Настоящий отец

      Жади выгнали из дома. Она кричала, сопротивлялась, отбивалась, даже прыгала в руках охранников, но женщине это не помогло. Пусть и с большим скандалом, но её выволокли на улицу и отправили восвояси.       Впрочем, всем в доме Рашидов сейчас было не до неё. Обеспокоенный произошедшим, и даже не зная, что его больше волновало, состояние дочери или свои собственные эмоции после всего услышанного, Саид поднялся в комнату Хадижи.       Девочка лежала на роскошной белой кровати, жалобно обнимая расшитую золотом подушку, и плакала навзрыд.       Отец её понимал.       Больше всего на свете ему самому хотелось сейчас разрыдаться от безысходности, так как от осознания, что всё это могло быть правдой, сердце Саида уже обливалось кровавыми слезами.       Он любил Хадижу, во всех смыслах этого слова, которые были применимы к отцовской любви: как своего ребёнка, как дочь, которой гордился и которую всячески возвышал, как свою первую и единственную победу над Лукасом в борьбе за Жади, — но Рашид действительно любил девочку, по-настоящему, искренне. И слова бывшей жены не столько причиняли ему боль от того, что могли быть правдой, сколько от того, что это означало потерять свою драгоценную принцессу навсегда.       Видя, как горько и навзрыд плачет Хадижа, которая в этот момент казалась такой нежной, хрупкой и беззащитной, Саид просто не смог оставаться спокойным. Сейчас он был готов сделать, что угодно, лишь бы его дорогая дочь не страдала, не чувствовала всю эту боль, не слышала всего что произошло, и даже не думала о том, что ещё может произойти…       Рашид понимал её, потому, что его собственные душа и сердце просто рвались на куски, от подобного заявления Жади.       Тяжело вздохнув, Саид медленно приблизился к Хадиже и осторожно сел на кровать рядом с ней, мягко и ласково проведя рукой по длинным тёмным волосам девочки.       — Не плачь, моя принцесса. Ты моя и, только моя, дочь. И никто, слышишь, никто тебя у меня не отберёт, — Саид заявил это так решительно и твёрдо, что, даже на мгновение прекратив безудержные рыдания, девочка поднялась на кровати и жалобным взглядом посмотрела на него.       В глазах Хадижи сейчас стояли по истине горькие слёзы, и в самой глубине её тёмных радужек можно было прочитать такую печаль, какую мужчина ещё не видел в них никогда.       Его душу обжигал огнём столь несправедливый поворот судьбы, его сердце рвалось на части от одних мыслей и предположений о том, что всё это хоть на миг могло быть правдой, но Саид был преисполнен решимости преодолеть все преграды, и бороться, бороться за свою дорогую принцессу до конца.       Не говоря больше ни слова, лишь на мгновение, на одно краткое мгновение взглянув в её переполненные горем глаза, отец крепко обнял дочь, прижимая её к себе так, будто боялся отпустить. Саид знал, что он был настоящим отцом Хадижи, и что бы там ни было, он отвоюет свою дорогую девочку у любых обстоятельств.       В ответ, Хадижа тоже обняла папу так крепко, как могла, и ещё горче разрыдалась у него на плече.       Это говорило о многом, очень о многом.       Жади вернулась домой вся растрёпанная, и визуально, и морально находясь примерно в таком же состоянии, и сразу поднялась в комнату к Лукасу, который не находил себе места, пока ждал её.       — Саид отказался отдавать нам дочь, — твёрдо завила она, бросив на стул порванную сумку и платок с ожесточением, — более того, он и вовсе запретил мне видеться с Хадижей после всего произошедшего…       Далее последовал длинный рассказ о скандале, который произошёл в доме Рашидов, с каждым новым словом о котором, Лукас становился всё более и более взвинченным.       Когда же Жади закончила говорить, зло выругавшись на то, что охранники посмели её выгнать из дома и бросить на улице, мужчина и вовсе не выдержал.       Ферраз буквально сорвался с места и едва ни выкрикнул слова гневного возмущения на всю комнату.       — Да как он мог, мерзавец, подонок, тиран… Он не имеет никакого права удерживать у себя моего ребёнка! Мы должны немедленно забрать нашу дочь! И я займусь этим сейчас же! Я подам на него в суд, я разнесу его дом, я, я… Засажу его в тюрьму, если понадобиться…       Резко дёрнувшись к прикроватной тумбочке Лукас на глазах изумлённой Жади с такой силой выхватил телефон, что едва не сломал его, и с ещё большим ожесточением, нежели она до этого бросила платок, стал набирать номер.       — Алло, Лобату, я хочу, чтобы ты немедленно занялся для мня одним делом, — решительно проговорил Ферраз, обращаясь за помощью к своему другу.       И уже через минут двадцать, в столь сложной ситуации появился небольшой шанс для возможного успеха. Лукас сразу позвонил Лобату и попросил того подать прошение в суд, об опекунстве над девочкой, затем, столь твёрдо набрал номер клиники Альбъери и обратился уже к ним за подтверждением анализа на отцовство для будущего процесса.       Таким решительным и смелым Жади ещё не видела собственного супруга никогда, и на душе от этого у неё сделалось немного спокойнее и радостнее.       Тем временем, убравшись в свою комнату от греха подальше, Рания тоже взяла телефон в руки и набрала знакомый номер.       — Привет, Амина. Ты не представляешь, что здесь произошло…       Женщина с огромным энтузиазмом и всё ещё сохранившимся удивлением рассказывала сестре новости, в то время, как Зулейка в своей комнате делала то же самое, разговаривая с её родственниками.       Не прошло и пары дней, как новость долетела до ушей сида Абдула, а он в праведном гневе не долетел на самолёте до Рио, чтобы со всем разобраться лично.       И вот уже глава семейства, стоя в гостиной своего старшего племянника в компании Саида и Мохаммеда, зло кричал, подняв вверх указательный палец и яростно махая рукой.       — Это позор, это харам и позор на всю нашу семью! Что я услышал на Медине. Хадижа — не твоя дочь! Эта одалиска изменила тебе с бразильцем! Это позор! Ты должен немедленно проверить, так ли это на самом деле! Слышишь меня, Саид, немедленно!!! И если эта одалиска на самом деле изменила тебе… — в сеем моменте старик аж задохнулся от гнева, на мгновение замолчав, от чего Мохаммед тут же кинулся к нему, чтобы дядю не хватил удар.       Но сид Абдул оказался куда крепче, чем могло почудиться на первый взгляд, и, грубо оттолкнув младшего племянника от себя, тут же продолжил свою тираду:       — О, Аллах… Это позор на всю Медину! Один раз ты уже ошибся, Саид, взяв в жёны эту испорченную женщину, и теперь всю жизнь расплачиваешься за это! Ты всю жизнь будешь расплачиваться за то, что в первую же ночь не выгнал эту одалиску! Какой позор! Ты должен немедленно убедиться в том, что она лжёт, в том, что Хадижа — твоя дочь, и ни на шаг больше не подпускать Жади к своему дому, слышишь, немедленно!!!       Сид Абдул так громко вскрикнул, что Мохаммед аж вздрогнул, слегка отшатнувшись от него, и лишь Саид, несокрушимый, как скала, молча всё это выслушивал, стоя напротив старика.       — Но дядя… — попытался было возразить несчастный отец, понимая к чему клонит сид Абдул, однако и судьба, и глава семьи, и даже Мохаммед были не на его стороне.       — Нет, Саид, дядя прав. Такие вещи — это серьёзно. Я согласен с ним, ты должен знать наверняка…       — Немедленно! Я сказал немедленно! — ещё больше разъярился сид Абдул, с такой силой замахав рукой с поднятым указательным пальцем, что даже Мохаммед не смог договорить фразу до конца.       Делать было не чего, и Саиду, как бы он ни хотел избежать этой пытки, пришлось согласиться. Тем более, что спустя ещё пару часов, мужчине пришла повестка в суд по делу об опекунстве над девочкой.       На следующее же утро, взяв с собой Хадижу, несчастный «отец» вынужден был посетить несколько разных клиник и, в присутствии адвокатов, вместе с Хадижей сдать анализ крови для теста на отцовство, подобный же анализ вместе с ними сдавал и Лукас.       Мужчины, невольно встретившиеся в коридоре, переглянулись таким испепеляющим друг друга взглядом, что, если бы рядом не было всех остальных, они мгновенно сцепились бы не на жизнь, а на смерть, и поубивали друг друга.       Но пока победа, по крайней мере, моральная, была на стороне Саида. И, язвительно ухмыльнувшись, тот слегка подтолкнул Хадижу в спину, тем самым заставляя её следовать вместе с ним. Девочка с удовольствием сделала это. И Рашид был полностью уверен в том, что и генетическая победа будет за ним, ведь его принцесса, которую он растил с младенчества, просто не могла быть не его дочерью.       Весь оставшийся день Саид провёл вместе с Хадижей. Сначала они пошли в кафе, затем прогулялись по парку, а потом, вернувшись домой, долго-долго разговаривали в её комнате. И, хотя, Рашид был полностью умерен в том, что девочка являлась его дочерью, он волновался, нет, даже боялся, очень боялся реального результата.       С особым вниманием слушая каждое слово проявления любви к нему, мужчина пытался заметить в девочке то одну, то другую, маленькую черту сходства с ним, и он замечал, а потом не замечал.       Саид так нервничал, что сердце бухало в груди как барабан, готовое вот-вот выпрыгнуть из неё и разорваться, заливаясь кровавыми слезами, от боли и ужаса предвкушения неизбежного.       Время шло мучительно, долго и медленно, приближаясь к самому страшному.       И вот, наконец, всё свершилось.       Саиду позвонил адвокат, который получил срочные результаты тестов из всех клиник. И все они были отрицательные.       Боль, горе и ужас сковали душу и сердце мужчины, он так крепко сжал трубку телефона, что едва не разломал её от гнева и неистового страдания…       Хадижа — была не его дочь!       И эта горькая правда резала, словно тысяча ледяных осколков, обжигала нестерпимым пламенем ада, в незнании, как теперь к этому относиться, и что сказать…       Когда в дом Рашидов позвонил адвокат, Саид вышел из комнаты Хадижи в гостиную, чтобы поговорить, оставив его принцессу одну.       И вот теперь, когда она, не дождавшись своего «отца», сама пришла к нему, вниз, Саид не знал, что он должен был сделать.       — Это звонил адвокат? — наивно и по-доброму спросила девочка у мужчины, ещё не подозревая ни о чём плохом, — Ну, что? Он сказал, что ты — мой папа? Верно? Ведь ты мой папа?       На вопросы, заданные Хадижей, Саиду нечего было ответить. Да и он, такую правду, совершенно не хотел ей отвечать.