Любовь в глубине наших ран

Июль 1521 года

      Юная госпожа сидела у окна, наблюдая за садом, где цветы распускались под ласковыми лучами солнца. В её сердце царила грусть, ведь сегодня её кормилица, добрая и заботливая, собиралась уехать на лечение. — Афифе, — произнесла она, оборачиваясь к женщине, собирающей вещи, — Почему я не могу поехать с тобой? Мне так скучно во дворце! Что мне, со слугами водиться?       Кормилица, с нежной улыбкой на губах, остановилась и наклонилась к Хюррем. — Госпожа, — сказала она мягко, — Я должна поправить здоровье, чтобы снова быть рядом с вами. Вы ведь знаете, как я вас люблю. — Но я не хочу, чтобы ты уезжала! — капризно произнесла госпожа, скрестив руки на груди. — Здесь так тихо и скучно...       Афифе вздохнула, её сердце сжалось от нежности и печали. — Я обещаю, что вернусь как можно скорее. А пока вы можете заняться чем-то интересным: читать книги, вышивать, играть на лютне или гулять в саду.       Рыжеволосая, хоть и понимала, что женщина права, всё же не могла сдержать слёз. — Но я хочу поехать с тобой! — настаивала она, упрямо поджимая губы. — Вдруг помощь понадобится?       Кормилица обняла её, прижимая к себе. — Не переживайте. Обо мне позаботятся.       Хюррем прижалась к женщине, зарывшись лицом в её плечо, почувствовала знакомый запах трав и цветов, который всегда успокаивал её. В такие моменты мир вокруг казался менее угрюмым, а заботы — не такими тяжёлыми. Но сейчас, когда Афифе собиралась уехать, этот уютный аромат лишь усиливал её тоску. — Пишите мне письма. Я хочу знать, как вы проводите дни, что нового узнали, какие книги прочитали. Главное, не пренебрегайте учёбой. Учитель Муса начал жаловаться на вас, говорит, что вы его совсем не слушаете.       Хюррем скривила лицо и отмахнулась. — Это не правда! Сколько можно учиться? Я уже давно всё знаю. Вот, Хатидже, например, наверняка никогда не брала в руки книги.       Афифе рассмеялась, а рыжеволосая немного успокоилась и представила как будет сидеть за своим письменным столом, аккуратно раскладывая пергамент и чернила, и с каждым движением пера будет передавать свои переживания, радости и мечты. — Я напишу тебе о том, как цветут пионы в нашем саду, — шептала она, глядя в окно, где яркие лепестки трепетали на ветру. — И буду рисовать их, чтобы ты могла увидеть, как они прекрасны.       Женщина, чувствуя, как её сердце наполняется гордостью за свою подопечную, кивнула. — Я буду ждать их с нетерпением. — Хорошо, — вздохнула Хюррем и отстранилась, упрямо сдерживая непрошенные слёзы. — Тогда иди скорее. Карета уже давно ждёт. Иншаллах, ты быстро поправишься. — Аминь, госпожа...       В конце концов, они крепко обнялись. Хюррем решила не сопровождать Афифе до экипажа, пообещав, что будет следить из окна. Когда дверь за женщиной закрылась, на розовых щеках выступили слёзы. Девушка ненавидела одиночество и в то же время боялась его.       Она подошла к окну и положила ладонь на холодное стекло. Афифе, остановившись, обернулась и ещё раз попрощалась лёгким взмахом руки. Грусть с новой силой сжала сердце Хюррем, и она всхлипнула, когда вдруг раздался стук, и в покои вошла служанка. — Госпожа, обед готов. Велите подавать? — спросила она, сделав поклон.       Рыжеволосая с раздражением вытерла слёзы и, разъярённая, обернулась к джарийе, впившись в неё горящим взглядом. — Кто разрешил тебе войти?! Убирайся немедленно и не позволяй никому больше беспокоить меня! Иначе я отправлю тебя в темницу! — П-простите, госпожа, я не подумала... — забормотала служанка, испугавшись за свою судьбу, ведь теперь некому было сдерживать импульсивную девушку... — Не испытывай моё терпение! Убирайся!       В тот же миг служанка исчезла, а Хюррем скрестила руки на груди и начала часто дышать, злая на выходку девушки. — Здесь одни дураки. Как же мне жить без тебя, Афифе? Может Махидевран пригласить?       Вокруг царила тишина, и это лишь усиливало её одиночество. Рыжеволосая чувствовала, как в груди нарастает пустота, и, взглянув на свой любимый куст пионов, на какое-то время задумалась, после чего резко покинула покои.

***

— Почему Афифе не позволяет мне его казнить? Он же не справляется со своими обязанностями! — сердито пробормотала госпожа, перебирая лепестки цветов.       В саду ей нравилось почти всё: каждый уголок, кустик и цветок. Здесь Хюррем находила спокойствие, иногда прячась от своих внутренних демонов, и, конечно, чаще всего проводила время с Афифе. Однако сад также хранил в себе и неприятные воспоминания. Например, те редкие визиты Хатидже и Сулеймана. Ей было противно слушать сладкие речи сестры о жизни в столице и улавливать тонкие намёки на своё безвыходное положение вдали от них. После их отъезда у неё не оставалось ни сил, ни настроения. — Если бы мне только повстречать Али-агу!       Хюррем не знала, почему именно эти цветы стали ей так дороги, но с тех пор она относилась к ним с особой заботой, в отличие от садовника, который, по её мнению, пренебрегал ими. Пару раз, охваченная яростью, она приказывала казнить его, но Афифе всегда останавливала её. — Госпожа... — донёсся до неё тихий голос.       Рыжеволосая резко обернулась и ухмыльнулась, увидев перед собой склонившегося садовника. Он знал, что его ждёт, поэтому крепко сжал губы и мысленно просил у Аллаха терпения. — И что же мне с тобой делать? — Хюррем высоко подняла подбородок и медленно начала обходить мужчину. — Ты забываешь о своих обязанностях. — Госпожа, я уже говорил. Сад огромен. И я стараюсь ухаживать за каждым уголком, но иногда просто не хватает времени, — произнёс Али, стараясь сохранить спокойствие в голосе и дёрнул щекой, как делал всегда.       Хюррем остановилась, прищурив глаза. Её гнев, как и цветы вокруг, был ярким и пылким. — Я уже говорила, что мне наплевать! Прикажу отрубить тебе руки, чтобы ты больше нигде не пригодился! — с яростью произнесла она, не заметив, как мужчина слегка дрогнул. — И никто не сможет меня остановить!       Ликующая улыбка на лице госпожи вызвала у Али тревогу. Он понимал, что Афифе Хатун уехала и теперь не сможет спасти его от опрометчивых приказов, как он считал, избалованной девчонки. Сколько бы женщина ни пыталась научить её смирению и состраданию, Хюррем была уверена, что слуги должны беспрекословно выполнять приказы и проявлять покорность, независимо от обстоятельств. — Это больше не повторится, госпожа, — тихо произнес садовник, крепче сжимая ладони. — Никаких повторений! Убирайся вон и не возвращайся! Если увижу тебя снова, познакомишься с крысами в темнице, и это будет ещё милостью... если, конечно, моё настроение не испортится. — Госпожа... но мне... — Не хочу слышать твоего голоса. Убирайся!       Хюррем отмахнулась, словно отгоняя надоедливую муху, и ему не оставалось ничего другого, как смиренно опустить голову и откланяться. — Выродок Шайтана, не иначе, — пробормотал Али себе под нос, с силой пнув камень под ногами. — Сколько сил здесь потерял...

***

      Наступил вечер, и мягкий свет заката окрасил сад в теплые оттенки золота. Хюррем, устав от стен дворца, вышла на улицу, держа в руках лютню, её любимый музыкальный инструмент. Легкий ветерок играл с её волосами, придавая ей ещё больше очарования. Она направилась к своему укромному уголку, где росли ароматные цветы, а зелень деревьев создавала уютную тень.       Устроившись на старой деревянной лавке, она нежно коснулась струн лютни, и в воздухе раздались мелодии, полные нежности и тоски. Госпожа погрузилась в музыку, забыв о времени и заботах.       Сад, казалось, оживал под звуки её игры. Птицы замерли, прислушиваясь к мелодиям, а цветы, словно в танце, покачивались в такт. Так пронёсся час, затем второй, и Хюррем не заметила, как стемнело. Слуги госпожу тревожить не смели.       Вдруг из кустов раздался тихий шорох, но она не обратила на это внимания, продолжая играть. Звуки лютни звучали всё более мелодично, и мир вокруг казался ей идеальным. Однако в этот момент из темноты вынырнула фигура. Она резко схватила её, зажав рот, чтобы не дать издать ни звука. Хюррем почувствовала, как сердце забилось быстрее, а в голове пронеслась мысль о том, что происходит.       Прежде чем она успела осознать, её ударили по голове. Мелодия лютни замерла, и мир вокруг погрузился в темноту.

***

      Хюррем медленно открыла глаза, чувствуя, как мир вокруг нее начинает обретать четкие очертания. В голове стучало, словно кто-то играл на барабанах, и каждый удар отдавался в висках. Девушка попыталась поднять руку, чтобы потереть лоб, но обнаружила, что она с трудом движется.       Память возвращалась к ней, как волны на берег. Она помнила, как сидела в саду, играла на лютне, а затем её схватили, и темнота. Воспоминания о том моменте были смутными, как туман, но страх охватил ее, когда она поняла, что произошло что-то ужасное.       Рыжеволосая дала себе немного времени прийти в себя и наконец-то смогла подняться. Она оказалась в небольшой, окутанной пылью комнате. Дрожала всем телом от страха, который пронизывал каждую клеточку. Тяжелый воздух наполнил ее легкие, делая дыхание сложным и затрудненным, а вокруг полумрак, словно непроглядная завеса, что лишала возможности видеть предстоящую опасность до того, как она окончательно вырвется к ней...       Но вот, из темноты появилась тень – мужчина. Его очертания сливались с мраком, делая вид до мозга костей зловещим. Шаги приближались, отзываясь в груди девушки громкими ударами.       Каждое его движение наполнялось угрозой, а каждое дыхание становилось причиной для новой дрожи в ее теле. От его присутствия витала опасность, которая тяжело легла на душу госпожи, сковывая ее свободу действий и лишая голоса.       Одна мысль потревожила ее и насквозь проникла в сердце – как защититься? Куда бежать, как спастись от его хладнокровного намерения нанести ей вред? Но ответ так и остался завернутым в тумане, недосягаемым и непонятным. Она сидела, замеревшая на месте, словно крошечная птица, осознавая беспомощность перед противником, способным лишить ее будущего.       Мужчина оказался перед ней, его фигура обрела контуры в тусклом свете комнаты. Он улыбался холодной ухмылкой, которая вызывала мурашки на коже. Его глаза сверкали лукавыми и зловещими искрами, предвкушая победу над этой выскочкой... — Я долго терпел. Пора преподать вам урок, госпожа... — Али?..       То, что она его знала, прибавило немного уверенности, однако выражение лица садовника заставило её прижаться к стене. — Чего ты хочешь? Я ясно выразилась...       Али сделал шаг к ней, чуть пошатнулся, и Хюррем быстро поняла, что мужчина явно был пьян. Посмел бы он в трезвом уме сотворить такое?.. — Надо же... И не кричите, что кинете меня в темницу, голову отрубите... Список ваших угроз огромен, так всё сразу и не вспомню, — с ухмылкой произнёс он, всё больше разгораясь от беспомощности девушки.       Али не очень помнил, как добрался до дома после того, как госпожа его прогнала, но в памяти чётко остались бледное лицо матери и её усталый, разочарованный взгляд. В таверне он оказался быстро, не замечая, как опустошается кувшин, и прекрасно ощущая, как его охватывает сжигающий гнев. А потом вдруг решил, что терять ему нечего... — За то, что ты даже пальцем посмел меня коснуться – тебе не жить...       Хюррем внимательно смотрела на мужчину и попыталась подняться, опираясь на руку, но ладонь предательски скользнула по стене. — Пусть, — он сделал ещё шаг и теперь возвышался над рыжеволосой, что вжала голову в плечи. — Работая во дворце, я мог хоть как-то выживать и помогать матери. Но кто я теперь? Пионы, пионы, пионы! Каждый день одно и то же! Какие-то цветы центр всего мира! Вот вы все у меня где! И пионы, и ты дрянь!       Али с ненавистью посмотрел на Хюррем, его глаза сверкали от ярости и обиды. Он чувствовал, как внутри него нарастает волна эмоций, которую он не мог больше сдерживать. — Ты не посмеешь...       Голос дрожал. Девушка почувствовала, как комок поднимается в горле, и её взгляд метался по комнате в поисках выхода. Она старалась понять, где же она находится. — Это заброшенная мастерская. Здесь никто не услышит.       Али потянулся к ней, и Хюррем, испугавшись, вскрикнула и бросилась в сторону. Но мужчина успел грубо схватить её за волосы и дернуть на пол. Тупая боль пронзила затылок, и перед глазами всё поплыло. В панике она начала беспорядочно бить руками и ногами, пытаясь вырваться. В какой-то момент ей удалось перевернуться на колени. — Помогите! Кто-нибудь!       Срывая кожу, Хюррем отчаянно поползла к двери, но Али навалился на неё сверху, прижимая к полу своим весом. — Не уйдёшь, — прохрипел он ей на ухо, обдавая тухлым дыханием.       Девушка дернулась, пытаясь сбросить его с себя, но сил не хватило. Она закричала от боли, когда он сжал её волосы в кулаке. — Сначала кое-что подправим... Ты должна страдать и видеть...       Одним резким движением садовник поднял её на ноги и потащил куда-то. Из-за слёз Хюррем не могла различить очертания, но чётко увидела яркое пламя свечи, которая притаилась в углу, не позволяя комнате погрузиться в полную тьму. Этот же огонь он поднёс к ней, и вдруг что-то задымилось. Неприятный запах ворвался в лёгкие, и девушка с ужасом поняла, что горят её волосы! — Это станет напоминанием о том, что даже власть не может скрыть твою никчёмность, и каждый понесёт свою расплату. — Потуши! Потуши! — С превеликим удовольствием.       Али толкнул её на пол и, самодовольно улыбаясь, наблюдал, как Хюррем металась, размахивая руками, плача и крича. Пламя удалось потушить, но половину её локонов уже не вернуть. — Если бы ты не лаяла на всех, как собака, возможно, тебя бы уже искали, но, увы... — с наигранным сочувствием произнёс мужчина. — Я убью тебя! — вдруг закричала Хюррем, вскочив с намерением вонзить ногти в глаза садовника. — О, как интересно...       Али увернулся и одной пощёчиной снова сбил её с ног. Приложив ладонь к горящей щеке, она прожигала его взглядом, и когда мужчина снова навис над ней, ударила ногой точно меж ног. Хюррем воспользовалась моментом и, подбежав к двери, начала дёргать ручку, колотить, звать помощь.       Сердце колотилось в груди, а в ушах стоял гул, мешая сосредоточиться. Хюррем бросила взгляд через плечо — садовник уже поднимался, его лицо искажала злобная улыбка. Она навалилась на дверь всем телом, и в этот момент рыжеволосая почувствовала, как его холодные пальцы сжали запястье, словно железные тиски. — Наивная... — Будь ты проклят, тварь!       Хюррем, не желая сдаваться, изо всех сил дернулась, но его хватка лишь усилилась. Внутри неё разгорелось пламя, не уступающее тому, что только что обожгло её волосы. Не раздумывая, девушка вцепилась зубами в руку мужчины. Он вскрикнул и отпрянул, а она, воспользовавшись моментом, метнулась в сторону, но запуталась в собственных ногах. Подол платья зацепился за торчащий из доски гвоздь, и, когда она рванула ногу, ткань разорвалась с треском. — Это уже любопытно... — усмехнулся Али, потирая место укуса, пока она пыталась прикрыться. — И куда ты собираешься бежать? Ночь обещает быть увлекательной. — Уйди, — слабо произнесла Хюррем, отползая назад.       Её грудь вздымалась от частого дыхания, лазурные глаза горели яростью, но паника сжимала грудь. Мужчина продолжал приближаться, а она всё ещё пыталась оказать хоть какое-то сопротивление, несмотря на слёзы, неконтролируемо катившиеся по щекам. В конце концов, садовник грубо притянул её за ногу, его руки сомкнулись на её шее, и перед ней остался лишь его взгляд – яростный, лишённый сочувствия, жаждущий мести.       Хюррем, шаря рукой в поисках спасения, чувствовала, как становится трудно дышать, а глаза затуманивались. Рыжеволосая подумала лишь о Афифе. Что с ней будет? Она представила, как та плачет над её телом, как горе окутывает её после похорон, как кормилица с каждым днём без неё будет угасать. Ещё где-то на подкорке ей вспомнились Мустафа, Махидевран, отец, мама... Даже всплыли в сознании Сулейман, Хатидже и Шах...       Вдруг раздался глухой звук, словно что-то произошло вдали. Веки сами собой начали закрываться. Это ли смирение?.. А затем — ощущение свободы... Хюррем резко открыла глаза, когда в лёгкие вновь ворвался воздух. Рядом что-то происходило, но из-за сильного приступа кашля она не могла ничего разглядеть. — Сукин сын!..       Хюррем услышала крик, за которым последовал хрип, и что-то брызнуло в её сторону. Она повернула голову и увидела два силуэта: один валялся на полу, захлёбываясь в луже собственной крови, а второй, сжимая что-то в руке, с ненавистью смотрел на труп и тяжело дышал.       Хюррем протёрла глаза и заметила красные капли на себе, осознанно оглядываясь вокруг: Али был мёртв, а его убийцей оказался... рыжеволосая смутно припоминала этого парня. Затем её взгляд упал на осколки, разбросанные по полу, а из окна, почти под потолком, торчали лишь остатки стекла. — Госпожа! Кюрт! — кто-то звал их из-за двери, одновременно открывая её.       В комнату вбежала девушка, за ней следовали несколько стражников. Хюррем не могла понять, что происходит. Незнакомка накрыла её чем-то и, обняв за плечи, вывела на свежий воздух, пока бостанджи разбирались с телом. — Всё в порядке, госпожа. Слава Аллаху, мы успели, — бормотала девушка, не отпуская рыжеволосую. — Кто вы? Как это произошло? — дрожащим голосом спросила Хюррем. — Госпожа, я здесь совсем недавно, поступила на службу к портным, а Кюрт на кухне работает...       Хюррем взглянула на парня, что отрешённо стоял неподалёку, испачканный кровью и не выпускал из рук осколок, которым решил судьбу садовника. Кюрт оказался немым. А девушка, часто выбираясь в сад ближе к ночи, когда работа подходила к концу, старалась гулять подальше от всех. В одну из таких обычных прогулок она услышала шум из старой мастерской. Ей потребовалось всего несколько минут, чтобы подкрасться, прислушаться и понять, что происходит беда. Она бросилась за помощью и на пути встретила Кюрта, который направлялся из кладовой. Затем он поспешил к мастерской, а она за стражей. — Спасибо, — тихо произнесла Хюррем и, невзирая на то, что её разрывало изнутри, слабо улыбнулась. — Ты так и не представилась... — Нигяр, — ответила девушка, слегка поклонившись. — Госпожа, что прикажете? — спросил стражник, указывая на тело, которое вынесли на улицу. — Выбросьте в море, — резко произнесла Хюррем, отвернувшись и крепче сжав руки, чтобы сдержать свои эмоции. — Госпожа, позвольте сопроводить вас в хаммам, а Кюрт тем временем приготовит что-нибудь.       Нигяр и юноша обменялись кивками, дав друг другу понять, что согласны. Хюррем же была безразлична к тому, куда её ведут. Внутри неё вдруг возникла пустота, словно все эмоции разом покинули её. Она не осознавала, что Нигяр поддерживает её под руку, ведь ноги едва слушались. В хаммаме она ей помогла помыться, а затем переодеться в покоях. Более-менее пришла в себя, когда Кюрт принёс горячий суп, ореховый лукум и салеп.       Этот день стал для неё переломным моментом. Хюррем утратила свою прежнюю сущность и приказала никому не говорить о произошедшем, поэтому никто не мог понять, что вдруг случилось с весёлой, шумной и пылкой девушкой. Однако эта утрата была частично компенсирована. Рыжеволосая обрела верных друзей, но вскоре Кюрт тяжело заболел и ушёл из жизни. Девушки не забывали его, часто навещая могилу, особенно Хюррем, которая могла проводить там часы. А через пять лет её выдали замуж. — Госпожа, что с вами случилось?!       Нигяр и Гюль-ага нашли её на полу, заливающуюся слезами, среди осколков, воды и цветов. Джарийе сразу узнала их, содрогнулась, но опустилась перед рыжеволосой, нежно вытирая слёзы с её щек. — Кто?.. Кто принёс это сюда? — с трудом выдавила Хюррем, несмотря на мелкую дрожь, охватившую её тело. — Госпожа, это от Турны Султан... Сказала, что просит прощения, — растерянно поведал евнух, не представляя, что произошло.       В этот момент Хюррем резко вскочила на ноги. Гюль-ага и Нигяр лишь что-то кричали ей вслед и не могли догнать. Пелена ярости затмила её разум, и она мчалась по коридорам, как ураган, стремительно ворвавшись в покои Турны. Та, услышав шум, подскочила с тахты и рассеянно поклонилась. — Я убью тебя сейчас, гадкая змея!       Рыжеволосая двинулась на девушку, а та ускользнула от неё к дверям. — Госпожа, чем я провинилась?! — пискнула она, не на шутку испугавшись, ведь не думала о таких последствиях. — Ещё спрашиваешь?!       В этот момент прибежали Гюль-ага и Нигяр. Евнух встал между ними, а джарийе осторожно потянула Хюррем за руку, но та резко вырвала её. — Госпожа, вам не понравился мой скромный подарок? — Турна успокоилась, но оставалась настороже. — Замолчи!       Хюррем вновь бросилась к девушке, но Гюль-ага успел вовремя её остановить. — Госпожа, успокойтесь! — Гюль-ага, лучше отпусти. Не навлекай на себя беду! — Что здесь происходит?       Строгий голос Валиде Султан прозвучал так неожиданно, что все замерли. В сопровождении Дайе она появилась на пороге, окидывая каждого пронизывающим взглядом. Казалось, будто бы вчера она не лежала в окружении лекарей. Стояла уверенно, но её лицо было бледным, а под глазами темнели круги. — Языки проглотили?       Хюррем, сжав кулаки, пыталась подавить в себе гнев, но в глазах её горел огонь. Турна склонилась перед Хафсой и ответила: — Госпожа, я занималась своими делами, как вдруг ко мне ворвалась Хюррем Султан. Не могу понять, чем вызван её гнев. — Не можешь понять? — язвительно передразнила рыжеволосая, но Валиде прервала её холодным взглядом. — Вы забываете, кто вы, — голос женщины был как ледяной ветер, пронизывающий до костей. — Вы не просто женщины, вы — госпожи. И ваша роль в этом дворце требует от вас мудрости и сдержанности. Особенно это касается тебя, Хюррем. — Спасибо, конечно, госпожа, но свою роль я определю сама, а вы займитесь своей невесткой, — ответила сестра Султана, и, проходя мимо Турны, тихо сказала. — Не попадайся мне. Заруби себе на носу. — Хюррем! — воскликнула Хафса, однако девушка проигнорировала её и ушла.

***

      Теплый свет свечи мягко освещал покои, создавая уютную атмосферу, но в душе Хюррем царила полная противоположность. Она лежала на кровати, уставившись в потолок, и в руках крутила кинжал, его холодная рукоять ощущалась как отражение её внутреннего состояния.       Воспоминания о недавних событиях, о словах, и о поступках, накатывались волнами, заставляя сердце сжиматься от боли. Целый день рыжеволосая провела в покоях, закрывшись от внешнего мира и никого не впуская. Она чувствовала, как тишина комнаты становится гнетущей, словно сама атмосфера осуждала её за слабость.       Сжав крепче рукоять кинжала, Хюррем провела пальцем по сверкающему острию, немного выпустив крови. Так и замерла, наблюдая за тем, как капля медленно вырывается наружу и тонкой линией стекает по фаланге, пока не раздался тихий стук. Девушка отложила оружие и поднесла палец к губам, слизнув кровь. — Кто? — лениво спросила она, выбираясь из постели. — Госпожа, это я, — отозвалась Нигяр, и Хюррем впустила её.       Нигяр, входя в покои с подносом, внимательно осматривала обстановку и заметила кинжал на постели, от чего её сердце забилось быстрее. Она обернулась к госпоже, а на лице читались страх и печаль. — Зря утруждалась. Я не голодна, — предупредила Хюррем, будто не замечая выражения лица Нигяр.       Нигяр замерла на месте, не зная, как реагировать на слова госпожи. Она знала, что Хюррем часто прятала свои истинные чувства за маской безразличия, но сегодня в её глазах читалась особая тень. Девушка почувствовала, как холодок пробежал по спине... — Но, госпожа, — начала она, стараясь подобрать слова, — Это поможет вам восстановить силы.       Хюррем лишь отмахнулась, её взгляд был устремлён в пустоту. Джарийе поставила поднос на стол и подошла ближе, чтобы лучше рассмотреть лицо своей госпожи. — Я понимаю, что боль не исчезает так легко, — тихо произнесла она, ощущая, как её голос дрожит от волнения. — Но с каждым разом эта тьма поглощает вас всё сильнее. Зачем вы здесь?       Рыжеволосая тяжело вздохнула и закрыла лицо ладонями, осознавая, к чему её подводила Нигяр. — Я открылась, показала свою уязвимость. Всё, что мы нашли, сгорело дотла. Я не смогу узнать, что на самом деле произошло тогда. С самого начала не стоило в это ввязываться, не стоило приезжать...       Нигяр обняла Хюррем за плечи и мягко подтолкнула её к тахте. Когда та села, она настойчиво протянула ей чашку с чаем. Хюррем взяла её, руки дрожали, и она почувствовала, как горячий пар обжигает кожу. Взгляд скользнул по комнате, где тени танцевали на стенах. Она сделала глоток, но напиток не смог согреть её изнутри. — Я думала, что смогу справиться, — прошептала она, не в силах сдержать слёзы.       Нигяр, не отводя взгляда, продолжала держать её за плечи, словно стараясь передать свою силу. Хюррем чувствовала, как тепло подруги проникает в её сердце, но этого было недостаточно, чтобы развеять мрак, который окутывал её душу.       Рыжеволосая снова посмотрела в чашку, как будто искала в ней ответы. Там отражались её страх и неуверенность, словно тёмные воды, в которых она пыталась утопить свои переживания. Девушка чувствовала, как её сердце сжимается от безысходности, и в этот момент ей казалось, что даже чай, который она держала в руках, стал холодным, как её собственные мысли. — Почему я не могу забыть? — прошептала она, глядя в пустоту. — Почему каждый звук, каждый запах возвращает меня обратно в тот момент, когда всё изменилось? Я не хочу, чтобы это определяло меня. Но как избавиться от этого груза? Как отпустить то, что так глубоко врезалось в мою душу? — Госпожа, — начала Нигяр, её голос был тихим и нежным, как утренний свет, пробивающийся сквозь занавески. — Выход один – и это принять свою уязвимость как часть себя. Вы не сможете забыть. Позвольте себе чувствовать, позвольте себе быть слабой. Вы не одна. Мы все носим свои раны, и иногда они становятся частью нашей силы. — Как можно превратить боль в силу? — Это процесс, — ответила Нигяр, её глаза светились пониманием. — Начните с маленьких шагов. Позвольте себе вспоминать, но не позволяйте этим воспоминаниям управлять вами. Запишите свои чувства, поговорите с теми, кто вас понимает. Ищите красоту в мелочах, в том, что вас окружает. И вы обретёте новую версию себя, более сильную и мудрую. Ваша история не закончена, она продолжается. И в ней есть место для исцеления, для надежды. — Надежда, — хмыкнула Хюррем, вспоминая вчерашний разговор с Ибрагимом, и её сердце забилось быстрее. — Почему мы не обсудили это раньше? — Потому что вы этого не хотели. Вы убегали, закрывались и пытались справиться с проблемами в одиночку. — Верно, — кивнула Хюррем, уголки её губ дрогнули в улыбке, что обрадовало Нигяр.       Вдруг послышался топот, словно кто-то бегал за дверями. — Что там происходит? — нахмурилась госпожа, отставляя чашку с чаем. — Наверное, готовят покои для Шах Султан. — Шах? — Хюррем обернулась к девушке, явно удивлённая новостью. — Вы не знали? Она должна была приехать на похороны, но не успела из-за размытых дождями дорог. Её муж также займет место Рустема Паши в совете. Об этом все шепчутся. — Ничего себе, — прошептала Хюррем, ведь со средней сестрой всё было гораздо сложнее. Они виделись всего пару раз.       Вдруг послышался стук, и в покои прошёл Гюль-ага, заметно расслабившись, когда увидел благоприятный настрой госпожи, нежели утром. — Что такое Гюль-ага? — Ибрагим Паша хочет вас видеть.