Splinters

***

Дни в бункере постепенно становились рутиной. Раньше Годжо был всегда занят: миссии, тренировки, обучение, встречи с руководством, административная работа. Его дни были расписаны по часам. Он с жадностью хватался за любую свободную минуту, стремясь потратить ее на отдых или безделье. И даже тогда постоянные мысли о делах и планах не отпускали. Отпуск же казался чем-то из разряда фантастики. Неосуществимой мечтой. Теперь же всё изменилось. Больше не было миссий, на которые его отправляли. Не было встреч со старыми дураками. Не было тренировок с учениками. Наконец появилась целая куча времени, но не было самого главного: будущего. Был только он, все еще спящая Тия и Куода. О, и огромное чувство вины и горя, которое он упорно игнорировал, боясь сломаться. — Не понимаю, почему ты до сих пор спишь, — пробормотал Сатору, сидя у кровати Тии. Она выглядела лучше, но до сих пор была без сознания. Исчезла излишняя бледность лица, на щеках выступил слабый румянец. Проклятые раны постепенно заживали. Иногда Годжо просто сидел и смотрел на нее, терпеливо ожидая пробуждения. Он и сам не понимал, почему вообще беспокоится за девушку. По сути, он разговаривал с ней всего раз в жизни. Какая разница: умрет она или нет? Конечно, было бы неплохо получить больше информации, но если все маги действительно погибли, никакого смысла в этом нет. Что она может ему сказать? «Всё плохо» — ну, он и так в курсе. Может, дело в ее брате? Куода стал центром его внимания. В конце концов, Сатору все еще оставался смертным. Лишившись разом целого мира, маг довольно быстро привязался к единственному человеку, который был рядом. Маленький мальчик, так нуждающийся в защите, был чем-то, что Годжо мог контролировать, чем-то, что могло отвлечь его от собственных мыслей. Забота о ребёнке давала ему ту рутину, которая не позволяла окончательно сломаться. Спустя пару дней рядом с Сатору Куода наконец оттаял и стал больше доверять мужчине. Переживая за сестру, мальчик буквально прилип к Годжо, не отходя от него ни на шаг. Словно боясь, что он вдруг исчезнет, оставив их на произвол судьбы. И хоть порой наличие ребенка рядом сильно раздражало, он ни за что бы от него не отказался. Рядом с Куодой казалось, что все не так плохо, как есть на самом деле. Если притвориться, что защита Куоды — миссия, или что мальчик — его ученик, дышать становилось легче. В этой иллюзии нормальности терпимой становилась и отвратительная консервированная еда, и тесная коробка убежища.

Всего лишь миссия. Временное явление.

Довольно быстро они вошли в ритм, постепенно притираясь друг к другу. Забавно, что Куода мог сделать те вещи, которые не умел Годжо. Ребенок знал, как фильтровать воду, готовить еду, убираться. Множество мелочей, о которых раньше маг даже не задумывался. Которые раньше не были нужны. То, что Годжо считал бесполезными занятиями стали жизненно необходимыми навыками, которых у парня не было. И иногда Сатору попадал в действительно неловкие ситуации. Как в случае с дурацким туалетом. Конечно, он знал, как работает нормальный туалет. Он не идиот. Но эта штука была далека от нормальности. Странное сооружение с кучей компоста внутри. Чудо извращенной инженерии. Изначально Сатору решил, что его просто нужно время от времени выносить наружу. Но всё оказалось несколько… сложнее. Годжо стоял посреди тесной комнаты, нахмурившись и скрестив руки на груди. Перед ним на полу стоял компостный туалет — неприступная крепость, с которой он, несмотря на всю свою гениальность, не мог справиться. К несчастью, инструкции к нему не прилагалось. — Это какой-то кошмар, — пробормотал Сатору, потирая лоб. — Как он вообще работает? — Чтобы он, сильнейший, не мог разобраться с каким-то туалетом? Настоящий сюр. Куода, который до этого ждал под дверью, неотступно следуя за мужчиной хвостиком, аккуратно заглянул внутрь. Увидев происходящее, он фыркнул: — Ты не так это делаешь. Надо сперва снять верхнюю крышку, а потом уже загружать опилки. Годжо ухмыльнулся, довольный тем, что хотя бы кто-то понимал, как обращаться с этой штукой. — Ладно, малец, покажи мне, как это делается, — протянул мужчина, подзывая ребенка к себе. Мальчик неуверенно шагнул вперёд и начал объяснять с серьёзностью, которая присуща только детям: — Видишь, эта штука… Ну… Емкость для опилок. Ты её не до конца закрыл. А когда ты это сделаешь, тут всё закрутится, — Куода показал на механизм. — Потом нужно нажать на эту штуковину, чтобы… Ну, чтобы всё смешалось. Годжо посмотрел на мальчика, приподняв бровь, и последовал его инструкциям. Он снял крышку, немного повозился с ней, затем снова установил её на место, с лёгким раздражением из-за того, что всё это так медленно двигалось. — Эй, ты точно уверен, что я должен… — начал было Годжо, но Куода перебил его, энергично кивнув: — Да-да, теперь жми! Сатору посмотрел на кнопку, как на инопланетное устройство, и, сделав глубокий вдох, решительно нажал. Внутри механизма что-то подозрительно зажужжало. Выждав минуту, мужчина в нетерпении наклонил голову над туалетом. Работает? Громкий звук — и часть опилок выплеснулась наружу, запачкав склонившегося Годжо с головы до ног. — Какого?! — воскликнул колдун, отряхиваясь. Лицо, рубашка и волосы моментально покрылись тонким слоем древесной стружки. — Моя единственная рубашка! — горестно застонал он. Куода, не удержавшись, засмеялся так громко, что чуть не упал на пол. — Ты… Ты выглядишь как большая ёлка! — прохрипел мальчик, пытаясь отдышаться от смеха. Годжо мрачно посмотрел на покрасневшего от хохота ребенка. — Счастлив, что тебя веселят мои неудачи, — протянул колдун. Не выдержав, маг усмехнулся. Впервые мальчик засмеялся. Он уже думал, что маленький ворчун не умеет этого делать. Покрыться опилками — не слишком высокая цена за детский смех. Аккуратно стряхнув мусор с волос, Годжо подтолкнул ребенка в спину. — Ну, по крайней мере, теперь я знаю, как это работает… — сказал Сатору, закатив глаза. — Точно уверен, что это? — Да! — радостно ответил Куода, энергично кивая. — Тогда иди вон, оставь меня с этим чудом инженерии наедине. И лучше бы эта штука не взорвалась в процессе.

***

После случая с туалетом лед между ними тронулся. С каждым днём Куода всё больше раскрывался. Он оказался любопытным ребенком с неиссякаемой жаждой познания мира. А Годжо оказался новым источником информации. Мальчик многого не знал, так что порой их диалоги получались действительно дурацкими. Например, диалог о кастрации. Однажды Куода спросил: — Правда, что людям после смерти делают кастрацию? Сатору, едва не поперхнувшись водой, со смехом поправил его: — Ты хотел сказать «кремацию», верно? «Кастрация» — это немного другое. — Тогда что такое «кастрация»? — Откуда ты знаешь это слово? — Чему вообще его учит сестра?! — Один раз Тия столкнулась с незнакомым мужчиной, и тот попытался напасть. Она сказала, что он умер, и она сделала ему кастрацию. Только не объяснила зачем, — обиженно надулся ребенок. — Напомни мне не злить твою сестру, — пробормотал Годжо, натянуто засмеявшись. Есть подозрения, что процесс кастрации произошел до смерти неудачливого бедняги. Ну, зато он теперь знает, что у Тии есть реальные навыки выживания. До этого момента он считал, что они живы лишь из-за глупой удачи. Но ей правда приходилось бороться. Он может это уважать. После целой жизни, проведенной в постоянном движении, время в убежище казалось нереальным. Как странный сон, разбудивший тебя посреди ночи. Сатору вставал рано утром, будил Куоду, пытался готовить. Психовал и уступал готовку ребенку. Кормил Тию, перевязывал ее раны. Снова пытался готовить. Играл с Куодой. Следил за Тией. Ел. Перевязывал раны девушки. Укладывал мальчика спать. Пытался восстановить свои силы. Раздражался из-за неудач. Отвлекался монотонными физическими упражнениями. Пытался заснуть. Повторить. Повторить. Повторить. Его будни превратились в непрерывный день сурка. Сильнейший маг современности пытался убить время в маленькой квартирке под землей. Если бы кто-то сказал ему это всего неделю назад — он бы рассмеялся безумцу в лицо. К сожалению, жизнь — самая безумная штука на свете. Куода, становясь смелее, задавал всё больше и больше вопросов. Мальчика интересовало всё: где Сатору раньше жил, чем занимался, что он любит делать, откуда берётся магия. И благодаря этому вскрылся ещё один интересный факт. — Сначала я решил, что ты джинн, — однажды сказал малыш, доедая завтрак. — О? — удивлённо приподнял брови Сатору. — И почему же ты так решил? — Тия рассказывала мне об «Аладдине». Ты слышал о нем? — мальчик вопросительно посмотрел на мужчину. — Это вроде мультфильм? — нахмурившись, предположил маг. Все нормальные аспекты детства прошли мимо него. Наследнику клана не подобало тратить время на подобную ерунду. — Нет, — Куода покачал головой. — Раньше был такой парень, Алладин. Он жил где-то на востоке, еще до появления проклятий, но после динозавров, — временная шкала ребенка была сильно разбросана. — Он был очень бедным, пока не нашел волшебную лампу, в которой находился джинн. И потом джинн, в благодарность за спасение, исполнил три желания Алладина. — Вот оно как, — протянул Сатору, кивая. Зачем он об этом рассказывает? — Ага. И я решил, что ты тоже такой. — Почему? Я же не был заперт в лампе? — серьезно, у детей бывают странные фантазии. — Но ты сидел в кубике. Ты же появился из кубика, да? — Извини? — Годжо удивлённо приподнял брови. За всем происходящим он совсем забыл о тюремном царстве. Так и не удосужился забрать его, оставив валяться в разрушенном супермаркете. — Я нашел кубик около склада, когда охранял Тию. Подумал, что это игрушка, и забрал с собой. Ой! — Куода внезапно заозирался, покраснев. — Только не говори ей, пожалуйста. Сестра будет ругаться за то, что я взял проклятую вещь. Я видел твои глаза на кубике, но подумал, что это игрушка для маленького проклятия. Не будет же маленькое проклятье играть опасной игрушкой? — Вот как, — задумчиво промычал Сатору. Значит, после того как его запечатали, неГето выбросил царство как какой-то мусор, пока его не нашел Куода. Зачем? Какой смысл? Или ублюдок был убит, а артефакт со временем затерялся? Что ж. В любом случае, Годжо надеется, что смерть неГето была мучительной. — Да, а потом я кинул кубик в проклятье и пожелал, чтобы оно умерло. И появился ты! Поэтому я решил, что ты японский джинн, который исполнил мое первое желание. Японские джинны же могут жить в кубиках? — Он пожал плечами, мол, звучит логично. — Но ты оказался магом. — Разочарован? — весело протянул Сатору, прищурившись. — Нет. Ну, сначала да, — замялся мальчик, — я сильно испугался, когда Тия сказала, что ты маг. Но ты оказался хорошим. — Маги могут быть плохими и хорошими. В конце концов, все маги просто люди, — вытянув длинные ноги, Годжо устало облокотился о стену. — Ты не понимаешь, — упрямо надулся Куода, — все маги — чудовища. Они ненавидят людей. Ты просто добрый, потому что самый сильный. — Ого, кому-то промыли милую маленькую головку? — Сатору фыркнул, потрепав мальчика по волосам. Его слова неприятно отозвались в душе. Он знал много чудесных, замечательных магов. И никому не позволит оскорблять их память. — Не говори так. Ты никогда лично не встречал ни одного мага, кроме меня. Так откуда такая злость? — Потому что Тия мне всё про них рассказала. Нужно избегать магов, они могут убить тебя в любой момент. Как маму с папой, — гораздо тише добавил он. Годжо тихо вздохнул. Он прекрасно осознает, что ненависть мальчика родилась из плохого опыта его сестры. Вряд ли он сможет переубедить его простыми словами за один разговор. Изменение восприятия таких глубоких убеждений — долгий процесс. Да и какой смысл? Куода ему никто. Случайный ребенок, которому он помогает. — Понимаю, — наконец сказал Сатору, противореча самому себе и зачем-то все равно пытаясь изменить взгляды мальчика. — Но ты же сам сказал, что я добрый? Есть маги гораздо добрее меня. Гораздо лучше, — на ум пришел вечно позитивный Юджи. Вот уж кто точно Ками во плоти. — Не знаю, — проворчал ребенок, отворачиваясь. Было видно, что слова колдуна до него не дошли. Сатору задумался над сменой темы, чтобы немного смягчить обстановку. — Ладно, оставим магов на потом, — сказал он, хитро улыбнувшись. — Как насчёт того, чтобы научить меня ещё чему-то? Может, покажешь, как правильно готовить кашу, чтобы она не прилипала к кастрюле? Я всё время с этим мучаюсь. Куода мгновенно оживился, его лицо засветилось от предвкушения. Он был рад, что может показать мужчине что-то важное. К тому же готовка — это то, в чём он точно разбирался. Иногда Сатору ловил себя на мысли, что завидует Куоде. Мальчик, несмотря на всё, что видел, всё ещё был наивен, полон жизни и надежды. Он был далёк от мира магов и их бесконечных сражений, занятый лишь своей маленькой реальностью. Куода был свободен от боли утрат, которые терзали Годжо. Он не понимал, какой груз лежит на плечах взрослого рядом с ним. Для него Сатору был кем-то вроде героя из сказки, магом, который появился в самый нужный момент. — Конечно! — воскликнул мальчик, вскочив с места. — Смотри, всё просто! Сначала ты наливаешь воду, но только немного, а потом…

***

Ночи были самыми худшими. Все те мысли, которые Сатору старательно избегал в течение дня, беспощадно обрушивались на мага, стоило ему только остаться одному. У Годжо и раньше были проблемы со сном, но теперь они усилились. Каждую ночь, оставаясь наедине с собой, Сатору мысленно возвращался в Тюремное царство. Он снова и снова переживал моменты, которые привели к его поражению. Тяжесть утрат лежала на его душе словно камень. Его коллеги, его ученики… Все те, за кого он был ответственен. Все, кого он должен был защитить. А он не смог.

Он не смог.

Последний раз такое было с Гето. Он настолько тяжело принял утрату давнего друга, что буквально пытался убить себя работой. Но даже тогда не было так плохо. Потерять в одночасье все, осознавать, что происходящее вокруг действительно его вина. Мир правда погиб по его вине. По большей части. Если бы он был сильнее, если бы не позволил запечатать себя… Мысли постоянно крутились вокруг одного, в сотый, в тысячный раз. Всё, что у него осталось, — Куода и Тия. Но и их тяжелая жизнь — результат его неудачи. По его вине Куода растет как какой-то дикий зверек. По его вине девушка лежит полумертвой. Он, своей самоуверенностью, лишил их нормальной жизни. Хотя бы сейчас он должен их защитить. Но что, если и они… Он не мог позволить себе ещё одну неудачу. Но время от времени, когда тьма окутывала его разум, Сатору ощущал это ужасное чувство: а что, если он недостаточно силён даже для этого? Он пытался, пытался и пытался вернуть свои силы. Как идиот старался ухватиться за нити проклятой энергии, пытался удержать «бесконечность», пытался хотя бы контролировать «Шесть глаз». Всё тщетно. Если раньше он с легкостью мог видеть предметы на расстоянии нескольких километров, то теперь его диапазон ограничивался всего лишь бункером. Прежде он никогда не задумывался о том, что его «Шесть глаз» могут быть деактивированы. Исторически считалось, что это пассивная способность. Даже в проклятом царстве они оставались прежними. Но тут…

Настоящее издевательство.

Впервые за целую жизнь ему не нужно было закрывать глаза повязкой. И он не был этому рад. Все попытки разблокировать техники терпели крах, словно мир принципиально отказывался подчиняться ему.

Это сводило с ума.

В одну из таких ночей Годжо не выдержал. Слишком душно, слишком мало места, слишком много мыслей. Повинуясь инстинкту, Сатору активировал технику, желая лишь одного: сбежать. Секунда — и темноту бункера сменила темнота ночи. Конечно, далеко уйти не получилось, но свежесть зимнего воздуха уменьшила раздражение неудач. Мороз пронизывал до костей, но эта боль, по крайней мере, была реальной. Она не заполняла разум так, как мучительные воспоминания, не душила его в бесконечной круговерти сожалений и вины. Сатору шагнул вперёд, скользя взглядом по тёмному лесу. В этом мире почти не осталось людей — но проклятий хватало. Откликаясь на его безмолвное желание, неподалеку возник слабый отблеск проклятой энергии. Годжо напрягся, готовясь к схватке, словно машина, автоматически перешедшая в боевой режим. Он не думал. Мысли были не нужны. Только бой мог вернуть ему хоть каплю прежней уверенности, мгновение ощущения собственной силы. Как гончая, взявшая след, он бросился вперед на полной скорости, не обращая внимания на размытый вокруг мир. Ками, пусть это проклятие окажется сильным. Достаточно сильным, чтобы он получил удовольствие от его убийства. Раздутое и корявое, тварь оказалась полным разочарованием. Увидев Сатору, проклятье вздрогнуло и сразу попыталось убежать. Годжо не медлил. Даже без техники, даже без «Шести глаз» — он всё ещё был убийцей. Его тело двигалось само, инстинктивно, точно. Он бросился вперёд, перехватив деформированную конечность чудовища, и с яростью повалил его на землю. Проклятие открыло пасть, надеясь отбиться, откусить ему голову. Тщетно. В следующий миг его глотку насквозь пробил локоть мага. Ярость. Чистая, жгучая ярость заполнила мужчину, смывая все прочие мысли. Без магии, без «бесконечности», без шансов на победу в бою против могущественного противника, Годжо чувствовал себя обнажённым и уязвимым. Но каждый раз, когда его кулаки врезались в тело чудовища, он чувствовал, что хотя бы на мгновение возвращает контроль над ситуацией. Удары следовали один за другим, неумолимые и жестокие. Чтобы убить проклятие - его нужно проклясть. Но если ты силен физически, достаточно самой крохи проклятой энергии для уничтожения. Это — хотя бы это — он мог контролировать. Он мог убивать проклятья. Он мог снова чувствовать себя сильным. Быть в порядке. Наконец Сатору остановился. Резко, в один миг. Вокруг было тихо. Останки проклятия медленно растворялись, избавляя землю от улик. Стирая произошедшее из истории. Дыхание мужчины было хриплым, тяжёлым. Маг посмотрел на свои руки — поврежденные, ободранные кулаки отозвались глухой болью, словно напоминая, что теперь он не неприкасаем. Но боль — это хорошо. Боль могла заполнить ту пустоту, что медленно убивала Годжо изнутри. За спиной мелькнула проклятая энергия. Шум схватки привлек других проклятий. «Спасибо Ками за маленькие радости», — подумал Сатору, чувствуя, как глухое раздражение начинает постепенно перерастать в удовлетворение. Развернувшись, мужчина хищно ухмыльнулся, направляясь к новой цели.

***

Ночная охота вернула ему часть душевного спокойствия. Измотанный, но довольный парень подошел к спящему на диване Куоде и сел рядом. Ребёнок свернулся клубочком, прикрывшись тонким одеялом. С уголка его рта свисала тонкая ниточка слюны. Глядя на эту картину, Сатору невольно улыбнулся. Спящий ребенок был таким маленьким, таким невинным, таким драгоценным. Внутри нарастало странное чувство — смесь жалости, нежности, умиления.

Заботы.

Вздрогнув, Годжо отвел взгляд в сторону. О чем он вообще думает? Да, он привязался к мальчишке. Но это всё несерьезно. Просто мальчик — его единственная компания, так что немудрено, что мужчина подсознательно ощущает себя ответственным.

Но забота?

Он не умеет заботиться о людях, тем более о детях. Мегуми-тян с легкостью может это подтвердить. Как вообще нужно обращаться с детьми? Защищать их — да, это он умел. Все остальное? Слова поддержки? Тепло? Это было чуждо для него, человека, который почти всю жизнь жил, окружённый холодом собственной силы. Куода, словно почувствовав его присутствие, зашевелился и, не открывая глаз, протянул руку в сторону колдуна. Маленькая ладошка наткнулась на твердое плечо Годжо, и мальчик сонно пробормотал что-то неразборчивое, двигаясь ближе. Его рука обхватила Сатору за локоть, словно он был единственным островком безопасности в этом мрачном мире. Сатору замер. Он не ожидал этого. Не знал, как реагировать. Физический контакт? Для него это было чем-то редким, случайным, почти неприятным. Его бесконечность всегда помогала избегать навязчивых касаний. Он всегда был лучше. Выше этого. А теперь? Он, маг, когда-то вершивший судьбы мира, сидит здесь, в холодном бункере, и малец тянется к нему за теплом, как будто он способен его дать. Сатору напряжённо вздохнул, не понимая, что делать. Куода прижался ещё ближе, по-прежнему не открывая глаз, его хватка на руке Годжо усилилась. В этот момент мальчик казался невероятно хрупким. «Почему он так доверяет мне?» — мелькнула мысль. Годжо привык к тому, что окружающие смотрят на него с восхищением, страхом или уважением. Но доверие? Так к нему относились только его ученики. И Гето. Но даже они редко проявляли столь чистую, неподдельную привязанность. В первую очередь потому, что сам Сатору привык отгораживаться от окружающих. Возводить вокруг себя барьеры. Может быть, именно поэтому люди и заводят детей. Иметь подле себя существо, которое искренне тебя любит, тянется к тебе, несмотря ни на что… Звучит заманчиво. И опасно. Он мог легко отстраниться. Но вместо этого, машинально, пальцы Годжо слегка сжались в ответ, позволяя Куоде остаться рядом. «Это временно», сказал маг себе, стараясь не придавать большого значения этому моменту. Мальчику просто нужен кто-то рядом, это обычный жест утешения. Но в глубине души Сатору знал, что утешение нужно не только ребенку. Ему самому хотелось его касаться. Хотелось человеческого тепла. Куода зашевелился, устраиваясь удобнее. Переместившись, он прижался ближе, теснее, пока не обнял Годжо двумя руками. Довольно вздохнув, малыш спокойно продолжил спать. Сатору продолжил сидеть неподвижно, боясь разбудить мальчика. В прошлом он бы ни за что не позволил случайному ребенку использовать его как подушку. В настоящем это казалось единственным вариантом. Когда в жизни остаётся так мало людей, каждый из них становится важнее, чем ты готов признать. — В следующий раз никаких обнимашек, — строго прошептал мужчина, не веря собственным словам. На самом деле, обнимашки звучали не так плохо.

***

Я стояла на залитом солнцем лугу. На зеленом ковре травы широко раскинулись разноцветные цветы, их лепестки нежно покачивались под легким ветерком. В голубом-голубом небе плавно парили белоснежные облака. Пение птиц, наполнявшее воздух радостным щебетом, создавало ощущение тепла и покоя, а легкомысленные бабочки порхали туда-сюда, словно танцуя. В центре поляны весело смеялась какая-то пара, занятая подготовкой места для пикника. Нереалистичная, но смутно знакомая картина. Как из далеких воспоминаний. Как я тут очутилась? В недоумении нахмурившись, сделала шаг вперед. Возможно, та пара сможет мне помочь? По мере приближения я хмурилась всё больше. Внутри росло странное чувство тревоги. Почему их спины казались такими знакомыми? Мои глаза цеплялись за длинные пряди русых волос женщины, за помятую байкерскую куртку мужчины. Это детали, которые я знала слишком хорошо. Наконец, мужчина обернулся. — Тебя только за смертью посылать! Автомат сразу за тропинкой, ты где была, солнышко? — с напускной ворчливостью сказал он мягким голосом. — Хватит ворчать, Кеске. Сходил бы сам, так нет, отправил Тию. Врач тебе что прописал? Физическую активность. А ты ее только активно избегаешь, — шутливо ответила женщина, толкая его в плечо. — Мама? Папа? — прошептала, чувствуя, как всё во мне сжимается. Мир вокруг замер. Что-то выпало из моих рук, глухо ударившись о землю. Я моргнула, и мир, казалось, снова пришёл в движение. Смятая банка газировки лежала у моих ног, а взгляд упал на юбку… мою старую школьную юбку, ту самую, которую я носила в выпускном классе. Ту самую, которая осталась где-то в прошлой жизни. — Ты чего встала столбом? — спросил отец, беспокойно поднимаясь. — Папа… — тихо, в прострации, повторила я. Мама тут же подскочила ко мне, её прохладная рука коснулась моего лба. Она поморщилась. — Вот, пожалуйста! Температура! А я говорила, что нужно больше отдыхать! Это всё из-за подготовки к экзаменам, будь они неладны! Как ты себя чувствуешь? Не выдержав, со всхлипом бросилась к маме на шею и разрыдалась, как потерянный ребенок, который наконец-то нашел дорогу домой. — Солнышко, ты чего? Почему ты плачешь? — папа кинулся ко мне, нервно переминаясь с ноги на ногу. Он никогда не знал, что делать с плачущими женщинами. Помню, как раньше я пользовалась этим фактом, чтобы прогуливать школу. — Не потакай ей, — вдруг строго сказала мама, мягко разрывая объятия. — Тебе нельзя плакать, Тия. Ты должна позаботиться о Куоде. Её слова прозвучали как гром среди ясного неба. — Откуда ты знаешь?.. — в шоке просипела, отшатываясь назад. Не удержавшись на ногах, упала на землю. — Ты права, Сера, — также строго ответил отец, вставая рядом с матерью. Небо вдруг потемнело. Налетел резкий порыв ветра, срывая зеленую листву с деревьев. Мелко закапал дождь. — Куода сейчас с магом. Мои родители стояли рядом, как два ангела смерти, и сурово взирали на меня сверху вниз. Никто из них не протянул мне руку, чтобы помочь. — Мальчишке повезло, — вдруг прошипел на ухо чужой голос. По спине пробежали мурашки. Тело окаменело. Я слишком хорошо знала этот мягкий, вкрадчивый голос с кошачьей интонацией. Столько раз он снился мне в кошмарах и столько раз я грезила о нем наяву. — Детеныш обезьянки посмотрит на настоящего человека. Ну разве это не удача? Скажи, обезьянка. Не спеша, так, словно ему принадлежит целый мир, показался обладатель голоса. Высокий, стройный мужчина с частично стянутыми наверху черными волосами и слишком длинными мочками ушей. Одетый в привычную черную юката с накинутым поверх золотистым кашая, он вальяжно подошел к моим родителям. Те, как заколдованные, мигом упали на колени. — Гето-сама, — в унисон произнесли они, утыкаясь лицами в липкую грязь. — Ну-ну, — ласково ответил он, небрежно потрепав моего отца по голове. Как животное. «Прекрати!» — попыталась крикнуть, но изо рта вырвался лишь жалкий писк. Я всегда теряла дар речи перед этим человеком. — Ты что-то хотела сказать, обезьянка? — он приподнял брови в притворной заинтересованности, подходя ближе. Не ответила, взирая на него с расширившимися от ужаса глазами. — Я не расслышал. Возможно, ты хотела извиниться? — его темные глаза потемнели еще больше, а лицо исказила гримаса ярости. С силой сжав мое лицо, он злобно выплюнул: — Или убийство полсотни магов не заслуживает даже извинений? — Из...извини, — просипела сквозь сдавленное горло. Он усмехнулся. — Как будто мне нужны извинения от животного, — оттолкнув меня, Сугуру Гето брезгливо вытер руки. Он ненавидел трогать обычных людей. Мы казались ему чем-то мерзким, неестественным. — Интересно, как долго продержится твой маленький детеныш? Может, он уже мертв, пока ты тут прохлаждаешься? Не знаешь, обезьянка? Игнорируя страх и беспомощность, попыталась подняться. Куода. Мне нужно найти Куоду. Как можно скорее, пока маг до него не добрался. Не сумев встать, упрямо начала ползти. Прочь от родителей и Гето. Прочь от поляны. Вперед, на поиски брата. Сзади раздался громкий, издевательский хохот Сугуру. — Ты не успеешь, обезьянка! Ползи, ползи, но что ты сможешь сделать против мага? Второй раз твой хитрый фокус не пройдет. Ты скоро сдохнешь, тварь! — Заткнись! — крикнула, поглощенная страхом за Куоду. Сердце бешено колотилось в груди. Он не ответил, только засмеялся еще громче. Так, как никогда не смеялся при жизни. Хохот все нарастал и нарастал, пока не стал совсем невыносимым. Не выдержав давления, пытаясь хоть как-то заглушить его смех, издала нечеловеческий вопль. И проснулась. Перед глазами предстала синева бесконечного неба. Это было лицо мага.

***