Тени божественности / Shadows of divinity

      Чёртов ветер, почему он дует в мою сторону? Все волосы уже прожевать из-за этого успел. И где этот котяра? Жду уже будто полчаса, либо же совсем разум поплыл от нектара. К чёрту этого Стефана, лезет каждый раз куда не надо, создавая лишь проблемы, которые мне нужно потом разгребать. Почему мне? Возможно, я сам так решил.       – Извини, задержался, – Асур быстрым шагом зашёл в беседку, садясь на скамейку внутри рядом со мной, но старался не пересекаться взглядами. Что-то случилось.       – Снова по пути с блохастым пересёкся? – нервно усмехаюсь, с трудом беря себя в руки, чтобы попытаться раскусить его защитную оболочку, ведь он не успокоится, пока из него клещами не вытянешь то, что его гложет.       – Нет… Это глупости, не обращай внимания, – он пытался отмахнуться, но не сдержал смешка, когда увидел, как я закатил глаза от его очередной попытки соскочить с ответа. – Ладно-ладно, просто я узнал, что Амброзия помогала мне не расколоться на миллион тревожных осколков по просьбе Наставника.       – И в чём проблема? Даже если это и начато с его подачки, она явно сама была не против проводить с тобой время, – мой голос был похож на бубнёж, и я отвёл взгляд в сторону, чувствуя противное стягивание в груди. И почему я вообще её оправдываю?– Ты слишком драматизируешь, как всегда.       – Ты прав, я должен быть благодарен ей за всё, – грустно улыбнувшись, Асур тряхнул головой, и его шоколадные кудри стали похожи на пружинки, которые выскочили из сломанного механизма. Чудак он конечно, но рядом с ним я чувствую себя стабильнее всего.       – Хотел поговорить со мной о чём-то, раз позвал в такое место? – я скрыто язвил, потому что мы хоть и редко, но видимся с Асуром здесь, в этой беседке, когда я на короткий промежуток времени прекращаю вести себя как злыдень и открыт для полноценных разговоров. Почему язвлю? Не знаю, стиль общения такой, ибо мне трудно озвучить то, что я и по своему собственному желанию оказался здесь.       Беседка сама небольшая – вместе со скамейкой в ней умещается маленький столик, на котором разве что иногда появляется песок с пожухлыми листьями, принесённые ветром, и, помимо сквозного входа и выхода, её стены плотно сплетены из какого-то жёсткого материала, что создаёт ощущение маленького пространства. Будто птица в клетке.       – Вообще-то, я выделил для тебя время потому, что ты хотел что-то сказать мне в лесу, но не успел! – Асур возмущённо нахмурился, скрестив руки на груди, и этот его ребяческий каприз повеселил. Снаружи я не позволил себе улыбки, в глубине души опешив от его внимательности, ибо думал, что он не успел заметить моего короткого порыва, залюбовавшись природой.       – Ну… Не важно, – неожиданно в горле пересохло, от чего я тяжело сглотнул, и это не укрылось от парня, что с игривой улыбкой подсел ближе, заставив сердце на секунду замереть. – Не нужно давить на меня, как курица-наседка!       Я такой дурак, абсолютный придурок. Почему так ярко реагирую на то, что он просто приблизился? Поздравляю себя, ведь теперь от него не отвязаться, раз он смог вытащить из меня реакцию. Виноват ли он в том, что я зацепился за него, словно чертополох? Не нужно было приближаться и показывать, что не боишься меня настоящего!       – Чёрт, ты выглядишь как квокка сейчас, и это откровенно раздражает, – нервно дёрнув плечом, облокачиваюсь локтями о колени, чтобы хоть немного спрятать лицо, на котором появляются оттенки эмоций, за прядями чёлки. – Я всего-лишь хотел сказать, что рад снова видеть тебя живым, а не погибающим.       – Это отрадно слышать, особенно от тебя, – он добродушно усмехается, перестав смотреть с дразнящим интересом, а меня пронзил маленький укол боли от того, что я не в состоянии высказать свои переживания так, чтобы они не выглядели как что-то невероятное. Сам виноват, что заработал себе репутацию чёрствого сухаря.       На минуту между нами повисла тишина, сопровождаемая шумом ветра, шуршащим сквозь деревянную постройку и кусты роз, цветение которых близилось к своему завершению. Уже представляю грустную физиономию Асура, что будет срезать их на букеты, которые потом расставит по всему дому, и они будут доживать остатки своих уже мёртвых дней. Меня иногда раздражает эта его обсессия, но удивительнейшим образом я с лёгкостью готов это принять, засовывая раздражение куда подальше.       – Когда я засыпал в агонии на полу, то после пробуждения всегда оказывался в кровати, – Асур неожиданно возобновил диалог, и я слегка повернул голову в его сторону, давая понять, что слушаю. – Кто бы это мог быть? Явно не Амброзия или Малис, а Наставник не любит вмешиваться в такие моменты, позволяя самому разобраться. Остаётся только…       Я вмиг похолодел всем телом, будто меня загнали в угол – неужто он так прямо решил сказать об этом? Я не был готов к такому ходу разговора, и даже тогда, когда заходил в комнату и видел его в скрюченном виде на полу, говорил себе, что не нужно рисковать, но всё же руки сами тянулись к его дрожащему телу, чтобы уберечь бессмертное существо от твёрдости пола. Звучит сюрреалистично, да? Сердце начинает биться как бешеное, но внешне я старался держать лицо, ибо не мог так легко во всём сознаться.       – Что, если я скажу, что и меня Наставник попросил помочь тебе не стать амёбой? – гордо вскинув голову, я резко встаю со скамейки, не в силах выдерживать его подавляющую близость. – Ты был так слаб, что не мог даже закрыть свои базовые потребности, что ещё оставалось делать?       Грубая полуправда – я устал говорить на этом языке, потому что он заставляет напрягаться и всегда думать трижды над сказанными словами. Что изменилось бы, если бы я честно сказал, что хотел… Проявить заботу? Язык в узел завязывается даже от мысли об этом, хреновая идея.       Когда погрузился вглубь себя на секунду, не успел среагировать на то, как рука Асура осторожно коснулась моей, но я не отпрянул так, как сделал бы раньше – сейчас я просто застыл, с немым вопросом взглянув на него сверху вниз. И всё же кончики пальцев начали подрагивать.       – Я не говорю что это ты, но… Если это ты, то спасибо тебе, – чёрт, его выражение лица выдаёт всю слабость и пушистость внутри него, от чего негатив в моей душе испаряется, и я не могу мыслить здраво. Всякие оковы контроля спадают, обнажая истинную сущность.       Глубоко выдохнув, сажусь обратно, и наши руки лежат рядом на скамейке, не соприкасаясь, но всё же позволяя ощутить тепло друг друга. В моей голове крутилось много мыслей, слишком много, чтобы игнорировать это, поэтому я решил как-то разорвать этот круг ада в голове.       – Раз прогулка сорвалась, то можно навестить приют, – дёрнув плечами, я не решился посмотреть на Асура, ибо то, что я предложил, было сродни признания в чём-то сокровенном, ибо я бы не позволил простому проходимцу сходить со мной в место, значащее для меня буквально всё.       Асур понимал это, поэтому мы не стали долго тянуть, пойдя по привычному маршруту, ибо он уже успел запомнить дорогу, хотя мы идём туда всего во второй раз. Теперь считаю удачей то, что приют и домик бабушки и дедушки находятся в одном лесу с особняком, ведь если бы это было иначе, то я, вероятно, не смог бы шагать вот так беззаботно по земле, разве что по пушистым облакам наверху, или по огненной лаве внизу, если всё это вообще существует.       – Мы давно там не были, та милая собака наверняка уже окотилась и её щенки стали одного с ней размера, – он, как всегда, с беззаботной улыбкой размышлял о глупостях, а я каждый раз с необъяснимой тяжестью иду туда, чувствуя раздражающую жалость к себе. Идиот.       То, что я принял от «божественной сущности» в себе, так это повышенную выносливость, и если бы не большие риски уничтожить всех вокруг из-за очередного приступа, то я до сих пор был бы полезен в приюте… А теперь являюсь их главной опасностью. Забавно, что так получилось с теми, без кого я не представлял свою жизнь.       Вечерний ветер был кусачим, заставляя кончики пальцев неметь от влажной прохлады, но я уже давно прекратил обращать внимание на любую боль и дискомфорт, потому что ничто из этого не сможет убить меня. Очередной плюс? Возможно, но бессмертие не оставляет другого выбора.       – Я не чувствую её присутствия, – встревоженный голос Асура вытащил меня из обволакивающей меланхолии, и я навострил чутьё, когда мы подошли к забору приюта. Много собак в своих будках насторожились, так как мы не были с ними знакомы, но той самой действительно не было, обычно она начинала радостно лаять, чуя нас чуть ли не за километр.       – Проверим, – легко перепрыгнув металлическое ограждение, которое я с трудом бы перелез в человеческом состоянии, сразу подхожу к будке, где обитала Ромашка, но от неё остался лишь старый запах, и моё настроение из-за этого заметно ухудшилось, особенно когда я увидел на будке записку о том, что Ромашке наконец нашли дом. Я рад за неё, но был бы рад от всего сердца, если бы она осталась со мной, что было заведомо невыполнимо, но надежды приятно лелеять.       – Возможно, это её подросшие щенки? Я читал, что они могут за год вырасти в полноценную особь, – Асур прошёлся вдоль других будок, медленно протягивая руку к собакам, но те оставались враждебно настроенными, даже не предпринимая попыток обнюхать и познакомится. Не знаю, у всех ли животных поголовно такая реакция на нас, но мне стало намного труднее находить с ними общий язык, и это был ещё один удар под дых от судьбы, что так жестоко распорядилась моей жизнью.       Подняв взгляд наверх, я увидел красный огонёк камеры видеонаблюдения, который погас в ту же секунду. Значит, на смене был Альберт – он всегда без вопросов позволял приходить и стирал все следы моего присутствия, чтобы я мог свободно продолжать свои редкие посещения без способствования созданию слухов о том, что призраки действительно существуют. В таком случае повезло, что старик немой, даже рассказать никому обо мне не сможет.       Моё тело пронзило дрожью, когда рука Асура легла на спину, поглаживая в успокаивающем жесте. Когда он наконец начнёт замечать, какой эффект оказывает? Хотя, это мне надо перестать быть камнем, сдерживающим всё внутри, чтобы показывать ответную реакцию, ведь так взаимность и работает, верно? Пока всё это время я только получаю, а отдавать панически боюсь.       – Не знаю, что с ней случилось, но Ромашка останется в наших воспоминаниях, – эти слова заставили меня слегка приподнять уголки губ, но эта улыбка была самой искренней, ведь воспоминания о юркой собачонке будут согревать моё сердце ещё долго. Она чётко чувствовала наши добрые намерения, как и Асур считывал, когда моё настроение выдавало неожиданный упадок градуса, и он научился не бояться меня, подходя в такие моменты ближе, чем кто-либо другой осмелился.       – Раньше с каждым животным здесь я мог найти такой контакт, как с ней, даже с самым запуганным, – я старательно прятал своё лицо за прядями волос, чтобы не показать блеска в глазах от редкой искренности, которой мог поделиться только с ним, а он и не настаивал, осматривая взглядом приют и оставаясь рядом.       Вспоминая прошлую жизнь, казалось, что все насущные тогда проблемы являлись пустой тратой времени, ни одна моя нервная клетка не стоила переживаний о пропущенном экзамене, о том, что я не успеваю сделать все запланированные дела, и особенно о том, какие у меня неопределённые чувства к ещё одному помощнику в приюте. Всё это так мелочно, абсолютно глупо и наивно, и я поверить не могу, что всё это я начал осознавать только после того, как попрощался с этой жизнью.

***

      – Эвелин, ты с таким видом ведёшь Ромашку на прогулку, будто сам загрызёшь кого-нибудь вместе с ней, – вспоминаю фразу, из-за которой я понял, что такой грозной на вид собаке подобрал самую подходящую кличку, ведь по характеру она была словно только что распустившийся цветок, наивна и свежа, а я – полная противоположность этому описанию, сочась изнутри серной кислотой, пылающей в огне, а снаружи выглядя как человек, к которому любой может обратиться за помощью.       Эту фразу мне сказал Кадиш, тот самый помощник с вечным гнездом из блондинистых волос на голове, который появился позже меня в приюте по причине того, что животных, нуждающихся в помощи, становилось всё больше, поэтому нужно было расширять территорию и нанимать новых людей. Уж как бы я ни старался сам уследить за сворой блохастых псов, парочкой спасённых из капканов лисиц, подстреленным лебедем и прайдом хозяйничающих кошек, просто не мог отрастить себе необходимые пары рук. Поэтому появился он.       – Будь добр, дочисть кошачьи лотки и принимайся за дальнейшую уборку территории, – закатив глаза, я натянул поводок посильнее, так как Ромашка пыталась поиграть с каждым проходящим мимо неё существом, и повёл её в лес, дабы прогуляться по истоптанным тропинкам и подумать.       Думал я всегда о многом, моя голова никогда не была свободна от мыслей, потому что брал на себя слишком много – забота о бабушке и дедушке, приют, очная учёба, так теперь ещё и непонятные мысли о парне, что всего неделю ходит нам помогать. Но начну по порядку.       Бабушка и дедушка – единственные родственники, которые у меня остались, но даже правильнее будет сказать то, что они воспитали меня, а не родители, которых я практически не видел. Когда пытался разузнать о них у стариков, те отмалчивались и не говорили ничего нового, кроме как «они очень занятые люди, поэтому мы вызвались помогать в твоём воспитании». Было бы забавно увидеть их лица после того, как я узнал, что родители скончались от передоза где-то на улице. Во истину псиная смерть.       Так как предков я особо и не знал, то их смерть вызывала лишь тревожные мысли о том, как это втайне от меня переживали бабушка и дедушка, ведь они всегда встречали меня с улыбкой, каждый день, ни разу не жаловались ни на что, и отчасти я им благодарен за то, что они пытались уберечь меня от тёмного мира, в котором обитали мои мать и отец, но всё же это правда, которую я рано или поздно узнал.       Я чувствовал их заботу обо мне каждый день, поэтому всегда старался отплатить, делая для них всё то, что они уже не могли сами, ибо они уже были старше семидесяти лет, когда я только вступил в свою юность. Бабушка говорила, что я долгожданный внук, ибо до этого у матери случались выкидыши из-за её образа жизни, и я стал настоящим чудом, показывающим, что всё возможно. Кто знает, вероятно, у меня могла быть большая семья, как у Асура, если бы всё сложилось иначе.       Словно строгая начальница прачечной, я наводил чистоту в доме, хоть бабушка и возмущалась, что может сама, а также следил за их небольшим хозяйством из нескольких куриц. Раньше у них был огород, но он погиб без прежнего внимания, а я с растениями не очень хорошо налаживаю отношения, поэтому давно позабыл, что такое спелые домашние помидоры.       В приют устроился работать из-за того, что почти каждый день просто так приходил туда, ибо это место было рядом с домом, и находил в обществе животных долгожданный покой после суетливой повседневной жизни, поэтому Альберт невзначай предложил помогать ему, написав просьбу в своём подручном блокноте, и благодаря нашим совместным усилиям приют стал известнее: другие организации могли отправлять к нам совсем доходяг, узнав о нашем бережном подходе к каждому существу, присылали нам в поддержку корма и инструментарий, и всё это по большей части благодаря тому, что я рассказал в университете про приют, и многие, даже преподаватели, решили спонсировать нашу деятельность.       Возможно, я умею неплохо убеждать, потому что не оставлял выбора отказаться, когда подходил к людям с визиткой приюта и номером, на который можно было перевести любую сумму. Ещё вероятно, что окружающие в университете внимательно слушали меня и смотрели на то, что я делаю, потому что в большинстве своём я спокойно и статично существовал на фоне, поэтому какая-то фраза или действие с моей стороны привлекали много внимания. Как-то я интересовался почему это так у одногруппников, и они сказали, что им интересно, что у такого «симпатяги» в голове, ибо я «тот ещё хмурый молчун».       Поэтому, многие говорили, что для них стало неожиданностью, что я занимаюсь таким делом, и так как нареканий в поведении и оценках у меня не было, то все ко мне прислушивались. Даже если кто-то делал это для привлечения моего внимания, мне было плевать, ибо главное, что приют процветал.       – Подожди! – звонкий клич Кадиша заставил меня замереть, сжав поводок в руке так, будто я держал там своё сердце, дабы оно не выдало меня с головой. Подбежав ко мне, он показал на своей широкой ладони резинку для волос, которую я потерял несколько дней назад. Её поиски не вписывались в моё загруженное расписание, поэтому свои длинные волосы я носил распущенными, хоть они иногда и раздражали меня, но выбора особо не оставалось, ибо бабушка резинками не пользуется, и эту я купил от безысходности.       – Хочешь, я заплету тебя? Видел, что ты постоянно ходишь с косичкой, из-за этого я сначала подумал, что ты длинноволосая девица, – усмехнувшись с собственной шутки и чтобы прикрыть свой стыд от того, что наша первая встреча прошла в недопонимании, Кадиш встал позади и без моего разрешения начал осторожно распутывать локоны, что отросли чуть ниже плеч. Длина волос тоже являлась недостатком времени – в парикмахерскую записаться не получалось, а отрезать сам я хотел, но постоянно забывал, вспоминая про другие дела, поэтому копна у меня отросла приличная.       Но если всё это привело к тому, что сейчас Кадиш касается меня вот так, то это стоило того. Плёл он косичку медленно, иногда ворча и начиная заново, но втайне я радовался этому, так как это было возможностью оставаться с ним рядом как можно дольше.       – Мы так много работаем вместе в течении дня, но я так мало о тебе знаю, – его голос проник в мои уши, как вода, и я поджал губы, почувствовав прилив волнения в груди. – Могу я проводить тебя до твоего дома сегодня? Я заметил, что ты катаешься на велосипеде, у меня он тоже есть!       Я до сих пор не могу разобраться в том, что почувствовал в тот момент – радость, волнение, желание, восторг? Всё это перемешалось в один плотный комок, давящий на сердце. Почему он так внимателен ко мне? Неужто я заинтересовал его также, как и он меня?       – Если тебе больше нечем занять своё свободное время, то дерзай, – я старался вести себя как обычно, дерзко и безразлично, но щёки стали горячими от прилившего румянца. Я точно знал, что покраснел, потому что почувствовал это впервые в момент, как наши взгляды с Кадишем случайно пересеклись в один рабочий день, и я тут же взглянул в зеркало и увидел своё позорное красное лицо. Сейчас оборачиваться точно нельзя.       – Отлично! Я закончил, получилось не очень ровно, но я старался, – закинув кривую косу на моё плечо, я увидел, как кое-где торчали волоски, и сама по себе коса была ассиметрична, но факт того, что он сделал это для меня, был решающим, и я уже полюбил результат, даже не увидев его.       – Спасибо… – я с трудом выдавил из себя благодарность, потому что действительно хотел показать свою признательность, а не отгораживаться от него своим холодным фасадом. Он заслуживает уважения и благодарности, потому что он, как минимум, человек, а как максимум хороший.       Проведя по русой косе пальцами, я поднял взгляд от земли наверх и чуть ли не отпрыгнул в сторону, когда почувствовал тёплое дыхание Кадиша у щеки. Он был слишком близко, слишком-слишком-слишком! С чего вдруг я так паникую? Чёрт, ещё и солнце светит прямо на нас, не скрыть предательской красной реакции!       – Извини, я… Ты вкусно пахнешь, даже несмотря на то, что провёл весь день с собаками, – я нервно сглотнул, продолжая смотреть в его серые глаза, и хоть я отступил на шаг в сторону, расстояние между нами оставалось ничтожно маленьким.       – Я должен поблагодарить тебя за эти слова? – фыркнув от его забавной формулировки, я будто впервые улыбнулся так широко, так искренне, не боясь предстать перед ним таким, какой я есть. Кажется, это чувство сродни спокойствию и комфорту.       – Можешь поблагодарить не словами… – он продолжал смотреть на меня с непонятным выражением лица, словно задумался, и его взгляд скользил по моим чертам лица, задерживаясь где-то ниже глаз. Я уже перестал улыбаться, но мы так и стояли друг напротив друга, не решаясь что-то сказать или сделать, а Ромашка послушно сидела рядом, не нарушая идиллию момента.       Не знаю, чего я тогда на самом деле ждал, но когда Кадиш подался вперёд и накрыл мои губы в поцелуе, я подался навстречу, ощущая кожей его лёгкую щетину, которая всегда цепляла моё внимание, заставляя думать о том, какой он чертовски привлекательный.       К сожалению или к счастью, поцелуй длился пару секунд, после чего он неловко засмеялся, отводя взгляд в сторону, а я застыл на месте, ощущая, как внутри меня что-то взрывается, от чего тело наполняется теплом и ещё каким-то пушистым чувством.       – Извини, если я поспешил… Подумал, что момент подходящий, – он так спокойно говорил об этом, будто поцелуй между двумя парнями является тем, что можно встретить ка каждом шагу, и меня это зацепило.       После он, как и обещал, проводил меня до дома, и мы вместе ехали на велосипедах по пыльной дороге, не нарушая звуки природы разговорами и просто наслаждаясь ощущением того, что мы рядом друг с другом. Ну, он, судя по глупой улыбке на его лице, наслаждался, а я пытался разобраться в том, что чувствую, сохраняя холодную мину.       Доехав до забора моего дома, я не позволил ему пройти дальше, ибо если бабушка увидела бы кого-то рядом со мной, то завалила бы вопросами о том, кто это и как мы подружились.       – Спасибо, что проводил… До встречи, – сбивчиво пробормотав и бросив на Кадиша косой взгляд, я не остановился и сразу пошёл к калитке, дабы спрятаться в свою зону комфорта. Внезапно мне стало тяжело тащить велосипед за собой, и оказалось, что он схватился за седушку на заднем колесе, смотря прямо на меня.       – Не благодари, я был рад это сделать, – чёрт бы побрал его взгляд, будто он прекрасно знает, что со мной происходит! Такой внимательный и учтивый, не напрямую говорит о том, что видит моё смущение, а мягко намекает, и только после этого садится на свой велосипед и уезжает, оставив меня с извергающимся вулканом внутри.       Вся моя жизнь была распланирована, но там не было места познанию себя и своей идентичности, поэтому после этого дня я стал чаще уходить вглубь себя, вспоминая ощущения после поцелуя и видя картинку Кадиша перед глазами. Мне не надоедало думать о нём несколько раз на дню, что пугало и будоражило одновременно… Что это вообще такое? Ответа я пока не знал.       После этого момента между нами мало что поменялось, разве что он позволял себе коснуться меня в неподходящие, по моему мнению, моменты: когда Альберт, глава приюта, рассказывал нам план на день, он как бы невзначай касался моей руки своей, а когда я тянулся за мешком крупы для куриц на верхней полке, он подходил сзади и останавливался, придерживая по бокам, будто я мог свалиться от тяжести мешка. Честно, раздражало то, что он так своевольничал, как лисы, что часто заглядывают в курятник бабушки и дедушки, но прогнать его палкой я не мог, или не хотел.       И больше всего меня удивляло то, что теперь в своём загруженном графике я находил свободное место для того, чтобы уделять больше времени Кадишу, да и будто возле зеркала я стал задерживаться дольше, прикидывая, какую причёску сегодня будет лучше сделать, и это не ускользнуло от внимательности бабушки, что любила совать нос в мои дела.       – Зайчик, тебе помочь с выбором? – медленно подойдя ко мне, опираясь на трость, бабушка остановилась позади, касаясь дрожащей рукой моих локонов, и я застыл на месте, будто преступник, которого засекли. – Тебе очень идёт высокий хвостик, в детстве я любила делать тебе именно эту причёску!       – Сделаешь и сейчас? – я мягко улыбнулся, протягивая ей расчёску, которой она и тогда укладывала мои волосы, что полностью погрузило меня в воспоминания из детства, но сейчас её хватка заметно ослабла в силу возраста, поэтому даже простое расчёсывание волос заняло несколько минут, но я терпеливо сидел, задумавшись о своём. Но ненадолго.       – Кадиш недавно приходил, приносил пирожки, которые испекла его мама, – в этот момент я натянулся, как струна, слушая одновременно с интересом и опасением, – такие вкусные! И сам мальчишка славный, вы же друзья?       Я нервно сглотнул, сам не зная ответа на этот вопрос. Друзья ли мы? Или нечто большее? Может, он лишь забавляется со мной, потому что в нужный момент я не смог его оттолкнуть?       – В первую очередь, мы коллеги, – я нервно усмехнулся, посмотрев на себя в зеркало и увидев идеальный высокий хвост, который сделала бабушка. Да, это действительно смотрелось лучше пучка, о котором я думал изначально, поэтому встал со стула и с благодарностью обнял бабушку, после стремительно уходя, дабы прервать её дальнейшие расспросы.       Помню, как в тот день я нервничал, разговаривая с единственным лебедем в нашем приюте, задавая ему бесконечные вопросы, на что тот иногда взмахивал крыльями, и я считывал это за упрёки.       – Не одиноко тебе здесь одному? Вы же существа парные, как ты выживаешь? – сидя на берегу маленького озера, я смотрел на белоснежное оперение птицы с надрезанным крылом, и мне казалось, что мы с ним чем-то похожи, только в моём случае есть Кадиш, который прямо сейчас несётся в мою сторону вместе с Ромашкой.       – Лови её, я устал уже за ней бегать! – он кричал, задыхаясь и останавливаясь на полпути, а мне даже ничего не пришлось делать, Ромашка остановилась возле меня и села, подставляя спину под мои поглаживания.       – Снова ты пытался нацепить на неё поводок против её воли? Говорил же, что сначала нужно погладить, – проводя рукой по жёсткой шерсти собаки, я чувствовал, как с каждым шагом Кадиша в мою сторону я напрягался сильнее, и в то же время чувствовал тепло, разливающееся по телу. Меня бесила неопределённость между нами и постоянные намёки вместо прямых слов, но сделать шаг к разъяснению боялся.       – Я пытался, но она тебе больше доверяет, – громко хохотнув, он сел рядом с Ромашкой, и она оказалась между нами, ластясь к прикосновениям с двух сторон. – Видишь? Сразу растаяла.       Я лишь тихо усмехнулся, продолжая гладить её за ушами, пока наши руки случайно не соприкоснулись. Подняв взгляд, я увидел, что он с улыбкой смотрит на меня, намеренно накрывая мою руку своей, но я отстранился, повернувшись лицом к озеру. Лебедь отплыл достаточно далеко от нас из-за Ромашки, которая однажды чуть не цапнула его за здоровое крыло, и не думаю, что он смог бы морально пережить потерю единственного достоинства.       – Что-то не так? – Кадиш тихо спросил, расстроившись из-за моей отстранённости, и мне было тяжело оставаться безразличным в его присутствии.       – Не понимаю, чего ты от меня хочешь, – я тяжело сглотнул, чувствуя, как предательский румянец снова тянется к щекам, и скрыть лица я не мог из-за высокого хвоста, поэтому оставалось держаться изо всех сил.       – Разве это не очевидно? – Кадиш слегка вздохнул, тоже отводя взгляд на озеро, и мы сидели так пару мгновений, пока он не продолжил. – Я не рискнул действовать решительнее, потому что боялся напугать тебя.       Всё внутри вмиг воспылало от его слов. Как выглядит это «решительнее», если он уже пользовался любой возможностью быть со мной рядом?       – Не трать моё время на глупости, – не понимаю, чего я хотел тогда добиться этими словами и отстранённым поведением. Возможно, я боялся сближаться с кем-то так сильно, потому что не был уверен как это повлияет на то, что важно для меня сейчас.       С этими словами я встал, и Ромашка тут же последовала за мной, а Кадиш выглядел расстроенным, насколько я успел заметить за миллисекунду, которую на него посмотрел. Я постарался сделать вид, что меня ничего не волнует, следуя обратно к вольерам, но он окликнул меня, и я не смог не остановиться.       – Тебе нужны какие-то доказательства того, что ты мне нравишься? Мне не сложно, я могу, – меня напрягло то, что с каждым словом его голос становился ближе, и когда я обернулся, то он был уже в паре метров от меня, поэтому я резко ускорился, больше не оборачиваясь.       – Ничего мне не нужно! Прекрати преследовать меня! – я испытывал страх вперемешку с возбуждением, от чего мой голос слегка дрожал и звучал громче, чем обычно. Какой же я тупой, да? Убегаю от того, кто хочет дать мне всё… Но готов ли я был это принять?       Он больше не следовал за мной, и последующие дни проходили так, будто мы не знали друг друга и общались по банальным рабочим вопросам. Не скажу, что меня это успокоило или слишком сильно расстроило, я скорее не знал что делать, поэтому просто терпел это напряжение, но оно преследовало меня в мыслях даже дома, даже ночью, когда я пытался заснуть, но навязчивые думы лишают меня исполнения этой потребности.       Однажды, когда я только смог побороть себя и провалиться в дрёму, я услышал стук в окне, от чего сильно испугался, ибо спал на втором этаже, а когда увидел тень, нависшую над окном, то чуть коньки не отбросил прямо на месте. Прошло пару секунд, прежде чем я осознал, что это Кадиш, и что он может сорваться и упасть в любую секунду.       – Ты с ума сошёл?! Какого чёрта ты здесь делаешь? – впопыхах открыв ему окно и помогая залезть внутрь, я не прекращал шёпотом возмущаться, дабы не разбудить бабушку с дедушкой.       Но ответа я не получил, ибо вместо этого Кадиш заткнул поток слов поцелуем, прижав меня к подоконнику, с которого он только что спрыгнул. Я растерялся, но и одновременно внутри всё встало на свои места, словно такая близость действовала волшебной палочкой. Этот поцелуй был дольше, чем наш первый, и наполнен ещё большим потоком чувств, словно моё отвержение умножило всё то, что есть в Кадише, раз он решил действовать так отчаянно.       – Эвелин, я не хочу больше вести себя так, будто между нами ничего не происходит! – он прерывисто дышал, заглядывая глубоко в мои глаза, и наши тела всё ещё соприкасались друг с другом, от чего у меня не получалось придумать как ускользнуть в этот раз. Если бы я был повыше, то смог бы сгрести его в охапку и отставить в сторону, но сейчас, вероятнее всего, это мог сделать только Кадиш. – Прошу, не отталкивай меня только потому, что боишься, мы справимся со всем вместе!       Его тон голоса стал повышаться от эмоций, и я поспешно накрыл его рот рукой, прислушавшись к возможным шумам пробуждения из соседней комнаты, но их не было, поэтому отпустил его, тяжело вздохнув и проведя рукой по своим растрёпанным от сна волосам.       – Я… Я не знаю, я никогда не думал, что смогу столкнуться с чем-то подобным, – моя речь была далека от той романтичной, что выкатил Кадиш, но я старался быть как минимум честным, ведь он заслуживает этого после стольких попыток добиться моего внимания. – Но ты же не отстанешь, да?       Кадиш широко улыбнулся, видимо уже умея считывать по моему поведению когда я начинаю сдаваться и ослаблять оборону, поэтому он крепко обнял меня, практически выбив из груди воздух, и я обмяк, позволяя себе хоть на секунду полностью раствориться в редком чувстве комфорта и спокойствия.       – Просто доверься мне, этого будет достаточно, – тихо прошептав, он отстранился, снова взглянув на меня, и его глаза сияли ярче луны, словно внутри его радужек переливалась целая вселенная. Чёрт, кажется, что я не смогу избежать этого снова.       Пока я пытался собраться с мыслями, дабы ответить хоть что-то, Кадиш снова медленно сокращал расстояние между нашими лицами, и находясь в миллиметрах от меня, я ощущал, как наше дыхание перемешивается, его нос осторожно дотронулся до моего, посылая заряд электричества прямо в сердце. Я невольно подался вперёд, чтобы наконец прекратить эту пытку, и в этот момент дедушка быстро затопал по коридору, хлопнув дверью спальни. Он делал так всегда, когда ему в очередной раз снилась война – тут же хватается за ружьё и выбегает на улицу, крича о том, чтобы никто не подходил близко к его семье.       Я со вздохом закрыл глаза, так и не ощутив снова его губы на своих, но он всё понял и кивнул, спросив, нужна ли его помощь. Я отказался, сказав ему подождать в комнате, после чего спустился к дедушке и принялся успокаивать его, чуть не получив по лбу прикладом, потому что был слишком невнимателен затуманенным состоянием от инъекции серотонина.       Когда всё стало спокойно, я провёл Кадиша через нормальный выход, доведя его до забора, у которого мы остановились, наверное с минуту просто смотря друг на друга. Эти долгие взгляды стали нашим личным выражением привязанности.       – Не будешь теперь убегать? – он игриво усмехнулся, выходя за калитку как можно медленнее, чтобы побыть рядом со мной подольше. Я тоже не торопился, не закрывая калитку до последнего.       – Посмотрим, – конечно же, я не мог ответить прямо, что постараюсь, потому что это было бы слишком смущающе. Но, судя по его яркой улыбке, даже этого ответа было достаточно, и он оставил последний лёгкий поцелуй на моих губах, после чего растворился в сумраке ночи. Я продолжал стоять на улице некоторое время с колотящимся сердцем и воспылавшим лицом, теперь осознающим, о какой любви рассказывала бабушка, когда я от скуки беседовал с ней обо всём подряд.       – Любовь, зайчик, невозможно пропустить, ты сразу поймёшь, когда она придёт в твою жизнь, – на эту фразу я закатил глаза, абсолютно не понимая что всё это значит, а она лишь добродушно засмеялась, говоря, что всё ещё на пути ко мне.       Дедушка обычно не любил разговаривать, засиживаясь в своей мастерской, где вырезал всевозможные фигурки из дерева, но в тот день он был с нами в гостиной, поэтому и смог услышать, о чём мы беседовали, неожиданно встряв в разговор.       – Ты всегда будешь один, запомни это и следи за собой, – эта фраза врезалась в мою голову сильнее, чем воркование бабушки. Бросив взгляд в сторону дедушки, я увидел, как тот продолжает как ни в чём не бывало смотреть телевизор, но его взгляд будто был не здесь. Бабушка поворчала на него, продолжая бормотать о своём, а я не мог отделаться от нарастающей паники в теле, ощущая противные холодные мурашки.       Эта фраза повторялась в голове даже в момент, когда я провожал взглядом фигуру Кадиша. Возможно ли вообще довериться кому-то также, как и самому себе?       Я попытался протестировать это, разрешая Кадишу задавать мне откровенные вопросы, на которые я с трудом отвечал, позволяя ему быть рядом даже тогда, когда злюсь, и вывод у меня случился только один – это страшно поначалу, но когда видишь, что близкий человек смотрит на тебя прежними глазами в любой ситуации, становится понятно что такое настоящая близость.       Мне удалось понежиться в этом чувстве «любви» пару недель, после чего наступила та злосчастная ночь, когда я, только-только начинающий свою жизнь, погиб без шанса на помилование.

***

      – Смотри, я нашёл записку! – выдернув меня из воспоминаний, Асур подошёл и протянул листок бумаги, сложенный в четыре раза, и у меня всё в горле пересохло, когда я взял это в руки. – Я не прочитал, просто увидел, что внутри написан текст. Раскрыв листок, я узнал записку Кадиша, которую он написал, когда однажды я сильно разозлился на него за то, что он слишком стал давить на меня своей заботой.       «Эвелин, в такие моменты я думаю, что твоё имя идеально тебе подходит, но это не со зла! Я знаю, что слишком пекусь о тебе временами, но что поделать? Я влюблён по уши и очень стараюсь соблюдать твои границы, но это становится трудно, когда замечаю в твоём взгляде ту редкую искру, которой удаётся добиться тяжёлыми усилиями… Это сравнимо с тем, когда я один перетаскиваю на склад чуть ли не тонну еды для наших звериных постояльцев, но для тебя такие усилия мне приятно делать хоть каждый день! Знай, что я всегда жду тебя, даже если ты не желаешь меня видеть, и просто хочу, чтобы ты знал, что в твоей жизни есть такой человек, которому ты важен. Твой Кадиш.»       Вижу, как на бумагу упала капля. Подняв голову на небо, замечаю, что оно едва украшенное облаками, значит дождя нет и это мои слёзы. Вытерев их пару раз с щёк, я осознал, что это поток, который уже не остановить, потому что слишком много слёз не выпускал и консервировал в себе, боясь проявлений слабости. Сейчас уже нет возможности повернуть назад, поэтому я скомкал записку, выкинув её в сторону и зарывшись лицом в колени, рыдая так, как никогда в жизни, выворачивая наизнанку душу, изуродованную шрамами и открытыми ранами, одна из которых проходила прямо по сердцу.       Асур, вероятно, был напуган и сбит с толку моей реакцией, потому что он видел лишь один раз, как я плачу, и то это было от лука, который противный Малис поднёс к моему лицу, когда я в очередной раз мыслями был в другом месте, дабы вернуть меня в реальность.       Я потерял счёт времени, от чего казалось, что сижу вот так уже несколько лет, выплакивая из себя все сгустки боли. В какой-то момент я ощутил, как на мои плечи ложится рука Асура, и он садится рядом, просто даря мне молчаливую поддержку, и это именно то, что нужно. Я бы умер, если бы столкнулся с этим прорывом плотины в одиночку.       Для меня пропали все чувства, я будто оказался в вакууме, в котором один за другим проносились воспоминания из моей прошлой жизни… Она была нудна, тяжела, но прекрасна. Она была моей.       То, что я проживаю сейчас, трудно назвать одним цензурным словом, но я уже не мог с этим что-то поделать. Оставалось только принять то, что всё когда-то разрушилось в одночасье, и от такого не застрахован никто.