Дополнение: А ещё он лжец / Addendum: He Is Also A Liar

Приют Вула, Лондон, 1935 год За восемь бесконечно длинных лет своей, надо признать, короткой жизни Том Риддл возненавидел множество вещей. Он ненавидел серую форму и колючие шерстяные носки, которые его заставляли носить, ненавидел пустую коробку в семь на десять футов, в которой он жил, что приют имел наглость называть комнатой. Он ненавидел склизкую еду и мизерные порции, которые он получал, ненавидел других детей и бесхитростные мысли, которые рождались в их головах. Но больше всего на свете он ненавидел миссис Коул. Она не относилась к нему сильно по-другому, чем к остальным детям, но он видел разочарование, а иногда даже страх в её глазах — она знала, что он был другим. Но вместо того, чтобы предоставить ему особенные дозволения, которых он заслуживал, она постоянно пыталась «помочь» ему. Только где-то на задворках её мозга сигналы путались, и вместо того, чтобы считать Тома одарённым ребёнком, коим он знал, что является, она как будто бы считала, что он оказия, которую надо скрывать. Она привела какого-то приятеля с другого конца города — доктора, каких поискать: спина мужчины была прямой, как шомпол, а его взгляд — проницательным и аналитическим. Единственной подкупающей чертой миссис Коул было то, что она постоянно суетилась, а потому оставила мальчика с доктором наедине, занимаясь другими делами. Что было очень удачно для Тома, иначе он не был уверен, что смог бы сделать то, что собирался. Том давно смирился, что не мог предпринимать открытых действий против молодой настоятельницы: в конце концов, не было никакого смысла усложнять собственную жизнь, особенно если ему некуда было больше идти. Когда он был младше, он подумывал о том, чтобы сбежать, но этот шаг показался драматически безответственным, и все остальные, кого он видел пытающимися, возвращались в течение недели. В день, когда он осознал, что в какой-то мере мог прилагать свою волю к миру вокруг себя, потребовалось немало самообладания, чтобы не отправить миссис Коул кубарем вниз по лестнице толчком своей мысли. Приют Вула был для него ближе всего к понятию дома, и, хоть ему не нравилась настоятельница, ему определённо не хотелось получить вместо неё неизвестную замену. Он сохранит с ней статус-кво лишь потому, что она была знакомой. Но все остальные? Лёгкая добыча, пока поблизости нет миссис Коул, чтобы это засвидетельствовать. Её друг-доктор собирался поспешно удалиться, хотел он того или нет. У мужчины было скромное телосложение, он был невзрачен, а весёлость он носил как маску — за его дружелюбием скрывалась острота его улыбки. С фальшивой неторопливостью он опустился на шаткий стул, составлявший треть мебели в комнате, и без разрешения или приглашения почувствовал себя как дома: — Привет, Том. Не возражаешь, если я буду называть тебя Томом? — он не стал дожидаться ответа. — Меня зовут Эдисон, — просиял он и протянул руку. Но доктор вот-вот должен был узнать, что Том тоже мог остро улыбаться — острее, чем кто бы то ни было. Мальчик позволил губам скривиться в жёстком лезвии ухмылки и поправил: — Доктор Эдисон, Вы хотели сказать. — В таком тоне нет нужды, — ответил Эдисон, опустив руку и быстро взглянув в ошеломлении. Возможно, он никогда не встречал такого выдержанного восьмилетнего мальчика. — Я здесь просто чтобы поговорить с тобой, Том. — О чём? — Том противно растягивал слова, его терпение и без того на редкость истончилось от такого вторжения в его жизнь. — О погоде? О том, как проходят мои уроки? Что миссис Коул думает, что я бы доставлял меньше хлопот, если упечь меня в дурдом? Доктор едва сдержался, чтобы не вздрогнуть от этого холодного обвинения. Скорее всего, он думал, что, пока не упомянет причину своего визита, мальчик никогда о ней не узнает. Он был в корне неправ: Том научился достаточно неплохо читать людей и он практически всегда знал, что они пытаются от него скрыть. Но доктор споро отшутился, попытавшись спасти ситуацию: — Ты перебарщиваешь, мой мальчик. Никто ничего не говорил о… — Но Вы правы, — оборвал его Том. Он успокоил свои мысли, сосредоточив свою волю на одной вещи. — Я поговорю с Вами, и я скажу Вам следующее: когда я закончу, Вы будете следовать каждому слову в точности. — Ты очень дерзкий для мальчишки своего возраста, — резко сказал Эдисон из-за рассыпающегося фасада дружелюбия, — но ты поймёшь, что у тебя едва ли есть рычаги влияния в этой ситуации. Том потянулся к тому внутреннему стержню, к тому колодцу, из которого он черпал в таких случаях. Это было глубокое погружение — ему ещё предстояло найти дно, — и он ухватился за эту силу, заставляя её подниматься и выходить из него, закручивая её в ряд обдуманных слов. Когда он заговорил, его голос был сильным и гулким, как будто его была дюжина: — Ты посидишь здесь молча несколько минут, а потом уйдёшь восвояси. По дороге ты сообщишь миссис Коул, что со мной всё в порядке, и, как бы она тебя ни умоляла, ты больше никогда сюда не вернёшься. Эдисон, побледнев, нахмурился: — А теперь и впрямь, мальчик… Том нырнул глубже, напрягся сильнее, выкрикивая: — Слушай меня! — и он начал повторять свою команду снова и снова, пока глаза доктора Эдисона не остекленели. К этому времени Том взмок: он никогда раньше не пытался сделать ничего настолько сложного и не был до конца уверен, что делал это правильно. Но вообще это не особенно отличалось от остальных пустяков, которые он совершал: если он мог заставить бродячих кошек по собственному хотению переходить вброд ледяную воду на улице, то не было никаких причин, почему он не мог заставить доктора Эдисона подчиняться ему. И всё же он продолжал, даже после того, как глаза мужчины потускнели и стали лихорадочными. Он всё ещё должен был убедиться, что никто не придёт забрать его. В его левом виске начало образовываться отвратительное давление, и чем сильнее он нажимал для воздействия своей воли, тем хуже оно становилось. Комната затряслась, окно задребезжало в своей хлипкой раме, а шкаф, кровать и стул начали мерцать. Он был так близко, он чувствовал это — доктор Эдисон был в его власти, ещё чуть-чуть, и его проблема сама разрешится. Но с последним нетерпеливым рывком давление ослабло. Раздался оглушительный «крак», и Том понял, что падает, ударяется навзничь, будто пробиваясь сквозь лёд. Он приземлился с ужасным толчком, пятки заскользили по мокрой траве, пока он окончательно не перевернулся и не упал, растянувшись на спине.

***

Начальная школа Западного Лондона, Лондон, 1987 год Гермиона Грейнджер уже некоторое время знала, что она была не совсем похожа на остальных детей своего возраста. Например, она помнила уроки и разговоры гораздо лучше своих товарищей. А ещё ей нравились её уроки, она с готовностью впитывала их, даже хотела заниматься вперёд, чтобы посмотреть, как далеко она может зайти, пока, наконец, обо что-то не споткнётся. И иногда, лишь иногда она почти думала, что может… заставить вещи случаться, если она хотела этого достаточно сильно. Эта мысль была глупой, а она уже была достаточной мишенью без необходимости подливать масла в огонь. Её одноклассники безжалостно над ней издевались, дразнясь обо всём, начиная от её волос, заканчивая её оценками. Она ничего не могла поделать с тем, что была умной, это было у неё от природы, и уж точно это не должно злить других людей. Она была уверена, что, если бы они просто попытались, её одноклассники могли бы с лёгкостью сравняться с её результатами. Но они никогда не пытались. Оказывается, проще было быть злыми, чем умными. Поэтому она избегала их. Гермиона проводила всё своё свободное время на маленькой скамейке, которая уныло затерялась среди каких-то кустов — никто не пытался её там искать. Пока остальные ученики бегали и лазали по игровой площадке, она тихо сидела со своими библиотечными книгами, погружённая в единственных друзей, которые у неё когда-либо были. Солнце ранней осени сияло вокруг неё, приглушённое древними деревьями, окружающими школьный двор, и недавно прошедшими дождями. Гермиона довольно вздохнула и открыла одолженную книгу «Джеймс и гигантский персик». Она читала её раньше, но экстраординарная странность истории Джеймса манила её. Она лишь добралась до части, где юный сирота встречается со своими попутчиками, когда громкий шум увёл её внимание от чтения. Гермиона взглянула поверх края своей книги и увидела любопытного мальчика, распластанного по земле. Он был бледен, с тёмными волосами и ещё более тёмными глазами и казался очень высоким и нескладным, хотя она была уверена, что они были примерно одного возраста, судя по мальчишечьей округлости его лица. Она было подумала, что он мог бы быть новым учеником, но на нём была какая-то форма — тусклая серая куртка, протёртая на локтях и манжетах, — которая указывала на то, что ходил в другую школу. Она ощутила его безмолвное содрогание от боли и посмотрела наверх: там не было никаких сломанных веток, чтобы указать на то, что упал с дерева над ней, но ничто другое не имело смысла. Мальчик же не появился из ничего. — Тебе не стоит лазать по деревьям после дождя, — сделала замечание Гермиона, вернув внимание книге. — Ты мог себе что-то сломать. Краем глаза она заметила, что мальчик вскочил на ноги, отмахнувшись от дискомфорта, как от чепухи. Он навис над ней, нахмурившись, когда выплюнул: — Я ни на чём не лазал. Она закатила глаза и перевернула страницу, притворно спрашивая: — И как ты тогда упал? Его заметно раздражало отсутствие внимания с её стороны, и он, грозно нахмурившись, выхватил книгу прямо из ее пальцев: — Где я? — властно спросил он. Но Гермиона не слушала: всё её внимание было устремлено на несчастную книгу в твёрдом переплёте, которую у неё так грубо отобрали. Мальчик держал её достаточно осторожно — возможно, ему тоже нравилось читать, — но его рука протягивалась так далеко над ней, что она не могла и надеяться достать до неё самостоятельно: — Верни её, — резко сказала она с намёком на панику — в конце концов, эта книга ей не принадлежала, она была библиотечной и забота о ней была её ответственностью. Мальчик какое-то время над этим размышлял, затем его хватка усилилась, а в уголках губ начала собираться маленькая улыбка. Он поводил книжечкой дразняще близко, а слова «Заставь меня» невысказанно повисли между ними. Гермиона забеспокоилась. Ей нравилась библиотека: в ней было так много разных книг для чтения на столько разных тем, о которых она даже не догадывалась, а библиотекарь был похожим на дедушку джентльменом, который всегда откладывал что-то особенное для неё. Он так разочаруется, если она потеряет эту книгу. Может, он никогда больше не будет ей доверять. Что, если она потеряет все свои права из-за этого? Может ли библиотека изгнать её за украденную книгу? Ей не хотелось проверять — библиотека была её убежищем, и она бы не стала подвергать свой доступ опасности. Рискнув, Гермиона вскочила на ноги, встав на скамейку, чтобы в свою очередь нависнуть над мальчиком. Однако он будто бы предвидел её движение, потому что его тощая рука протянулась за него, лишь за пределы её досягаемости. В отчаянии и с ощутимой злобой она прыгнула, намереваясь сбить обидчика с ног. Но во мгновение ока он исчез, испарился из существования, будто бы его там никогда и не было. Гермиона ошеломлённо уставилась на то место, где он стоял, но мальчика уже и в помине не было. С замиранием сердца она поняла, что и её книги тоже.

***

Приют Вула, Лондон, 1935 год Тошнотворное чувство подбиралось к границам разума Тома — оно недалеко ушло от ощущения прилипчивого, влажного белья, которое с него отдирают, — и с очередным толчком он обнаружил себя снова в своей комнате. Он вряд ли пропал надолго, потому что доктор Эдисон всё ещё был там, а вихри силы, которые кружили вокруг его мебели, только-только улеглись. Он чувствовал себя опустошённым, его конечности были слабыми и вялыми, будто он только что избавился от лихорадки, и Том всё ещё не был до конца уверен, что произошло. Тонкая книга в его руках была доказательством, что ему это не померещилось — он переместился в какое-то неизведанное направление и обратно лишь силой своих мыслей. Это было немного неудобно, потому что он сделал это ненарочно — ни пришёл, ни ушёл, — но он с восторгом добавил этот новый трюк в свой репертуар. Доктор Эдисон неловко встал на ноги, его движения были резкими и механическими, когда он выходил. Том лишь вполуха прислушивался к разговору в коридоре: ровным тоном Эдисон повторял, как попугай, то, что приказал ему сказать Том, за чем сиюминутно последовало замешательство миссис Коул, которая пыталась не дать доктору уйти. В считанные секунды она стояла в его дверном проёме, сдерживая себя, будто она не решалась войти. Том предположил, что её обуял страх или подозрения. Она всегда такой была, и он с удовольствием давал ей вариться в собственной бесполезной панике. Он не обращал на него ни малейшего внимания, оно было больше приковано к книге, которую он выхватил. Её обложка была цветной и глянцевой, и она очень отличалась от тканевых или кожаных переплётов, к которым он привык. Он предположил, что эта копия должна была быть очень дорогой, особенно с учётом паники её прошлой владелицы. Да и она была какой-то другой, раз уж он задумался об этом: девочка в брюках, её волосы свободно вились, а не были разумно подвязаны ленточками. Какую сказку могла бы найти интересной подобная необузданная тварь? Охваченный любопытством, Том удобно устроился на своей кровати и отогнул толстую титульную страницу. Он проглотил книгу, прочитав её от корки до корки за рекордно короткое время. Это была захватывающая история о магии и несуразных существах. Однако, что действительно захватило его внимание, была дата издания. В благоговейном трепете, возможно, первом в своей жизни, Том провёл трясущимся большим пальцем по четырём сверхъестественным цифрам: 1961.