Сыновья-близнецы дьявола герцогского рода

      Близился рассвет, когда в замке северного Герцогства Дантес раздался крик новорожденного младенца, а следом ещё один. Роды, начавшиеся прошлым вечером, завершились к рассвету.       Юноша, которому от силы можно было дать 16-17 лет, находился в помещении верхнего этажа замка из белого камня. Он сидел на широком подоконнике просторного кабинета, пустым немигающим взглядом небесно-голубых глаз всматриваясь куда-то вдаль горизонта. Казалось, что крики детей ничуть его не тревожили, как и шум, создаваемый слугами в замке. Складывалось впечатление, что юноша на самом деле искусная скульптура, которую по чьей-то прихоти одели в настоящую одежду. И лишь мерно вздымающаяся грудь доказывала, что это живой человек.       Раздался стук в дверь. Молодой человек не сдвинулся с места и даже не изменил позу, лишь ломающимся низким голосом выдал: — Входи.       Дубовая дверь отворилась и в кабинет зашёл мужчина почти 50 лет, с неполной сединой и облаченный в костюм дворецкого. — Ваша Светлость, — он поклонился хозяину замка, следуя этикету, и, выпрямившись, обратил взор серебристо-зеленых глаз на фигуру, расположившуюся на подоконнике позади массивного рабочего стола, — близнецы. Мальчики. Младший слабее. Возможны проблемы со здоровьем. — Та женщина… — Умерла.       Юноша отвернулся от окна и вперил взгляд в стену. Ничего не замечая, он поднёс большой палец правой руки ко рту и прикусил ноготь. Его взгляд всё ещё был пустым, но дворецкий понял, что его хозяин размышляет о дальнейших действиях с телом теперь уже почившей Герцогини. Однако он с укором сделал замечание: — Ногти, Ваша Светлость. — Ох… — словно очнувшись, молодой человек обратил внимание на свои действия и тут же убрал руку. Он обернулся к своему слуге, — отправьте тело в Графство Пауэл.       Дворецкий нахмурился в явном непонимании, но не стал перечить или высказываться по данному поводу. Его работа выполнять приказы, не более. — Дети? — Я не желаю сейчас на них смотреть, — поняв вопрос, тяжело ответил парень и закашлялся, сразу прикрывая рот рукой. Его плечи неконтролируемо затряслись, а всё его лицо приобрело крайнюю усталость.       Дворецкий подошёл к маленькому столику среди двух диванчиков, расположенному почти в середине кабинета, и налил воды из кувшина в стакан, которые стояли на нём. Держа данный стакан в руке, он подошёл к окну, обойдя рабочий стол своего совсем молодого хозяина, который с благодарностью кивнул ему и забрал сосуд из рук, подхватывая за дно и избегая прикосновения. Пока юноша после кашля избавлялся от сухости и першения в горле с помощью воды, слуга внимательно его рассматривал.       Алые длинные волосы, что можно сравнить со свежепролитой яркой кровью, были собраны в низкий хвост чёрно-белой лентой и перекинуты на одно плечо. В голубых глазах читались усталость и некая обречённость, под ними виднелись небольшие тени из-за недосыпа и в уголках по родинке, а дальше шла небольшая сыпь, распространяясь на щеки и нос. Черная рубашка с растегнутыми верхними пугавицами и закатанными рукавами, из-под которых виднелись бинты и часть металлических тонких оков, напоминающих наручи, с вязью каких-то затейливых знаков, складывающихся в узор. Чёрные зауженные к низу брюки, без всяких украшений и вышивки, и корсет-пояс такого же цвета, что и остальная одежда. И из всего этого выбивалась белая шаль, накинутая на плечи и спускающаяся с локтей. Его фигура не была полностью сформирована и ещё не образовавшийся кадык был тому доказательством.        Заметив босые ноги молодого Господина, дворецкий не мог не нахмуриться. Впрочем ему оставалось только беспомощно вздохнуть, ибо он прекрасно знал, что ничего не изменится. — Имена, Ваша Светлость? — забирая стакан обратно, поинтересовался дворецкий. — Позже, Эдвард — устало выдавил из себя юноша. Было заметно, что ему трудно говорить. Он спрыгнул с подоконника и направился к выходу из кабинета. Главный дворецкий, Эдвард, последовал за ним, по дороге вернув стакан на место.       При выходе у дверей молодому человеку поклонились двое рыцарей, одетые в черно-алые мундиры с гербом герцогства Дантес, белый цветок с черно-красной бабочкой на нём. Их задача заключалась в охране кабинета Герцога. — Ваша Светлость, примите наши поздравления и соболезнования! — одновременно четко и громко выговорили рыцари-хранители. Юноша кивнул, принимая пожелания. Однако один из рыцарей продолжил: — Хотя по мнению этого скромного слуги тут нужны двойные поздравления, ведь Вам теперь не придется лично разбираться с теперь уже сдохшей крысой, — с довольной ухмылкой на устах, протягивая гласные, произнёс рыцарь с карамельной кожей, серебристыми волосами и серыми глазами, выглядевшему чуть меньше 30 лет. Дворецкий взглянул на него неодобрительно. Второй рыцарь с ужасом посмотрел сначала на своего коллегу, а потом на молодого Герцога с чьих уст сорвался смешок, от которого у первоназванного пробежал по спине холодок. — В таком случае именно ты будешь возглавлять транспортировку тела этой крысы до Графства Пауэл, Сэр Кэйа, — раздался довольный голос молодого человека, чьи голубые глаза по-особенному заблестели, когда он прикрыл их наполовину. — Этот скромный слуга исполнит любой Ваш каприз и приказ, Ваша Светлость Господин Эзтли, — склонился в поклоне рыцарь по имени Кэйа, приложив правую руку к сердцу. Второй рыцарь, моложе первого, с некоторой неловкостью последовал его примеру. Когда они разогнулись, то могли видеть только спины уходящих Герцога Дантес и дворецкого Эдварда. Их шаги абсолютно не были слышны, хотя в замке уже некоторое время как было тихо.       Пройдя несколько коридоров, пара хозяина и дворецкого наткнулись на нескольких служанок с двумя свертками из пеленок. Они склонились в реверансе, тихо приветствуя: — Поздравляем с рождением наследников, Ваша Светлость! Это большая редкость, рождение двух детей за раз, тем более мальчиков. Также соболезнуем Вашей потере, — если в начале слышалась искренняя радость, то последнее предложение было произнесено с явным недовольством. Однако Эзтли не обратил на это никакого внимания, хоть и заметил. — Благодарю. Вы все славно поработали сегодня и наверняка устали, — юноша опустил нахмуренный взгляд на свёртки. Не трудно было догадаться, что эти служанки назначены ответственными за детей, его детей, которых они сейчас держали в руках. Это объясняло и их тихое приветствие с поздравлениями. Внутри заскребло что-то неприятное, руки, до сих пор сложенные на груди и держащиеся за шаль, сжались в кулаки.       «Когда стараешься оттянуть неизбежное, оно наступает в разы быстрее», — с такими мыслями Эзтли обречённо вздохнул, не отводя взгляд, который снова стал пустым. Правая рука снова неосознанно потянулась ко рту, но он быстро одернул её, опомнившись. Юноша минуту стоял неподвижно, а слуги также не решались двинуться или что-либо сказать. Дети же, полностью приведенные в порядок и обернутые в теплые пелёнки, спокойно спали на руках служанок. В конце концов что-то решив для себя, Герцог раздражённо вздохнул, резко проводя правой рукой по всей длине волос и дёргая черно-белую ленту за один конец. Низкий хвост распался, волосы полностью раскинулись по спине, а лента в две полоски оказалась разорвана на две части бледными руками, что покрыты мелкими шрамами и мозолями.       Заметив шаги господина в свою сторону, служанки с младенцами в руках склонили головы, вперив взгляды в пол. Они слегка отодвинули маленьких созданий от своих грудей и частично раскрыли верхние части пелёнок. Решительные шаги Эзтли замедлились, когда до детей оставалось пару-тройку шагов, лицо его стало нечитаемым, а руки мелко задрожали. Его тяжёлое дыхание выдавало его крайне нелегкое состояние на данный момент. Он бросил через плечо взгляд на Эдварда, который ответил ему успокаивающей улыбкой, уверенным взглядом и кивком, как бы поддерживая.       Никто не говорил ни слова, никто не смел даже громко дышать, а тем более осуждать молодого хозяина за внезапную заминку и нерешительность. Слишком многое они знали и слишком многое повидали в стенах этого замка.       Молодой человек прикрыл глаза и глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться и усмирить дрожь в руках. Он медленно сократил оставшиеся шаги. Взор голубых глаз опустился на два небольших свертка из пелёнок. Из них выглядывали маленькие головки с небольшим алым пушком на голове у обоих и пухлыми щёчками. Они были такими маленькими и беззащитными, что Эзтли в душе обругал себя за такое поведение. Однако, что бы он себе мысленно не говорил и как бы себя не успокаивал, его руки не переставали трястись. Не обращая внимание на реакцию своего тела, он аккуратно взял ручку младенца слева от себя и повязал на неё белую полоску ленты для волос. Это далось ему с трудом из-за трясущихся рук и внезапно ослабевших пальцев. — Лукас. Лукас Дантес имя этого дитя, — хриплым голосом, из-за вновь образовавшегося першения в горле, выдавил из себя Эзтли Дантес. Он взял вторую часть ленты, черную, и повязал её на руку второго младенца, — тебя же… Будут звать Кэйл, Кэйл Дантес. — Приветствуем юных Господ, Лукаса Дантес и Кэйла Дантес! — тихо, дабы не тревожить сон детей, произнесли слуги. Они стали свидетелями признания двух младенцев частью Великого Герцогского рода Дантес.