Тонкий Человек

Ощущение клубящейся истерики было знакомо. Джереми едва избавился от одной пару часов назад, как уже приближался новый приступ. Нил сжал его кисть, дважды постучав по пульсу. Негласное «не время», возвращающее его в реальность. Однако сложно было сосредоточиться на словах доктора Дэя, а еще сложнее — поверить в них. —… миссис Моро с детства замечала отклонения в поведении сына… закрытый, избегающий взглядов, подолгу проводил время в одиночестве в своей комнате… До сих пор не доказано его причастие к пропаже любого из пяти детей, но его мать отмечала, как в то время изменилось поведение Жана… наблюдались вспышки счастья или восторга без причины, на смену которым резко приходила апатия и меланхолия… Разговоры с самим собой… иногда его мать слышала «он будет мной гордиться» или же «надеюсь, это тебя порадует»… Чем больше говорил мистер Дэй, тем сильнее в Джереми росло желание сбежать подальше из этого кабинета. —…были выявлены признаки социопатии, манипулятивное поведение… в школе доводил сверстников до приступов агрессии или истерики, чтобы «посмотреть на реакцию»… а так же намеки на шизофренические отклонения… более тридцати врачей занималось его лечением в клинике имени Эдгара Алана… предоставлялось жилье и обучение во время пребывания там, но социальные навыки Жана были все еще не достаточно безопасные для общества… Электротерапия, методика реконструкции прошлых событий, смена курса таблеток… нынешние «Флуоксетин», «Аминазил», «Арипипразол»… Таблетница. Желто-зеленая капсула антидепрессантов — точь в точь как те, что принимала мать. Джереми хотелось кричать. Он желал чуда, но теперь даже оно не смогло бы ему помочь. —… В ходе одного, так скажем, триггерного эпизода, удалось выяснить, что Жан подвергался неоднократному насилию со стороны своего отца… Побои, запугивания, наказания… запирал мальчика в шкафу на дни без еды и воды или даже возможности сходить в туалет… Также, был весьма странный метод наказания чисткой рыбы… — Что в нем было странно? — спросил Нил, и Джереми сжал его пальцы под столом. В знак благодарности или наказания за вопрос — он сам не мог понять. —… был рыбаком… килограммы, тонны рыбы после каждого рабочего дня… не давал ему нож или что-то еще… Жан чистил рыбу голыми руками… ногтями очищал от чешуи, а плавники, хвосты и даже головы откусывал зубами… Джереми побоялся, что его могло стошнить прямо на стол — прямо на фотографию десятилетнего мальчика, который перенес столько боли уже в таком возрасте. «Не переношу вкус и вид», — сказал тогда Жан, с омерзением поглядывая на едва видные палатки на рынке. Но Джереми помнил тот секундный проблеск первобытного страха, прежде чем Жан выдал объяснение. —… Один из его врачей рассматривал теорию, что долгое время в детстве Жан жаждал внимания и любви со стороны отца… но не знал, как получить иначе, кроме как жертвенностью через насилие над другими детьми… не окончательная теория… поэтому вариант с Тонким Человеком большинству казался более… — Я все еще не понимаю, каким образом тут замешан этот Слендермен, — произнес Ваймак, не сводя сурового взгляда с мистера Дэя. — Что он успел вам рассказать? — Все? У него, наверное, целый чемодан этих бумажек, а в ноутбуке и того больше информации. С каждой минутой в комнате оставалось меньше воздуха. —… однажды к нам обратилось ФБР… расследовали пропажи, подобные тем, что происходили в Рокленде… вышли на Жана… ему тогда было почти двадцать, но он все еще продолжал курс электротерапии, так что… Метод ролевых игр был самый действенный, чтобы узнать у него хоть что-то… придумали игру в детективов, где ФБР было его начальником, а ему нужно было провести расследование… с каждой встречей добавляли ему новые данные… в архивах его вещей с первых лет в клинике нашли несколько рисунков с этим персонажем… точнее, там были их десятки… — Извините меня, мне нужно… Джереми резко встал, ножки стула противно заскрипели об пол. Пробежка до сортира была короткой. Вероятно, он даже перепутал впопыхах мужские кабинки с женскими, но едва ли до этого было кому-то дело. Он блевал, стоя на коленях на холодной плитке, вцепившись онемевшими пальцами в бачок унитаза. Он даже нормально не ел за сегодня, и желчь против воли изливалась из его рта спазмирующим все тело приступом. Но это не помогало. Новые позывы не избавляли его от ядовитой горечи, что бурлила внутри. Все то, что он так старательно отталкивал, вырывалось стремительной лавиной, разрушающей плотину его контроля. — Эй, тише… Джереми всегда узнает касания Нила. Они аккуратные, осмотрительные и почти невесомые. В них столько же осторожности, сколько и заботы; у них всегда есть цель и мотив. Сейчас они были такими же: деликатными, даже с какой-то стороны, практичными, когда Нил придерживал его за затылок и старательно перехватывал предплечье. Может, если б не его руки, Джереми действительно мог бы просто упасть прямо тут — насколько у него не было сил и желания просто держаться. — Легче? — спросил Нил, как только Джереми заставил свои пальцы оторваться от влажной керамики бачка, и сел, привалившись к стенке кабинки. Пространства было мало. Нил чуть нависал над ним, рассматривая пытливым взглядом, пока его пальцы — его такие знакомые, израненные пальцы со старыми шрамами — нежно поглаживали тонкую кожу на шее Джереми. Он вспотел. Чувствовал, как рубашка прилипала к телу, как лоб чесался от выступившего пота. Его губы дрожали против воли, и, пальцы, кажется, дрожали тоже. Во рту все еще был отвратительный привкус желчи, обмана и разрушенных надежд. «Я приехал сюда из-за своих родителей.» Будто забывал не правильные слова, а те, которые от него ожидали услышать. «Думал прогуляться, а у ее пекарни была оценка четыре и восемь.» Эмоции, которые будто заплутали на пути к моментам, где они были бы нормой. «Я работаю в детективном агентстве, и уже несколько лет пытаюсь выяснить, что произошло.» Бережные, внимательные прикосновения к папкам. «Я правда хочу помочь.» Вопросы о собаке, волнующие больше, чем пропавший ребенок. «Мы знаем, чем это кончится… когда они оказываются редкостными мудаками… Кто будет на этот раз, Джери? Психбольной? Беглец? Или убийца?» Гулкую тишину в туалете нарушил раскатистый смех Джереми. Он смеялся и смеялся, пока воздух раздирал горло, а Нил сжимал его шею, стиснув челюсть. — Прекрати. — Надо будет… — Джереми сделал глубокий вдох, прогоняющий последние кусочки желания смеяться. — Надо будет сказать Робин, что в этот раз она попала в точку. То-то она порадуется. Нил смерил его пустым взглядом. — Ты в порядке? «Все в порядке с головой?» — говорил его тон. «Я больше переживаю за сердце», — хотелось ответить Джереми, но он лишь спросил со всей серьезностью: — А мы когда-нибудь будем после такого? И знал, что Нил его понял. Джереми умылся ледяной водой, прополоскав рот. С поддержкой Нила позаимствовал пару леденцов из кабинета Эндрю. Сомнения о том, стоило ли возвращаться к мистеру Дэю, все еще терзали его раздробленные внутренности. Но и оставаться в стороне он не мог. —… его выписали несколько месяцев назад. — Мужчина едва отвлекся от рассказа, когда Джереми и Нил вернулись на прежние места. — Он был обязан посещать своего терапевта и групповые встречи, принимать препараты под отчет. Но пару дней назад он просто пропал. У него осталось наследство от родителей, что могло обеспечить его на недолгий срок, но, видимо, он снял наличку, потому что банковский след прервался… Мы не сразу додумались, что он мог отправиться в Рокленд. Тут жил его отец, поэтому… «Психбольной? Беглец? Или сразу убийца?» Джереми на мгновение прикрыл глаза. Он точно не мог это больше выносить. — Дайте мне поговорить с ним, — твердо сказал он, посмотрев на собравшихся. На лицах Эндрю и Ваймака были одинаково скорбные, суровые выражения. Нил взирал на него с опаской, но и со следом какого-то понимая в глубине синевы глаз. Доктор Дэй был настроен крайне недоверчиво. — Я считаю, что именно мне нужно пойти к нему… — Нет. Так вы сможете только все испортить, — уверенно парировал Джереми, глядя мужчине в глаза. Они не были знакомы, и доктор Жана не знал, что если Джереми чего-то хочет, то он не оставит этого, пока не добьется своего. — Пока он не знает, что нам известна о нем вся правда. Пока он думает, что все под его контролем. Я был единственным, кому он хотя бы частично, но доверял. К кому он прислушивался. — Скорее всего… — Пухлые губы мужчины изогнулись, как будто ему было неприятно произносить следующие слова: — Он просто воспользовался вами. Джереми проглотил эту жестокую правду, стиснув кулаки под столом. — Даже если так, — с расстановкой произносил он, вкладывая как можно больше веры в слова, — это все равно не исключает того факта, что у меня может получиться. Где-то находятся двое детей. Они — часть семьи двоих людей, что сидят прямо перед вами, доктор. Это все, конечно, увлекательно и наверняка у вас накопилось много работы для диссертации, но мы не можем просто сидеть и слушать все это, пока где-то страдают невинные дети. Без еды. Без воды. Явно напуганные, что родители до сих пор за ними не пришли. И не спасли их. У них все меньше времени. Тик-так. Тик. Так.

***

Эндрю был тем, кто первым поддержал желание Джереми, несмотря на поток недовольства и ругани, что вырывались из мистера Дэя. Разбираться с ним оставили шерифа. Выходя из кабинета, Джереми услышал, что доктору все же пообещали встречу с пациентом. — У тебя не больше десяти минут, Нокс, — тихо предупредил его Эндрю, останавливаясь перед дверью, ничем не отличающейся от десятка других. — Я уберу охранника, выключу камеру. Не знаю, что ты собираешься ему сказать и как убедить, но постарайся не раскидываться этими возможностями. Джереми смиренно кивнул, и Эндрю, задержавшись на нем задумчивым взглядом, зашел внутрь. Джереми все еще не знал, что такого особенного собирался сказать Жану, чтобы получить от него правду. Или ее очередную версию, сплетенную из лжи? Можно ли было верить хотя бы одному слову этого человека? У него была пара минут, чтобы решить. Однако, они закончились чересчур быстро. Эндрю вышел из кабинета вместе с офицером, который был явно не рад их идее. — Вспомни свои слова. У Лиззи и Питера все меньше времени, — сказал ему Эндрю, чуть подтолкнув к порогу. Время. Забавная субстанция, существующая на своих собственных, никому не известных законах. Но Эндрю был прав — сейчас им точно не хватало именно времени. Несмотря на то, что в комнате работал вентилятор, воздух был тяжел и насыщен мускусным запахом. Джереми чуть потоптался у порога, пытаясь понять, откуда проще всего будет вести разговор. Половина комнаты рабочая: в центре два стола, приставленные друг к другу. С мониторами от гудящих компьютеров, с грязными кружками, прижимающими стопки бумаг. С отвернутой к стене камерой, на которой не горел индикатор включения. Солнце, пробивающееся в окно, освещало комнату жаркими, яркими лучами. Вторая половина комнаты принадлежала теням: небольшая кушетка да раковина с пятнами ржавчины у смесителя, дырка в полу для справления нужды. Едва ли там набиралось три квадратных метра пространства. Но что выглядело хуже: решетка из толстых, вселяющих настоящую тревогу прутьев из темного металла. Это была натуральная клетка для скота в здании, ответственном за правопорядок. И в центре ее, прямо на полу, сидел Жан. Ноги его были согнуты в коленях, руки покоились на животе. Джереми помнил, каким могучим и почти аномально высоким казался Жан. Однако сейчас он будто специально сел так, чтобы выглядеть маленьким. Его лицо словно осунулось за эти часы заточенья, кожа выглядела бледнее обычного. Объемные кудри, такие мягкие на ощупь, засаленными дорожками были зачесаны назад — будто Жан раз за разом повторял это действие. Откинув шею на кровать, он рассматривал потолок нечитаемым взглядом. Неприятный холодок коснулся лопаток при виде этой безучастности. Но именно это стало последней подсказкой для Джереми. Уверенными, но аккуратными шагами он обошел столы и проигнорировал все стулья, выбирая своим местом пол — прямо тут, перед решеткой, что отделяла его от Жана. Джереми задумчиво прикусил губу, почему-то вспомнив, что при первой встрече их разделяло примерно столько же расстояния. А может, она была не первой. Может, они встречались в детстве? Не ходили в одну школу, но, возможно, пересекались на городских праздниках? Виделись на улицах, но едва ли обратили друг на друга внимание?.. От раздумий его отвлек Жан: он медленно повернул голову, считывая присутствие нового посетителя. Он задумчиво склонил голову, как… Как будто пытался понять, кто сидел перед ним. Будто пытался вспомнить. На мгновение Джереми пожалел, что пришел. Он крепко вцепился в холодные прутья, останавливая себя от желания сбежать. Жан словно этого и ждал. Его лицо в тот же миг преобразилось — Джереми мог видеть, как эта маска трескалась и осыпалась, являя ему презрительный серый холод. — Ты зря пришел, Джереми, — устало произнес он хриплым, скрежещущим голосом, отвернувшись к стене напротив. — Мне нечего тебе сказать. Но это уже было ложью. Эндрю признался, что Жан не произнес ни одного слова с тех пор, как его сюда посадили. Джереми же он сказал уже целых восемь. — Мы можем просто помолчать? — Это блеф, они не могли. И Жан понимал это. Он надменно фыркнул. — Как же обрадуются твои друзья, узнав, что ты вернулся к ним ни с чем, — насмешливо произнес он. Его улыбка была похожа на оскал — острая, обнажающая ровные клыки. Джереми подавил новый приступ тошноты. — Ты ведь не виноват… Но Джереми даже не мог понять, о чем конкретно он говорил. Виноват в преступлении? В проблемах своей психики? В годах изоляции, пока все остальные жили свои простые жизни, Жану пускали ток в «терапевтических целях»? Был ли он виноват, что козлом отпущения один мужчина выбрал собственного ребенка, выплескивая на него всю свою жестокость?.. Может, раньше, много лет назад, этому маленькому мальчику просто никто не давал шанса? Не давали шанса потом, заставляя его молчать новой порцией таблеток, создававших туман в его голове? А может, он был таким рожден?.. Врачи убили на поиски ответов двадцать пять лет, а времени все равно не хватило, чтобы докопаться до правды. — То, что сделал с тобой твой отец… — тихо начал Джереми, но слова его потонули в раскатистом хохоте. Это был не тот смех Жана, что Джереми слышал прежде — это был яд, убивающий смеющегося и все живое, что находилось вокруг. Это был смех, граничащий с болью — и граничащий с наслаждением. — Ой-ой, кажется, Кевин приехал в гости. Джереми прислонился к металлу лбом, прикрыв глаза и проклиная свой собственный язык. — Можешь не слушать его. Кевин думает, что знает все, но на самом деле, он так же слеп, как и остальные. Хотя когда-то я думал, что он особенный. Даже надеялся на это… — В последней фразе звучала глубокая обида. Джереми поднял голову, но не отодвинулся. — Так что же, по-твоему, он должен был узнать? Жан усмехнулся. — Не думай, что на меня подействует такой фокус, Джер. — А Джереми передернуло от упоминания своего имени таким ледяным тоном. — Я рос с профессионалами своего дела, в их рукавах были тузы и похуже. — Жан, я не занимаюсь фокусами. Я здесь, чтобы выслушать тебя. Жан резко повернулся, оттолкнулся от кровати и пересел к решетке, ровно напротив Джереми. Его ладони сомкнулись на пальцах Джереми, все еще вцепившихся в прутья. Касание было… простым. Он не хотел причинить боль — он не сжимал с силой, не вдавливал ногти в кожу. Джереми даже не дрогнул от этого контакта. Тот факт, что напротив сидел психически нестабильный человек, потенциальный похититель и даже, возможно, убийца, совершенно не напугал Джереми. Потому что он видел лишь мальчика, от которого все отказались; за которого принимали решения. Мальчика, что становился подростком, а затем — настоящим взрослым мужчиной, который был таким же, как все — который просто пытался жить. Так, как умел. Как мог жить. Какие бы доказательства ни привел доктор Дэй, какая бы правда о природе всех «отклонений» Жана ни лежала в основе истины, Джереми все равно видел в нем частички самого себя. Жестокий отец, проблемы с родителями, ошибки, совершенные не нарочно, а просто потому, что иногда единственный путь казался верным. Жан, казалось, понимал это. Он все еще смотрел немного свысока; с каким-то нездоровым, маниакальным светом. С тенью безумия и удовольствия от всего происходящего во взгляде свинцовых серых глаз. Только сейчас Джереми не чувствовал разряды на коже — он совершенно не боялся. Джереми знал, что вот это было настоящей маской. — Ты тоже здесь жертва… — Я просто хотел, чтобы он мной гордился, — на грани шепота, с опаской, произнес Жан, словно открывал свой самый большой секрет. Джереми как смог перехватил его пальцы, чтобы нежно сжать. Дверь за его спиной шумно открылась.

***

— Расскажи ему, — на ходу крикнул Эндрю, подталкивая Джереми в сторону Нила. Тот стоял у машины, нервно постукивая ногой, в руках его тлела сигарета. На улице происходил настоящий бардак. С десяток офицеров торопливо покидали здание, из прикрепленных к груди раций доносились искаженные голоса, сливаясь в общую какофонию звуков. Полицейские машины выезжали из массивного гаража непрерывающейся очередью. — Что проис… — Садись, — бросил Нил, залезая на место водителя. Джереми быстро обогнул капот и занял пассажирское. — Мы нашли место, где могут быть дети. Джереми подавился воздухом. Нил нетерпеливо завел машину и вклинился в общий поток. Он до минимума убавил звук на радио, настроенном на полицейскую частоту; Джереми успел услышать лишь концовку неизвестной улицы. — Кто… — Элисон. — Как… — Напрягла связи. Ну, и Рене помогла, стоит сказать. — Ты можешь уже выложить все нормально?! — А ты не заблюешь мне коврик? — с нахальной улыбкой усмехнулся Нил без капли издевательства. — Эндрю только на прошлой неделе возил машину на генеральную мойку. — Воспользуюсь окном, — в тон ответил Джереми. — Но тогда за нами останется след. Может, они тоже были по-своему больны. Но почему-то от этой перепалки стало легче. Вокруг — хаос, потеря и настоящий ужас. Внутри — неразбериха из чувств и мыслей. Но они — это все еще прежние они. Крупица стабильности, дарившая надежду, что жизнь продолжалась и будет продолжаться дальше, даже если они выйдут из этой ситуации с потерями. Даже если потери — это частички своих личностей. — Когда мы узнали настоящее имя Жана, мы начали копать, — объяснил Нил, вернув серьезный тон. Джереми мельком заметил, что они направлялись на север города. — Элисон задействовала связи в мэрии отца, Рене подняла архивы в библиотеке. И выяснилось, что бабка Жана родом из Роквилла. Ну, точнее, она вообще приезжая, но это сейчас не важно. Важно то, что там у нее остался дом. Где-то в Старом Роквилле, на границе с их лесом. А что еще важнее, так это то, что он так же примыкал к нашей лесополосе на севере. — И он все это время что? Просто стоял там и все? — Скорее всего да. Тут нам и помогла Элисон — она его нашла. И по данным ее друга из мэрии Роквилла, домом не пользовались несколько десятилетий, но он все еще числится за семьей Копе. — Копе? — Девичья фамилия бабки. Она вышла замуж за Борель, родила дочь, которая вышла замуж за Моро. Поэтому поиск занял так много времени. Рене хотела быть уверенной на сто процентов, — немного недовольно добавил Нил. — И этот дом… — Кевин считает, — осторожно начал Нил, кидая краткие взгляды на Джереми, но не отвлекаясь от дороги, — что именно в том доме отец Жана издевался над ним. Эти идиоты потратили больше пяти лет, чтобы достучаться до Жана и узнать, где находится комната с одного из его рисунков. И то, — он трагично усмехнулся, — это даже не комната, а скорее подвал. Поэтому, многое сходится. Близкое расположение дома к городу, все дети — и в прошлом, и в будущем, — пропали возле лесополосы. Джереми не нашелся, что сказать. Все складывалось слишком гармонично, чтобы еще оставались сомнения. Как внезапно найденные последние кусочки пазла. Или как последнее домино, после удара по которому все рухнет. Означало ли это, что Джереми ошибался?.. Неужели он вновь поверил в лучшую, светлую часть человека, когда все доказательства разума указывали на обратное?.. Делало ли это его глупым или слепым человеком? Или же это просто была его истинно-верящая часть?.. — Будем на месте через две минуты. Джереми посмотрел в окно: зеленые кроны вековых сосен, проторенная дорога, что уводила в редкую чащу. Лес ничем не отличался от того, что разделял Рокленд. Тот же вид, тот же воздух. Однако эта его часть скрывала в себе ответы, от которых зависело несколько жизней. Небольшой старый домик было сложно не заметить: в крыше зияла прореха, балки на маленькой веранде почернели от гнили. Его существование точно игнорировали десятилетия, в этом не было сомнений. Из полицейских машин выбирались офицеры, собираясь небольшими группами. На каждом — зачем-то бронежилет и напряженное выражение лица. В центре стоял Эндрю, что выкрикивал указания, поглядывая на телефон на руках. Почему-то доктор Дэй стоял подле него. Нил остановил машину в тени, чуть дальше, чем основной состав. Он заглушил двигатель, но никто из них не спешил выходить. — Судья подпишет ордер через несколько минут, — произнес Нил, и Джереми мельком заметил, как телефон приземлился в подстаканник. — Я знаю, что ты… Джереми. Он оторвал взгляд от дома и повернулся к Нилу. — Я знаю, что это сложно. Я не представляю, что ты… Джереми, если Лиззи и Питер окажутся в этом доме, они признают Жана виновным, — вкрадчиво сказал Нил, понизив голос. Джереми глупо кивнул — это была истина, которая была понятна даже такому далекому от судебной системы Джереми. — Но до этого нас ждет самое тяжелое, ты понимаешь это? Понимал ли Джереми, что дети никогда не оправятся от такого? Что две семьи никогда не смогут жить прежней жизнью после этого лета, каким бы ни был исход? Что самого Джереми затаскают по допросам, и неизвестно сколько раз ему еще придется встретиться с Жаном?.. Чем бы ни закончился обыск дома, это не стало бы концом. Но здесь они могли получить хотя бы ответ, приближающий к правде. Нил резко повернул голову, отвлекшись на звук на улице. Джереми последовал за его взглядом: толпа полицейских во главе с Эндрю направилась в сторону дома. Им оставалось только ждать. Тик-Так. Тик. Так.