Настоящий отец

      Как было и решено, на следующий же день семья поехала в Ангру. Дом Ферразов там был огромный, роскошный, со множеством окон, декоративным садом с пальмами, бассейном и своим выходом к морю.                       Но вся прелесть Ангры заключалась не только в шикарном особняке, а в её золотых пляжах с изумрудной водой, диких островах, маленьких прибрежных ресторанчиках.                       Как и полагается, Ферразы решили начать отдых с самого простого, отправиться загорать и купаться, и вот как раз тут возникла первая проблема.                       — Я не хочу одевать это! — громко кричала Хадижа, когда Жади бегала за ней с чёрным слитным купальником на бретельках, — Это харам! Я — мусульманка, и я не буду выставлять себя на показ! Это большой грех… — продолжала и продолжала вопить девочка, пока мать всячески пыталась её убедить.                       — Ну дочка, моя принцесса, хотя бы попробуй, — впервые в жизни Жади чувствовала себя такой беспомощной и безвольной, уговаривая своего ребёнка, — Здесь все так одеты. А раз все так делают, значит, ничего греховного в этом нет…                       — Нет! — гордо и твёрдо заявила Хадижа, демонстративно отвернувшись от предложенной ей одежды, — Я не одену это. Я не хочу гореть в пламени ада!                       Девочка настойчиво повторила слова сида Абдула, от чего Жади даже вздрогнула и опомнилась. А ведь действительно, живя с Лукасом, пусть и не долго, она почти превратилась в бразильянку, и былые обычаи и запреты уже не казались ей столь серьёзными, более того, в молодости Жади и сама ходила на пляж в купальнике, ещё до встречи со своим любимым, но, ведь их религия действительно это запрещала.                       Женщина была сбита с толку и одновременно злилась, не столько на Хадижу, что так яростно противилась их новому образу жизни, сколько на себя, за то, что сама не знала, как ей поступить. С одной стороны она не предлагала дочери ничего такого, что можно было бы действительно назвать чем-то плохим, с другой стороны, она ведь тоже когда-то была мусульманкой, она и до сих пор считала себя мусульманкой, хоть и позабыла все обычаи, мусульманка в ней не умерла. Иначе, почему Жади продолжала носить платок? Хотя, по факту, это было теперь, скорее, декоративное украшение, ведь сама-то она ничуть не смущалась пойти в подобном купальнике на пляж.                       Ещё раз взглянув на одежду, а потом на Хадижу, Жади тяжело вздохнула и приняла трудное решение. Если дочь так хотела, то пусть соблюдает обычаи, пусть идёт на пляж в любой одежде. Обычаи их религии ничуть не помешали бы им ни отдохнуть, ни девочке попытаться полюбить Лукаса.                       В итоге, на пляж Хадижа пошла в длинном, свободном чёрном одеянии с широкими рукавами и развевающейся юбкой. Ни Жади, ни, тем более, Лукас ни в чём не посмели ей возразить, а вот какой эффект этот наряд произвёл на местную публику, и вспоминать было страшно.                       Полураздетые бразильцы, и не только, в плавках и раздельных купальниках, которые почти ничего не прикрывали, то и дело пялились на диковинную фигуру в чёрном, странную девочку, которая прямо в одежде полезла в море и стала купаться. Они перешёптывались, показывали на неё пальцем, глазели, а несколько накачанных парней и вовсе проявили слишком навязчивый интерес.                       — Эй, принцесса! Где твоё бикини? — послышался голос одного из незнакомцев, когда Хадижа шла мимо группы играющих в мяч пляжных бугаёв.                       — Наверняка она забыла его дома! — вторил ему другой, резко дёрнув девочку за длинный широкий рукав.                       — А может, она просто забыла раздеться? Давай, снимай все эти тряпки, какой толк быть на пляже, если так всё равно не загоришь! — тут же добавил третий, издевательски дёрнув Хадижу за чёрную юбку.                       Не ожидав такой реакции, девочка явно испугалась, впрочем, не одна она.                       Увидев, что к их дочери цепляются какие-то незнакомцы, Лукас и Жади всполошились. И если женщина просто пришла в немой ужас, никогда не сталкиваясь с таким, то мужчина решительно рванулся в сторону обидчиков его дорогой девочки.                       — Оставьте её в покое! Это моя дочь! — как никогда в жёстком, почти приказном тоне прокричал на парней Лукас.                       — Надо же, кто у нас тут нарисовался? — бугаи, разом обернулись в его сторону, — Считаешь себя самым крутым, хозяином пляжа? Сейчас посмотрим, кто тут из нас крут…                       Произнеся эту фразу, пока до смерти перепуганная Хадижа успела увильнуть к матери в объятья, трое мускулистых парней живо ринулись в сторону Ферраза.                       Началась драка.                       Не просто драка, а какое-то кровавое побоище.                       В котором Лукас сражался, как лев, один против троих, но всё же, постепенно начинал проигрывать.                       Неизвестно, чем бы закончилось это «сражение», возможно, весьма плачевно, если бы, кто-то из сбежавшееся на шум толпы ни вызвал полицию.                       Оперативно среагировав на вызов, представители порядка быстро прибыли на место, и, вот как раз, навели там порядок. Выгнав с пляжа всех тех, кто устроил потасовку.                       Забрав Жади и Хадижу, полуживой Лукас увёл своих любимых женщин подальше от места, где им угрожала опасность.                       Ехать до особняка было далеко, а Ферразу требовалось оказать первую помощь. Семья всё равно собиралась зайти в одно из прибрежных кафе перекусить, перед возвращением в загородный дом, а потому, вот там-то они решили и остановиться.                       Сделав большой заказ, чтобы как-то компенсировать свой «внезапный» визит, Жади так же попросила воды и аптечку. И, пока Хадижа с выпученными глазами разглядывала некое роскошное блюдо с ассорти: креветок, мидий и прочих морских закусок, Жади дрожащими руками, чуть ли не вся в слезах, обрабатывала раны Лукаса.                       Обильно смочив ватный диск антисептиком, женщина аккуратно приложила его к ссадине у мужа на щеке, Лукас поморщился, но ничего говорить не стал, затем последовала рана на плече, и на груди, чуть ближе к животу.                       Глядя на то, как мать была нежна с этим мужчиной, Хадижа вспоминала, что никогда в жизни, она так не ухаживала за её отцом, и это ещё больше раззадоривало, наконец-то, пришедшую в себя противную девчонку.                       — Тебе очень больно? Потерпи немного, поначалу будет жечь… — ласково и нежно приговаривала Жади, а сама вся ещё больше тряслась от запоздалой реакции на эту ситуацию.                       Лукас лишь молча кивал, аккуратно гладя любимую по руке, которой она обрабатывала раны.                       Нет! Хадижа просто не могла на это больше смотреть, слишком мило, слишком романтично, вообще слишком для неё… И это нужно было тут же исправить!                       — Да, хорошенько они Лукаса побили, — как будто нахваливая пляжных бугаёв, тут же дерзко заявила Хадижа, в один момент превращая милую сцену заботы, в немую сцену шока.                       Жади не сразу даже нашлась, что сказать, чувствуя, как её лицо исказилось в непонятной гримасе, зато Лукас, в ответ на заявление Хадижи, лишь по-доброму улыбнулся и твёрдо завил:                       — Ради своей дочери я на всё готов.                       Теперь время скривиться было уже Хадиже, которая, схватив непривычные ей китайские палочки, недовольно стала водить ими по тарелке с морепродуктами.                       В конце концов, не выдержала и Жади. Пережитые ей страх и ужас, волнение и злость, вылились в один сплошной поток гнева, и женина в ярости закричала:                       — Как ты смеешь так разговаривать с отцом! Сейчас же прекрати! И не ковыряй палочками еду!                       — А что, если мне не нравится эта еда?! — ни секунды не сомневаясь, огрызнулась девчонка, — Какие-то морские козявки! — после чего, схватив с тарелки мелкие креветки, мидии и прочие деликатесы, стала кидаться ими в родителей.                       Стараясь избежать очередного скандала, Лукас быстро расплатился с официантом за угощение, пока Жади утихомиривала Хадижу, и несчастные Ферразы поспешили вернуться домой.                       А вечером, вопреки надеждам, что хоть там-то ничего не случится, их ждал очередной сюрприз. Кажется, Хадижа заболела, а вернее, отравилась незнакомыми морепродуктами. Она лежала в кровати, стонала, жаловалась на тошноту и сильную боль в желудке.                       И, хотя, за день пережито по её вине было много, родители тут же позабыли обо всех проказах дочери, сконцентрировав своё внимание на заботе о ней.                       — Что будем делать, Хадиже не становится лучше? — до смерти перепуганная, сама бледная, как мел, гладя дочь по голове, спросила у мужа Жади.                       — Нужно вызвать врача. Но, в Ангре его нет, — с таким же волнением ответил Лукас, — Остаётся только один выход. Немедленно отвезти Хадижу в Рио. Я вызову вертолёт.                       И, вопреки тому, что в семье Лукаса не любили этот вид транспорта, даже более того, после гибели Диогу немного побаивались, уже не говоря о стоимости перелёта, Ферраз ради своей дочери пошёл и на этот поступок.                       Прошло где-то полчаса прежде, чем семья спешно вернулась домой. И бережно уложенную в постель девочку осмотрел семейный врач.                       — К счастью, ничего серьёзного с ней нет, — спокойно констатировал невысокий, пожилой мужчина, отойдя от постели больной, — Никаких нарушений, я не выявил. Скорее всего, девочка просто слишком нафантазировала себе, из-за того, что ей не понравилась необычная еда. В следующий раз советую выбирать блюда попроще.                       С этими словами, похлопав Лукаса по плечу, семейный доктор удалился из детской, оставляя несчастных родителей с полной уверенности догадкой о том, что Хадижа просто притворилась.                       Довольная своими выходками хулиганка злорадно улыбнулась, выглядывая из-под белой простыни. Не выдержав всех этих стрессов, Жади, безмолвно расплакавшись, рванулась прочь из комнаты, уже не зная, что и сделать.                       И только Лукас остался неподвижно стоять, глядя на девочку таким пронзительным взглядом, что от этого даже сердце щемило болью и состраданием у всех, кто мог его сейчас видеть.                       — Зачем ты так, дочка? Зачем?                       Риторический вопрос несчастного отца, прозвенел в пространстве невидимой стрелой, и невольно пронзил холодное ледяное сердце Хадижи. Слегка вздрогнув, девочка отчего-то заглянула в его почти блестящие от слёз бездонные глаза и, впервые ощутив что-то странное, доселе неведомое к этому человеку: жалость, сочувствие, сострадание — виновато опустила голову.