One little risky chance

      Чистая и сырая после дождя улица дарит приятную, расслабляющую после жаркого дня прохладу, успокаивая взвинченные до предела пружины нервов. Яркий сентябрьский полумесяц спасительно скрылся за быстро бегущими в вышине облаками, и две стоящие в кустах под окнами местного студенческого общежития юные девушки еще раз внимательно осматривают удачно погруженный в непроглядную темноту фасад. Все еще не в силах поверить, что все-таки на это решились, они неловко переминаются с ноги на ногу и бросают друг на друга полные беспокойства и напряжения взгляды, в которых смутно сквозит призыв дать деру и поставить на крайне сомнительной и рисковой затее крест.              – Ты уверена, что это хорошая идея? – в сотый раз спрашивает брюнетка у эффектной красноволосой подруги, чьи большие выразительные карие глаза так и светятся азартом и жаждой приключений.              Приключений не на свою нежную, любящую стопроцентную безопасность и комфорт задницу, разумеется.              Юна фыркает и достает из кармана заветную темно-синюю коробочку, перевязанную белой атласной лентой.              – У тебя есть другие варианты? – тут же идет в наступление она, и старшая съеживается, прекрасно зная, чем Юна прямо сейчас с успехом закрепит свой аргумент. – Напомни мне, кто ходил и ныл целый месяц, что жаждет подарить Йеджи что-нибудь особенное? Кто сидел ради этого на одном хлебе и воде, экономя каждую копейку и не позволяя себе даже крошечного сочного яксика? Кто каждый день выносил мне мозг, жалуясь на недостойного парня Хван, что жлобится и не может купить даже маленький букет цветов для нее?              Рюджин кивает и нехотя соглашается. Пусть парень Хван еще и не был пока до конца официальным, но все же именно ему с чего-то выпала честь претендовать на ее завидное холостое сердце, в котором одинокой, застенчивой, давно и безнадежно влюбленной в красивую светловолосую одногруппницу девушке так хотелось тоже занять хоть крохотное местечко. И хоть сама Йеджи влюбленной в хёна отнюдь не выглядела, отталкивать перспективного, пытающего удачу ухажера не спешила: все-таки мужское внимание было лестно любой девушке, и Шин так и чувствовала, как рядом с самоуверенным, горделивым, обхаживающим Хван, как лихой королевский павлин, Хёнджином стремительно скукоживается и блекнет, превращаясь в маленького зачуханного серого воробья.              Куда уж до него ей, застенчивой и безликой, что даже подарок подарить не находит смелости.              – Юна, но ведь я могу незаметно подарить ей его и днем в течение лекций, – пытается в последний момент найти альтернативный и более разумный выход она. – Просто подсунув в рюкзак, например...              Младшая Шин прыскает со смеху и тут же осекается, когда в одном из дальних окон на пятом этаже внезапно загорается свет и чья-то светлая заспанная макушка мелькает в проеме.              – В течение лекций?! Рю, ты что, это сейчас серьезно? – заговорщически шипит она и толкает коробку с украшением в руки сокурсницы. – Потратить столько времени, сил и средств, разработать план, прийти сюда посреди ночи, а теперь вдруг пойти на попятную?! Я с радостью посмотрю на то, как завтра ты будешь охотиться за ее сумкой в присутствии Хёнджина и четырех десятков других людей в аудитории, а потом каким-то образом начнешь впихивать туда несчастный презент! Ты реально дурочка и веришь, что тебе такое удастся?              Не больше, чем влезть поздней ночью в чужое окно и подложить как ни в чем не бывало его на стол авансом будто от самого Санты. Чудесный план, просто гениальный!              Рюджин вздыхает и нехотя прячет ценный подарок в потайном кармане джинсовки. Внутренности сворачиваются в тугой скользкий комок, сердцебиение учащается, а ладони прошибает холодный пот, который она неловко пытается вытереть о плотные темно-синие джинсы, и девушка обнаруживает, что буквально вся превратилась в один сплошной оголенный нерв. Отступать было поздно, они уже здесь, и она знает, что либо она решится с помощью Юны оставить презент для Йеджи сейчас, либо не решится уже никогда и так и продолжит хранить его у себя, как жалкий, несуразный, не стоящий ни единого вона трофей умершей прежде, чем по-настоящему зародиться, любви.              Как же все это смешно и нелепо.              Между тем время близится к двум часам, и Рюджин, собравшись с духом, наконец отваживается действовать. Ночь в самом разгаре, и Йеджи наверняка давным-давно уже крепко спит, по обыкновению оставив окно открытым, а значит, все должно пройти как по маслу. Забраться снаружи на третий этаж было задачей не из легких, тем более для девушки, далекой от промышленного альпинизма и скалолазания, но наличие рядом вполне себе прочного водостока и удобных настенных выступов вселяло недюжинную уверенность и наполняло влюбленное молодое сердце верой в то, что подобная идея в самом деле была не так уж плоха.              По сути, ей нужно было всего лишь навсего забраться внутрь, незаметно оставить маленькую коробочку на столе, а после быстро вернуться тем же путем обратно. Наутро Хван обнаружит внезапный сюрприз, ужасно-ужасно удивится, обрадуется, а она, Рюджин, будет знать, что у ее любимой теперь есть своя уникальная именная вещица.              Все равно от жадного и скупого на приятные мелочи Хёнджина даже крохотного цветочка было не дождаться. А так хоть какое-то внимание.              О том, насколько велики шансы быть пойманной с поличным в чужом жилье и чем это может для нее впоследствии обернуться, Шин Рюджин старалась не думать.              – Вперед на приступ! Самое главное, не смотри вниз и держись за эту штуку покрепче! – Юна страхует подругу, помогая ей забраться на водосток, после чего воровато оглядывается по сторонам. Вокруг них ни души; лишь ветер раскачивает ветви старых деревьев и шуршит густой зеленой листвой, так удачно скрывающей двух затеявших секретную миссию девушек от случайных соседских взглядов.              Шин-старшая успешно преодолевает первую тройку метров, неторопливо поднимаясь по тонкому железному стоковому основанию и наступая одной ногой на узкие декоративные выступы в стене. Удерживающая ее небольшой вес конструкция оказывается не такой прочной, как казалось вначале, и предательски раскачивается и гремит, стоит висящей на ней брюнетке начать смещаться на ней под не тем углом.              – Так ты не только Хван, а весь район перебудишь! – слышится внизу грозный шепот, и Рюджин замирает, дожидаясь, пока дребезжащий металлический звук сойдет на нет и вернет ее в надежную комфортную тишину. – Тише там!              Шаг, подъем, вновь шаг и медленное подтягивание дрожащего от тревоги и страха корпуса вверх. Неужели она и вправду решилась на это? Как можно бесшумнее и осторожнее Рюджин поднимается еще выше и уже может видеть чуть справа вверху знакомый подоконник со стоящей на нем милой фигуркой Манэки-нэко и маленькой вазой, полной бумажных цветов. К счастью, окно открыто, скрывая за слабо раскачивающейся занавеской спящую темноту жилого пространства, и Рюджин, ощутив, как забилось в волнительном предвкушении сердце, на секунду теряет координацию и едва не срывается ногой с выступа.              Она цепляется за водосток и в страхе оборачивается, ловя стоящий в тени кустов подругин силуэт, что машет ей рукой в сторону ключевого окна и яростно подначивает: «Иди! Иди!» Конечно, Юне легко говорить, пока она стоит на твердой земле и наблюдает за всем этим непотребством с безопасного расстояния, готовая в случае чего сорваться и броситься наутек, вот только куда бросаться ей, Рюджин, если вдруг что-то пойдет не так? Лишь находясь на высоте пяти с половиной метров уже почти у заветной цели она наконец осознает, что они с Юной совершенно не продумали план «Б» на случай какого бы то ни было форс-мажора.              Что, если Хван все же не спит и спустя минуту или две их заметит? Что, если проснется кто-нибудь из соседей и вызовет полицию? Что, если Рюджин тупо оступится и упадет? Думать об обилии и разнообразии всяческих «что» и «если» не хотелось ни капельки, и девушка, собравшись с духом, стойко достигает третьего этажа и цепляется наконец рукой за нижний угол оконной рамы.              Самое страшное позади. Осталось самое важное.              Снизу доносится короткий приглушенный свист: Юна празднует успешное выполнение первой части задания. Прикусив губу, Рюджин подтягивается на руках и с трудом водружает себя на подоконник, напряженно вглядываясь в тревожную темноту позади него. Если Хван действительно спит, проблем никаких не будет: Шин просто оставит анонимный презент для нее на столе и так же бесшумно растворится в осенней ночи.              А если нет…              Шестиметровая высота и не дающее покоя желание сделать для Хван хоть что-то, да и просто взглянуть на нее спящую, окончательно отрезают путь назад, и Рюджин, невесомой тенью аккуратно перелезая через подоконник, в конечном итоге оказывается в чужом жилье.              Как самый настоящий шпион или вор.              «Просто положи и уйди, это несложно», – заманчиво шепчет внутренний голос, и Рюджин свято верит ему, в последний раз бросая взгляд вниз на темную слабоосвещенную улицу и показывая Юне большой палец вверх.              У них все должно получиться.              Вместе с тем госпожа фортуна не спешит сдаваться проказницам так легко и напоследок выкидывает из волшебной шляпы пару коварных и крайне опасных для них трюков. Застывшая немой свидетельницей ночного неправомерного вторжения Манэки-нэко нечаянно задевается левым девичьим локтем, и Рюджин в последнюю секунду удается поймать фигурку в паре сантиметров от пола, предотвратив предательское падение и раскол. А вот взъерошенной темноволосой голове везет меньше, и она ударяется лбом об угол открытой оконной створки, тотчас выдавая себя глухим, но более чем слышимым стуком. От боли и посыпавшихся перед глазами звездочек Шин прикусывает до крови язык, но стойко не издает ни звука и осекается, смятенно вслушиваясь в тишину небольшого спящего помещения.              К счастью, она остается неизменной, и брюнетка, как можно тише выдохнув, с трудом находит в темноте очертания письменного стола, за которым Йеджи всегда делала по вечерам домашние задания. Необходимо было срочно сматываться отсюда, ведь чем дольше девушка, как бесстыжий квартирный вор, пребывала в чужом пространстве, тем больше чувствовала, что никогда себя за эту подлую вылазку не простит.              В конце концов, она ведь могла просто вручить этот несчастный подарок Йеджи на день рождения или Новый год и не щекотать ни себе, ни ей нервы, совершая противоправный, не знающий оправданий поступок!              Массивный отполированный деревянный стол темнеет слева, и девушка украдкой подбирается к нему, доставая из-за пазухи узкую синюю коробочку и протягивая руку, чтобы опустить ее на него.              Вот дело и сделано.              – Ой, кто это там? Рюджин-и, это ты?              Нет!!!              Пугающий и дико яркий холодный свет загорается со скоростью вспышки молнии, на миг ослепив расширенные и привыкшие к темноте зрачки, и Рюджин в панике бросается обратно к окну, успевая заметить внизу лишь прощально мелькнувшие в кустах темно-красные пряди да пятку белого брендового кроссовка.              Вот чертовка! Кто бы сомневался, что Шин-младшая даст деру при первом же шухере! Как раздавать непрошеные советы с рекомендациями, так она первая в списке, а как помочь потом выбраться из заваренного дерьма – извольте, это не к ней!              Впрочем, Шин-старшая прекрасно понимает, что не вправе винить за сорвавшийся в последнюю секунду план подругу, что ничуть не меньше нее не хотела нажить себе в разгар учебного года проблем. Пусть Юна и была соучастницей мини-преступления, виновата, по сути, во всем случившемся была только одна Рюджин.              Если бы не ее глупая подростковая влюбленность! Если бы не излишняя самонадеянность с этим беспечным, бессмысленным, ничуть не нужным Йеджи желанием что-либо сделать для нее! За каким хреном она столько экономила и лишала себя даже самых простых мелочей ради ее подарка? За каким хреном взяла в группу поддержки Юну и поперлась сегодня с ней в ночь к Хван домой?              И с чего вообще Йеджи удостоилась с ее стороны такой чести, будучи практически в отношениях с парнем, упорно добивающемся ее уже без малого месяца три, а с ней, Рюджин, едва ли обмениваясь парой слов за весь день?..              И то это в лучшем случае.              Медленно и обреченно она поворачивается лицом к поймавшей ее с поличным девушке. Сидя на своей уютной односпальной кровати возле большого зеркального шкафа-купе и прижимая к груди одеяло, Йеджи растерянно взирает на сокурсницу, что от ее непонимающего, стыдливого, напуганного, как у ребенка, взора готова сгореть и провалиться под землю прямо сквозь два нижних этажа.              Какая ж стыдоба!              – Рюджин... что случилось? Почему ты лезешь ко мне ночью... через окно? – спрашивает смущенно, застенчиво и без толики какой-либо злости, но до того естественно и логично, что Рюджин хочется взвыть от всей этой болезненной правильности.              Ведь только полный дурак проигнорировал бы необходимость озвучивания данного вопроса и оставил бы его при себе, без всяких слов выставив беспардонную нахалку за дверь. Отпираться и врать было бессмысленно, как и пытаться бежать отсюда, будучи напрочь разоблаченной, и Рюджин готовится к худшему, сразу решая для себя просто выдать все так, как есть.              Ведь она сама по себе не могла обманывать такую девушку, как Хван Йеджи.              Не могла да и не хотела.              – Потому что, Йеджи... – она сглатывает и опускает голову, не в силах выдержать на себе любопытный, искрящийся, испытывающий ее на прочность своей невинностью и простодушием взор, – потому что я хотела незаметно оставить тебе вот это, чтобы утром немного тебя порадовать.              Хван заинтригованно уставляется на зажатый в руках подруги предмет, после чего деликатно осведомляется:              – А что это?              Шин нехотя раскрывает симпатичную синюю бархатную коробочку и медленно разворачивает ее к Йеджи, являя пытливому темно-карему взору изящный тоненький браслет ручной работы из белого золота, выполненный в форме крохотных сердечек с выгравированными на каждой инициалами «H.Y.».              Скромный, стильный, изысканный, элегантный.              Такой же, какой всегда была сама Йеджи.              – И ты хотела подарить его мне?! – шепчет в неверии и почти перестает моргать, не в силах отвести взгляд от благородного, манящего, заманчиво переливающегося в ярком искусственном свете металла. – Рю, это же очень дорого...              Шин мнется и молчит, не зная, как и чем оправдать свой глупый безрассудный поступок и как вообще смотреть после этого Хван в глаза. Жгучее чувство стыда едким облаком заполняет грудную клетку, карминовым цветом отражаясь на бледном осунувшемся девичьем лице, и Рюджин теряется, робеет, слабеет, на ватных негнущихся ногах еле удерживаясь в вертикальном положении и люто ненавидя себя за одну только идею залезть к Хван Йеджи ночью в окно.              Какой же надо было быть для этого дурой!              – Да, это было очень неправильно и глупо. Прости, что вторглась и разбудила, Йеджи. Я уже ухожу.              Рюджин разворачивается и движется обратно на выход, предварительно все же оставив коробочку с украшением на столе, но честно стараясь не думать, куда Хван впоследствии ее денет, когда звонкий девичий голос вдруг решительно останавливает ее на полпути:              – Нет-нет, стой! Я не отпущу тебя домой одну так поздно! Не хватало только еще рисковать.              Что?..              Хван шустро выбирается из кровати и, накидывая на плечи халат, подскакивает к застывшей каменным изваянием у окна подруге.              – Какое счастье, что ты не упала и не убилась! Ты ведь могла серьезно пострадать, ты сознаешь это? И у тебя... кровь на лице.              Шин быстро дотрагивается до своего пощипывающего лба и обнаруживает там мелкую кровоточащую ранку. Должно быть, немного рассекла голову, когда ударилась о чертову раму в темноте.              Мало того, что она неудавшаяся дарительница, так еще и редкостная растяпа!              Просто чудесно.              – Да все в порядке, это просто царапина.              Но Йеджи, не желая ничего слушать, мягко берет Рюджин за руку и подводит к маленькому угловому диванчику, тотчас заставляя ту на него сесть.              – Даже просто царапину нужно как следует обработать, чтобы она не загноилась и не спровоцировала абсцесс. Посиди здесь немного, я принесу аптечку.              Шин хочет возразить и призвать старшую вернуться к бестактно прерванному ею отдыху, но Хван скрывается в холле прежде, чем она успевает сформировать фразу и открыть рот. Попытка исчезнуть восвояси с треском проваливается во второй раз, и Рюджин хватается за телефон, судорожно кидая в чат Юне короткое и отчаянное: «Мне крышка!» В ответ вовремя унесшая свои ноги с места преступления красноволосая девушка тут же шлет ей злобно улыбающийся рогатый смайлик.              Нет, она еще смеет смеяться и прикалываться над ней! Ну завтра старшая ей устроит.              Хван возвращается спустя минуту с маленькой голубой аптечкой в руках и, достав из нее перекись водорода и белые марлевые повязки, принимается аккуратно дезинфицировать расшибленный участок. Первое же прикосновение смоченного в лекарстве тампона вызывает характерное жжение и зуд, и Рюджин шипит, морщась от острых неприязненных ощущений и машинально стремясь отпрянуть.              – Ай!              – Прости, я знаю, что больно, но нужно капельку потерпеть. Кровь уже успела подсохнуть.               Младшая кивает и послушно превозмогает боль, что начинает пульсировать, печь и дергать под местным действием антисептика. Невзирая на неудобство и дискомфорт, сейчас ее мало заботят подобные вторичные мелочи, в которых она была сама виновата. Куда больше она волнуется из-за непривычной близости и участия сидящей с ней рядом красивой светловолосой девушки, чьи длинные, стройные, оголенные под коротким домашним халатом ноги так и притягивают взгляд, пробуждая внутри неуместные и отнюдь не только дружеские фантазии, а роскошные локоны, что почти касаются ее лица, стоит Хван склониться над ней чуть ниже, заставляют голову идти кругом, а пол под ногами проваливаться и бесследно исчезать где-то внизу.              Такая светлая. Такая желанная. Такая недосягаемая.              Ну почему, почему Йеджи просто не позволила ей уйти, а заставила сидеть здесь и сходить рядом с ней с ума?..              – Вообще, необязательно было лезть посреди ночи в мое окно на третий этаж, Рюджин. Ты бы могла просто подойти завтра между лекциями и вручить подарок. Хоть мне и неловко брать его у тебя. Это так… неожиданно.              Она улыбается, давая понять, что совсем не сердится, и являя два ряда ровных и белых, как снег, зубов, и Рюджин не может не улыбнуться в ответ, заражаясь их ослепительным и обескураживающим блеском. У всех остальных людей была улыбка, у Хван Йеджи – вселенский источник добра, счастья, света, радости и вдохновения между двумя изящными уголками губ, в пространстве которых девушка по имени Шин Рюджин бесследно тонула и пропадала и чем каждодневно фактически дышала и жила.              …Жила – и так хотела надеяться, что этот естественный, уникальный, ничем незаменимый источник будет питать ее вечно.              Неожиданное внимание и оказываемая Йеджи так просто и незамысловато помощь трогают ее до глубины души, и она не знает, могло ли с ней сегодня случиться что-либо более чудесное и приятное.              – Нет, Йеджи. Не могла.              – Почему же? – тут же интересуется Хван и, обхватывая обеими руками чужое лицо, легонько дует на поврежденный участок, чтобы облегчить боль.              «Потому, что у тебя есть жадный и скупой, как Скрудж Макдак, парень, которого я хочу придушить, а затем украсть тебя у него на глазах у всей академии. Потому, что ты бы обязательно не так меня поняла и, быть может, даже посмеялась. А еще потому, что в этот подарок заложено мое сердце, которое все последние годы бьется только благодаря тебе», – хочется сказать ей, но вместо этого Рюджин тушуется и неопределенно парирует:              – Я не знала, как его подарить.              – Почему, Рю?              Повторный вопрос, на который растерянная, застигнутая врасплох девушка не знает, как лучше всего ответить, а потому виновато склоняет голову, пряча от Хван полный смятения и сжигающих дотла чувств взгляд.              Чувств, с которыми она больше не может бороться.              – Эй, ты что, меня стесняешься?              Хван, упорно допытываясь правды, поднимает ее за подбородок и уставляется требовательным взором в виновато бегающие от нее глаза, в которых ловит свое отражение и будто нарочно стремится стать к их обладательнице еще ближе, дабы заполнить собой абсолютно все.              Как если бы до сего момента это было еще не так.              – Я всего лишь…              Охваченная непреодолимым волнением Рюджин запинается на полуслове и замолкает. Абсолютно все в этой ситуации начинает внезапно казаться ей фатально и необратимо неправильным: и их с Юной идиотский план, и само ее пребывание сейчас в этой комнате, и такая заботливая, внимательная, не к месту учтивая Йеджи, и даже ее любовь, нелепая и смешная, похожая на картинку из детской книги, которую видишь, с которой умиляешься, но которую никогда не воспринимаешь всерьез, наперед зная, что она – выдумка.              Как вся ее жизнь, бесцветная и пустая, обретшая долгожданный смысл и краски лишь с появлением в ней веселой улыбчивой светловолосой девушки, выглядящей, как ангел, пахнущей, как весна, и звучащей, как самая прекрасная в мире музыка.              – Эй… все в порядке. Ты можешь мне рассказать.              Глубокий, участливый, полный необъяснимой эмпатии и аффилиации взгляд ломает хрупкие, тщетно выстроенные против самой себя барьеры, и Рюджин, с шумом выдохнув, наконец еле слышно молвит:              – Я всего лишь хотела тебе понравиться…              На мгновение в раскосых лисьих глазах мелькает смешанное с тревогой удивление, вызванное столь смелым и однозначным признанием, а затем словно крохотный линейный переключатель меняет в Хван режим ожидания с общего на экстренный, и она, ласково зарываясь пальцами в темноволосый затылок, упирается в лоб Шин своим лбом и облегченно шепчет:              – Какая же ты глупышка, Шин Рюджин. Ты давно нравишься мне и так, без всяких подарков.              Улыбка-вселенная, улыбка-источник, дарящая свет и жизнь, становится шире, и Йеджи, притягивая вконец растерянную и заробевшую Шин вплотную к себе, вдруг одаривает ее легким чувственным поцелуем. Нежные, сладкие, мягкие, как шелк, губы задерживаются на чужих губах лишь на пару секунд, – пробуя, познавая, вкушая, – но Рюджин кажется, что проходит вечность: дивная, сладостная, беззаветная, наполняющая уставшее от одиночества и тоски сердце долгожданной надеждой и дающая ей наконец понять, что все задуманное ими сегодня с Юной, кажется, и впрямь было не зря.              А это значит…              – Это значит… что у меня есть шанс? – спрашивает растерянно и беззвучно – так, что можно понять, лишь следя за движением хранящих на себе свежесть и теплоту первого и самого важного поцелуя губ, как будто даже малейший изданный ими звук может спугнуть и разрушить призрачное видение и растворить Хван Йеджи в жестоком безвозвратном небытие.              Растворить в безвременной беспространственной небыли, в которую Шин Рюджин даже по памяти никогда не сможет больше вернуться.              …А может, все это с самого начала было лишь плодом ее разыгравшегося воображения, и сейчас она просто спит у себя дома после возвращения с неудавшейся вылазки в чужое, оказавшееся наглухо закрытым из-за нее окно?              На какой-то опасный и зыбкий промежуток времени все происходящие с ней события в самом деле приобретают характер пограничного сонного миража – но лишь до тех пор, пока более чем реальные и осязаемые пальцы вдруг не касаются и плавно не очерчивают контуры ее юного женственного лица. Очень мягко и осторожно Хван Йеджи спускается, соскальзывает, повторяет изгибы ее тонких ключиц и шеи, щекочет и нежит обнаженный, покрытый хаотично бегающими туда-сюда мурашками кожный покров, вплетается самыми кончиками во взъерошенные смоляные пряди, окончательно фиксируя их обеих в единой общей непоколебимой вселенной, и Рюджин замирает, останавливается, расщепляется на миллиард звенящих наноатомов в чужих руках, когда полная сводящих с ума тревог и сомнений нежданно-негаданно слышит:              – Это значит, я счастлива, что ты решила им наконец воспользоваться.