Под покровами тайны

У них знакомство, вообще, странное оказалось. А общение и того хлеще. То холод и расстояние, то близость и тепло, похожее на камин в дождливый осенний день. Пугод громкий двадцать четыре на семь, а Модди рот открывает редко, лишь иногда вставляя свои комментарии. Но иногда, когда у его босса нет сил говорить, а на плечах лежит груз, под которым люди обычно ломаются, Модди нарушает молчание. Удивительным образом подбирает слова, хотя не должен этого уметь. Он же просто телохранитель. Просто наёмник. Просто грубая сила, которой платят только за услуги охраны и выполнение физической работы. Но иногда его шеф сидит в своём безумно дорогом кожаном кресле, уперевшись локтями в колени и держась за голову. Иногда его шеф тихо шепчет под нос «пиздец». Иногда этот человек нуждается в тяжёлой ладони на плече, сминающей дорогой костюм, и «Вы со всем справитесь, босс», разрезающем тишину. Пугод всё держит в руках мёртвой хваткой, зубами вгрызается в любую возможность, а потом долго-долго доит из неё выгоду. Пугод рычаще ругается по телефону с теми, кто под ним ходит (а по факту ползает), со льдом в голосе говорит с партнёрами по бизнесу. Пугод постукивает пальцами по краю стола, выслушивая отчёты своих подчинённых. А Модди рядом стоит, тенью молчаливой. Руки держит на чужих плечах, разминая их (Пугод в такие моменты даже мычит тихонечко) и напоминая о том, что спину нужно держать прямо. А Модди позволяет себе слишком дохуя для простой охраны, прекрасно зная, что ему можно. У Пугода чувство того, когда надо прекратить, убито насовсем. Поэтому, срываясь на кого-то, его несёт так, что иногда заносит. Однажды он срывается на Модди. Несправедливо и крайне плохо, ругая непонятно за что. А потом судорожно дышит, оказавшись вжатым в свой же рабочий стол. Модди просто наклоняется к нему, оказывается непозволительно близко для простой охраны. И очень чётко проговаривает, смотря куда-то на уровне глаз: «Не надо так говорить со мной. Я вам ничего дурного не сделал.» Пугод думает, что Модди неплохо бы было уволить за такие выкрутасы. Пугод повышает ему зарплату и думает о том, что и не помнит, когда ему затыкали рот подобным образом. И так как-то у них складывается, непонятно и странно, что вместе они проводят слишком много времени. Пугод большую его часть работает. Модди — охраняет. Пугод понимает, что доверяет Чату слишком сильно, когда спокойно принимает из его рук кофе и пьёт не глядя, даже не допуская мысли, что его могут отравить сейчас. Осознает, что подпустил его ближе необходимого, когда Модди дарит ему книгу (какую-то киберпанк антиутопию), которую Пугод читает на одном дыхании. Модди узнает его шаг за шагом. Из мелких деталей складывает пазл. И сам не понимает, в какой момент перестаёт видеть в этом всём просто работу. Наверное тогда, когда Пугод интересуется происхождением шрама на лице. Без своего типичного хозяйского тона, намекающего на то, что информацию ему должны предоставить сиюминутно и в лучшем виде. Не требует рассказать, а просит. Или когда перестаёт отмалчиваться в их диалогах (до этого это скорее были монологи Пугода для одного слушателя). Или когда Модди зачем-то рассказывает что-то из своего прошлого. А Пугод слушает. И рассказывает что-то своё. У них очень странно так получается. Пугод искры выбивает своими фразами и жестами, своей интонацией царской. Модди подкладывает сухую траву. Пугод на работе всё ещё остаётся типичным собой: требовательным, жёстким и стервозным. Модди остаётся подчинённым, чётко осознающим, что ему можно, а что нельзя (прекрасно знает, что ему можно всё, пока не сказали обратного). А потом случается всё это откровение, после которого расстояние меж ними сводится к нулю. Не происходит никакой катастрофы, апокалипсиса или чего-то ещё. Только дышать становится немного легче от понимания, что груз тайны можно с кем-то разделить. У них вообще всё очень странно складывается. Модди об этом думает, когда его уверенным толчком в грудь усаживают в кресло, а после, ослабляя галстук на шее, опускаются на пол. Пугод «смотрит» снизу вверх внимательно, ладонью поглаживая крепкое бедро и ожидая реакции. Тонкие и длинные пальцы, обтянутые кожей перчаток, проходятся по внутренней стороне бедра, игриво так, ненавязчиво. А потом тянутся ширинке, не встречая никакого сопротивления. — Сегодня какой то праздник? — Модди выдыхает шумно, откидываясь на спинку кресла. И улыбается, видя, как в пустоте чужого не-лица сверкают звёзды. Пугод фамильярности не терпит. Но Модди прощает. Он Модди вообще всё, что угодно прощает. И Модди нагло этим пользуется. За этим интересно смотреть. Конечно, Чату много раз в его жизни делали минет, причём даже очень неплохо. Но он завороженно наблюдает за тем, как от чужого не-лица отделяется, осторожно вытягиваясь, тёмный отросток. Даже через ткань брюк прикосновения ощущаются влажным теплом, когда отросток длинно проходится по выпирающему возбуждению, лаская сквозь ткань. На одежде остаются темные следы, какая-то слизь, видимо заменяющая слюну. И Модди покорно раздвигает ноги шире, когда его щипают за ляжку. И всё-таки то, что рот в привычном понимании у Пугода отсутствует, крайне печалит его самого. Он мог бы потянуть молнию брюк вниз зубами, сделать это действительно горячо. Но приходится довольствоваться пальцами. Какая жалость. Хотя ему откровенно льстит, как напряжённая плоть твёрдо ложится в руку — даже с этим ужасом на лице он нравится Чату. Нравится настолько, что тот смотрит на него неоткрывно, а после, чувствуя собственную безнаказанность, зарывается пальцами в мягкие темные волосы. Тянуть не смеет. Правильно. Не стоит раздражать того, у кого в руках твой член. Пугод мягко касается пальцами, скользит ими от головки к основанию. У него руки тканью перчаток обтянуты, они кожу холодят. Игриво, интимно, чередуя едва значимые прикосновения с яркой и страстной лаской. Модди дышит шумно. Вверяет себя целиком и полностью своему боссу. Почти чёрное щупальце, отделившееся от общей массы темного месива, гибко оплетает разгоряченную твердь, тепло и скользко движется, пачкая собой. Как язык, но намного длиннее. И, чего скрывать, с куда большими возможностями. Модди волосы свои поправляет широкой пятерней, зачесывает их назад. Жарко. Очень жарко. И Модди тихо, низко мычит, прикусывая нижнюю губу. Второй отросток из портала вытягивается, оглаживая приоткрытую головку, растирает по ней капли предсемени. Дразнит, потираясь об уретру. Заставляет вздрогнуть, а после тянется дальше, обвивая собою член. Два щупальца сталкиваются друг с другом, переплетаются, заключая чужую плоть в кокон, скользят плотно и жарко, будто доить пытаются. И Модди натурально дуреет. Толкается бёдрами навстречу и на затылок Пугоду давит, не чувствуя сопротивления. Хрипло стонет, прикрывая глаза. Хорошо. Ему сейчас очень хорошо. Особенно тогда, когда босс рукой себе помогает, направляя Модди, и совсем вплотную лицом прижимается. Входить в сам портал очень… Вязко. Материя поддаётся, плотно обволакивает собой, давя со всех сторон. Туго, горячо и очень влажно. Смущение алым расцветает на щеках, и Модди жмурится, сводя вместе густые брови. Забывая негласное правило, тянет Пугода за волосы. И тот поддаётся. Пропускает глубже, давая погрузиться в тесную черноту полностью. Даёт распробовать ощущения. А потом отраняется вновь, соскальзывая почти полностью, прежде чем насадиться обратно. Думал ли Модди, что перед ним когда-нибудь окажется президент Пепелэнда, жадно ласкающий его «ртом»? Нет. Но Модди определённо рад такому стечению обстоятельств. И сейчас он хрипло стонет, сжимая в пальцах темные волосы. Голову запрокидывает, жмурясь. У него бёдра подрагивают, а под кожей огонь разливается, заполняя собой всё тело. Медленно, расцветая жаром между рёбер, стекая вниз и обжигая сладостью удовольствия нервные окончания. Модди кончает, дышит сбито. Руки от головы чужой убирает и к лицу своему тянет, широкой пятернёй зачесывая волосы назад. Пугод отстраняется медленно, оставляя после себя на коже липкую и вязкую черноту. Тоже переводит дыхание, определённо довольный собой. Поднимается с пола, отряхивая колени. Будто ничего не произошло. Будто не он только что ублажал своего наёмника. Будто это не что то, выходящее за рамки понятия «штатная ситуация». — Иди помойся. А потом возвращайся к работе, — Модди думает, что ему нужно ещё пару минут на то, чтобы осознать произошедшее. Но он только молча кивает, поднимаясь из чужого кресла. Модди думает о том, что в его трудовом договоре не было написанно ничего, предупреждающего о подобном развитии событий. Надо перечитать на досуге.