывшуюся после странного посетителя дверь. Затем хозяин лавки издал возмущенный фырк и бедром отпихнул коллегу от своего рабочего ноутбука, чтобы ввести информацию в базу. Реставратор ещё постоял, пролистывая книгу уже с мальчишеским любопытством, а не рабочей внимательностью, и удивлённо ахнул, прочитав благодарность автора.       — Что? — спросил Кевин, усиленно отбивая ритм по клавиатуре.       — Имя иллюстратора, — пояснил Сонхва и за запястье притянул друга к себе. — Смотри.       Кевин поправил очки на переносице и склонился над страницей.       Огромная благодарность звёздам и луне, что подарили мне такого замечательного друга и товарища на творческом пути. Твои иллюстрации навсегда останутся на этих страницах, храня в себе частичку твоей изумительной души. В тёмное время ты всегда будешь самой яркой звездой. Спасибо, Пак Сонхва, что согласился работать со мной и моей книгой. Память о тебе будет жить дольше, чем мне уготовано провести на этой бренной земле.       — Ого, — в шоке раскрыл рот Кевин. — Твой полный тёзка.       — Поразительно, что когда-то существовал другой Пак Сонхва, — покачал головой реставратор. — Его иллюстрации изумительны.       — Может, это твой предок? — предположил Кевин, и на чужой язвительный взгляд хихикнул. — А что? Посмотри на себя, ты тоже не обделён даром к рисованию. Не смей отнекиваться, я видел твои каракули на салфетках, когда выбрасывал мусор.       — Вот именно, что то просто каракули. А это, — Сонхва открыл книгу и явил глазу картинку на всю страницу: мальчик в красном шарфе сидел на обрыве и смотрел на луну, а рядом с ним в рогалик свернулся черный кот. — Это настоящее искусство и раритет. Такой стиль и подача для того времени…       — Ну все, тебя понесло, — Кевин добродушно фыркнул и осторожно закрыл книгу. — Может, Ким Кёнмун настолько сентиментальный, что хотел сохранить картинки в книге руками человека, чьё имя идентично первосоздателю? А что за автор?       — Какой-то Ли Минхо, не знаю. Это так поразительно, Кевин, — в глазах Сонхва взрывались целые галактики восторга. — Книга, выполненная на европейский манер в стиле 18 века, но автор и текст корейские.       — Иммигранты, возможно. Покопайся в своем семейном древе, вдруг найдешь какого-нибудь прапрапрадеда, который действительно перебрался в Европу.       Сонхва его, казалось, не слышал.       Хозяин лавки пробурчал что-то невразумительное и буквально вытурил своего реставратора из рабочей одежды и от сборника детских сказок, чтобы сходить на обед. Было видно, что Сонхва не на шутку загорелся желанием поскорее взяться за книгу, поэтому Кевин уже мысленно считал количество стаканчиков из-под кофе, которые он выбросит за время реставрации «Сказок Подсовья».

      ☽☽☽

      Сонхва осторожно прикрыл за собой дверь и ладонью в кромешной темноте нашел на стене выключатель. В квартире было тихо и прохладно. Из груди вырвался обреченный вздох: отец снова забыл закрыть окна и ушел спать. Юноша неспешно пересёк гостиную, прикрывая попутно все форточки, и оставил рабочую сумку в своей спальне. После душа первым делом отправился ставить кипятиться воду, чтобы наскоро поужинать. На столе обнаружилось несколько пустых бутылок из-под соджу, которые тут же полетели в мусорку. Затем проверил отца. Тот уже спал, отвернувшись к стене, а не выключенный планшет на всю комнату сиял своим синим экраном. Сонхва предусмотрительно сохранил все открытые документы и заблокировал устройство, чтобы поставить то на зарядку.       Бросив последний печальный взгляд на родителя, реставратор покинул его спальню, крепко закрывая за собой дверь. Жизнь его отца стремительно перевернулась с ног на голову. Инсульт приковал мужчину к инвалидному креслу, сделав его ноги подобием желе и бесчувственного камня. За борьбу с недугом он брался воинственно, и Сонхва даже несколько раз возил его на реабилитации в Сеуле, но здоровье отца всегда было слабым, и особых результатов они не приносили, только разбивали надежды в прах. Юноша видел, как поменялись отношения его родителей с появлением в их жизни инвалидной коляски, и к новости о разводе был готов, но не ожидал, что отец так рьяно запьёт. Мама думала недолго и вскоре после всех судебных разбирательств перебралась в Японию, а Сонхва, коривший себя за непредусмотрительность и слишком наивный взгляд на вещи, вернулся в родные пенаты. Отец долго и нудно бурчал на него, говорил, что это глупо, бросать жизнь в столице ради старика. Сонхва было обидно, что его сыновий поступок оценили не по достоинству, но в жизни бы не позволил себе снова уехать.       Не зря же он — сын своего отца: его упрямство было хуже бараньего.       Папа всегда учил трудности встречать с высоко поднятой головой, и от своих принципов никогда не отказывался. Алкоголь он называл своим способом справляться, и Сонхва бы поверил в это, если бы сам не наблюдал ссоры родителей и последствия волшебного «лекарства», заведшего его отца под больничную капельницу. Обычными разговорами папу не проймёшь, тем более что тот продолжал работать, как ни в чем не бывало: преподавал музыку, давал занятия онлайн и даже писал собственные произведения. Поэтому так агрессивно принял весть о том, что любимый сын бросил огромный город, полный возможностей, только из-за него, прикованного к инвалидному креслу старика. Сонхва до сих пор казалось, что отец не принимал его в их родной квартире, хоть дома всегда ждала вторая порция ужина, а любимая чашка реставратора никогда не оставалась грязной в раковине после того, как юноша впопыхах выбегал из дома на работу. Между ними повисла в воздухе туча непонимания, которую никто не стремился развеять первым.       Отец считал, что всё нормально, говорил, что знает, что делает, а Сонхва боялся, что если он хоть один вечер не побудет дома, то будет готовиться к худшему.       Сонхва никогда не считал себя любимчиком небес, хотя все вокруг твердили обратное. Мама называла его безумно красивым и талантливым, папа говорил, что у него цепкий ум и всеобъемлющая рассудительность, друзья хвалили его общительность и простоту в жизни. Казалось бы, его одарили всем хорошим из арсенала небесной канцелярии, чем только можно было: высокий рост и статная фигура, что выделяли его на фоне молодых людей его возраста; красивая внешность, что цепляла и радовала глаз, а в купе с его очаровательной улыбкой и подавно все падали к ногам; сообразительность, что прокладывала дорожки юному дарованию к изучению и усвоению самых разнообразных навыков, да только не пользовался тот своим даром.       Сонхва же был готов поспорить со всеми доводами, утверждающими, как его любит вселенная, потому что нет, не любит. Вселенная любила ставить ему подножки и преграждать дорогу различными испытаниями, будь то трамплины, водовороты или колючая проволока. Так что никакой он не любимчик, а просто один из миллиона посаженных ею росточков, которые один раз полили и забыли. А уж в какой цветок вырастет — выбор за тобой. Его жизнь самая скучная и обычная, полная рабочих будней, пятничных вечеров в компании приятеля в баре и еженедельных созвонов с университетскими друзьями, но зато какая привычная.       Сонхва если и хотел что-то поменять, то никогда не мог набраться смелости свершить великое дело, а потому спокойно проживал один день сурка за следующим. Он был робким, но при этом легко шёл на контакт и как магнит притягивал к себе людей. Однако мир к его ногам не падал, и не сказать, что Сонхва сильно расстраивал этот факт. Конечно, он не мог отрицать того, что мечтал быть на месте более выдающемся, чем мелкий реставратор в прибрежном городке, но головой понимал, что любые изменения пугали его до чертиков, а потому он вероятнее всего даст заднюю, замаячь на горизонте возможность протиснуться куда повыше и посолиднее. Плыть по течению куда привычнее и спокойнее, чем прыгать с кочки на кочку и раздирать руки в попытках пролезть через гремучие заросли.       Юноша быстро помыл за собой посуду, стараясь ею сильно не греметь, чтобы не потревожить чуткий слух отца, и вернулся в свою комнату. Поставил заряжаться телефон и выудил из сумки упакованную в пакет шкатулку. Воспоминания о том, как он чуть ли не с войной отбирал экспонат у Кевина, чтобы «просто отделить станицы от корешка, я больше ничего не буду делать» вызвали на лице ухмылку. Сонхва протер столешницу спиртовой салфеткой, надел перчатки и достал книгу из шкатулки. Написанное золотом название сборника раз за разом словно дергало внутри какие-то ниточки, вызывая необъяснимое чувство ностальгии. Сделав себе пометку в голове обязательно поискать автора детских сказок Ли Минхо позже, реставратор сел за стол и проверил остроту лезвия. Нитки, связывающие странички в блоки, распадались в клочки от легкого прикосновения ножа.       Сонхва методично разбирал книгу. Он складывал страницы в стопки, помещая между ними тонкие листы бумаги, и боролся с желанием развести раствор. Он пообещал Кевину заниматься работой только в студии, чтобы не перегружать себя во внерабочие часы, тем более что со сном в последние дни действительно были какие-то проблемы. Сонхва даже задумался над тем, чтобы посетить врача и взять рецепт какого-нибудь снотворного. Он чувствовал усталость и сонливость каждый раз, когда падал в постель вечером, но заснуть удавалось чуть ли не под утро, а от такого режима сна никакого отдыха телу не было.       Ненароком Сонхва пробегался глазами по строчкам рассказов, восхищаясь слогом автора. Сказки, которые писал Ли Минхо, явно были популярны не только среди детей. Реставратору хватило прочесть всего один абзац, чтобы история уже оставила необычное послевкусие.       Когда страница с благодарностями автора была аккуратно распрямлена на столе, Сонхва широко зевнул. Он бросил взгляд на часы и поразился тому, как долго сидел над, казалось бы, тонкой книгой. Осторожно он набросил на стопку листов сверху чистую ткань, смахнул с форзаца обложки накопившуюся там грязь кисточкой и сладко потянулся. Стоило выключить настольную лампу, как комнату озарил яркий свет луны, проникающий через окно. Сонхва удивленно посмотрел на серебристый диск, будто спрашивая, откуда он там взялся, ведь целый день непрерывно шел дождь, а тучи плотно застилали небо.       Удобно устраиваясь в кровати и предвкушая дальнейшую работу над книгой, Сонхва не видел, как лунный свет пал на крышку шкатулки и маленькими искорками собрался в пустующей ямке, окаймленной серебристой рамкой.

      ☽☽☽

      Давным-давно с небес упала звезда. Падая, она разрезала своими острыми концами небесное покрывало, разделяя мир на две части. С одной стороны завывал пронизывающий ветер, земля была усыпана огромным сугробом снега, но небо было кристально чистым, что каждую звездочку можно было посчитать. С другой же стороны цвели цветы, легко вдыхался теплый воздух. Но вся красота небес была спрятана за облаками.       Звезда упала в озеро и превратила его в зеркало. Оно было холодным и тусклым, и сколько раз ты в него не заглянешь, ничего в нем не увидишь.       Властитель поделенного мира устал от вечного недовольства своих подданных, что сетовали то на излишне студеный ветер, то на чрезвычайно жаркий воздух. Там, где был снег, не было урожая, а там, где горела земля, не было воды. Потому он велел лучшему портному своего царства зашить разрезанное небесное полотно.       Юный портной с удовольствием принялся за работу. Его золотые иглы и серебряные нити в руках творца превращались в орудие, что ловко соединяли две части небес. Портной взбирался на камни, карабкался на деревья, чтобы дотянуться повыше. Однако не было такого дерева, что достигало бы своей высотой пристанища звезд. Не мог юноша и к властителю вернуться, ведь тот сурово накажет его за неисполнение приказа. Опечаленный, он сел на берегу стеклянного озера и заплакал. Слезы его ударялись о зеркало с мелодичным звоном.       Долго бы плакал портной, однако услышал над головой птичий зов. Два маленьких совенка, что вылетели со стороны вечной тьмы и стужи, облетели озеро три раза и резко взмыли в небо, вытягивая из зеркальной глади стеклянную лестницу. Портной воспрянул духом, утер слезы и, осторожно взобравшись по холодным ступенькам, зашил-таки небеса до конца. И в месте, где он сделал последний аккуратный стежок, ярко загорелась новая звезда.       Уходя обратно в замок с радостной вестью, юный творец слышал, как позади него разбивается о зеркало стеклянная лестница, выпущенная из лапок двух маленьких совят. В жаркой части царства раздался грохот грома в небе, а в холодной сквозь облака проглядывали первые солнечные лучи.       И только звон разбивающегося стекла и шум падающих на плечи капель дождя отдавались в ушах портного, починившего небесное покрывало.