Нежно, как в первый раз

Оказалось, что найти древний фолиант о магии крови гораздо сложнее, чем думала Гермиона. Они с Драко проводят дни, погрязнув в книгах, и заваливают Дина бесконечными письмами с просьбами о новых книгах, но в итоге ничего в них не находят. Они исследуют сотни томов каждую неделю, переводят иностранные диалекты, пока буквы и символы на странице не сливаются в одно сплошное пятно, расплывающееся на пергаментных страницах, а гласные и согласные не начинают танцевать перед слипающимися от усталости глазами. Гермиона знает, что если ритуал, использованный братьями Певереллами, действительно относился к древней Тёмной магии, то найти книгу будет бесконечно сложно. Запрещённые рукописи почти никогда не были доступны широкой публике, и их местонахождение держалось в тайне. Их часто перемещали из одного хранилища в другое без каких-либо документов, или книги попадали в частные коллекции, принадлежащие богатым волшебникам, коллекционирующим старинные реликвии. Фолиант может находиться в любой точке мира или, что ещё хуже, он мог быть потерян или уничтожен многие столетия назад. Гермионе остаётся только гадать, нашёл ли Гарри описание ритуала или, как и они, всё ещё ищет. Она также не может перестать думать о появлении Макнейра-младшего и строить теории о том, что ему могло понадобиться в Дании. Его появление вызвало множество вопросов, и Гермиона с Драко гадали, искал ли он то же самое, что и они, или это было просто странное совпадение. Эти мысли вызывают беспокойство, но Гермиона не может ничего предпринять, поэтому упорно отпихивает их на задворки сознания. Июньские дни пролетают стремительно, погода в Польше с каждым днем становится всё теплее и теплее, пока, наконец, Гермионе не приходится наложить на кабинет охлаждающие чары. Она стала завязывать локоны в узел на макушке, чтобы они не лезли в лицо во время чтения и не мешали пробегать освежающей прохладе по плечам и шее без дополнительной завесы волос вокруг них. Они с Драко проводят целые дни за исследованиями, начиная сразу после завтрака, прерываясь только на обед и оставляя себе немного времени для отдыха исключительно после ужина. Гермиона продолжает каждый раз готовить дополнительную порцию для Драко, и в конце концов он перестаёт сопротивляться — скорее всего, из-за усталости от целого дня, проведённого за чтением одной книги за другой. Их энергия быстро иссякает, и по вечерам они, уставшие, спешат найти уединение в своих спальнях, как только пустеет обеденный стол. Но их общее изнеможение никак не помогает утихомирить бесконечные споры, хотя, казалось бы, они оба уже успели привыкнуть к обществу друг друга. Работа круглыми сутками в непосредственной близости держит их в постоянном нервном напряжении; Гермионе нужна компания, чтобы вести интеллектуальные беседы, которые она пыталась вырвать у Драко так часто, как только могла. Она старалась выбирать темы, по которым они заведомо расходились во мнениях, рассчитывая на то, что он вступит в диалог, чтобы возразить ей. Правда, бывали дни, когда он только сильнее раздражался от её «непрекращающейся болтовни» и решал вместо этого пойти прогуляться. Иногда они по очереди отправлялись в город, просто, чтобы выбраться из дома и сменить обстановку хотя бы на час-другой. Гермиона обычно проводила это время в кафе или книжных магазинах, изучая Варшаву и её исторические достопримечательности, а затем возвращалась в штаб-квартиру, чувствуя себя отдохнувшей и готовой к новым исследованиям. Драко же предпочитает гулять по ночам. Куда именно он ходит, Гермиона не знает, но не думает, что это хоть как-то касается её, чтобы спрашивать. Он всегда возвращается через несколько часов, как по таймеру, хотя чаще всего она уже засыпает к этому времени. В последние несколько его прогулок она просыпалась от звука его шагов, когда он возвращался за полночь. Сегодня он отсутствует гораздо дольше обычного. Уже почти половина первого ночи. Бессонница заставляет её ворочаться дольше, чем хотелось бы, и Гермиона, к своему ужасу, понимает, что слегка беспокоится за него. Она чувствует, как просыпается паранойя, особенно после их недавнего столкновения с молодым Пожирателем смерти. Гермиона нервно вышагивает по проходу из гостиной в кухню и то и дело выглядывает в окно, осматривая окрестности, как будто одним лишь беспокойным взглядом может призвать Малфоя домой. Она пытается занять себя складыванием пазла и пьёт свой любимый успокаивающий чай чашку за чашкой, словно это зелье Сна без сновидений, которое она принимает только в самых крайних случаях. Забавно, что они так тщательно подготовились почти ко всем аспектам этого путешествия-расследования, но не позаботились о средстве связи друг с другом, если вдруг разлучатся. Она даже подумывает о том, чтобы аппарировать в Варшаву на его поиски, но уже поздно, а город слишком большой, чтобы найти его в одиночку. К тому же Драко, скорее всего, убьёт её, если она отправится на поиски — она знает, что он будет беситься, и всё закончится ссорой о том, что Гермионе нужно «отбросить желание приходить на помощь всем и вся». Зайдя в туалет, чтобы опорожнить мочевой пузырь от литров ромашкового чая, она громко усмехается над тем, что уже научилась предвидеть их споры — она заранее знает, что и как скажет Драко. Она может представить и тот язвительный тон, который он так любит использовать, и тот низкий глубокий голос, который по непонятным ей причинам звучит уютно. Хотя ему часто удаётся застать её врасплох. Пока она споласкивает руки холодной водой, её взгляд перемещается на отражение в зеркале над раковиной. Гермиона давно уже не смотрела на себя со стороны. Она перебирает все детали своего лица, которые раньше были ей знакомы до последней чёрточки: веснушки на носу, карие глаза — усталые и изможденные. Она изучает чёткий изгиб губ, их розовый цвет, подбородок, который, как ей часто говорили, был копией маминого. Рассматривает кудри, выбившиеся из пучка на макушке. Гермиона смотрит на всё это и впервые в жизни задаётся вопросом, видит ли Драко именно это, когда смотрит на неё. Она проводит большим пальцем по острым линиям ключиц и задумывается, так ли они женственны, как ей кажется. Смотрит на свою грудь, соски, которые просвечивают сквозь ткань рубашки. Смотрит на плечи и шею, которая всегда казалась ей слишком длинной. Ей интересно, смотрел ли когда-нибудь Драко на неё так, как она смотрит на себя сейчас; замечал ли он отдельные черты или видел только общее. Гермиона думает, что когда начинаешь узнавать человека, по-настоящему замечать его, то начинаешь видеть каждую деталь в нём, каждую грань, которая делает его цельным. Так человек приобретает более четкий образ. Вначале люди расплывчатые, как во сне, — фигуры, сливающиеся воедино без конкретных граней, как акварельные мазки. По мере того как вы узнаете их лучше, разные их частички оказываются в фокусе. Вы начинаете видеть, из чего они сделаны. Волевой подбородок, тонкие губы, нос, как у греческой статуи; адамово яблоко, словно острый камень, покачивающийся в горле, мышца, идущая от уха вниз по шее до ключицы; руки, длинные пальцы, короткие ногти, переплетения вен, сухожилия, натянутые, как струна под кожей. Замечать детали кажется более значимым, чем видеть картинку целиком, потому что они делают человека реальным. Так из туманного образа в голове он превращается во что-то физическое, осязаемое, воплощённое. Всё начинается с мягкости — нечётких очертаний, черно-белых тонов. Внимание, обращённое на человека, добавляет ему красок; оформляет чёткими резкими линиями, которые ты уже не можешь небрежно стереть или проигнорировать, как делал это в начале. Это как если бы ты выкрутил звук на полную громкость и услышал каждую отдельную ноту, а не запутанную гармонию аккордов. Гермиона проводит пальцем по губам, размыкая их, а затем оттягивает нижнюю губу вниз большим пальцем. Она следует по округлому изгибу челюсти по направлению к уху, задевая локон у лица. Она рассматривает каждую частичку своей внешности и пытается взглянуть на себя его глазами. Ей не важно, как он к ней относится, — просто интересно, замечает ли он её. В ней вспыхивает внезапное любопытство, подпитываемое острым осознанием того, как давно к ней никто не прикасался. Её пальцы опускаются ниже, ниже, ниже, проскальзывают под рубашку, исследуя выступающие рёбра и тёплую грудь. Большой палец нащупывает сосок, и у неё вырывается резкий, но тихий вздох, когда он становится твёрдым под её холодными пальцами. Она повторяет движение пальцем ещё раз, распространяя рой мурашек по шее и животу, и её прикосновения становятся лёгкими, как перышко, когда она переходит к другому соску. Её грудь судорожно вздымается и опускается с каждым неглубоким вздохом, когда ладонь и пальцы невесомо танцуют по мягкой плоти. Гермиона закрывает глаза. Чувствует притяжение, тянущую боль и думает о других руках вместо своих: сильные ладони, длинные пальцы, короткие ногти. Она не осмеливается спуститься ниже, твёрдо обозначив границу. Под веками мелькает серый цвет, льдисто-голубой, а затем ослепительно белый. Она не позволяет себе даже задуматься о том, что это значит. Затвердевшие соски задевают ткань рубашки, и она откидывает голову назад, упираясь грудью в ладонь для большего контакта. Резкий звук бьющегося стекла заставляет Гермиону вздрогнуть. Она спешно вытаскивает руку из-под рубашки и встряхивает головой, чтобы отогнать наваждение. Ей приходится открыть глаза, и взгляд цепляется за собственное отражение в зеркале. Её щеки налились краской, зрачки расширены, и она может только ругать себя за то, что вела себя так глупо и так легкомысленно, когда должна была беспокоиться о Драко или пытаться наконец заснуть, чтобы встать завтра пораньше и погрузиться в исследования. Она одёргивает рубашку и тихо открывает дверь, сжимая палочку в руках и затаив дыхание. Выдох облегчения срывается с её губ, когда она видит его: Драко облокотился на стойку с разбитым стаканом в руке. Но напряжение и настороженность быстро возвращаются, когда она замечает на его лице кровь. Его нижняя губа разбита, и на его обычно безупречно белой рубашке видны размазанные ярко-красные капли. Сама рубашка выдернута из брюк, а на одной из скул растекается синяк. Гермиона едва сдерживает удивлённый вздох, а её внутренности сковывает от очередной волны беспокойства. Она с тревогой осматривает его тело в поисках следов других травм, но не находит ни одного. Когда она наконец поднимает взгляд на его лицо, то сталкивается с остекленевшими глазами и видит застывшую мягкую ухмылку. Он в полном беспорядке: волосы всклокочены, верхняя одежда как попало сброшена на спинку стула, несколько пуговиц рубашки небрежно расстёгнуты. — Малфой, что… Ты в порядке? — Она инстинктивно двигается в его сторону, произнося простое диагностическое заклинание. — Я в порядке, — его голос хрипит, а он наблюдает за тем, как она бешеными глазами изучает результаты сканирования, приближаясь к нему. И правда — в порядке. У него только разбита губа, на щеке продолжает расти синяк и сбиты несколько костяшек на руках. Кровь на его рубашке, должно быть, появилась исключительно из-за разбитой губы. Если, конечно, это не чья-то ещё кровь. Гермиона подвигается ещё ближе к нему, заставляя его упереться спиной в стойку, и охватывает подбородок пальцами, поворачивая голову к себе и игнорируя его ворчливые протесты. — Что случилось? — Она хмурится, критически осматривая его губы. Драко раздражённо отмахивается от неё, но Гермиона улавливает запах алкоголя и морщит нос, когда он снова пытается вырвать подбородок из её хватки. — Ты пьян? Гермиона поднимает глаза и видит, что он уже смотрит на неё, наклонив голову, и ему наконец-то удаётся схватить её за запястье и отвести руку от своего лица. — Я не пьян, Грейнджер. Я всего лишь пропустил пару бокальчиков. Это не преступление. Он отходит от неё, выбрасывая разбитый стакан в ведро, пока Гермиона продолжает изучать его. — Что с тобой случилось? Драко нехотя поворачивается к ней, горько усмехаясь, и делает несколько шагов к тому месту, где она стоит, замерев в нерешительности. — Беспокоишься о моём благополучии, Грейнджер? Как предсказуемо. — Отвали, Малфой, — практически шипит она, — хочу ли я вообще знать, чем ты занимался во время своего ночного загула по Варшаве? Ты же знаешь, что не можешь так рисковать… Отвернувшись от неё, Драко открывает дверцу шкафа, чтобы достать новый стакан, демонстрируя при этом свои сбитые костяшки. — Отвали, Грейнджер, — безразлично возвращает он, — ты хуже моей матери. Он включает кран и набирает воду в стакан, пристально рассматривая что-то в раковине, чтобы только избежать её пронизывающего взгляда. Поднеся стакан к губам, он с болезненным шипением делает глоток, потому что вода попадает на открытую рану. Смазанные разводы крови остаются на ободке, когда он отнимает стакан от губ. — Может, хотя бы присядешь и позволишь мне залечить это? — подначивает она, с шумом отодвигая один из стульев и указывая на него кивком головы. На мгновение он замешкался, демонстративно переводя взгляд с Гермионы на пустой стул рядом с ней, а его челюсть сжимается так, словно он делает главный выбор в своей жизни. — Прекрати упрямиться. — Прекрати быть такой назойливой. — Я пытаюсь помочь тебе, — цедит она сквозь зубы, чувствуя, что теряет терпение. — О, может тогда попробуешь выключить стерву? — усмехается он и, обречённо выдыхая, ставит стакан на стол и проходит к стулу. Драко усаживается на него с выражением смиренной покорности на лице, и Гермионе остаётся только раздражённо закатить глаза от этого драматизма. Она делает шаг к нему и ладонью отталкивает его к спинке стула. Драко наблюдает за тем, как она снова поднимает его челюсть, сильно вдавливая большой палец в подбородок, чтобы оттянуть нижнюю губу. Она чувствует его убийственный взгляд, но намеренно игнорирует его, сосредоточенно очищая его лицо и одежду от крови, а затем концентрируется на заклинании, чтобы залечить рану. — Весёлая ночка? — спрашивает Гермиона, чтобы заполнить напряжённую тишину, которая опустилась на них. Чтобы применить заклинание, ей приходится встать между его коленями, отчего Малфой замирает в неловкой позе. — Тебе действительно любопытно, не так ли, Грейнджер? — говорит он поддразнивающим голосом. Её глаза вспыхивают, и он заинтересованно поднимает бровь. Гнев в его взгляде внезапно сменяется озорством. Гермиона думает, что алкоголь, должно быть, раскрепостил его, позволив первоначальному раздражению сойти на нет. Она не задаёт больше никаких вопросов, пока залечивает его губу, опасаясь, что любое неловкое движение испортит заклинание. Закончив, она тянется к шкафу, где хранятся медицинские принадлежности, чтобы достать пасту от синяков, сделанную из плавунцов, не замечая, как задерживается на ней взгляд Драко, когда она возвращается на прежнее место перед ним. Погрузив палец в банку, она набирает немного пасты и наносит её на зеленовато-фиолетовый синяк на его скуле. Драко выдыхает, обдавая её руку тёплым воздухом, когда пальцы проходят рядом с его ртом, и она вдруг вспоминает, чем занималась до его возвращения домой. Гермиона делает глубокий вдох, вытесняя неуместные мысли из головы. Она осторожно наносит пасту из плавунцов ему на скулу, слегка втирая её большим пальцем, словно лаская кожу. — Ты действительно не собираешься рассказать мне, что произошло? — снова спрашивает она. На этот раз Драко не ворчит и не бросает на неё гневные взгляды; на самом деле, когда она переводит глаза на его лицо, то замечает, что оно ничего не выражает. Он лишь пристально изучает её, слегка нахмурив брови в раздумье. — Очевидно, моя ночь была не такой захватывающей, как у тебя. Чай и пазл? Осторожнее, Грейнджер, возможно, мне придётся сообщить Маджу, что ты сошла с ума. Гермиона бросает на него взгляд, который, как она надеется, выражает полнейшее недоумение подобным заявлением, и обхватывает пальцами его руку, которую он лениво откинул на спинку стула. Его рука теплая, а кожа, несмотря на мозоли кажется, мягкой. Сперва он застывает в напряжении от её действий, но заставляет себя немного расслабиться, когда Гермиона начинает наносить пасту от синяков на его костяшки, втирая её мягкими круговыми движениями. — Не могла уснуть. Он облизывает губы и проводит языком по только что затянувшейся ранке, пока его внимательный взгляд скользит по её лицу. — И почему же? Она тяжело сглатывает, снова окунает пальцы в банку с пастой и наносит ещё один слой на его расслабленные пальцы. — Я размышляла о соразмерности риска и «вознаграждения», если бы отправилась искать тебя в Варшаву, чтобы убедиться, что тебя не зарезали в магловском пабе. — Беспокоишься обо мне, Грейнджер? — Уголок его рта растягивается в ленивой ухмылке, и у неё вырывается сухой смешок. — Только в том смысле, что Мадж убьёт меня, если убьют тебя. — Ну, я всё ещё цел и невредим. По крайней мере, ещё некоторое время ты сможешь наслаждаться моей компанией. Она бросает на него красноречивый взгляд и отпускает руку, чтобы закрутить банку с пастой. На мгновение снова наступает тишина, прежде чем, к её удивлению, Драко сам возобновляет разговор. — На меня набросился какой-то мужчина. Возле паба. Забрал мои деньги и попытался вырвать сумку, в которой лежал портключ. Мне пришлось ударить его, чтобы он не смог открыть сумку и переместиться сюда. — О. Драко осматривает костяшки пальцев, сжимая руку в кулак, а затем снова смотрит на неё. — Больно? — Гермиона задаёт вопрос стоя вполоборота и протягивая руки к раковине, чтобы вымыть их. Тепло, которое осталось на её коже от прикосновений Драко исчезает под струёй холодной воды. Она слышит, как он поднимается со стула, и пока вытирает руки, ловит его отражение в окне. Он наблюдает за ней, примостившись на краю стола, неспешно застёгивая верхние пуговицы на рубашке и поправляя воротник. — Не особо. Алкоголь — отличное обезболивающее. — Принято к сведению. Гермиона поворачивается и видит, что он улыбается ей — лёгкой кривой ухмылкой, пока пристально осматривает её. — Что? — она практически шипит и чувствует, как шея начинает краснеть под его пытливым взглядом. Она скрещивает руки на груди, словно пытаясь защититься от его внимательных блуждающих глаз. — Расскажи мне что-нибудь о себе, Грейнджер. То, что ты никому не рассказывала. Даже Поттеру или Уизли. Резкая волна шока прокатывается по её телу. Драко никогда раньше не спрашивал о ней ничего личного, особенно так прямо. Гермиона игриво прищуривается, стараясь сохранить бесстрастное выражение лица, пока он ждёт. — Тебе придётся напоить меня, Малфой, если ты хочешь, чтобы я выложила тебе все свои секреты. Он приподнимает бровь. — Значит, у тебя всё же есть секреты? — Не те, которые ты ищешь, я полагаю. Гермиона проходит мимо него, и в ноздри ударяет запах виски и его почти выветрившегося одеколона. Она быстрым шагом преодолевает расстояние до гостиной, пытаясь скрыться. Только когда она садится на диван перед своим пазлом, то понимает, что он последовал за ней. Драко, как обычно, грациозно опускается в своё кресло напротив неё, и его пристальный взгляд продолжает щекотать кожу, пока она с напускным энтузиазмом перебирает кусочки головоломки. Она уже собрала примерно половину, и рисунок наконец начинает приобретать ясные очертания. Проходит секунда или две, и вот длинный палец нажимает на тот самый кусочек картинки, который она искала. Гермиона поднимает глаза и встречается с ожидающим взглядом Драко. — Ну же, Грейнджер. Рассказывай. Клянусь, я отлично умею хранить секреты. Сердце начинает неровно стучать в груди, а в животе бурлит что-то, что она не может назвать ни нервами, ни волнением. — Боюсь, я только разочарую тебя, Малфой. С его губ срывается лёгкий смешок, и Драко откидывается в кресле, положив руки на подлокотник, в то время как Гермиона устанавливает кусочки головоломки на их законое место. — Я постараюсь сделать всё возможное, чтобы убедительно притвориться, что это не так. У меня это неплохо получается, когда дело касается тебя. Она бросает на него свирепый взгляд, на что он только закатывает глаза, давая понять, что просто подтрунивает над ней, а затем жестом предлагает продолжить. — Ладно. — Она нервно закусывает губу, чтобы сдержать улыбку. Комната наполнена тёплым жёлтым светом от единственной лампы в углу. Гермиона открыла окно, и теперь до них доносится мелодичное стрекотание насекомых, заполняющее тишину. — Ну… На первом курсе, в первую неделю учёбы, я просто до дрожи влюбилась в Гарри. Она краснеет, признаваясь в этом, и улыбается, вспоминая свою недолгую влюблённость. Драко издаёт недоверчивый смешок, когда она поднимает глаза и встречается с ним взглядом, в котором улавливает удивление и, как ни странно, удовлетворение. — Я рад, что ты вовремя пришла в себя, Грейнджер. Что же случилось? — Я узнала его получше, — смеясь произносит она, прокручивая кусочек пазла между большим и указательным пальцами, — не пойми меня неправильно, я действительно люблю его. Но мы всегда должны были быть только друзьями. Это стало кристально ясно практически сразу же. Драко наклоняется ближе к ней, сдвигает вместе два кусочка пазла и скрепляет их, в то время как его глаза уже ищут на столе новые. — И как так получилось, что Уизли вдруг оказался лучшим выбором? — спрашивает он, глядя на неё через стол, когда кладёт очередной кусочек головоломки на место. Его тон лёгкий, подтрунивающий, но вовсе не злобный, хотя Гермиона всё равно бросает на него насмешливый взгляд. — Мы с Роном просто как бы… случились. Думаю, меня привлекло то, насколько мы противоположны, и я хотела таким образом сбалансировать свою жизнь. Он всегда был таким беззаботным в те моменты, когда я фокусировалась на проблемах, и мог рассмеяться там, где я была слишком серьёзной. Иногда я позволяла логике руководить, захватывать мои чувства, и Рон показывал мне, что всё гораздо проще, чем я себе это представляла. Он был как летний ветерок, так легко и непринуждённо всё воспринимал. Но наступил момент, когда мне действительно понадобилась его помощь, чтобы пережить трудное время, но он всё также пронёсся мимо, не помог мне справиться. Мы были слишком разными. Это не значит, что я любила его меньше из-за этого, просто… ничего не получилось. На мгновение Гермиона удивилась самой себе; что призналась во всех этих переживаниях Драко. Но все эти слова слетели с её губ без всяких раздумий, без капли сомнения во внимательности слушателя. Она поняла, что по какой-то причине чувствует себя комфортно, рассказывая всё это ему, даже зная о его неприязни к Рону, да и в целом ужасном отношении к обоим её лучшим друзьям в какой-то момент. — Я никогда не мог понять, как и почему вы смогли стать парой. В этом нет смысла, — говорит Драко, опираясь локтями на колени и перебирая кусочки пазла. Он ненадолго поднимает на неё взгляд, прежде чем снова вернуть внимание к головоломке. — Я не думаю, что такие вещи должны иметь смысл, — отвечает она подталкивая к нему кусочек пазла, который подходит к маленькой секции, над которой он работает, — я, конечно, потратила достаточно времени, отрицая это. Рон был не из тех, кто пишет стихи или покупает цветы. В его представлении романтика — это ужин, дополненный несколькими бутылками сливочного пива. Драко резко поднимает подбородок и смотрит прямо ей в глаза. Выражение его лица странно серьёзное, даже брови слегка нахмурены. — Только не говори мне, что Уизли никогда не дарил тебе цветы. Гермиона молча пожимает плечами, бросая кусочек пазла на стол и откидываясь на диван. Она подтягивает ноги и прижимает колени к груди, когда по комнате проносится особенно холодный порыв ветра. Драко щёлкает палочкой, закрывая окно, но его глаза по-прежнему прикованы к её лицу. — Нет, но мне кажется, что все просто думают, что я из тех девушек, которые не хотят их получать. Вместо этого мне всегда дарили книги. Видимо, умные девочки не нуждаются в широких жестах, — она криво улыбается, — впрочем, меня это никогда не беспокоило. Мне всегда казалось странным, что тебе дарят что-то, за чьей медленной смертью и увяданием ты потом наблюдаешь. Даже как-то нездорово, если задуматься. Драко приподнимает бровь, уголок его рта слегка подёргивается. — Думаю, так может сказать только тот, кто хочет получать цветы, но никогда их не получал. Гермиона не может удержаться от взрыва смеха. — Дурень. Хотя может быть и так. У меня никогда не было достаточно времени, чтобы поразмышлять об этом. Но уверена, что ты, конечно, потрясён, учитывая, что ритуалы ухаживания чистокровных заставляют как следует раскошелиться, особенно когда речь идёт о романтических жестах. Драко пожимает плечами. — Наверное. Хотя после того, как начались мои ухаживания за Пэнси, я всё меньше и меньше беспокоюсь об этих вещах. Язык любви Пэнси был в основном… физическим. Гермиона изобразила весьма преувеличенный звук отвращения. — Пожалуйста, избавь меня от подробностей, — отшучивается она, делая глоток остывшего чая. — Да ладно, Грейнджер, неужели ты не хочешь послушать о том, как восхитительно я целуюсь? — Ты всегда был слишком самоуверенным, Малфой. Он бросает на неё дьявольски вызывающий взгляд, наклоняя голову набок, а его глаза сужаются. — Вот как? Гермиона пожимает плечами. — Я просто честна, вот и всё. Учитывая размеры твоего эго в школе, я удивлена, что тебя не раздуло от собственной важности. — Могу заверить тебя, Грейнджер, что моя уверенность в том, что я умею целоваться, проистекает из заверений тех, кто был непосредственным участником процесса. Вряд ли я смог бы оценить это сам. Гермиона сглатывает. Почувствовав, как ему необходимо было отстоять собственное достоинство и как стремительно росло раздражение от её аргументов, она продолжила наседать. Её губы изгибаются в знающей ухмылке. — Ты уверен, Малфой? Мне показалось, что я слышала, как Трэйси Дэвис сказала Парвати Патил, что твои способности в поцелуях весьма средние. Очевидно, Драко попался на провокацию и, покачав головой, упёрся кончиком языка в щёку, выдыхая сухой смешок. Его глаза темнеют, и в них смешиваются игривость и отчаянное желание доказать свою правоту. У Гермионы пересыхает во рту, пока он рассматривает её в течение этого мгновения. — Трэйси Дэвис целуется так, будто её язык окаменел. Вряд ли её мнение можно считать авторитетным в области качественных поцелуев. — Ну, не знаю, Малфой, мне кажется… Гермиона не успевает закончить фразу, как Малфой резко поднимается с кресла. Его взгляд устремлен на неё, и он в два широких шага огибает кофейный столик, чтобы оказаться рядом. Сердце замирает где-то в горле когда Драко наклоняется вперёд, а его руки опускаются на спинку дивана рядом с её головой. Он смотрит на неё с вызовом, ясно давая понять, что для доказательства своей правоты он готов переступить любые границы. Затаив дыхание, Гермиона наблюдает, как Драко наклоняется к ней, медленно, всё ближе и ближе. Его запах окружает, а глаза опускаются к её губам, прежде чем их взгляды пересекаются. Она уверена, что он ждёт, когда она испугается, завизжит, втянет голову в плечи и попытается убежать. Для него это игра — последняя попытка доказать, что она ошибается. Пульс неровно бьётся в каждой клеточке её тела, когда лицо Драко придвигается всё ближе и ближе к ней, а его руки стискивают подушки по обе стороны от её плеч. — Откуда ты знаешь, Грейнджер? — его голос — почти шёпот — низкий, хриплый и несомненно соблазнительный. Она шумно втягивает носом воздух, когда его губы касаются уха, а тёплое дыхание скользит по волосам — она чувствует запах виски и чего-то сладкого; его нос касается виска. — Я могу заверить тебя, что это не голос в моей голове заставляет меня быть уверенным, что ты ошибаешься; это не голос в моей голове говорит мне продолжать, даже когда они задыхаются от нехватки воздуха. Но откуда тебе знать, Грейнджер? Она чувствует касание его колена, чувствует, как он накручивает на палец локон на затылке, выпавший из пучка, — его руки так близко, что ему даже не пришлось передвигать их для этого. Она испускает дрожащий выдох, когда он слегка поворачивает голову, кончик его носа невесомо проходится по её скуле, а губы оказываются в нескольких сантиметрах от уголка её рта. — Мне показать тебе? Его слова обжигают её так же, как искры, вырвавшиеся из костра, обжигают обнажённую кожу; каждое из них приземляется острым уксусом, опаляя, а затем согревает, оставляя свой след. — Ты бы не стал, Малфой. Ты не поцелуешь меня. Даже чтобы доказать свою правоту. Мягкий хриплый смех касается её щеки. — Ты уверена в этом, Грейнджер? Гермиона застывает на месте, не в силах пошевелиться, даже если бы захотела. Он загнал её в угол, как и хотел, и он видит это. Она чувствует, как в нём искрится чувство торжества, и уверенность, с которой он держит её в ловушке, не вызывает сомнений. — Иногда легче смириться с тем, что ты не всё знаешь, — произносит он, и его дыхание веером стелется по её коже, вызывая беспричинную дрожь в позвоночнике. И вдруг он отстраняется, на его губах появляется победная улыбка, а в глазах вспыхивает почти злобный триумф, когда она судорожно выпускает воздух, снова позволяя себе дышать. Драко выпрямляется во весь рост, отпускает спинку дивана и отступает назад. Ни для кого из них не секрет, что в какую бы игру он ни играл, он одержал победу. — Спокойной ночи, Грейнджер. А затем, кидая на неё последний взгляд, выражающий удовольствие от её поражения, он выходит из гостиной. Его шаги удаляются вверх по лестнице, пока Гермиона отчаянно пытается выровнять дыхание. Сегодня Гермиона уже жалеет о своём решении сдвинуть их столы вместе. Такое расположение вынуждает их с Драко не только сидеть лицом друг к другу, но и постоянно касаться друг друга ногами, когда кто-то из них потягивается, чтобы размяться. Не помогает ни то, что они так и не поговорили о вчерашнем инциденте, ни то, что Драко, похоже, делает всё возможное, чтобы восстановить границы, которые он нарушил своей нетрезвой выходкой. Сегодня он особенно угрюм, постоянно срывается и всячески избегает её взгляда. Гермиона решает отбросить сомнения, которое он всколыхнул в ней прошлым вечером. Она понимает, что вчерашнее небольшое импровизированное выступление было всего лишь следствием воздействия алкоголя и его непреодолимой потребности доказать свою правоту, так что воспринимать эту ситуацию как-то иначе было бы пустой тратой времени с её стороны. А у неё есть другие более важные проблемы над которыми стоит поразмыслить. Гермиона почти непроизвольно поднимает взгляд, чтобы посмотреть на Драко. Он изучает довольно тонкую книгу по тёмным обрядам Магии крови, которую им удалось найти, написана она на французском. Его знание языков, довольно весомое преимущество, которым в данный момент они располагают, поскольку, как и Гермиона, он также свободно владеет латынью и превосходно справляется с переводом самых различных рун. Она наблюдает за тем, как он обмакивает перо в чернильницу, стоящую около его локтя, и сосредоточенно делает пометки в дневнике. Закрыв книгу, которую только что закончила читать, Гермиона откидывается в кресле и опускает веки, чувствуя разочарование, потому что снова зашла в тупик. У неё в голове роятся мысли, пока она пытается решить, что делать дальше. Она раз за разом вспоминает все подробности их разговора с Фреей. Она не раз прокручивала в голове каждое слово в течение нескольких последних недель, в деталях воспроизводя их разговор. Но сколько бы раз она ни повторяла его, ей не удавалось найти в нём ничего нового. Фрея рассказала им всё, что знала. Насколько Гермиона может судить, под откровенными признаниями Фреи не скрывалось никакого второго дна или тайного подтекста. Только факты: факты, из которых они уже вытянули всё, что могли, перебрали абсолютно все варианты, поэтому теперь чувствовали себя глупо из-за того, что потратили на них столько времени. Она сбилась с пути. И не представляет, в каком направлении двигаться дальше. И ей страшно. Она напугана тем, что возможно не сможет найти Гарри. Что навсегда его потеряла. И ей кажется, что она тонет. Открыв глаза, Гермиона обнаруживает, что Драко наблюдает за ней. Он слегка приподнимает бровь, явно замечая, что она выглядит усталой. Тонет. Сколько ещё она сможет задерживать дыхание? Сколько ещё выдержит, пока воздух полностью не закончится? — Как думаешь, на сколько ты бы мог задержать дыхание под водой? На лице Драко появляется привычное раздражение. — Грейнджер, о чём, во имя Мерлина, ты говоришь?! — На сколько ты бы смог задержать дыхание, если бы тебе это было необходимо? — Честно, Грейнджер, иногда ты задаёшь такие идиотские вопросы… На её решимость никак не влияет его хмурый взгляд и то, как раздражённо он закатывает глаза. — У меня уже мозги набекрень от перевода рун. Мне просто пришло это в голову. Он, откинувшись в кресле, смотрит на неё, проводит языком по нижним зубам и молчит. — Например, если бы ты оказался в ситуации жизни и смерти, и тебе потребовалось бы задержать дыхание? Ну же, Малфой, развлеки меня немного. Он пожимает плечами, не отрывая от неё взгляда. Его выражение капельку смягчается; но лишь чуть-чуть. — Учитывая, что ты не сообщила мне никакого контекста для этой гипотетической ситуации, понятия не имею, Грейнджер. Ещё какие-нибудь идиотские вопросы, которые ты бы хотела задать, имеются? Она хмуро смотрит на него. — В данный момент нет. Он с удовлетворённым видом кивает и снова опускает глаза на страницу книги, которую читал. — Разве ты не собираешься спросить меня… Тихий рык вырывается из его рта, когда он с нескрываемым раздражением в очередной раз встречается с ней взглядом. — Как долго, по-твоему, ты сможешь задерживать дыхание, Грейнджер? Хочешь найти ответ на этот вопрос? Я наполню ванну — ты сунешь голову под воду, а я стану считать до тысячи. — Ты что, собираешься утопить меня? — Я предложил это только для того, чтобы мне хоть несколько минут не приходилось слушать твою болтовню. Она бросает на него свирепый взгляд, а его губы в ответ растягиваются в скупой снисходительной улыбке. — Какой ты… зануда. — Я пытаюсь сосредоточиться. — Мы ни на шаг не стали ближе к разгадке этого ритуала, совершенно не продвинулись с прошлой или даже позапрошлой недели. Если Фрея не смогла ничего узнать, я не представляю, сможем ли мы… Иногда я задаюсь вопросом, удастся ли нам вообще всё это. — Наверняка, она что-то недоговаривает, — вздыхает Драко, закрывая книгу и отбрасывая её на стол поверх разбросанных пергаментов. Гермиона качает головой, поднимается и начинает ходить по комнате. Иногда ходьба ей помогает; во всяком случае ей нравится считать, что физическая активность запускает и мыслительную деятельность. — Я тоже постоянно об этом думаю, но уже столько раз прокручивала это в голове… «Есть кусочки головоломки, которые могут собрать воедино лишь чистые сердцем». Затем она сказала, что есть знания, которые сокрыты и от неё самой. И которые, возможно, она никогда не получит. Совершенно очевидно, что она тоже зашла в тупик. Драко хмурится и скрещивает руки на груди, он так сосредоточен, что его взгляд не фокусируется ни на чём конкретном. — «Только чистые сердцем»… что она хотела этим сказать? На улице начинается дождь, крупные капли громко стучат в оконное стекло. Гермиона недолго рассматривает повисшие над поляной тёмные тучи, а потом снова поворачивается к Драко. — Я думаю, она имела в виду тот факт, что мы просили её поделиться информацией, а не потребовали. Она говорила что-то о том, что поняла, что у нас — и у Гарри — чистые намерения, потому что мы спрашивали её, а не пытались получить ответы силой. Настала очередь Драко качать головой и задумчиво почёсывать шею. — Довольно странная фраза… Даже если бы кто-то не был бы чист сердцем — даже если бы он был, например, злым — он всё равно мог бы получить ту же самую информацию. У Гермионы замирает сердце. Ей кажется, что он, возможно, прав; а она что-то упустила. — И что? Возможно найти книгу, только если не собираешься использовать Дары в корыстных целях? Думаешь, её может охранять магия, которая умеет распознавать намерения? Какие-то защитные чары, которые обнаруживают злой умысел? В таком случае заклинание должно быть очень сильным — Гермиона даже предположить не может, существует ли такая магия. Драко отворачивается и наблюдает за дождём, тот усилился, и теперь вода струйками бежит по стеклу. — Я не знаю, возможно ли создать защитные чары, определяющие чистоту сердца, — отвечает он, озвучивая её собственные мысли. Она вздыхает и отодвигает кресло, чтобы пойти налить себе чаю. — Что если… Гермиона останавливается в дверях, поворачивается и смотрит на него. В его глазах вспыхивает озарение, а брови удивлённо приподнимаются. — Что если, говоря о «чистом сердце», она не имела в виду метафору? Что если она говорила буквально? Понимание поражает её словно удар молнии — как мгновенная яркая вспышка. — Ты думаешь… — Чистокровность. Что, если она говорила о том, что только чистокровные волшебники могут получить доступ к книге? Её сердце бешено колотится, пытаясь справиться с внезапным выбросом адреналина. — Малфой, это гениально. — Эта фраза вырывается у неё в порыве изумления. — Жаль, что я раньше не догадался, — говорит он, вставая и поворачиваясь к располагающейся в углу комнаты книжной полке, чтобы оценить их растущую коллекцию. — Библиотеки в чистокровных семьях славятся своей уникальностью. Собрания книг веками хранятся в этих семьях, и к ним относятся так, как маглы относятся к произведениям искусства — как к реликвиям, которыми восхищаются и на которые больше любуются, чем пользуются ими. Никто не может зайти в поместье или выйти из него без разрешения семьи, владеющей им. Неудивительно, что Фрея не смогла найти нужную книгу: сквиба просто не пустили бы на порог. Гермиона наблюдает за тем, как он берёт с полки очередной том, листает его и ставит на место. — Ты же не думаешь, что Малфой-мэ… — Нет, — он, качая головой, поворачивается к ней и разглядывает её обнажённые плечи. Его взгляд на мгновение опускается к вырезу на её рубашке; день особенно влажный, и она выбрала лёгкую блузку без рукавов свободного кроя, которая открывает ключицы. Она подозревает, что Малфой никогда раньше не видел, чтобы у неё было столько неприкрытой кожи, но он отводит глаза и опускает взгляд на стол, прежде чем она успевает осознать, как именно он её рассматривал — медленно, почти бессознательно скользил взглядом по её веснушчатым плечам, а потом ниже и ниже. — Библиотека мэнора не подходит. Кроме того, я знаю в ней все до единой книги, и там нет ни одной о тёмных ритуалах связанных с Магией крови. После войны Министерство изучило каждый уголок, чтобы изъять всё запрёщенное. Они забрали несколько книг из личной коллекции отца, но те датировались лишь семнадцатым веком. Это были книги с тёмными заклинаниями и одна о крестражах. Но ни одна из них не могла бы нам никак помочь. Драко опирается руками о стол, перенося на них свой вес, челка падает ему на глаза. Он смотрит на Гермиону сквозь волосы, сглатывая при этом. — Сколько таких библиотек существует? — спрашивает она, игнорируя внезапное инстинктивное желание протянуть руку и поправить его волосы. Он закатал рукава своего хлопкового оксфорда до локтей, и вены на его предплечьях двигаются вместе с сухожилиями под тяжестью его тела. — Крайне мало. Я думаю, что знаю кое-кого, кто мог бы нам помочь. Грейнджер, ты когда-нибудь была в Австрии? Она отрицательно качает головой, а сердце в это время заходится в груди. Всё ближе, и ближе, и ближе. Она почти чувствует, насколько близко она к нему подобралась. Малфой выглядит слегка взволнованным, когда отталкивается от стола, устраивается поудобнее в кресле и пододвигает к себе чистый лист пергамента. — Похоже, пришло время навестить моего старого друга. Гермиона не понимает, как расшифровать смесь беспокойства и лёгкой фамильярности в его голосе; как будто термин «старый друг» таит в себе нечто большее. Словно Драко испытывает смешанные чувства по поводу человека, имеющего возможность предоставить им доступ к библиотеке в поисках информации, в которой они отчаянно нуждались. Она с любопытством наблюдает, как Малфой подписывает письмо; аккуратный, ровный почерк выводит каждую букву, от неё не скрывается волнение, с которым он выписывает каждую букву. Когда он заканчивает, Гермиона успевает заметить имя, написанное вверху пергамента. Она сразу же его узнаёт. Теодор Нотт