Серебряные Листья Вытатуированы на моем Сердце

Это мучительное беспокойство. Одолжив Кроули свою тело и в настоящее время облачившись в тело демона, Азирафаэль не может не беспокоиться. Он был одет, если можно так выразиться, в нижнее белье, закрывающее все, что обычно не прикрыто у Кроули. Он надеется, что Небеса не вынудили Кроули выйти из формы. Поскольку всего Армагеддона не произошло, Азирафаэль забыл, что Кроули может увидеть то, что он держал в секрете много лет. Что бы Азирафаэль ни пытался убедить себя на протяжении веков, его тело свидетельствует о его чувствах к Кроули. Просто и ясно. Он знает, что его сущность, его небесное «я» покрыто этим. Так было на протяжении тысячелетий. Он не был уверен, когда это впервые появилось, но в какой-то момент в начале нашей эры он начал замечать отметины, появляющиеся на его истинной форме. Однажды он, как обычно, проверил свою небесную форму, раздвинув окружающие её защитные слои, чтобы впустить звёздный свет. Было так приятно купаться в нём, и ещё приятнее, когда он мог расправить все свои крылья, чтобы поймать его, и открыть все свои глаза, чтобы увидеть его великолепие. И там он увидел это. В ярком свете звёзд он заметил небольшую линию листьев, покрывающую то, что было ближе всего к его истинной форме, на его руке. Поначалу он игнорировал его. Или, по крайней мере, пытался. Затем надпись привлекла его внимание, и он понял, даже если не хотел признавать правду. В конце концов, истинная форма оказалась шедевром из листьев и замысловатых надписей. Хорошо, что Азирафаэль никогда не принимал эту форму даже среди своих. Он оставил её бездействовать в маленькой облачной крепости, надеясь, что она не понадобится. Он знал, что так и будет, когда наступит Армагеддон, но он умел не обращать внимания на подобные мелочи. Как сказали бы люди, дьявол кроется в деталях, хотя в данном случае, возможно, лучше было бы назвать его демоном, а не дьяволом. В конце концов, не имя Морнингстар было написано на листьях, вдоль их стеблей и прожилок. Ласковые обращения были направлены только на одно. Серебро было почти таким же бледным, как и его небесная сущность, но всё равно выделялось на его фоне, особенно на фоне зелёных листьев. Слова на любом языке, когда-либо произнесённом или написанном, как смертными, так и бессмертными, говорили о "возлюбленном", о "сердце моего сердца". "Любовь всей моей жизни". Он не осмеливался снова взглянуть на своё истинное обличье, пока однажды ночью не заметил на внутренней стороне руки маленький узор, похожий на плющ. В ту самую ночь, когда Кроули прошёл для него по освящённой земле и спас что-то дорогое Азирафаэлю, даже не будучи подстрекаемым, намеченным или прямо спрошенным об этом. Азирафаэль уставился на листья и увидел слова. На этот раз на немецком. Ещё одно слово появилось на английском. Ни одного из них не было, когда он переодевался перед тем, как отправиться в церковь на встречу с нацистскими шпионами. Скинув, так сказать, смертную оболочку, Азирафаэль взглянул на своё небесное обличье и провёл ночь в слезах благоговения и печали. Всё его существо, включая три головы, было покрыто виноградными лозами, чьи серебристые и зелёные листья сверкали в звёздном свете. Вокруг каждого листа и стебля было ещё больше слов, чем раньше. И они просачивались в осязаемый мир его тела. Они требовали, чтобы их увидели, эти слова. Листья могли просто напоминать ему об Эдеме, но слова говорили невыразимую правду. Они были воплощением каждой нежной мысли, которую он когда-либо испытывал к Кроули. Они были невысказанными вздохами любви, которые он никогда не выражал, но которые были слишком сильны, чтобы их можно было полностью подавить. Они рассказывали свою историю на протяжении веков, историю любви, которую Азирафаэль испытывал к своему предполагаемому врагу. Горячее восхищение, которое он испытывал всякий раз, когда его мысли обращались к его демоническому двойнику. Они были проявлениями тысячелетней невысказанной любви на сумарском, ацтекском, арабском, французском и любом другом языке, на котором когда-либо говорили. Каждый язык - это момент времени, их время, когда мысли Азирафаэля обратились к Кроули. Азирафаэль выходит из Ада с высоко поднятой головой, тело, к счастью, двигается благодаря мышечной памяти, потому что он ни за что не смог бы сознательно повторить походку Кроули, даже в теле Кроули. В глубине души он знает, что должен был рассказать Кроули о письменах на своём теле. Он может только надеяться, что Кроули не снял с него одежду. Гораздо проще скрыть их на физическом теле. По крайней мере, Кроули не может видеть свое небесное существо. Он перебирает в уме множество возможных объяснений, направляясь в парк. Сердце его бьётся в два раза быстрее, пока он молится, чтобы Кроули был там или хотя бы присоединился к нему. Потому что мысль о том, что Кроули не вернётся с Небес так же, как Азирафаэль вернулся из Ада, невыносима. И каждое объяснение, которое он пытается придумать, он отвергает. Возможно, он сможет объяснить листья, но ни на Небесах, ни в Аду он не сможет объяснить слова. И Кроули сможет их прочитать. Если не все, то большинство, и ему не придётся понимать многие из них, прежде чем он поймёт, о чём они. Что ж, он торопится так сильно, как только позволяет тело Кроули. Из-за того, как он крадётся, Азирафаэль не может двигаться с обычной скоростью. В парке он видит одинокую фигуру в знакомой одежде, развалившуюся на их обычной скамейке. От облегчения он чуть не падает в обморок. Азирафаэль останавливается на мгновение, замедляет шаг. Он смотрит на свое собственное тело, сидящее на скамейке. Он никогда не думал, что она может так сидеть. Он даже не подозревал, что оно способна так сутулиться. Очевидно, что Кроули лучше контролирует тело Азирафаэля, чем Азирафаэль - тело Кроули. И это пробуждает в его нынешнем физическом теле другие чувства. Азирафаэль пытается подавить эти чувства, успокоить их. Ему повезло, что тело Кроули в данный момент не напряжено. Эти узкие брюки ничего не скроют. Однако, похоже, он реагирует на присутствие тела Азирафаэля, поскольку он чувствует, как его сердцебиение значительно ускоряется. Он списывает это на облегчение от того, что его друг вернулся с Небес. Он опускается на скамейку, слишком довольный, чтобы пытаться сутулиться, как подобает нынешнему телу. Вместо этого он сидит прямо, просто наслаждаясь солнечным светом и тем фактом, что они оба живы. Что Агнесса была права в своём пророчестве и что они правильно его истолковали. Пророчества - дело непростое, часто они обретают смысл только потом. Как любили говорить люди, задним умом все крепки. Азирафаэль наслаждается моментом. Кроули рядом, с ним всё в порядке. Азирафаэль любит его и знает, что ему придётся рассказать Кроули. Будет несправедливо, если он этого не сделает, и он чувствует себя так, словно листья и слова выросли на его теле, он вот-вот взорвётся от этого. Он почти не обращает внимания на то, как они меняются местами, если не считать того же покалывания в ладони и пальцах, которое он ощутил, когда они впервые поменялись местами. Однако на этот раз в обмене есть какое-то нежелание. Он замечает его между ударами сердца. Как будто тело Кроули не совсем готово его отпустить. И в обмене Кроули тоже есть соответствующая задержка. - Позволь мне пригласить тебя на обед? - слова Кроули эхом отдаются в его сознании. Это звучит так по-человечески, но он помнит. Он помнит, как почти сказал то же самое в Риме. Тогда такие слова не должны были звучать из уст ангела. И если бы это было до Армагеддона, он бы мялся и колебался, не так ли? - Искушение свершилось, - говорит он вместо этого, и счастье пронзает его тело, освещая изнутри, как рождественскую ёлку. Как фейерверк. С ними всё в порядке. Они более чем в порядке. Они невредимы и больше не связаны правилами наследственного вражды. Если бы он был чуть более внимательным, то заметил бы, что Кроули наблюдает за ним с ещё большим напряжением, чем обычно, но он был так ужасно рад, что они оба живы и их маленький трюк, похоже, сработал. Стол в "Ритце" - его рук дело, но последствия полностью на совести Кроули. Азирафаэль хочет сказать и сделать миллион вещей, но он не знает, как их озвучить. Выходит: - Тогда мне пора возвращаться в книжный магазин. Даже он может слышать, насколько неубедительно это звучит. Однако ему не терпится уединиться, и хотя он редко позволял себе взглянуть на слова, написанные на его физическом теле, сейчас он хочет этого. Хочет ознакомиться с ними так, как никогда раньше не осмеливался. В глубине души у него шевелится смутное сомнение, требующее, чтобы он посмотрел на них, изучил их, прежде чем показывать Кроули. Он хочет увидеть каждую мельчайшую деталь того, как его Сердце, по-видимому, истекало кровью сквозь его кожу, как небесную, так и человеческую. Однако едва эти слова срываются с его губ, как Кроули качает головой, мягко берёт его под локоть и ведёт в "Ритц". Кроули пугающе понимает то, чего Азирафаэль не говорит сегодня. И Азирафаэль разрывается между благодарностью за то, что демон берёт инициативу в свои руки, и желанием сбежать, потому что он ещё не совсем готов к этому. Он заворожённо смотрит на прикосновение. Сначала Кроули взял его за локоть, а теперь его другая рука лежит на пояснице Азирафаэля, мягко, но уверенно направляя его. Он чувствует, как пять точек жара прожигают его пиджак и рукава рубашки, а там, где рука Кроули лежит на его спине, жар ещё сильнее. - Пойдём, ангел. Думаю, нам нужно поговорить, и для этого нам нужно уединиться. А возвращение в книжный магазин займёт слишком много времени, - невысказанными остаются слова: "а ещё это даст тебе слишком много времени, чтобы придумать отговорки". В лифте Азирафаэль ожидает, что Кроули отпустит его, но тот этого не делает. Азирафаэль не уверен, боится ли Кроули, что он убежит, если тот его отпустит, или, может быть, он просто забыл, что держит ангела за руку. Кроули сжимает его локоть. Недостаточно сильно, чтобы причинить боль, но более чем достаточно, чтобы дать Азирафаэлю понять, что он знает и что по какой-то причине, которую Азирафаэль не может или не хочет себе представлять, он не отпустит его. Азирафаэль чувствует жар и холод одновременно. Две точки обжигающего жара - там, где Кроули прикасается к нему, а всё остальное по сравнению с этим кажется ледяной пустошью. Он открывает рот, чтобы возразить. Просто потому, что он всегда так делает. - Дорогой мальчик, ты уверен... - начинает он, но проглатывает слова, когда чувствует, как Кроули чуть сильнее прижимается к его пояснице. Под этим жаром - виноградная лоза, серебристые и зелёные листья, слова вечной любви и преданности. Как Кроули может не чувствовать их сквозь слои? Они горят под прикосновениями Кроули. И он полностью отвлекается на мысль о том, каково это -когда Кроули прикасается к нему в других местах, повсюду. Выйдя из лифта, они идут по пустынному коридору. Кажется, что вокруг никого нет, и Азирафаэль задаётся вопросом, совпадение ли это или демоническое вмешательство. Не то чтобы это имело значение. Он всё равно позволяет Кроули вести себя по коридору, даже если бы в нём было полно людей, которые смотрели бы на них, на него. Кроули осторожно прижимает его к закрытой двери. Она выглядит так же, как и все остальные двери в коридоре. Вплоть до считывателя карт-ключей. Как и в тот раз, когда Кроули прижал его к стене в старом монастыре, Азирафаэль не чувствует страха. Однако он чувствует, как будто в его груди и животе поселилась стайка бабочек. - Как я и сказал, нам нужно поговорить, ангел, - говорит Кроули, прижимая его к двери, - и ты найдёшь отговорки, если я дам тебе время вернуться в книжный магазин. Азирафаэлю кажется, что из коридора выкачали весь воздух. Не то чтобы ему это было нужно, но его телу не хватает воздуха, и, похоже, ничто из того, что он делает, не помогает. - В самом деле, дорогой, зачем мне нужны оправдания? - спрашивает он в полуотчаянной попытке выиграть ещё немного времени. Для чего, он тоже не знает. По крайней мере, для Азирафаэля совершенно очевидно, о чём хочет поговорить Кроули. Это объясняет тщательно продуманный план номера в отеле "Ритц", где они могут уединиться и... его разум решает отключиться. Теперь, когда он увидел, Кроули хочет чего-то другого. Потому что невозможно отрицать тот факт, что Кроули, по крайней мере, снял рубашку, пока был в теле Азирафаэля. Его тело не носило эту футболку в Тадфилде. - Не знаю, ангел, для чего, по твоему мнению, тебе нужны оправдания? - насмешливо говорит Кроули. Затем что-то стирает улыбку с его губ, с уголков рта. - Думаю, это напомнило мне, что, хотя мы и бессмертны, это может быть отнято у нас. И я бы не простил себе, если бы не попытался хотя бы поговорить с тобой об этом до того, как Небеса или Ад заберут одного из нас. Я знаю, что ты хранил это в секрете, Азирафаэль, но тебе больше не нужно это делать. Больше не нужно. - Я... да, возможно, ты прав, - вот что вырывается из уст Азирафаэля, более уверенно, чем он ожидал. Он знал, что готовился к очередному уклончивому комментарию, пока Кроули всё ещё ухмылялся. Но когда он посерьёзнел, то почувствовал, что нервная привычка увиливать немного ослабла. По крайней мере, настолько, чтобы Азирафаэль понял, что ему нужно это сделать ради них обоих. Он достаточно близко, чтобы увидеть довольное удивление в глазах Кроули даже сквозь тонированное стекло. Кроули выглядит так, будто хочет спросить, уверен ли он, но, по крайней мере, он достаточно уважает Азирафаэля, чтобы не делать этого. Он просто прикладывает руку к считывающему устройству, и от этого наклоняется к Азирафаэлю. Будь Кроули вашим обычным болотным демоном, Азирафаэль беспокоился бы обо всей этой затее. Если бы демон узнал то, что, вероятно, узнал Кроули, он оказался бы в затруднительном положении. Демон использовал бы это против него. Кроули не стал бы. Если бы Кроули был таким демоном, Азирафаэль знает, что не любил бы его так сильно на протяжении стольких лет. Но если бы любой другой демон увидел это. Расшифровал это, Кроули оказался бы в опасности. Возможно, учитывая тайные связи между Раем и Адом, это дошло бы даже до Рая. Так или иначе, это наверняка было бы использовано против них. Его любовь к Кроули была бы использована как оружие, чтобы уничтожить одного из них или их обоих. Ад мог бы заманить его, причинив боль Кроули, а Небеса наказали бы их обоих. Кроули за то, что соблазнил ангела, а Азирафаэля за то, что, ну, попался на это. И, вероятно, он всё равно не был бы изгнан и не стал бы падшим. Учитывая, что Небеса задумали для него в качестве наказания за то, что он связался с Апокалипсисом, он был бы уничтожен. Даже не для того, чтобы заявить о себе. Потому что, хотя он никогда не слышал о чём-то подобном украшениям на его теле среди ангелов, он не был глупцом. Небеса тихо избавились бы от него. Если бы он упал, это только вернуло бы его к Кроули, как они утверждали. И этого было бы недостаточно в качестве наказания. За то, что любил демона.

***

Считыватель карт-ключей издаёт звуковой сигнал, возвращая Азирафаэля из его мрачных мыслей. Кроули прижимает руку к пояснице Азирафаэля. Просто, как понимает Азирафаэль, чтобы тот не споткнулся, когда дверь бесшумно открывается внутрь. Это похоже на танец, в котором один должен вести, а другой - следовать за ним. В этом случае ведущим должен быть Кроули, ведь это он всё затеял, но именно Азирафаэль делает шаг назад в тёмный гостиничный номер. Тело Кроули изящно следует за ним, и хотя Азирафаэль не может похвастаться тем, что хорошо танцует, они так хорошо чувствуют друг друга, что танец не имеет значения. Он старше любого танца, придуманного людьми, настолько старше, что демонов ещё не существовало, как и физических тел. Они останавливаются посреди комнаты. Там стоит большая роскошная кровать, и Азирафаэль определённо не думает, что она может им понадобиться. Для чего угодно. Он хочет убежать, он хочет возразить, но из его рта не вырывается ни звука, а тело сковано руками Кроули, одна из которых по-прежнему лежит у него на пояснице, а другая переместилась и нежно обхватила его рёбра. Они произносят ещё несколько слов. Если Азирафаэль не ошибается в своих воспоминаниях, а он, конечно же, не ошибается, то эти слова на английском, и они были произнесены однажды ночью в поместье Даулингов, когда Азирафаэль наблюдал, как Кроули объясняет созвездия очень юному Варлоку. - С-с-сними одежду, ангел, - почти шипит Кроули, - я хочу как следует тебя рассмотреть. Азирафаэль чувствует, как его захлестывает волна. Он был готов к этому, но не совсем готов. Кроули не может знать, что листья и слова предназначены для него. Это просто странные украшения на его теле. Но, конечно, он умеет читать, и если он уже взглянул, то увидел слова и должен знать, что они предназначены не для кого-то другого. Он приподнимает бровь и снимает пиджак, оставляя его на краю кровати. За пиджаком следует жилет. Всё это время Кроули ходит вокруг него неровными эллипсами. Как будто он загипнотизированная змея или слегка неустойчивый небесный объект. Азирафаэль подавляет желание поджать хвост и сбежать. Он не может. Он не может так поступить с собой, не может так поступить и с Кроули. Кроули для него важнее всего на свете, и, честно говоря, ему надоело нести эту тайну в одиночку. Немного поколебавшись, он делает глубокий вдох, расстёгивает запонки и кладёт их в карман брюк. Или пытается. Кроули перехватывает его руку так быстро, как только может ударить змея. - Ты можешь их потерять, ангел, позволь мне, - Кроули уже достаточно близко, чтобы Азирафаэль мог разглядеть, что его глаза полностью жёлтые, без намёка на более человеческую форму, которую Кроули обычно носит. Азирафаэль молча протягивает ему запонки и наблюдает, как Кроули подходит к прикроватной тумбочке и кладёт их на неё. Затем он возвращается на своё место рядом с Азирафаэлем. Прекрасно понимая, что он не может откладывать это вечно, Азирафаэль расстегивает рубашку, снимает её и тоже оставляет на кровати, небрежно сбрасывает ботинки и засовывает их под кровать. Он чувствует, как Кроули нависает над ним, не настолько близко, чтобы коснуться, но определённо достаточно близко, чтобы это заметить. - И майку тоже, ангел, пожалуйста, - говорит Кроули. Его голос настолько тихий, что его едва слышно, а шипение "пожалуйста" Азирафаэль едва различает. Собравшись с духом, Азирафаэль делает то, о чём его просят. И если на мгновение он всё ещё надеется, что Кроули не поймёт, что эти слова адресованы ему, то эти глупые надежды рушатся, когда Кроули кладёт руки ему на плечи. - Мой, - шепчет он почти надломленным голосом, - я был прав, я думал, что смогу разобраться, когда заметил это утром. Я не был уверен, но... - он замолкает и слегка икает, - они предназначены для меня, все до единого. Ангел, как? Азирафаэль вздрагивает. Так странно, что Кроули видит это сейчас, но так правильно. После стольких лет скрывания он не может лгать и говорить Кроули, что все слова, сочащиеся сквозь его кожу, завернутые в серебряные и зеленые листья, предназначены не для него и не только для него. - Они не всегда были у тебя, - бормочет Кроули, - по крайней мере, в Риме я бы это заметил. Азирафаэль позволяет себе слегка улыбнуться. Нет, спасибо... ну, кое-кому, у него их тогда не было. По крайней мере, они не были видны на этом плане бытия. - Их не было видно, Кроули. Это тело начало показывать их только с... - он колеблется, - с 1941 года. Кроули тихо вздыхает, но ничего не говорит. - Мое... небесное тело показывало их гораздо дольше. - Ты никогда не говорил, - шепчет Кроули, обжигая дыханием шею Азирафаэля. - Это были все слова, которые я не мог произнести вслух, - говорит Азирафаэль, признаваясь, что наконец-то может это сделать, - ссе мои чувства к тебе, которые я не мог выразить, не рискуя, что кто-нибудь услышит и случайно донесёт до Рая или Ада. Вместо того, чтобы обвинить его в том, что он держал это в секрете, в голосе Кроули слышится почти всхлип. - Ты всё это вынес один. - Я должен был, - и Азирафаэль в полной мере ощущает, что так оно и было. И что сделано, то сделано, он не может вернуться в прошлое и сказать Кроули, что каким-то образом его небесное тело отмечено невидимой силой со словами любви на всех известных языках. Включая оригинал, первые появившиеся слова были на языке ангелов. - Покажи мне, - просит Кроули, - не это тело, покажи мне настоящего себя. - Я чувствую себя немного неловко, - признаётся Азирафаэль. Потому что так оно и есть. В последний раз, когда он проверял, вся его небесная форма была покрыта надписями и листьями. Их так много, и позволить даже Кроули (особенно Кроули) увидеть их это почти слишком. Хотя эти слова предназначены для него, Азирафаэль знает, что, как только Кроули их увидит, ему больше нечего будет скрывать. - Не надо, - шепчет Кроули ему на ухо, его дыхание обжигает кожу Азирафаэля, как адское пламя, - отпусти, я тебя поймаю. Сделав глубокий вдох, Азирафаэль позволяет своей душе отделиться от физического тела, которое падает в ожидающие его объятия Кроули. На мгновение он осознаёт, что Кроули поднимает его и кладёт на кровать. Чтобы он мог спокойно отдохнуть. Затем его поглощает необъятность его небесного "я".

***

На мгновение он остаётся совсем один. Он возвышается над окружающим его небытием, защитные облака, окружавшие его тело, рассеиваются. Он чувствует одновременно радость от того, что не связан, и одиночество, поглощающее его. И тогда он больше не один. Гигантская змея обвивается вокруг него. Осторожно, чтобы не сдавить, но достаточно тяжёлая и сильная, чтобы удержать его, заземлить, чтобы он больше не чувствовал себя одиноким. Достаточно тяжёлая, чтобы удержать вращающуюся звезду. И он расправляет свои крылья, все до единого, открывает глаза, чтобы посмотреть на это существо. Это то, на чем люди северных племен, должно быть, основывали свои мифы. Эти сказки о великом драконе, кружащем по миру. Огромный и такой черный, что он почти сливается с окружающей их космической тьмой. Только звездный свет освещает нижнюю сторону, которая является самым красивым сапфирово-красным цветом, который Азирафаэль когда-либо видел. - Ты прекрасен, мой возлюбленный, - говорит Азирафаэль, и его слова заполняют пространство между звёздами, облетают луны. Если бы древнее существо могло краснеть, Кроули бы покраснел. И Азирафаэль понимает, что чешуя меняет цвет. Как любопытно. В этом состоянии нет разницы между словами и мыслями, и Кроули слышит его. - Я бы никогда не позволил тебе увидеть меня в образе змеи, сердце моё. Она меняет цвет в зависимости от моих эмоций. Здесь также нет места для лжи. Такого понятия не существует. - Они всегда выдавали мои чувства к тебе. Ты бы заметил перемены и в конце концов пришёл к правильному выводу. Азирафаэль чувствует, что Кроули слишком высокого о нём мнения. Как он мог догадаться? Кроули смеётся. Это одновременно самый ужасающий и самый прекрасный звук, который разносится во тьме на тёмных ночных сторонах планет. Но это также самый прекрасный звук, который Азирафаэль когда-либо слышал. - Ты бы знал, когда овладел моим телом, так же точно, как я знал, что твои слова были для меня, когда я был в тебе. Азирафаэль не испытывает смущения в таком состоянии. У него нет кровеносных сосудов, которые могут сжиматься или расширяться, пропуская больше крови, краснеть щёки или шея. Есть только истина. - Да, любимый, они всегда были для тебя, - и только так Кроули может полностью их воспринять. Те, что написаны на человеческом теле Азирафаэля, самые новые. Те, из-за которых чаша переполнилась. Те, что, как только Азирафаэль понял, что лжёт самому себе, отпечатались на его коже. Кроули сообщает, что должен увидеть их всех, и Азирафаэль закрывает глаза. Все они широко расправляют крылья, чтобы дать Кроули достаточно места для исследования. Их сущности сливаются воедино, Благодать и демоническая энергия переплетаются. Это могло бы быть болезненно, должно было бы быть болезненно, если бы они оставались теми, кем были изначально. Но Благодать Азирафаэля принимает Кроули таким, какой он есть, а адское пламя Кроули, горящее под чешуёй, не оказывает на Азирафаэля никакого влияния, кроме как согревать его в холодных глубинах этого мира. Змеиный язык скользит по его небесному телу, и Азирафаэль чувствует, как по нему пробегает дрожь. Он старается не двигаться, пока Кроули исследует каждый стебель и лист, каждое слово, написанное между прожилками листьев, от основания до верхушки. В этом промежуточном месте, где покоятся их нечеловеческие тела, нет реального восприятия времени. Кроули хватает мгновения, чтобы прочитать все слова, но на их осмысление уходит целая жизнь или пять жизней. Тем временем каждое прикосновение языка к листу - это чистейшее удовольствие и величайшая пытка. Азирафаэль больше не может не прикасаться. Он проводит небесными пальцами по чёрным и красным чешуйкам и чувствует ответную дрожь в теле Кроули. Коконы вокруг него сжимаются, и он складывает крылья, чтобы притянуть Кроули как можно ближе, никогда его не отпускать. Они оба чувствуют, как их сущности переплетаются. Когда они обменялись телами, это было чудесно, но это было лишь бледным отголоском того, что они чувствуют сейчас. Очень бледное эхо. Это похоже на космические приливы и отливы, гравитационное притяжение планеты или звезды. Сила, которая проходит через них обоих, вызывает взрывы звёзд и сверхмассивные чёрные дыры. Это восхитительно, но в то же время слишком. Он чувствует всё, что чувствует Кроули, и знает, что Кроули чувствует всё, что делает он. Это ни с чем не сравнимое удовольствие, которого всё же недостаточно. Она поднимается невероятно высоко, как молния по громоотводу, только в миллиарды раз горячее и быстрее. Двойные звёзды в час своего рождения выделяют меньше тепла, чем две небесные, если одна из них демоническая, но разницу не уловить, особенно на пике. И он наступает. Чистая энергия сливается и пронзает их, разрывает на части, перемешивает, как колоду карт, и снова собирает. На мгновение, на целую жизнь, на долю секунды только одно существо выходит наружу, вихри чистого блаженства и экстаза освещают тёмное пространство, затмевают даже самые яркие звёзды, заставляют стыдиться даже квазары. А затем облака кружатся и снова собираются, они нежно баюкают влюблённых, как всегда защищая их. Азирафаэль чувствует, как он отступает, уменьшаясь, когда его небесное "я" снова находит свою земную оболочку. Однако что-то сильно изменилось. Сначала он не открывает глаза. Он всё ещё чувствует своё небесное тело, но, в отличие от прошлого, оно больше не одно. Он чувствует, как Кроули всё ещё лениво обвивается вокруг него. И, говоря о лени, он улыбается про себя. Азирафаэль открывает глаза и смотрит в потолок. Его корпорация потеет и почти задыхается. Кроули, свернувшийся калачиком рядом с ним и просунувший ногу между его ног, находится в не лучшем состоянии. - Это было... - хрипло произносит Кроули. - Да, конечно, - задыхаясь, соглашается Азирафаэль. - Я хочу увидеть это снова, - бормочет Кроули, поворачивая голову, чтобы уткнуться носом в шею Азирафаэля, - но сначала я хочу увидеть тех, кто в этом теле, - он похлопывает рукой по талии и бедру Азирафаэля. Азирафаэль хочет попросить его сбавить скорость, но вместо этого смеётся. От восторга, от ощущения свободы и известности, но больше всего от осознания того, что его любят так же сильно, как он любит. Что его небесное "я" больше не одиноко в огромном пустом пространстве. Оно может покоиться, сжимая в объятиях своего возлюбленного. Они лежали, обнявшись, на кровати в номере отеля "Ритц". Конец