With Razors, With Nuclear

Они не отрицали, что трахаться под тоннами снега было как минимум странно… пусть такой поступок имел место быть, чтобы согреться, вот только для ожидания помощи? Но тогда что за пункт мог бы сойти за максимум допущения этого «безумия» без обращения внимания на логичные советы их пятнадцати друзей всяко лучше поступить иначе множеством способов даже при иссякшей магии? Например, всего-навсего выбраться отсюда и идти дальше, когда и до этого всех Апостолов бросало в огонь, воды и громадье крови с трупами… Однако стоило ласке и газели оказаться «озаренными» не в их пользу тем фактом, что и их силы были совсем уж на грани, даже в личном телесном резерве внутри с запасной энергией, как им хватило их на то, чтобы заняться страстной любовью? И после, продолжая целоваться, крепко обняться для сохранения жара их тел как можно дольше… Чтобы, засыпая и восполняя полностью потраченные силы с магией, пережить эту смертельную ночь. Да, вся соль оказалась во времени суток, когда они вдвоем оказались там — выбираться ночью при буране, и без того несколько подмёрзшими, было хуже, чем остаться снаружи, но постоянно принимать на себя всю колющую холодную боль от обезумевшего ветра. Переночевать зимой без костра, под толщей снега, какое бы пространство вокруг себя эти двое кое-как ни выкопали с целью, чтобы их не завалило ещё пуще… верх глупости, и то, что такие неоднократные случаи были на слуху, не обнадеживало нисколько. Но, кажется, только тогда, а теперь вспоминая об этом с приятной, пусть и ужасающей дрожью, Клаус и Эшелл согласились между собой, что с холодной ночи до более-менее теплого дня они бы трахались множество раз, чтобы дожить до полудня. Один раз ночью для экстренного получения тепла и, после сна, второй, в более пылком и техничном исполнении, но больше для того, чтобы кайфануть от столь интимного присутствия друг друга ещё сильнее перед тем, как начинать выбираться, тяжело и невыносимо… но только они собрались начинать, как их нашли и вызволили! — Слушай, а-а-ах, у тебя всё ещё ну просто отличная узость, повелительница крови… короче этот, завал под лавиной не такая уж и хуйня, как ты говоришь? Да, с такого и лежать бездыханным можно спустя секунды, и как нам обоим пришло в голову сначала греть себя тесными объятиями и прикольными воспоминаниями друг другу, а затем мы вообще умудрились потрахаться, кое-как с передышками раскопав себе пространство внутри этой огромной груды снега? О-о-о, ещё-ё, да-а… дорогая, приподними таз чуть повыше, чтобы я входил в тебя полностью… как же заебись… Эшелл так и не могла толком сообразить, как окончательно ей относиться к тому, что вытворял с ней Клаус уж больно часто. Да так, что это может опостылеть ей и однажды она грубо попросит его прекратить его излюбленное действо. Хотя бы ей было комфортно с его гладкого длинного языка, пока вначале он облизывал им её груди с сосками, как какой-то познавший прелести азов эротики грудной младенец, но, чёрт бы его побрал, сменил бы он уже свой «алгоритм действий», прекращая после этого властно притягивать её губы к своим и целовать их, будто пьяный и пригубивший очередную кружку. Пусть он и хорошо трахал её на весу, силой прижав к ближайшему дереву… ему бы временами перестать являть перед опытной женщиной подростка, что ни разу не сношался, или с существенно большими перерывами. Пусть он отлично показывал себя, пока она одной рукой держалась за ближайшую толстую ветвь, а другой цепко обняла его за спину, подпирая согнутыми ногами его зад, чтобы он входил до упора быстрее и его яйца были сильнее сжаты её бедрами… ему бы прекращать давать ей повод думать, что они демонстрируют перед собой любовь вроде той, что он как ребенок, а она его самая любимая кукла-игрушка, с которой можно делать всё, что угодно. Или любовь восхитительна в любом её проявлении, если двое горят друг другом и страстно желают больше проникающих вглубь разума взаимных эмоциональных частиц… и пусть так будет всегда, пока они желают быть вместе, что бы ни допускали в своей общей страсти. — Ну какая же ты вкусная, м-м-моя девочка, сильнее поджимай мне яйца, я буду только рад! Так бы и впился тебе в попку, как хищник, чтобы пить тебя не только возле вагины… О-о-охох, даже твои ладони на мне пахнут обалденно, когда смешаны запахи твоего ягодного крема и моей смазки, пока ты пыталась схватить меня там за хер руками, козочка. — Твои комплименты — это, конечно, нечто, радость моя. Главное в скорости не сбавляй… ох и разошелся ты во мне, конечно, нормально! Сейчас мы с тобой гораздо ловчее, чем тогда под завалом. Для тех, кто делал любовь, не озираясь ни на какие отвлекающие вещи, которые однозначно могли бы неожиданно явить себя даже в на вид красивом и с озером недалеко, но в основном мало кем посещаемом лесу, они справлялись с удержанием тел друг друга достаточно неплохо, чтобы в таком состоянии заниматься ею больше десяти минут. Мало того, что Клаус почти без усилий стоял на ногах, охаживая черные линии по плечам и скулам Эшелл, пока она мертвой хваткой держалась за его тело и предпринимала попытки трахнуть его самой, так они и моментами разговаривали почти как обычно! Чтобы ничего из сказанного на эмоциях и при завидной полноте страсти в сердце не было упущено из виду, раз другого времени не нашлось для слов, что требуют ответов. Ничто не мешало им вести себя так, как они хотели, желали и вовсю старались быть друг для друга «лучшими любовниками в мире»… никакой шорох листьев, что было бы вызвано пролетающим птицами или какой-нибудь четой любителей природы с их детками, даже если они бы, сами того не зная, «заявились» сюда в реальности. — Так я продолжу мысль, а… хотела бы ты, милая моя, чтобы я, естественно со всей осторожностью, но побыл твоим вампиром? Обычно они шеи клыками херачат, но я тобой так возбуждён… Да, ты лучше наркотиков, и вообще ты лучшая. Не прекращали, неистово совокупляясь и целуясь обрывисто, с некоторыми заворотами сеизу вверх, держаться друг за друга у этого дерева в качестве опоры… того гляди, ещё немного, и на его ветках листья распустятся быстрее, чем у его стоящих колом «собратьев». А раз такое дело, то все эти очаровательные запахи и громкие двусмысленные возгласы, а то и, того гляди, сперма с выделениями почти что на корни этого огромного растения обязательно предоставит шанс цвести шире, выше и лиственнее? Пусть так, главное, на что продолжал обращать внимание Клаус, пока чутко дарил короткие поцелуи своей возлюбленной, вначале прежде вообще не думая, что у них может быть что-то общее, всё двигая яйцами между этих светло-коричневой бедер… так это на то, чтобы дерево держало их сплетённые тела. И не доставляло неудобств партнёрше своей природной шершавостью, пока она опиралась об него, будто лёжа на нём, двигаясь вверх и вниз в соответствии с созданным темпом любимого. — Лучше Веруки, да… круто, хотя мне плевать, кто бы мог быть лучше меня для тебя. Клаус, мой хороший, для энергетического ты отлично подходишь, догадывался об этом? А-ах, какой же… бля-я-ядь, кайф, давай ещё выше! Тем временем ласка думал, какими бы ещё беспроигрышным способами было возможно завести «козочку» со смертоубийственными стальными рожками до предела выше достигнутого. Ну и что, что думать при активном трахе стоя было дурным тоном… они, совокупляясь, как животные, когда были таковыми не только в половой охоте и по тому, к каким породам они напрямую причислены, и так болтали, чувствуя необходимость в этом. Не только в горячных словах признания в том, что они и так сами знали… насколько друг друга любит, и как далеко готовы зайти, чтобы порвать друг за друга любого. При непрекращающихся сумасшедших фрикциях, будто на систематические движения этого «мяса» к той самой теплой пустоте этими обоими любовниками был наложен магией лимит времени с несколько мгновенным восстановлением сил и продолжением той же самой взрослой игры на выносливость бесконечно, Клаус и Эшелл могли дополнять своё безудержное веселье, как бы ни пожелали. Кто бы им сказал, как правильно вести себя при «заводной ебле», не думая и не болтая… мог стать прямой живой мишенью, где эти двое магов не только хаоса, но и заповедей Камасутры стали бы устраивать «камень-ножницы-бумага», чтобы решить, кому уступить отсечение головы с плеч этого незваного третьего лишнего. Так что, без советов со стороны, он, ещё немного как следует оттрахав любимую, поддержал её за ножки, чтобы позволить ей встать на них, прежде чем без предупреждения вновь нагло прижаться к ней, окатить её стоячие груди языком и продолжать входить, массируя клитор и половые губы, как ненормальный! — У-у-уо-ох, ты так долбил меня, еба-а-ать… что нашло на тебя, хитрожопый хорёк? Ну ладно, знаешь, что я отвечу… о, вот так, ещё, да-а-а, умничка, засунь мне за клитором вовнутрь, и не сбавляй темп члена, ми-и-илый! Пока не вырубилась, скажу тебе кое-что… рассказывай мне эту историю перед сном, как сказку на ночь… еще, вот так, раздвинь там свои па-а-альцы, как классно… — Да-а, просто пиздец… как охуительно получается, моя сладкая добыча! Мож… ву-ху-ух… наверное, чтобы мы не забывали, что побудило нас вместе провалиться в любовь и затем решетить погнавшие на нас задницы, что не уважают её, а, милая? Но я подозреваю, как ты можешь ответить на… Вытянутые мордочки и чувствительные носы, что у него, что у неё, здорово оказывали им услугу, пока они вовсю касались ими щек, губ и всего того, что ненамного выше грудной области. Говоря необходимые слова, каждый из этих двух зверей, с головой ушедших в первобытную страсть, оставлял за собой право предположить, что бы они ещё успели сделать при несходящем настырном половом жаре, в том числе становление этой «кровавой» партнёрши сзади, с чего она с «черным носком» старшей сестры и начала. — Да-а, так… даже если это будут свои, мы сами решили любить друг друга и ебстись, как пожелаем, Клауси… У Веруки нигде на лбу не написано и не сертифицировано печатью, что только она имеет право называть тебя так только потому, что ты её «непутёвый олух» или младший братишка, только и всего. Здесь не будет никому дела до того, сколь бы Клаус и Эшелл выглядели несколько странно со стороны, особенно когда трахались и видели окутанными чувственной похотью глазами только друг друга. Хотя будто смотря на двух близнецов, всё ещё пронзающих до яиц Веруку при её просьбе не доводить до минета каждому, нельзя было утверждать, что сия любопытная групповушка из трёх почти что мелких созданий была сплошь и рядом каким-то цветным месивом. Пусть они все восторженно орут друг другу в пасти и в пустоту к солнцу… пусть тела всех пятерых здесь намокают потом от погодной жары и смешения смазок друг друга… пусть их глаза горят, и этот огонь будет видно напрямую без нужды всматриваться и выискивать взаимную страсть! Пусть они дышат дымом друг другу в ноздри или опять же очи, пока смотрят и млеют от сексуальных ласк, стоит кому-нибудь из этой молодой ебливой компании зажечь себе травку, чтобы закурить и передавать другим этот по-настоящему раскачаивающий воображение «сорняк»! — А вообще, я хотела бы пожелать нам с тобой, король ты, Клаус, или королева… ведь типа не пол имеет значение, а навыки руководителя. Ладно, суть такая, что ты тоже достойно ведёшь нас всех к победе и без Веруки… Не станет тебя или её — каждый из вас отличный лидер, но надо признать, что за тобой я захочу последовать на край любых реальностей, куда бы нас всех не занесло. — Э-э-эй, да ну тебя, ну что ты так сразу ставишь перед фактом, Эш! Сейчас защекочу языком твою горошину, будешь, тхе-хе-х, извиняться! Стоя заниматься самым лучшим делом в жизни было заметно проще, свободнее и просто легче для высвобождения всех фантазий, что могли накопиться за время одной позы как раз к напрямую следующей за ней… такой же пошлой и развратной, как предыдущие, но между любимыми чистой и просто прекрасной! Нет, ласка с газелью не торопились с позой раком, пока его член стоял вверх торчком как раз для того, чтобы его могущественная самка могла время от времени не изображать подпрыгивание, а как раз чуточку скакать на нём в стоячем положении. Мало того, у неё было больше возможностей наконец сесть на любимого и начинать трахать его самой также неистово и властно, как у него отлично получалось делать это, придерживая её за в меру круглую задницу наполовину парнокопытной уж явно не без помощи дерева. Вот только при его глубоких нежных поцелуях всего, что было, начиная от лба, с чертовским желанием припасть к её мокрому паху с засыхающими семенем и смазкой навечно, ей бы ещё разработать стратегию, как завалить его без применения силы. И заставить склониться полностью под её подргаивающее от возбуждения довольно стройное женское тело с теми самыми сиськами идеальной пропорциональности — не слишком большими и не маленькими. Поцелуи были и оставались сказочными среди полной зелено-желтых листьев золотистой природы с её погодной теплотой… Половой акт, так и не меняющийся в темпе со временем, продолжал оставаться самым адски мощным генератором чувств и впечатлений на свете… Похоже, Клаусу, безусловно, было по-романтически волшебно всецело испытывать на себе всё происходящее с ним вместе с той, с которой он сам ни за что не захотел бы расставаться первым… ни измены, ни новые разные дороги не побудили бы его допустить это. Начиная чуточку прерываться, как бы ему не хотелось дальше увлеченно растапливать собой и без того пышащее жаром тело его газели с полностью черными очами, он знал, что обязательно вернётся продолжить… ударила в его ласочью голову охота как раз исполнить свою шутку в ответ её сарказму, а именно «защекотать» клитор языком, пусть он был также постоянно занят этим с помощью пальцев. Собирался пропасть на какое-то время у вагины сильно очаровавшей его в прямом смысле ведьмы Эшелл, даме-повелителю крови и иллюзий, такой сексуальной в своей натренированности на первый взгляд слабоватого тела, однако очень вёрткого, прямо как и сам Клаус с его сестрой. Но стоило ему начать подводить нос и губы к её распаренному, мокрому, изрядно краснющему цветку с давно раскрытым клитором, как его будто шарахнуло разрядом молний. И если бы это было так… переминая свои отличные ножки, на коих не было ничего лишнего, Эшелл заметила, что её возлюбленный как-то вмиг уставился на землю с очень растерянным взглядом. Тогда как несколько секунд перед этим чуть не вскочила, чтобы проверить, в порядке ли он. — Ой-о-о-ой, чего это ты, Клауси, ау-у… что с тобой сейчас произошло? Тебя как кипятком ошпарило, или всё не так? Я вроде постоянно убираю лишнее, сама терпеть не могу лишние жёсткие черные волосики на лобке… ты бы напомнил, ласочка, если б я забыла, так ведь? Ты ж не мог не ощутить, когда столько времени гладил меня там. — А, что, что ты… что такое… фу, ух-х блядь. Да нет, ничего, милая, забудь. Хотя ты заметила, начнёшь упрашивать… прости, но, пожалуйста, не сейчас, когда мне так с тобой хорошо! Позже обсудим, я прошу тебя… не принимай во внимание и давай трахаться дальше. Пока что, любовь моя, я потом попробую полизать тебе твою чудесную женственность… здорово же я спалился, да? Рвано дышать — это всё, что я позволю тебе. Любовь — контроль, но я помру, стоит тебе исчезнуть. Все, что получишь ты — мой воздух, пока дышу тебе в рот. Тогда и посмотрим, сможешь ли любить меня, пока я не был так тобою зависим. Уничтожь всё, что находится в моих руках, сейчас!