Единственный выбор

Тогда.

Солнце поднималось, пробиваясь лучами через узкую решетку под потолком. Бельз так и лежал на скамейке без движения. Раны на голове и теле затянулись, а крылья медленно восстанавливались, отращивая кости из обрубков. Предстояли долгие и мучительные дни, в которых его не оставят в покое и будут пытать по расписанию. Серафим устал от бесконечных пыток и мечтал лишь об одном — смерти. Снова вошел конвоир в несменяемых черных доспехах. В руках были кандалы и новая одежда. Бельз сквозь боль встал со скамьи и отвернулся от решетки, заводя руки за спину. Он старался держаться ровно и не показывать чувств, ожидая неминуемого. Однако звука открывающегося замка не последовало. В спину Бельза только кинули что-то не твердое. Серафим опешил и развернулся, посмотрев под ноги. На полу лежала только новая целая одежда. — Что это значит? — спросил он у конвоира, который отошел от его камеры к соседней. Щелкнул замок на решетке Сэшэй. Конвоир, ничего не говоря, вывел ангела, держа ее за плечо. За светлыми перьями Бельз увидел блеск аквамарина и снисходительную улыбку. Серафим замер, не понимая, что произошло. Придя в себя, он быстро переоделся. Бельз ожидал, что за ним скоро тоже придут. А не забрали его в обычное время, потому что у него появилась соседка. Другого логичного объяснения он не мог придумать. Но время шло, а он так и оставался в камере. Боль от крыльев уже практически не чувствовалась, а сами они начали быстрее расти. Бельз сел на скамью в задумчивости. За все годы, что он здесь, такое случилось впервые: его не тронули. Но почему? Что заставило их так поступить? Вряд ли сочувствие. Палачи в девятом корпусе не знали такого слова. Прошло полдня. Серафим понял, что сегодня он мог отдохнуть и залечить раны. Новая одежда, как ему показалось, была мягче и удобнее предыдущей. Бельз без труда двигался и решил походить кругами по камере, разминая все мышцы. Ему этого не хватало, как и спокойствия. — Спасибо, Отец, — прошептал серафим, устремив взгляд в кусочек неба, видимый за окошком. Но кого же в действительности стоило благодарить? Бельз вспомнил лицо Сэшэй, когда она уходила с конвоиром. Утром он не обратил на него должного внимания, готовясь к пыткам, но острый ум, который был у него с самого появления, постепенно начинал проясняться. Она его подбодрила, успокоила и, видимо, что-то сделала, чтобы Бельза сегодня оставили в покое. Безумный ангел. Интересно, что с ней делали. Сэшэй привели обратно, когда начало темнеть. Она болтала с конвоиром о каких-то растениях, посмеиваясь и широко улыбаясь, а тот, как показалось Бельзу, ее внимательно слушал. Серафим припал к решетке, стараясь уловить каждое движение и каждый взгляд. — Что происходит? — вновь спросил он у конвоира, но тот ударил кандалами по его пальцам, и пришлось отпрянуть от прутьев. Когда ангел ушел, Бельз обратился уже к Сэшэй с нарастающей злостью: — Как это понимать? — Тебе полегчало, сосед? — Это твоих рук дело? — Что именно? И чего ты злишься? Тебя сегодня никто не забирал. Где радость в голосе? — Вот именно. Такого здесь не бывает. Как ты это сделала? — Я не раскрываю секретов, сосед. Наслаждайся отдыхом, пока я здесь. — Почему ты это делаешь? — Я знаю, кто ты и кем был. Такие качества не должны забываться, Бельз. Твоя преданность, твое безукоризненное выполнение любого приказа, твои ум и сообразительность. Я рада, что мы наконец познакомились. — Да кто ты такая? — Я тебе о себе уже все рассказала еще в первый день. Чем ты слушал? — Кто и зачем подослал тебя, ангел? — Послушай, все, что я рассказала тебе, — правда. Ты поверь, а то не в моей привычке говорить ее столько. — Не может ангел шутить над другими ангелами, убегать без разрешения и творить непонятно что. — Не может или не должен? Есть разница между этими словами. И существенная. Ангелы многое должны и не должны, но это не значит, что они чего-то не могут. Понял? Я вот смогла сделать так, чтобы тебя сегодня не трогали. А ты не смог объяснить архангелам, что тебе тут не место. Должны ли мы были это делать? Вопрос хороший… — К чему ты клонишь? Ноздри Бельза вздувались каждый раз, когда Сэшэй говорила. Она ничего о нем не знала, а уже осуждала. Кто эта девчонка такая, чтобы упрекать его хоть в чем-то? — Я могу тебе помочь, но я не должна этого делать. Понимаешь? — Мне не нужна помощь. — Разве? Я краем уха слышала твой приговор. Серьезное дело. Но как такой идеальный ангел вроде тебя вдруг ни с того ни с сего убил двух своих подчиненных? Что-то не сходится. — Я убил своих. Это не шутка. Тут ничем не поможешь. — Дам тебе время подумать до завтрашнего вечера, Бельз, — она сделала паузу и брезгливо добавила: — Кто дал тебе это имя? Кошмар просто. На следующее утро повторилось все то же самое: за Сэшэй пришли, а серафима будто и не заметили. Весь день его не покидали слова ангела. После стольких лет пыток, когда на мысли не было никаких сил, мозг Бельза вновь напрягся, а тело наконец расслабилось. У него появилось много свободного времени, которого никогда не бывало даже у свободных ангелов. Слова Сэшэй не покидали его разум. Бельз крутил их в голове, пытаясь вникнуть в смысл и понять, был ли он там в принципе. Серафим ни от кого не слышал такой загадочной и витиеватой речи, кроме одного жителя Рая — Михаила. Тот любил сложно говорить с большой долей пафоса в голосе. Бельз держал в голове все его высказывания, особенно последнее, адресованное лично ему: «нет предела моему разочарованию в тебе.» Последние слова, которые серафим услышал от командира перед тем, как его заперли в девятом корпусе — личное распоряжение архистратига. А сам он тогда ничего не сказал, не возразил и не попытался защитить честь. «Кажется, я тебя понял, » — подумал Бельз, вновь осмысляя слова Сэшэй. Он и правда не должен был ничего говорить, но мог. Мог вырваться и крикнуть прямо в лицо Михаила, чтобы тот разобрался. Мог постоять за себя. Почему у какой-то девчонки, которую Бельз толком и не видел, возникли сомнения о его вине, а у командира, которому он был всецело предан, их не оказалось? Бельз открыл для себя новое чувство — обиду. Серафиму захотелось доказать Михаилу, что он не виноват, посмотреть в глаза архангела и увидеть в них стыд.

***

— Да, — сказал Бельз, когда Сэшэй вернули. Она остановилась у решетки своей камеры, смотря вперед. Конвоир, стоявший сзади и державший цепь на кандалах, замер вместе с ней, не подталкивая ее и не крича. Страж был обеспокоен и сжимал кулаки, но не возражал. — Я сегодня в его камере буду. Открой-ка ее для меня. — Не положено, — сухо ответил конвоир. — Чего ты хочешь за это? После этих слов страж на глазах изменился, превратившись в робкого ангелочка. Он шепнул что-то на ухо Сэшэй. Та стояла с невозмутимым видом и слушала не перебивая. Затем она повернула на конвоира голову и сказала ему что-то в ответ. Бельз не расслышал ни единого слова, но понял, что они договорились, потому что ангел в латах отстегнул наручники, отпер дверь камеры серафима и впустил Сэшэй. — С утра я вернусь за тобой, — сказал конвоир и ушел, гремя металлом. Бельзу показалось, что он лишился рассудка за годы пыток, а Сэшэй — плод его воображение. Ангел стояла перед ним, в его камере. Тюремные законы категорически запрещали находиться в одной камере двоим. Почему страж, которого невозможно было подкупить абсолютно ничем, вдруг нарушил закон? — Что ты ему сказала? Как ты это сделала? Почему он это сделал? — полились на Сэшэй вполне логичные вопросы. — Умение договариваться и смотреть вглубь проблем, соседушка, — она усмехнулась, словно сказала самую банальную вещь в Эдеме. — Такие навыки полезнее размахивания клинком. — Как ты мне поможешь? Сэшэй улыбнулась и начала разминать шею и руки. Аквамарин недобро заблестел, когда она хрустела кулаками. — Ты достаточно отдохнул, Бельз? — Смотря для чего, — серафим насторожился. Ангел подошла к нему почти вплотную, вперившись взглядом в его глаза. Он смотрел на нее сверху вниз, совершенно не догадываясь, что Сэшэй собиралась делать. Острая боль пронзила все тело, когда ангел резко выбросила руку вбок и ударила по отраставшему крылу. Бельза накрыла волна агонии и агрессии. Он зарычал и швырнул Сэшэй в решетки. В один прыжок преодолел расстояние между ними и прижал ее голову к прутьям. — Ты что творишь? Я могу убить тебя! — кричал серафим ей на ухо. — О, отлично! То, что нужно! Бельз вдавливал Сэшэй в решетку, совершенно не контролируя себя. — Я не могу остановиться! — Этого пока и не нужно. В груди Сэшэй не хватало воздуха — Бельз это чувствовал. Одна его часть пыталась остановить тело и прекратить безумие, но другая наслаждалась процессом, желая причинить как можно больше боли. В руке Сэшэй что-то сверкнуло, и ослепленный серафим отпрянул от ангела, прикрывая ладонью глаза. — Посмотри, Бельз. Вот причина твоей агрессии. Серафим убрал руки и, часто-часто моргая, восстановил зрение. В ладони ангела сверкал большой осколок от зеркала, в котором Бельз узнал себя. Тонкие черты лица, острые скулы, взъерошенные черные волосы и голубые глаза, которые тускло светились золотыми крапинками. — Что это такое, тьма подери? — водя пальцами вокруг глаз, произнес он, не веря собственному отражению. — Я называю его мстительным цветком. А у тебя в глазах его пыльца. Крайне агрессивное растение. Если его понюхать, то можно потерять контроль над разумом. Но это временно. Опаснее всего пыльца. Раз в год на несколько дней цветок начинает разбрасываться ею, чтобы размножится. И если пыльца попадает в глаза ангела, то остается там навсегда. А когда с носителем что-то случается, то она дает сигналы отомстить, включая неконтролируемую агрессию. Ничего не напоминает? — Почему ты уверена, что это именно она? — Пыльца начинает светиться в глазах, когда превращает носителя в агрессивное животное. Лучше всего это видно ночью. — Как это вообще случилось? Я не помню, чтобы в мои глаза что-то попадало. — Пыльца очень маленькая, не удивляйся. А теперь самое интересное. — Она вдохнула поглубже, задержала дыхание на пару мгновений и продолжила: — Я взяла на себя смелость провести небольшое расследование. Рай слухами полнится. И мне стало любопытно, что же произошло. Не думала, что мне это когда-нибудь пригодится, но Судьба нас свела. Первого ангела ты убил недалеко как раз от той поляны, где росли целые плантации мстительного цветка. Как раз наступил сезон опыления, и пыльца ветром попала на твоего подчиненного, а потом и на тебя. Он увидел в тебе угрозу и набросился, а ты в нем. А так как ты сильнее, то и победил. Тебя попытался остановить второй. С ним тоже известно что случилось. Так как архангелы наши доблестные не стали разбираться, то и тебя от этой заразы не избавили. Сэшэй протараторила весь рассказ, ни разу не запнувшись. Бельз еле успевал следить за ходом ее мыслей, сумбурных, но логичных. Из всего повествования он понял одно: смерть ангелов — в меньшей степени его вина. Если бы он знал об этом раньше, хотя бы о существовании такого цветка, то не повел бы подчиненных в то место. Но кто сейчас его будет слушать? Михаил? — Спасибо, что поведала мне истину, Сэшэй. Я в долгу у тебя за все, что ты сделала для меня. Но скажи: зачем ты это делаешь? Ангел широко улыбнулась прищурившись. Бельз уже был готов на все. — Я вытащу тебя отсюда. Не знаю пока как, но я это сделаю. И восстановлю тебя в глазах архангелов. Ты веришь мне? — Всецело. — Задам тебе лишь один вопрос, а ты не отвечай, подумай, и потом поймешь. Кому ты подчинишься? Бельз вздохнул, смотря на Сэшэй. В юных глазах таилось столько тайн и знаний, что серафим не мог не склонить перед ними голову. Он бы ни за что не поверил, что его спасение — маленький ангел в темнице. — Кстати, насчет имени. Ты никогда не хотел его сменить? — вдруг спросила Сэшэй, вытаскивая Бельза из глубоких мыслей. — Просто кошмар. Серафим рассмеялся впервые за очень долгое время. Какая она непостижимая. — И что ты предлагаешь? — с веселой улыбкой спросил он, смотря только на нее. — Тебе нужно что-то подлиннее и солиднее… — Сэшэй потирала подбородок, расхаживая по камере. — Как насчет Бельзева? Нет, тоже мерзко звучит. Вельзев? Что-то подлиннее нужно. Соизмеримое с твоим ростом. О, Вельзевул. Звучит неплохо. Как тебе? — Вельзевул? Не слишком мрачно? — Ты в девятом корпусе. Самое то. — Я подумаю. Сэшэй была сейчас такой простой и легкой, что серафим смягчился. В тот момент он понял, что готов пойти за ней куда угодно.