Тарталетки

— Важно то, что внутри, — назидательно говорил Намджун. Рассуждал о физике и метафизике. Цвет кожи разный, но кровь у всех красная. Чьи-то помыслы чисты, а чей-то моральный компас сломан… В детстве и в подростковом возрасте Юнги слушал радио и любил ночную передачу, что вели двое мужчин. Они ставили классику и подолгу рассказывали о композиторах, об их произведениях, о мире музыки в целом. Конечно же, они не перескакивали внезапно с корейского на английский или японский, не ссылались на поп-культуру и не шарили за мемы, но Намджун — современная версия, что заменяет и радио, и ведущих. Он то поёт, то занудничает, то с ехидной улыбкой протягивает нечто в фиолетовой упаковке. — Эм… — Хрустящее, хрустящее! Счастье в шоколаде Кэдбери… Реклама была такая, помнишь? Мин пытается нагуглить хотя бы слоган, натыкается на видеоролик с детьми, танцующими бровями, и ложится щекой на клавиатуру с усталым: «Да какого хуя, Нам?». — А? — оборачивается тот с другого угла комнаты. — Где твоя кнопочка выключения? — Там же, где и включения. — Где? Джун прижимает руку к груди. Жуя шоколад, Юнги представляет. Один шустрый сперматозоид выиграл в гонке к яйцеклетке, потом была какая-то биохимическая магия, деление клеток, формирование плода, и вот сердце эмбриона забилось, родился мальчик, назвали его «Ким Намджун» и спустя годы жизни это чудесное чучело опрокидывает на себя миску лапши и сидит в студии в трусах с принтом ромашек. — Хён?.. «О, а ты оказывается бреешь подмышки», «У тебя напряжены соски, замёрз?», «Как давно качаешься?», — мог бы сказать Юнги, но не произносит и слова, молча уставившись. — Хён, я знаю, что сбиваю с настроя и мешаю, прости, правда, я случайно, обжёгся вон… — Когда оденешься? — Как только бро привезёт шмот на смену. Это произойдёт быстрее, чем высохнет испачканное. Мин глубоко, очень глубоко вздыхает, кидая тоскливый взгляд на часы. — Ты только о нём и говоришь, — цокает языком Хосок, без стеснения шлёпая по рукам. Перестав грызть загрубевшую кожу у ногтей, Юнги сжимает пальцы в кулак. — Он заполнил весь мой эфир. Всё личное пространство. — Ты работаешь и с другими людьми тоже. — Наше расписание часто совпадает. Графики… — Не настолько, чтобы его имя ты произносил чаще, чем моё. — Ревнуешь? — довольно улыбается Юнги. — Я незаменим. — Незаменимых нет. Но есть те, кого и не хочется никем заменять. — Если Намджун уволится, что будешь делать? Пожав плечами, Юнги тянет палец в рот… — Мне бы хотелось покоя и тишины. — Speak up. — Провести день продуктивно, не отвлекаясь. — Speak up! — Не думать о тебе постоянно, блять. Дай мне заняться чем-нибудь ещё, Джун-а, пожалуйста. Намджун делает вид, что вдевает ниточку в иголку и зашивает себе рот. Где-то часа через полтора он орёт в монитор, матерясь, и Юнги маскирует беспокойство за злорадным смехом. — Лирический герой и его муза… В баре джаз, клаб-сэндвичи, пиво, потёртые столы, зелёные салфетки. Серебрянная цепочка на шее Намджуна блестит, отражая тусклый свет, мягко и волшебно. Юнги задумчиво погружает язык в пузырящуюся пену перед тем, как сделать глоток, за что удостаивается почти нежного: «Кот». — Персонаж, собирательный образ, — как ни в чём не бывало затем продолжает Нам. План сдерживаться и не трепаться привёл к тому, что плотину прорвало и они задерживаются после работы, чтобы восполнить дефицит и добить норму ежедневного общения. С Намджуном интересно, и Юнги искренне недоумевает, когда тот умудряется читать, смотреть фильмы, ходить на выставки, видеться с друзьями и просто гулять. — А чем ты занимался в выходные? — Я не помню. Спал? Когда Намджун доверяет ему почитать свои тексты — Юнги до глубоких ран прикусывает нижнюю губу. «Ю секси гёрл», стрелки, стринги, как ты оказалась в моей постели, вэлкам ту май фэйворит плэйс. — Это о бывшей? Нынешней? Будущей? — Гипотетической. — Довольно… Выпукло. Как будто было, со знанием дела. Легко представить тебя со светской львицой, роскошной леди в шёлковом платье в обтяжку с декольте… — Мне больше нравятся девочки в кедах. Длинные волосы, короткие шорты. — Ясно. — Дерзкие и милые. Люди. — Угу. И как будто бы, где-то в отголосках Юнги мерещится и детали собственного образа, но это скорее издержки того, что они регулярно — рядом, и наложился отпечаток подсознательно, не более того. Вся красота, весь результат будет подарен, подан кому-то другому, а Юнги разве что свидетель и косвенный участник тяжелого процесса создания творений. Вот они сидят, ваяют, зарабатывают деньги, и Намджун пойдёт и сольёт зарплату на какие-нибудь колечки. Будет у него Ким-кто-то-там, уволится, переедет, даст жизнь ещё большему количеству Кимов, неординарных, уникальных, удивительных, и это хорошо. — ХЁН! О чём ты там так задумался? У тебя кровь по подбородку течёт! — Здорово, что ты не гей, Джун. Юнги не удивляется, когда в командировку их закидывают вдвоём. Обмен опытом, налаживание связей, контракты — солнечные очки, рубашка, повязанная рукавами на поясе, подтаявшее мороженное, белозубая улыбка загорелого Намджуна… Намджуна, которого хочется придушить, чтобы сам не мучился и никого не мучал. Всё прекрасное в нём умножается на ноль, когда Джун теряет паспорт, билет, чемодан, эйрподсы, последнюю каплю терпения и едва ли не дерётся с сотрудником аэропорта. В кресло самолёта Юнги падает выжатый, как лимон. — Заебись, а ведь только начали. — Всё ведь наладилось. Ну, кроме наушников. — И моих нервных клеток. Сняв кепку, Юнги оттягивает прядь волос чтобы посмотреть и проверить, не поседел ли он. Закидывается успокоительными и снотворными таблетками и просыпается спустя несколько славных часов в «нигде» без Намджуна — на Намджуне, что крепко обнимает, подняв подлокотник и замотав в плед, как в кокон. — Чт… Что происходит? — Моральная компенсация. Удобно? — И тепло, да. Сам-то как? — Мне бы в туалет, и я готов продолжить. — Какие жертвы. — Не жертвы, мне тоже нравится. — Иди, куда собирался. Намджун, с затёкшими ногами, валится в проходе. Спасибо, что у них разные номера — и спасибо, что Нам всё равно остаётся у него, жалуясь на разницу часовых поясов и то, что уже выспался. — Пойдём гулять? — Лень. — Да давай разомнёмся. — Всё закрыто наверняка кроме клубов и баров, а пить нам нельзя. — Прихватим водички в круглосуточном, какого-нибудь фастфуда и вокруг отеля навернём кружочек? — ...Поставь сразу сто будильников на всякий случай. Ночной Намджун — иной Намджун. В темноте чужого города, придерживающий за локоть на светофоре и ржущий гиеной над какой-то фигнёй. В один момент ему будто семнадцать, и вдруг он снова затирает нечто заумное. Стараясь не отставать, ступая шаг в шаг, Юнги чувствует себя в безопасности. Нет уверенности, что всё пройдёт гладко, но почему-то легко и всё кажется возможным. …За неделю Юнги учится распознавать микромимику и малейшие оттенки интонаций с доскональной точностью. — Ой… — Иди, ищи. Джун разворачивается и бежит обратно в бизнес-центр. Нет нужды уточнять, что он забыл на этот раз — телефон, куртку, сумку, это может быть что угодно. Юнги ждёт, читая новые сообщения в рабочих чатах, и у него резко начинает болеть голова от письма от начальства. — Хён, прикинь… — Мне выделяют собственную студию. — Ооо! Круто! Идём отмечать! — Ты не понимаешь… — Я знал, что так и будет. Все наши подозревали, что выделят именно для тебя, поздравляю! На уличной терассе ресторана, заказав лобстеров и вина, Намджун, на эмоциях, стреляет у прохожего сигарету и затягивается, скуривая в один вдох едва ли не половину. — Нихуя себе. — Будешь? Сигарета тёплая и чуть влажная у фильтра, сильно пахнет, а у Намджуна едва заметно дрожат пальцы, когда он вставляет её в разомкнутые губы Юнги. — Это не по-гейски для тебя? — Нет. А что? — Почему ты тогда сказал мне, что здорово, что я не гей? — Твой генетический материал не должен быть предан забвению, Джун-а. Наплоди наследников от красотки с… Как там было-то в текстах… — Это всё не важно. Старые тексты, прошлые мечты. — Что тогда важно? — Настоящее. — Настоящее определяет наше будущее. — Будущее сложно… Предсказать. Необходимо сосредотачиваться только на настоящем моменте. — Окей. И как оно? — Прекрасная компания, вкусная еда. Я заграницей, контракт подписан, все мои документы у тебя. Шикарно. — А если бы вместо меня был кто-то другой? — Хён, ты как девушка, спрашивающая, любил ли бы я её по-прежнему, будь она червяком или пчелой. Юнги тушит окурок о подошву кед, заворачивает в салфетку, откладывает на край стола. — Буду скучать по нашим разговорам. — Ты переедешь выше на пару этажей, не драматизируй, никуда ты от меня не денешься. При всём уважении, хён. — Что это значит? — М? — Никуда от тебя не денусь, что ты имеешь в виду? — Нам вроде бы хорошо друг с другом, разве же нет? — Творчески? — В том числе. — Джун-а. Спик ап. — Мне хорошо с тобой, я не хочу тебя терять. — Так… Продолжай. — У нас даже свеча на столе горит, романтика… — Ты гетеро. — Я не стопроцентный гетеро, существует шкала, спектр. И вот где-то в диапазоне бисексуальности есть отметочка с твоим именем. — Чего? — Юнги делает большой глоток вина. — Погоди, я делаю тебя не натуралом? — Был не натуралом и до тебя. Я к тому что нахожу тебя сексуально привлекательным. Помимо того, что ты мне нравишься как личность. — А почему вот это всё происходит сейчас вообще… — Я не примазываюсь из-за новой студии. — Верю. Почему… Почему только сейчас? Именно сейчас? — Ты кажешься открытым для подобного диалога. Хочу рассказать тебе всё. И я хочу поцеловать тебя не косвенно через сигарету. — Был бы я девочкой, я бы точно потёк. — У тебя когда-нибудь на меня вставал? — Да ёб твою мать, Ким Намджун, дай поесть спокойно. — Похуй, заберём с собой. Допиваем вино, и в отель. — Залпом? — Слабо? Юнги смеётся, чокается с ним и опрокидывает бокал в себя. Это происходит у стены, буквально у порога — целуясь, они медленно оседают на пол, и Юнги оказывается сидящим на коленях Намджуна с задранной футболкой, постанывая от лёгких укусов и давления ладони, активно наглаживающей между широко разведённых ног. — Давай, детка, встань и расстегни ширинку. Яркие, припухшие губы растягиваются вокруг члена — Юнги часто моргает, пьяный от алкоголя и эйфории, обхватывая голову Джуна руками и плавно толкаясь глубже, за что его бёдра поощрительно сжимают, притягивая ещё ближе и заглатывая. — Пиздец. — М-м-м. Утром Намджун бродит по номеру, лохматый и голый. — И что вот ты потерял на этот раз? — ворчит Юнги, высовываясь из-под одеяла на свет. — О, нашёл. — Серьёзно? Меня? — Тебя. Привет. — Привет. Улыбаясь, Джун ложится рядом, обнимая. — Ты большой и нелепый. — Speak up. — Похож на Тотторо, плюшевый такой, невероятный. Можно я на тебе ещё посплю? — И так проведём весь выходной? — Для начала да. Теперь, да, вот так, — залезая, Юнги целует в плечо. — А потом… — Шшш. Сосредоточься на настоящем.