Тарталетки

— Нууу… — тянет неуверенно Чимин и чешет затылок, превращая причёску в первозданный хаос. — Тэхён он… Юнги приподнимает одну бровь. — Ведьма, — заканчивает за тонсена Намджун, и Юнги приподнимает и вторую бровь. Потому что Намджун атеист, реалист, нигилист, айкью дохуллиард, ещё и очкарик неуклюжий, как и все гении. — Потомственная? — нарушает последовавшую затянувшуюся паузу Мин. — Ну типа. И вот зря он спросил, потому что на следующие же выходные друзья тащат к этому Тэхёну в гости знакомиться, а это на метро, на автобусе, и пешком. У Юнги новые кеды и мизинчики уже стёрлись. Он поправляет лямки рюкзака и чертыхается, пока Намджун фотографирует лягушек в канаве. Чимин отламывает рогоз от длинного стебля и треплет, пуская по ветру. Вскоре все в этой пушистой не отлипающей херне. Городской лоск, впрочем, и так потерялся под слоями пыли и пота. — Так как вы с ним познакомились-то, если он живёт в такой жопе? Трое бредут в частном секторе мимо жилых домов и кажется, что они бесконечно далеко от Сеула. — Да это пока каникулы он здесь. Его подселили в соседнюю комнату в общаге, на разведку приходил… Чимин размахивает руками, рассказывает, как они столкнулись в коридоре и зацепились языками, выпили кофе, обменялись номерами, шлялись, и как-то вдруг пересеклись и с Намджуном. Тусили с тех пор периодически, и не было в этом странном сочетании Юнги, пока он не выдержал бесконечного упоминания «Тэтэ». Рассказы о нём дичь какая-то и похожи на пиздёж. Юнги подозревает, что Тэхён двинутый и запудривает мозги, не спроста ведь изначально на психолога учился до того, как перевестись. Мин хочет защитить друзей от его подозрительного влияния и вывести на чистую воду. …О чём они точно не врали, так это о том, что Тэхён красив. По любым стандартам, не только южнокорейским. Пропорции лица — пособие для пластических хирургов, яркий пример того, как надо. Настолько совершенный, что будто бы неземной. У Тэхёна повязан платок на лбу, полоска цветастой ткани, не позволяющая густым, волнистым, каштановым прядям спадать на глаза. Юнги ожидал, что ведьма будет на понтах и во всём чёрном, с брошью-пауком с рубином, прятаться в тени… Тэхён копается в огороде, сидя на корточках перед грядками, и заслышав приближающиеся голоса со стоном разгибается. — Здравствуйте! Юнги недоверчиво окидывает взглядом самые обычные шорты и рубашку без пуговиц с закатанными до локтей рукавами. Тэхён босиком, и Юнги тоже бы с удовольствием снял блядские новые кеды и прошёлся по сухой земле и зелёной траве. Тэхён улыбается прямоугольно и открывает калитку, что высотой ему до груди. — Добро пожаловать, проходите! Наверное, Юнги голову напекло, но он тает. После официального представления друг другу Тэхён проводит в скромный в размерах дом, воодушевлённо достаёт с полки разномастные чашки и говорит-говорит-говорит, пританцовывая на месте, пока закипает вода. Кухня тесная, на столе вместо скатерти лежат вязанные крючком салфетки, а в заварочном чайничке свежие листья мяты и сухие цветки ромашки. Чимин вытаскивает из своего рюкзака устрашающее количество пачек печенья, а Тэхён снимает крышку с банки клубничного варенья. Намджун протирает очки подолом футболки и вешает их на ворот — признак доверия и расслабленности. — Бабушка на рынке до вечера. Юнги молчаливо наблюдает. Это тот Тэхён, что видит неупокоенные души умерших краем глаз, тенями снующие вокруг? Тэхён, что беря за руки и сосредоточившись поведал Чимину и Намджуну, какие животные-спутники призрачно присутствуют всегда рядом с ними? Он посоветовал Чимину не носить красное, а Намджуну жёлтое. Вручил им какие-то заговорённые камни, подержав их над огнём. Наверное… Наверное он не пытается намеренно повлиять на жизнь, запугивая и увещевая. Похоже что дело в окружении и в самом месте, в котором он рос. Маленькая деревня, где скучно и бывает страшно из-за раскатов грома и прочих стихийных бедствий. Тэ живёт с бабушкой, что наверняка рассказывает много сказок. Тэхён дитя природы, набирает дождевую воду в лейку из большой, чугунной ванны посреди огорода. В их первую встречу он не пялится в пустоту как кот, не впадает в транс, ничего сомнительного и магического не происходит. Юнги даже немного разочарован. И нет ничего удивительного в том, что он приезжает вновь в той же компании. Будучи студентом третьекурсником, Мин подрабатывает на каникулах в магазине виниловых пластинок, и тратить свободное время на долгую дорогу вроде бы и глупо, но… Тишина деревни и буйно растущая зелень повсюду даруют приятное умиротворение и лёгкое волнение. Что-то похожее на предвкушение. Сидя на крыльце, Тэхён поёт и плетёт фенечки из ниток и бусин. Его улыбчивая бабушка варит рис, режет овощи, кладёт по жаренному яйцу для каждого гостя. У них свежий, домашний хлеб и множество солений. На чердаке сушатся лекарственные травы, а в погребе хранится картофель и морковь, банки с компотом и сломанное кресло-качалка, на котором громоздятся картонные коробки. Юнги думал, что ведьмы — богачи, и Тэхён смеётся, услышав это замечание. — Нельзя просить плату за услуги, люди сами выбирают, как и чем отблагодарить. Обычно это что-то съедобное. Намджун помогает бороться с сорняками, а Чимин ловит разбежавшихся куриц, что разрывают грядки в поисках червяков. Он загоняет их обратно в покосившийся сарай с насестами и загон, огороженный символическим забором. — Ты убивал? Тэхён, что гладит курицу по укороченным ножницами крыльям, вздрагивает. — Нет. В деревне есть мясник. Чимин чуть с ума не сходит, когда бабушка Тэхёна приносит с рынка пищащих цыплят, воркуя с ними. Намджун подружился с соседской беспородной собакой, что больше не лает грозно, а радостно виляет хвостом. Юнги ходит босиком и собирает созревшую вишню, балансируя на лестнице, прислонённой к дереву. Нечто относительно волшебное происходит, когда Тэхён жарит соль, монотонно приговаривая над сковородкой и водит лопаткой по часовой стрелке. Соль розового цвета, он пересыпает её в плотные мешочки, перемешав с сушёным укропом и лепестками пиона. — Добавляйте в еду по мере надобности. Магия… Бытовая, без вычурных аксессуаров из эзотерических лавок. В доме нет хрустальных шаров и пузатых котлов, Юнги замечает лишь почерневшую от копоти кастрюлю, что не используют для готовки. На подоконнике в комнате Тэхёна стопки книжек с всунутыми мятыми листами вместо закладок. Связка птичьих перьев красуется в низенькой вазе. В трёх плетёных корзинах лежат свечи, чёрные, красные, и зелёные. Юнги тянется к толстой стопке карт, и Тэхён испуганно вскрикивает, останавливая. — Не трогай! — Это Таро? — Да, и к ним может прикасаться только владелец. Чимин водит пальцем по узорам на лоскутном одеяле, сидя на кровати. Намджун листает одну из книг. — Умеешь гадать? — Этому долго учиться… Я могу лишь задавать вопросы картам. — Обо всём? — Обо всём. Только не про себя самого… — Сапожник без сапог. Тэхён пожимает плечами, слабо улыбаясь. — А есть обычные карты? Мы могли бы поиграть все вместе. Дни в деревне проходят рутинно. Приехав, пьют чай. Помогают Тэхёну в огороде и по дому, ходят с ним на поле за зверобоем и полынью, рвут лебеду для куриц. Дурачатся на брошенном, недостроенном срубе, гладкие брёвна которого сложены прочно без единого гвоздя. Наведываются на пасеку за мёдом, смотрят на то, как в крошечной мастерской Тэхён делает новые свечи из вощины. Бабушка варит варенье в гигантском тазу и даёт попробовать сладкую пенку. Намджун привозит упаковки коробков спичек. Чимин балует конфетами и газировкой, просит взамен обычный хлеб с маслом и сахаром и так и ходит с куском, жуя. Юнги покупает коньяк, который используют для настоек на рябине, смородине, и с апельсиновыми корками. — Это и есть волшебное зелье? — Дурак. Я делаю заговоры и амулеты. — И как понять, что твой заговор сработал? Получилось — молодец, не получилось — воспрепятствовало какое-нибудь проклятье и высшие силы? — Ты не веришь мне. Тэхён чертит палкой на земле символы. — Что вокруг участка золотые нити защитного купола? Не очень-то. Я знаю лишь, что ты не злой и не причинишь вреда. — А в то, что я творю добро? — Ну… Без обид, ладно? В мире множество религий и сект, до сих пор, в век технологий и науки. Люди обращаются к Богу, а кто-то и к Сатане, это их дело, в чём и как заблуждаться, утешая себя. — Эгрегор. — Что? — Ведьма может присоединиться к эгрегору православия, например. Христианство мощное, подпитываемое молитвами, но еврейский Бог жесток. С демонами заключают сделки те, кто жаждет земных благ, это тёмная магия, опасная, требующая жертв и крови. Понимаешь, даже в магическом мире множество правил, и караются нарушения куда суровее, чем это сделает начальство, оштрафовав или уволив с работы. Путь ведьмы тернист и отнимает физические и духовные силы. Это не заблуждение и утешение, это дар, с которым я родился, и я не обижаюсь, что ты не веришь. Бабушка Тэхёна иногда не встаёт с кровати, да и сам Тэ порой бледный и рассеянный, трёт щеки, пытаясь вернуть лицу румянец. Намджун всерьёз заинтересован иерархией ведьм и расспрашивает о рунах и хиромантии, астрологии и нумерологии. Тэхён не принадлежит никакому ковену, скромно отшучивается, а у Чимина глаза горят восторгом, он тискает младшего и виснет на нём, говоря, что таких ведь почти не осталось, по крайней мере, не скрывающихся от него. Юнги думает, что если бы Тэ не забивал себе голову сомнительными практиками, то и переводиться из одного института в другой не пришлось бы. Перед началом семестра они остаются с ночёвкой. Видят, как на закате пастух ведёт, возвращая, стадо коров по пыльной дороге, что разбредаются по дворам. Белая козочка вертится вокруг пожилого мужчины. Темнеет быстро, и в небе сияют мерцающие звёзды. При свете луны задумчивый, всё ещё невозможно красивый Тэхён поёт для них сказочные песни, разжигает костёр, и они кружатся вокруг него, взявшись за руки и смеясь. Настойка на чернике крепка и хороша, объятия четверых, лежащих на полу в одеялах и подушках, также хороши и крепки. На утро Тэхён прощается, обещает встретиться с ними в городе. Он берёт Юнги за руки, внимательно заглядывает в глаза. — Твои хранители кот и лиса, они сберегут тебя от несчастий. Следи за водой, она подскажет и направит. Тэ вкладывает в широкую ладонь длинную нить с несколькими серыми, чёрными, и бледно-зелёными бусинами. — Хочешь, носи на шее или на запястье. Не хочешь — выкинь. Удачи тебе. В метро Чимин ноет, что так надеялся на то, что в нём есть хотя бы искра, хотя бы капелька магии, и сколько бы Тэхён не присматривался, ничего не нашёл. Намджун не удовлетворил любопытство до конца, вздыхая. Для обычных людей чудеса невидимы, и железных подтверждений им нет. Юнги краснеет, когда Чимин вдруг лукаво улыбается и напевает о том, что старший в-л-ю-б-и-л-с-я, очарованный, иначе зачем таскался в такую даль? — Это было хорошее лето. Где бы мы ещё искололи себе пальцы, собирая барбарис? — Чимини так вообще помолодел, вляпываясь в куриный помёт! — Ой, идите нафиг! Сами-то! Юнги не влюбился и не избегает. Он погружается в новый учебный семестр, радостно приветствует Сокджина, что провёл каникулы у дяди на клубничной ферме. Записывается с Хосоком в арендуемой студии, сочиняет музыку. Дни пролетают стремительно, сумбурным водоворотом. С Намджуном удаётся поддерживать связь время от времени, Чимин же пропадает в танцевальной студии, упорно двигаясь к своей мечте. О Тэхёне Юнги вспоминает изредка, когда ищет подходящий вокал, когда ему не достаёт глубокого, бархатного голоса. Намджун вскользь сообщает, что младший учится и работает, вечно занятой и неуловимый. Прошедшее лето стирается из памяти будто красочный сон. Проходит дождливая осень и холодная зима, весной снег тает, ручьями сливаясь в водостоки. Юнги продрог и замёрз, бредя уставший после долгой записи. Холодно, пусто и грустно. На пути впереди кофейня о которой как-то упоминал Хосок, якобы там волшебный бариста, что с одного взгляда угадывает и подбирает клиентам сироп для кофе. Мин не любит сладкое, но не отказался бы сейчас от очередного стакана с бодрящей жидкостью. Он толкает дверь, и под зазвеневшие над головой колокольчики переступает порог. — Здравствуйте! Добро пожаловать! — …Тэ? Отросшие волосы темнее на несколько тонов, в ушах длинные серьги, а на пальце тонкое кольцо из отполированного дерева. Тэхён стоит за стойкой, квадратно улыбаясь, в чёрной рубашке, и что-то неуловимо изменилось в нём. Какая-то затаённая печаль плещется в глубине волшебных глаз. — Американо со льдом. Шот эспрессо и много воды. Кушать будешь? — Ох, сейчас бы хлеба с вареньем... Младший опускает взгляд и поджимает губы. — Я бы тоже хотел. — Во сколько у тебя заканчивается смена? Юнги садится на стул у стойки, слушает рассказы об учёбе, лекторах, лекциях, работе… Приходящие клиенты косятся на Мина недовольно, желая и сами поговорить с бариста, что помнит наизусть их заказы, а новеньким предлагает попробовать приготовленное на свой вкус. — Если вам не понравится, то за счёт заведения. «Так ведь и разорится недолго», неодобрительно думает Юнги, но никто не отказывается, а банка с чаевыми полнится монетами и купюрами. — Как ты узнаёшь, что человек хочет малину и миндаль? — Магия, — шевеля бровями, Тэхён смеётся. Они обмениваются номерами телефонов, Юнги напрашивается съездить в деревню на выходные. Тэхён долго молчит в трубку, и сипло отзывается: «Бабушка умерла». Через пол часа Юнги уже обнимает его в холле общежития, гладит по спине, искренне соболезнуя утрате. Тэхён остался совсем один, даже куриц пришлось продать. — Дом стоит там, пустой. Мы можем… — Это принесёт тебе боль? — Не только. В городе к Тэхёну обращаются за услугами колдовского рода чаще, чем это было в деревне, и платят деньгами. Тэхён накопил на машину, не новую, однако в отличном состоянии, и за рулём он смотрится также органично, как и в поле, где они останавливаются по пути. — Не могу понять, что не так. — В каком смысле? — Ты. Даже походка какая-то другая, где беззаботный летний мальчишка? Что это за айдол в длинном пальто? — Льстишь. — Я серьёзно. — Бабушкины силы передались мне. Тэхён уверенно держит руль въезжая в деревню. Паркуется у калитки и разглядывает дом и двор какое-то время, не выходя. Огород зарос пробивающейся травой. Шумно вздохнув, он поднимается… Делает несколько шагов до крыльца и тяжело оседает на ступеньках. — Эй, я рядом, Тэхён-а, я рядом, дыши. Глупо таскаться в такую даль раз за разом. Дорожки выкладывают камнями, выкорчёвывают барбарис и разбирают сарай, сажают кусты гортензий и множество разных цветов. Отмывают чугунную ванну и наполняют чистой водой — Тэхён складывает под ней костёр, нагревая. Без какого либо стеснения раздевается догола и ложится, закидывая ногу на закруглённый бортик. Юнги отправляет в плаванье бутоны распустившихся цветов, обрывая и лепестки ромашек. — Принести тебе чай? С апельсинами и мятой? Книгу? — Всё хочу, — улыбается Тэхён. Мин подтаскивает садовый столик поближе, подкладывает сборник стихов под чашку… Возвращается в дом за длинными, зелёными свечами, втыкает их в землю вокруг ванной и зажигает. Тэхён следит за ним, и жестом подзывает к себе. — Раздевайся. Молочная кожа контрастирует с всегда загорелой. Холод пощипывает за бёдра и бока пока он не садится в воду, опираясь спиной о грудь Тэхёна. На теле осталась лишь подвеска с бусинами. — Бабушка отказывалась мне делать расклад на тебя, Юнги-я. — Я что, тоже волшебник? — Нет, дурачок. Обниматься, лёжа в ванной посреди сада не странно. Тэхён вплетает в волосы цветы. — Смотри. Из-за вишнёвого дерева выходит чёрный кот, бок о бок с рыжим лисом. Юнги дёргается, и Тэхён прижимает его к себе крепче, удерживая. — Тише, это свои. Ухает филин, ползёт по дорожке змея. Пара бабочек, лимонная и синяя, порхают у самого лица. В следующий миг все исчезают, кроме младшего, что ласково гладит по рукам. — Скоро будет гроза. Твоя, из-за тебя. — Почему? Тэхён издаёт тихий смешок, прижимаясь губами к основанию шеи. Цепочка мокрых следов ведёт к дому. Раскат грома раздаётся тогда, когда они падают в кровать, жадно касаясь друг друга. Кожа горит в лихорадке, дыхание смешивается, громким стонам и толчкам вторит гроза. …Просыпается Юнги закутанный в лоскутное одеяло. Вспоминает, как они с Тэхёном всё перестирывали и отмывали в доме, меняли плиту и привозили новую посуду. Их долгие разговоры и уютное молчание. Сколько пролито было слёз, как горько плакал младший на плече, цепляясь и замирая. Вспоминает и прошедшую ночь, потому что в кровати теперь не один, обычно Тэ уходил в другую спальню, а на рассвете, глядя на солнце, читал молитвы, певуче и с благодарностью. Соседская девочка коротко стучит в дверь, оставляя на пороге свежее молоко, яйца и хлеб. Ребёнок ориентируется о наличии в доме хозяина по машине, и с радостью несёт дары от матери, когда-то вылеченной от тяжёлой болезни. Тэхён потягивается, стройный и гибкий, заклеймённый засосами. — Ты меня околдовал, — ворчливо хрипит Юнги, тыча в бок пальцем. — Ты же не веришь в магию? — В тебя верю. Намджун хмурится, приглашённый на празднование оглушительной популярности первого альбома Агуста Ди. — Невероятно. — Что именно? — Чимин, разливающий соджу по рюмкам, ожидает услышать в ответ, что ведьмы всё-таки приносят успех. — Они спелись за нашими спинами! — Это было предсказуемо. — Да ничуть! В ресторане все близкие, потерянные и вновь обретённые друзья. Юнги мурчит что-то Тэхёну в ухо, что сияет от счастья. — Вы потом к себе домой? Хоть бы пригласили, отшельники. Чимин приезжает без приглашения сам. Дверь ему открывает босой Мин, в рубашке без пуговиц, с закатанными до локтей рукавами. Тэхён готовит завтрак, доставая с полки третью кружку, и, подумав, и четвёртую тоже. — Короче, я привёз вам цыплят. В корзинке тоненько пищат жёлтые и пушистые малыши.