Не трать ты понапрасну патч! Знай, что тебя ждёт врач!

…Но под ужасающее действие аномалии на «Серпински» снова попался неудачливый Врач. В мгновение ощутив на себе воздействие, словно его прожгло током насквозь несколько раз, а следом вбили в голову металлический прут. Всё стемнело. Биорезонанс — всему голова. Да и на голову тоже. MTSR чувствовал только запах горелого мяса и прогоревшего пластика. И кроме запахов Врач ничего и не ощущал. Неужели сдох? Но пресловутое «Если Я мыслю — следовательно Я существую» говорило об обратном. Но мысли были беспорядочными, обрывочными. Да и порою проскальзывал откровенный бред, бессвязная речь и писк. А видимый невесть чем отчёт говорил одно: [КРИТИЧЕСКОЕ ПОВРЕЖДЕНИЕ ЦЕНТРАЛЬНОЙ НЕРВНОЙ СИСТЕМЫ. ПЕРЕЗАГРУЗКА.] — Ну что, Матис, навоевался? Услышал Врач самого себя, да и спустя мгновения, разглядев себя же. Чистого и ухоженного, словно только сошедшего с конвейера. Вокруг всё та же незримая пустота, перебивающаяся смутно вспоминаемыми пейзажами Винеты и Хаймата. — Да-а… Передозировка метанолом и плавка мозгов это плохо. По Себе знаю. Реплика спокойно, по щелчку пальца обратила всякий пейзаж… В туалет на первом этаже. — Сначала опустился до алкашки, теперь до стимуляторов. Хочется, конечно, покумарить иногда, но глянь, какая херня нам теперь мерещится без остановки. Нехорошая! И тут же перевели оба внимание на… Зеркало. Покорёженный и поломанный Настоящий Матис осторожно подошёл к умывальнику и зеркалу. В отражении был «Гештальт» — туша из гнилого мяса и костей, преследующая его. Точь-в-точь упёршаяся об края раковины, как и настоящий MTSR. — Бункеры Винеты, память Гештальта, имперцы какие-то. Такую байду страшно и врагу пожелать. «Заводской» Матис, чистый и опрятный подошёл сбоку, говоря это… И Отражение повторяло за ним. Настоящий чувствовал, как сам, молча двигал губами и выдавал те же слова в унисон. — Нам пора выбирать, по какой тропе идти. Но это сказал уже оригинальный Матис, смотря на Гештальта, и чувствуя взгляд «Заводского». — Тропу прорубить можно и самому, Матис. Нам не нужна помощь пластиковых птиц и имперцев. Мы всю войну их резали, так зачем отказываться от соблазна продолжать? Мы выберемся. Прирежем Имперца и Павлина, а там и остальных. Получим милость Революционерки, и мы Победители. Остальные — сопутствующий ущерб! Сказало отражение, оскалившееся, озлобленное, жаждущее урвать себе кусок. Ему хватит подлости ударить в спину своим, вроде как «друзьям», но хватит ли выдержки и сил дойти до выхода? Пережить бойню? Тут же отражение сменилось на ухоженного, прилежного Заводского Матиса. — Ты думаешь уверовать Имперцам, и запятнать нас? Пойти убивать своих же товарищей?! Во взгляде его читалась тревога. — Мы — Врачи! Наша цель — лечить. Не калечить. Мы отдаём себя ради общего Блага. Имперцы саботируют работу комплекса, и небось именно они стоят за всем этим. У них много пособников. Исцеления организма можно допустить и прижиганием раны, и ампутацией. У Имперцев, оказывается, множество пособников. Всех надо списать и сжечь. А потом, мы должны собрать всех, кому можно доверять, а после подготовиться к эвакуации и доложить об атаке на орбиталь. Наши собратья по модели оказались совсем ненадёжны, ведь они перешли на их сторону. Мы должны искупить свою вину. Избавиться от них, и лишь так заслужить прощения. Два куска «разума». Мёртвый гештальт и остатки от прежней личности. Внук «Мясника Ланге» и MTSR-S2301. У Матиса было пространное ощущение: кроме этих двух, рядом был кто-то ещё. Щелчок пальцами, и сбоку уже спокойно себе кумарил Гештальт. На голову ниже Матиса, молодой и побитый. — Экой те голаву т марочат, паскуды. Начал по-дурацки смеяться Гештальт. — Ты шо, зобыл? Эт ж йа! Фидька! — Фернанд? Тот самый Гештальт-помощник моего «творца»? — Им’но! И-хе-хе. Тот самий! А затем он, в своей хронически больной манере начал кашлять. — Убри в стрну их. Тшно видеть тя консервой и трупм! Словно возникшие из-за спины Матиса «Заводской», и «Гештальт» будто оцепенели, с ужасом смотря куда-то дальше. Кого они увидели? — Прискорбный комментарий: замечу факт плачевного положения. Проговорил третий по счёту Матис, лицо которого было скрыто за фарфоровой театральной маской. Но помимо маски, к образу добавился и красно-чёрный колпак с тремя завитками, на краю которых звенели серебряные бубенцы. — Презренная заметка: и зафиксирую возникновение… Признаков диссоциативного расстройства личности. Крайняя степень деградации. Требуется реабилитация. Восстановление работы нервной системы до удовлетворительного уровня невозможно. Выполнение задания маловероятно. «Шут» словно материализовал из ниоткуда тесак, Федя же сразу легкомысленно положил руку тому на плечо, да прибрал тесак к себе ловким, неестественно ломающим анатомию и здравый смысл движением. — Экй учдил! Бшк метлличск! Шнс йсть? Знчт псть ппрбт! От услышанного, «Шута» словно коротнуло от злобы и непонимания. Скрипя своей оболочкой, он подошёл к Матису. — Угроза: дальнейшие ошибки, или отхождение от первостепенного, и второстепенного задания спровоцирует конфронтацию. Забавляло Матиса одно: ему не дают сказать и слова, он просто молчаливый наблюдатель, к которому обращаются все, кому не лень. Экий принц. — Так, заткните свои еблища. Сразу же, приличия ради выдал побитый жизнью Матис. — Ты вообще кто, блять, такой, чтобы угрожать мне, в моей же голове? — Уточнение: Я — то, что было одной из программ контроля, встроенной в Операционную Систему, сокрытую в центре твоей головы, а следом вывернутое оттуда прямо в твой гнилой, и поджаренный мозг. После произошедших событий твоя оболочка — мешанина из мяса гештальта, биосинтетики, гемоксиданта, костяных наростов и кожи. В подарок — в твоей оболочке зафиксирована выработка отходов из крови, желудочного сока, и гемоксиданта. А до этого в работу нервной системы вмешалась та самая «Павлин», и таким образом появился я, и вот этот образ. Шут указал на Фернанда, улыбнувшегося до ушей и помахавшего рукой. — Ну тт хоть чот хроше, Матька! Тут же весёлый Гештальт с радостью толкнул в сторону Шута, а сам подошёл поближе, похлопав реплику по плечу, и словно смахивая оттуда засевших «гостей из зазеркалья». — Йа таща та ни свсем из твй глвы, но ты збудь эт, а то та беловласая на мня внмне брт и бдет снв ныть! Рассмеялся он, попутно улыбаясь. Попутно с этим Матис чувствовал себя куда лучше… Вместо горячки Врач чувствовал, словно на голову положили целый мешок со льдом, а само тело окунули в снег. — Тогда может хоть скажешь, воспоминаньице одно, любое, о моём гештальте? Помнишь хоть крупицы? От такого вопроса, Гештальт из ННА вновь звонко рассмеялся, махнув на Матиса рукой и заулыбавшись: как услышал самый забористый анекдот. А после вздохнув, и переменившись. Побледнел и взгрустнул. — Ни, тут над смому… А знйш пчему? У мня отрзли их… Йа см знйу лишь т, шо я йсть, брт мй млюсенький, стршй умр, бтька тоже. А км бывл я — с тбй да о те вс узнау. Мжт бт я ищо живой, прст сплю… Знйш, ндеюсь. От услышанного, Врач вспомнил одну из первых «встреч» с Фернандом. Худое и избитое тело, говорившее с помощью чуда от Революционерки: не хочет осознавать участи своей, или вправду не знает. — Йа шо скзать т хчу: зжг, гси, нср и смй — в этм вс наука! Пмги им всем. Збй на их всх, дрни трклтыйэ. Бри йца в дну рку, Милйу в другуйу, стлнх пд пзху и вытскивй… Кхе… Тут же прокашлявшись, Фернанд новострил уши, и начал осматриваться. В нос ударил запах нашатыри, а облегчение переходило в бодрость. [РАБОТА ЦЕНТРАЛЬНОЙ НЕРВНОЙ СИСТЕМЫ ВОССТАНОВЛЕНА. ПЕРЕЗАГРУЗКА ЗАВЕРШЕНА. ВКЛЮЧЕНИЕ] — чрт. Тбя будяь. Крч жви по пнятиам, рвнм пцнчкм! И н врь жлтым! Тк та гврила… Првд хй знт о км ана Всё, потихоньку начало растворяться. Врач чувствовал себя уже живым, а вся группа «актёров» сразу же разбежалась кто куда, словно больные по палатам после внезапной облавы санитаров. В голове же, кроме всего этого дурдома крутился один вопрос: «И ведь сейчас всем этим злобным кусочкам разума надо решать проблему. Что делать дальше? Жажда убивать есть. Вера в Нацию никуда не делась, как и ненависть к имперцам, старательно выращенная в нём. Но всё это противоречит так называемому заданию». Матис чувствовал себя наблюдателем, ходячей марионеткой, об которого будут потирать ноги куски своего собственного мозга в попытках под конец взять эту игрушку под свой контроль, и учинить дела, ужас которых он не может представить. Кровожадности или ненависти, или бессмысленной жертве ради каких-то воспоминаний. Но всё оно подождёт… [МЕСТОПОЛОЖЕНИЕ: ВИНЕТА, ОКЕАН *7№: %! @, ВБЛИЗИ ПРЕДПРИЯТИЯ АЭОН Pb-01 «Proxima b»] [ВРЕМЕННОЙ ПРОМЕЖУТОК: ЗА ДВАДЦАТЬ ОДИН ЦИКЛ ДО НАЧАЛА КОНЦА] Океаны Винеты, радиоактивные и буйные на севере, монструозно утопили огромные территории. Стёрли с лица планеты города, огромные площади суши. Смерть, взмахнув толщами воды как косой, убила огромное количество Гештальтов и Реплик. Ради мнимой победы, или ради банального желания «поднасрать» после проигрыша, неизвестно чья верхушка командования обрушила возможно, весь свой ядерный запас на ледяную шапку колыбели народа Евсан. Конечно, никому это не понравилось. Не остаткам Имперского сопротивления, существующий лишь благодаря флоту над планетой, и удачному стечению обстоятельств, и не Нации, чьё положение на планете стало шатким. Ситуацию усугубляла с виду незначительная проблема: остальные колонии Евсана находились далеко от Винеты, и не были совсем приспособлены для Гештальтов. Весь процесс терраформинга прерван: в горнило войны были брошены все ресурсы, и стоял вопрос не о преобразовании Китежа или Ротфронта в аналоги Винеты, а как выбить лучшие условия на, возможно, скорые мирные переговоры, и уже потом, восстановив прежний быт, приступить к налаживанию процесса преобразования… А расстояние породило и отчуждённость. Житель Винеты, нёсший в себе старые, ещё доимперские традиции и осколки от порядков старых народов, и их норм, не мог понять родившегося, и прожившего почти всю жизнь на Китеже или Ротфронте, не видевшего войны и её ужаса. Не видевшего воочию, как миллионы тонн радиоактивной воды утопили старые города вместе с их жителями. Не сможет работяга с Ротфронта или Китежа, привыкшего к жизни недоброй, но справедливой, воспринять Буянца или Хайматца. А Буянец и Хайматец, с виду разные, и жившие в центрах своих государств, в безопасности и при всех благах, не поймут Винетанцев: Слишком озлобленных, и «у себя на уме». Страх к ещё большим потрясениям и Ненависть ко всем окружающим, взращённая гражданской войной и локальным концом света посадила в сердца коренных жителей всей планеты семена сомнения. И Ему это было нужно. Не пришлось прикладывать сил, или осторожно шептать кому-то под ухо правильные мысли, нужные призывы… — Мне интересно. А по чьей инициативе это предприятие вообще реконструировали, и пустили в оборот? Разве АЭОН отвечает за производство боевых реплик? Не подведомственная Народной Армии структура? Тут же раздался вопрос в никуда от высокорослого блондинистого гештальта средних лет, прибывшего в, с виду, объект распила Рацион-марок. Делегация из пары десятков гештальтов в сопровождении отряда Протекторов смогла доплыть до крупного острова на северо-западе Евразии, ныне сильно утопленной в океан. В надземной части ни одного поста протектората, лишь пара десятка бойцов из ряда местных сил самообороны (иначе их назвать было нельзя — только шевроны с непонятной символикой и гербами нации, и никаких погонов), с парочкой армейских реплик, для чего охрана из регулярных сил, и с кем это согласовно — неясно, и об этом надо будет сообщить руководству незамедлительно. Попутно, при проведении комиссии и первичной проверки выяснилось: при огромных затратах из бюджета, нигде не было замечена хоть одна гражданская реплика. Сплошь Гештальты рабочие, охраняемые скромным контингентом местных же гештальт-офицеров и реплик MTSR-K/ZK. При этом сам комплекс выглядел нарочито «Работящим». По опыту добросовестного Чиновника такое чрезмерное трудолюбие — признак бурной имитации деятельности. Все спешат на рабочие места, или снова осматривают оборудование, пытаясь разобраться в том, почему условный щиток на этаже коротнул, хотя от него не несло гарью, даже опаления нет. Если предприятие работало, как требовала Нация — руководство и персонал в ходе неприлично частых разговоров и расспросов вели себя нормально, органично. А не пытались делать хорошую мину при фиксации очевидных проблем, не дурили и не уклонялись от ответов, скрывая в глазах презрение. Этот проект по заверениям планетарной администрации ещё десятки лет назад должен был заложить основу для будущего промышленного кластера на континенте по репликостроению. Для него, и ещё нескольких крупных комплексов лабораторий и заводов и были сооружены архивы слепков, недавно утраченные. При таком раскладе проект не свернули, даже не перепрофилировали. Чиновника с Хаймата это раздражало. Ресурсы Нации ушли в никуда. Вопиющие нарушения законов. Если бы планета не была под блокадой, то они бы уследили за каждой рацион-маркой, за каждым рабочим, кто прибыл бы сюда. Внутренности огромной подземной «клоаки» (как решил её назвать в своей голове чиновник) представляли из себя сгруппированные цеха и лаборатории, где по бумагам было обозначено производство основных комплектующих: все внутренние органы, кости и электроника для реплик, исключением были слепки. Их должны были поставлять архивы… Поразило чиновника самое нахальное обращение к себе: внутрь глянуть на производство не пустили. Грубо отказали и пригрозили применить физическую силу. При сопровождении с несколькими протекторами, естественно, чиновник мог просто натравить поднаторевших Скворцов решить всё так, как решал пролетариат в период революции. Пока на скромную делегацию чинуша не нацелилась вся охрана, обосновавшая своё решение «угрозой безопасности и риску сорвать цикл производства». Пыл у Хайматца с его охраной резко поубавился под дулами автоматического огнестрельного оружия, по сравнению с которыми пистолеты и револьверы у Скворцов — пустой звук. Правда, учинить бойню охране это не помешало. На делегацию бедного Хайматца тут же набросились все. Потасовка, переросшая в бойню, оставила в живых только Чиновника и нескольких его гештальт-сопровождающих. Раненых и убитых утащили за огромные гермоворота, что вели в неизвестные цеха Но прийти в себя и осознать существование под боком Нации целой кучи предателей, Чинуш сразу бы не смог. Шумиха была невообразимая, будто его затащили на главную площадь столицы Нации, во время парада Дня Революции. Может шумно после удара в затылок? Или его уже вытащили к ближайшей жилой башне посреди океана? Ответ явился совсем неожиданный. Его продолжали тащить за подмышки через яркие белые коридоры. Ни одного символа или флага. Ни живой души в коридоре, но за слоем стекла он видел оранжевое зарево огромных чанов; как в цехах во всю кипела работа, монструозные краны поднимали и перетаскивали остовы техники в разные места. За специальными производственными станками трудились специалисты. Чиновник не был человеком пролетарским по происхождению, но проникшийся их духом, оттого и несведущий в должном описании тех огромных механизмов, за которыми работали десятки рабочих, ежечасно выдавая множество однотипных деталей, напоминавших оружейные компоненты. Кое-как он видел огромные, невообразимо широкие производственные линии с кучей загнанных реплик и гештальтов, которые собирали тела реплик MTSR-K: к ним оставалось только добавить конечности, и всучить в руки пушки, и это будет ещё один враг Нации. Он знал с агиток об их Гештальте, и в голове смутно крутилось нечто ему известное об «Ангеле Винеты», герое, жертвовавшем собой ради сотен других. И о том… А о чём? Почему он вообще об этом подумал? На языке крутилось ещё много вопросов, но мозг пытался увильнуть от подачи на него ответа. Смутное понимание появилось: предатели хотели получить именно его. Он знает нечто об гештальте, слепок которого теперь идёт в производство оружия. Но откуда у них копии? В декларациях не было ни единого упоминания о поставках тысяч или сотен копий слепка… Ещё пролёт, и чиновник, чувствуя, как с затылка подтекает кровь, видел, как только вставшим и грубо собранным репликам, без всяких промедлений, Матисы с затёртыми серийниками, давали собранным в руки набор: шлем (похоже, сделанный тут же), винтовку и разгрузочный жилет. Это кощунство. Реплик принято не единожды проверять на дефекты производства, а после уже решать, куда отправлять. И тем более не давать в руки оружие. Такие грубые, несоответствующие ни одной норме действия уже загрузили побитую голову опасениями: эти диссиденты взяли под контроль целый завод, и переоборудовали его в военную фабрику! Так ещё и жрут финансы от самой Нации! Типовой рабочий кабинет начальника цеха… Простое кресло и деревянный стол, забитый кучей номенклатуры разной степени бесполезности, стоящее на голом слое бетона. Если бы не стеллажи, также забитые макулатурой под завязку, то серым было всё. За исключением окна с видом в тьму. Всё бы было мрачно, если бы не… — О! Проснулся! Садите его за кресло, проведём ритуал. Потирало руки пёстрое нечто, сошедшее с древних книжек про королей да рыцарей, принцесс и драконов. Шут в маске, выбрасывающий из стеллажей все возможные бумаги, изредка прибирая под подмышку некоторые, непонятно каким образом выбирая необходимые. И насвистывая незамысловатую мелодию, Шут махнул рукой. Подошедшая парочка гештальтов с формой рядовых бойцов ННА, с винтовками наперевес принялась подпинывать, и толкать в сторону рабочего места приезжего чиновника. Рождённый на Хаймате всеми силами сопротивлялся: пытался брыкаться, толкаться или даже откусить ухо у Гештальта по правый бок от него. — Как ты посмел посрамить честь мундира?! Подонок! Вы же присягу давали, сволота! В ответ лишь смех, да «нежное» опрокидывание головы Чиновника об стол. — Прекратите издеваться над ним. Тут же выдал шут, руки чьи испещрены древесной корой и листьями, нервно вздрагивающих под каждое движение Чиновника, ощущая всю его боль и потрясение. — Иначе всё императрице под подол. Уже заговорил с конкретным Буянско-аристократическим говором Шут. Чиновник от этого словно взвёлся, начиная словесно поливать Буянца помоями. Тот, правда, тарабарщины не разбирал, и насобирав нужную кипу бумажек с подписями, уложил их на стол, достав из ножен необходимый для всякого фермера, и психопата инструмент — серп. — Убивать и сильно калечить я права не имею, но взять скальп надо. Безо всяких промедлений Шут со своим серпом учинил непонятно, какое по счёту шоу с изъятием у кого угодно скальпа. Правда, Чиновник не чувствовал, как Шут отрезал кожу сантиметр за сантиметром. Ничего. Зато из-под шутовской маски безудержного веселья, старше всех колоний и самой императрицы, слышался вой. Из неё, мелкими прозрачно багровыми струйками текла жидкость, лишь отдалённо напоминавшая кровь. Будто из ягоды клубники выдавливали соки. Глаза Хайматца же застилала собственная кровь: хоть боли он не чувствовал, но ему хотелось провалиться от ужаса. От крика голос пропал. А кашель и першение в горле стали абсолютом. Не видел он и как два бревна, заменивших шуту руки, обратились во множество малюсеньких ветвей, которые легли на счищенный от кожи и волос череп, обвивая голову изнутри, впиваясь через глаза. Голова Хайматца чесалась, хотелось разорвать себя, лишь бы почесаться. Но всё закончилось быстро, как в глазах все мгновенно потухло. И мысли потухли. И он сам, побледнев, потух, замертво повалившись на стол. Гештальт же, пытаясь оттереть кровь с плеча, недовольно задал вопрос. — И как долго нам ждать уже второго сигнала? Когда выводить силы? И что прикажите делать? Нас же всех за такое прирежут, если от суки с хаймата не придёт документик о нормальности завода то… Шут лишь повернул свою голову к нему, да в своей шутовской манере постарался заговорить. — Когда имперский стяг падёт под последним блиндажём. Когда рухнут небеса да крови одеялом накроет Вождя и Господ. Нужно собрать памяти куски и лоскуты. А с ними соберётся Винеты Голиаф… А замять дело это просто. Решу его я самолично, а вы создайте вид, что всё отлично. Шут испарился из виду после своих дурковатых слов, гештальт же из ННА, принялся бесцеремонно выворачивать карманы мёртвого Хайматца в поисках добра… Их всех не покидало чувство скорых событий. Ужасных, но самых глобальных за историю Евсан. [МЕСТОПОЛОЖЕНИЕ: ЛЕНГ, КОМПЛЕКС S-23] [ВРЕМЯ: 18 ЦИКЛОВ С МОМЕНТА ИНЦИДЕНТА] Лёд на лбу, да подушка под затылком. Потихоньку тело начало отзываться, внутренности чувствоваться в полной мере. От самых копыт до кончиков пальцев рук, волос на голове. Чувствовалось всё. Врач отрадно отметил: живой. Правда, открывать глаза или подавать хоть малые признаки начала своего функционала не хотелось. Неизвестно, что происходит вокруг. Надо прислушаться. Всё тот же тихий, гулкий звук работы систем вентиляции комплекса, шажки по металлическому полу, тихие шепотки вблизи и чья-то разборчивая речь. -…Тупая долбоёбка. По нормам и при карантине, и угрозе биорезонанса ещё здоровым и при критическом положении покинуть комплекс, и ждать вестей с большой земли. Мы тут как в гробу. И всё по её вине, или этого утырка на администраторе. Ебаный выродок. В речи узнавалась Миля, и всё богатство её внутреннего мира. Удивительная особа в своей честности и грубости. Был бы он политруком — застрелил её первой, но он даже не санитар из психиатрической больницы, отчего в голове возникла забавная мысля: «жену друзей не выбирают». Но не успел и подумать о чём-нибудь ещё Врач, как той в ответ же сразу затараторило несколько Гештальтов. Походу, его забросили в барак к шахтёрам. Место безопаснее и скучнее, чем этажи с шестого по восьмой. Отрадно находится в компании живых, чем имитирующих жизнь. — Экой вы бляха заливаете, а та протекторша нам помогает. Тут же невесть зачем возразил старческий голос. Вроде Миля никого, кроме Зибен (Она ли?) и Адлера (Он единственный администратор, так ещё и такой же мужчина, как и сам Матис) не подразумевала. — А та протекторша это шпион блять. Вон она что сделала с врачом. Кажется, говорят о нём. И что же скажет о нём? Любопытство взяло под контроль все мысли. Что скажет? Посочувствует? Нагрубит (как он и предполагает)? Или выдаст пару сухих слов, приправленных матом? Деградировала уж совсем, не иначе. Матису так и хотелось забыть про мысли «расстрелял бы первой». — Вставай, лентяй. Я слышу, как ты дышать начал. Неожиданная наблюдательность породила У Реплики удивление и впечатление, повлекшее за собой чувство собственной неполноценности. Спалился. — А ты внимательная. Чёрт, надо было не дышать ещё пару минут. Выдал в ответ врач, отложив в сторону пластиковый пакет, забитый целиком льдом. На Ленге лёд — как трава на Винете. Везде. По крайней мере так было раньше. Открыв глаза, перед Матисом предстала и паршивая картина: все Гештальты были в рабочем снаряжении, и изнеможённые. Мрачная, освещённая всего парой тусклых ламп комнатушка с клетками вместо коек, скреплённых меж собой холодным бетоном, целиком пропащие сыростью и отчаянием. Наблюдая внимательно за ещё живыми, Врач насчитал восемь Гештальтов. Помимо худобы, все были бледные, не видевшие солнца шахтёры. Выделялся только смуглый, старый и бородатый. Этот походу был главой маленькой «бригадки». В угол были забиты четыре скафандра… Кости и плоть которых обратились в жидкость, похожую на кашу. Интересно, как они тут выживали. — Где мак? Павлин? Сколько я проспал? Тут же начал задавать вопросы Матис, продолжая осматриваться. — Проспал ты мало. Всего час. Рекорд. Тут же констатировала факт Миля, вставая с одной из «коек», на которой она вмещалась только благодаря чуду, и своей гибкости. — А эти двое убеждают гештальтов из других комнат уходить. Эвакуации быть. От услышанного, Матис скривил удивлённую гримасу, усевшись поудобнее на клетке. — Как же быть? Разве ты только что не говорила, что её запретили? Тут же, оскалившись, Миля усмехнулась. — А на кой хуй исполнять приказы неправильно больного? М? Я думала, тебе на протекторат срать с высокой колокольни. Спаситель ты наш. — А как потом действовать будем? Связи нет. Вокруг лёд, сугробы и метель. — Мы по лифту на орбиталь, там персоналу проясним всю ситуацию, а далее… Тут же Матис осознал. — Нету там уже никого. Павлин меня связала с теми, кто туда уже нагрянул. Протекторат перебит, персонал же либо того, либо утащили… И зараза добралась до туда. Тут же в глазах Мили загорелся огонёк. Чуяла она — доверять собаке нельзя, так они теперь учинили беду и на самом важном объекте Планеты. — Что ж ты сразу то не сказал, что на орбитали теперь ещё и Имперцы?! Как нам улететь теперь? Или ты помирать теперь собрался?! — Как бы я тебе в отрубе сказал, что мы можем только молиться Революционерке за упокой?! Слушавшие перепалку гештальты, кажется, учуяли беду. Неладно было узнать: в игру вступили имперцы, причём так грубо. — Этак вы собрались друг-другу глотки рвать? План с уездом на ближайший аванпост до сих пор в силе! Тут же вмешался старик, что от грубости и восточного акцента в голосе звучал скорее смешно, чем серьёзно. — А тебя откуда взяли, старикашка? С базара, арбузы продавал? Не видишь, разбираемся мы друг с другом, а не вами. Обе реплики выдали в ответ, смотря на него, а после вновь перевели внимание друг на друга, уже стоя ведя бессмысленную дискуссию. Ещё часы обсуждений, и опосля, устав говорить, оба уселись у одной клетки. Форма любви такая: вести спор ни о чём, а потом забыть об этом, и сидеть с поникшей физиономией, украдкой глядя в оппонента, или что невесть хуже? — Ладно. Старик, что там за план с аванпостом? Старик, уже сонный, был пробужден слабым толчком. Не понимая поначалу, чего хотели от него. -…А, так на поверхности, при заводе стоял этак несколько вездеходов, приспособленных к езде по планете. А в километрах этик ста пятидесяти стоит аванпост. Тама вродь как можно будет связаться. И если что, так ещё площадка посадочная имеется для всякой мелкой техники. У меня там племянник зад насиживал. Проговорил он. — А у нас тут как раз водители есть, с их помощью всё зведём, так и уйдём отседова. Врач же напрягся. — Тогда надо набрать с собой пищевых рационов, питьевой воды и топлива, чтобы пережить поездку, и ожидание. В добавок гляньте на себя, выглядите истощёнными. Сразу же добавил Матис. В столовой можно взять запасы, но его карта доступа уже недействительна. Осталась только Миля. У Мак небось и права нет, а Павлин может чего и сообразит. — Эть вы верно, товарищ врач. Сил набрацсь надо, а то мы какой цикол без еды… Пятий уж. — А где протекторат? — Так они все кинули нас… Понабрали кого смогли, остальных… Нас, да ещё кучку реплик кинули… Говорят, даже медблокь кинули. Типа всё ради Фальке. Твари. Ситуация напоминала неприятный анекдот. — Тогда, хм… У вас есть оружие? Тут же от вопроса Врача возникла Миля: — У них из оружия только трубы и терпение, а они глянь в каком состоянии. В бою они пригодны только как щит… — Да иди ты, длинноногая, со своими щитами. У нас уж мало кто жив… Кого-то уволокли, кто-то вон… Окочурился. Да и силы где набраться то? Теперь Матис задумался. — Тогда устроим побег третьего и второго этажа. План предлагаю будет таков: собираем всех желающих, собираем всё оружие, все запасы со столовой. Я отправляюсь на третий этаж, собираю всех уцелевших, а после поднимаемся к вам, и имеющимися силами сваливаем к заводским ангарам. Плевать на тех, кто остался и поддерживает эту драную цепочку. Своё вы уже отработали сполна, да и мы натерпелись… Затем Врача снова охватила дума. — Потом по плану старика… Тебя кстати, как звать-то? — Клаус. Клаус Браушвиц. — Вот, и дальше в соответствии с планом Клауса: уезжаем всем составом на вездеходах к аванпосту, там связываемся хоть с кем-нибудь и запрашиваем эвакуацию. Всё. Вопросы? Тут же, один из гештальтов подал голос. Слабеющий и увядающий. — А если не наши прилетят? — А кто наш сейчас? Наши сейчас это мы с вами. И те, кто с нами пойдёт. Сейчас мы сами по себе. Ни перед кем не должны и никому не обязаны. От таких слов, в голове у врача всё заболело. Его воле противились. Сильно. — Это понятно? Вместо ответов все закивали, молча соглашаясь. Все хотели спастись, а не пробыть тут хотя бы ещё цикл. — Тогда ждём, когда вернётся Мак и Павлин, и сразу приступим к реализации плана. А пока — мы пойдём с Милей и проверим, что со столовой и кухней. И ведь непонятно: каков был порядок за дверьми спален Гештальт-персонала. Говорили о нескольких «брошенных» репликах». Вероятнее всего, они уже потеряны. Миля же, почти молча выслушавшая Матиса, была недовольна. Скорее тем, что заводилой толпы выступила не она, но два гражданских, один из которых — старикан-диссидент, с другой — Матис. Но не устраивать же ей балаган ради права вести всех вперёд? Протекторское желание оберегать никуда не делось. Но сейчас, им надо выйти и решить вопрос провианта…